Символы

С самого детства Виктору твердят, что его соулмейт - очень странный человек. Это первое, о чём говорит папа, когда мальчик прибегает к нему с просьбой перевести незнакомый язык - позже становится ясно, что это разговорный английский. Это немного разочаровывает - Витя хотел бы, чтобы его родственной душой был кто-то свой, из родной и необъятной. Не вышло, но Витя всё равно решает, что будет его любить - он уже любит, так сильно, как только можно любить половинку самого себя. Папа несколько раз переводит текст, но Виктор всё время забывает о смысле слов на своей руке. Ясность появляется позже, когда он всерьёз увлекается фигурным катанием и разучивает чужой язык. Несколько лет он просто не смотрит на бессвязные слова, потому что до безумия боится, его вторая половинка на самом деле не в себе, и ему предстоит провести остаток своей жизни, нося передачки в психиатрическую клинику. То, что так оно и будет, Виктор не сомневается - он со всей подростковой горячностью обещает себе, что не бросит своего соулмейта, никогда и ни за что. Связывать жизнь с психом страшно, но он с отчаянной решимостью готов рискнуть. Подступиться к тексту Виктор рискует только в пятнадцать - и тратит несколько часов, чтобы из дикой мешанины а-ля google-переводчик вычленить главную мысль. Его соулмейт восхищается им, следит за карьерой с детства и умоляет стать его тренером. Виктору ещё никогда не было так стыдно - скачущие, бессвязные строчки слишком пропитаны дикой любовью и обожанием. Речь явно идёт о его карьере в фигурном катании, и его соулмейт уже несколько лет должен смотреть на его выступления по телевизору. Это внезапно обнадёживает, и Виктор начинает кататься с неслыханной самоуверенностью - если его родственная душа восхищается им так сильно, что просит стать тренером, то Никифоров явно выигрывает каждый раз, когда встаёт на коньки, и собирает медали. Первый сезон во взрослой лиге заканчивается золотом, и Яков чуть не плачет, со всей дури хлопая своего нового звёздного фигуриста по спине. На все вопросы Виктор улыбается и вкладывает всю нежность в помахивание рукой на камеру - он собирается кататься ради своего соулмейта, с такой страстью верящего в него. Когда Виктору переваливает за двадцать пять, его энтузиазм стремительно иссякает. На его место приходит страх, что он встретит соулмейта слишком поздно, когда станет брюзжащим стариком вроде Якова, а его вторая половинка будет юным и невинным талантом, только что перешедшим из юниоров. Нет, он и не ждал, что его найдут в начале карьеры, но он уже достаточно знаменит, чтобы получать предложения о тренерстве - не на профессиональном уровне, но за баснословные деньги. Увы, эти просьбы составлены грамматически идеально, а восхищение его катанием подано настолько коммерчески, что у Никифорова сводит зубы. Разумеется, он отказывается - ему надо кататься, надо стоять на пьедестале и блистать, чтобы его соулмейт мог следить за ним с экрана телевизора. Чтобы дикое, яростное восхищение на его руке было максимально обоснованным, и он смог с гордостью смотреть в чужие глаза при встрече. Но, кажется, его вторая половинка выбрала пассивное наблюдение, а Виктор не хочет кататься для того, кто в этом не нуждается. В двадцать семь Виктор решает, что это его последний сезон, и гори оно всё синим пламенем. Детские мечты разбиты вдребезги - никто не может стоять на льду вечно. Ему даже нет тридцати, и у кучи людей жизнь в этом возрасте только начинается - но он фигурист, а значит слишком стар, и пора выходить на пенсию. Никифоров абсолютно спокоен - он прекрасно знает, что пойдёт в тренеры. Он даже почти отправил запрос в Детройт - там явно будет больше шансов встретить человека, говорящего по-английски. Он немного обижается на своего соулмейта - сейчас, в его последний сезон, поддержка самого близкого человека была бы не лишней. На банкете он почти спокоен, и Юрка подозрительно спрашивает, не шурнулся ли он чем-то запрещённым в туалете. Виктор даже собирается ответить, когда вдруг у сидящего в углу японца буквально срывает башню. Кацуки Юри, в финале Гран-При занявший последнее место - полный провал для присутствующих здесь и несбыточная мечта для тысяч фигуристов по всему миру. И то, что эта "нежная фиалка" творит, убивает наповал и вызывает только один вопрос - какого чёрта человек с таким животным магнетизмом решил катать нежную, лирическую хрень? Юри затягивает всех - больше всего задевает Криса, который, как и все присутствующие фигуристы, прекрасно видит, что весь эрос его выступления сметён пьяной выходкой на шесте. И, разумеется, поддатый Крис не может оставить это без внимания, и два профи начинают щеголять нижним бельём и извиваться на пилоне, доказывая всему миру, что они не останутся без работы после завершения карьеры. Виктор почти придумывает красивый каламбур, над которым мог бы тихо похихикать в уголке, а потом происходит то, что переворачивает его мир с ног на голову. Кацуки Юри, всё ещё без штанов, но уже в пиджаке, виснет на нём и начинает говорить - и Виктор с замиранием сердца узнаёт каждое слово. Пьяное, бессвязное бормотание, пьяные, шальные глаза - пьяные объятия и пьяная любовь, которую Виктор, кажется, ждал всю свою жизнь. Увы, прямо сейчас они находятся посреди банкетного зала, куча людей слышат эти дикие, переполненные обожанием слова, а на его второй половинке нет штанов. Одним словом, Виктор слишком ошарашен и смущён, так что его хватает только на многозначительное: - Эммм... Виктор хочет убить себя за такую тупую реакцию, но чужие глаза изумлённо распахиваются, а ладонь резко накрывает предплечье, явно прикасаясь к заветной фразе. Они даже тянутся друг к другу и собираются поговорить, несмотря на злосчастные штаны, перегар и толпу. Потом в зал врывается срочно вызванный Челестино, и Юри со скоростью света исчезает из поля зрения. Момент встречи с соулмейтом, о котором Виктор грезил столько лет, оказывается безнадёжно испорчен. Когда Юри вырастает достаточно, чтобы на коже можно было разобрать слова, он и его семья оказываются шокированы и озадачены. Никто из них не знает английского на высоком уровне, но этого и не требуется - звук, выражающий удивление, смущение и желание избежать неприятной беседы ясен и так, чисто на интуитивном уровне. За свою жизнь Юри слышит это дурацкое "Эммм..." постоянно - когда спрашивает дорогу, даёт слишком большую купюру в магазине или предлагает встречаться милой девочке с фразой "Я согласен, если Вы выпьете со мной кофе" на руке. Когда он переезжает в Детройт, это становится просто невыносимым - он японец, и местные демонстрируют свою хвалёную толерантность с небольшой заминкой. Всю свою сознательную жизнь он влюблён в Виктора Никифорова, и пробивается в список лучших фигуристов только ради него. После жизни ради Никифорова его приезд кажется чем-то нереальным, Юри шокирован и совершенно беспомощен - а это значит, что Виктор может делать что угодно, и японец не будет возражать. Но даже его ослеплённость, его глупая, безответная фанатская любовь не может оправдать то, что его новый тренер странный. Что прикасается слишком часто, что улыбается слишком интимно, что иногда говорит странные вещи, будто Юри может их понять - например, когда отдаёт ему "Эрос" и сообщает, что это именно то, что надо, и он давно мечтал. Что же, он покорится - откатает "Эрос", откатает "Юри на льду", откатает что угодно, лишь бы Виктор всегда смотрел только на него. Проблема лишь в одном - Виктор всегда собран и спокоен, он никогда не говорит "Эммм". Вообще. Конечно, Юри давно не надеется и отлично помнит про "фото на память", но он эгоистично хочет услышать фразу со своей руки и немного помечтать. Мечта о мечте, как ни странно это звучит, так и остаётся мечтой, но Кацуки и не переживает по этому поводу - ему достаточно того, что есть сейчас. Того, что Виктор рядом, что он ставит его программу и смотрит, смотрит не отрываясь, смотрит изо всех сил. Потом у них появляется шутка - последняя программа Виктора, превращённая в парную. Когда у них перерыв, они катают именно её - вместе, и Никифоров даже поднимает своего ученика в несколько поддержек, на которых они вполне могли бы набрать очки. Юри и в самом деле думает, что это смешно - мужского парного катания не существует. Впрочем, он никому не говорит об этом, справедливо полагая, что не-фигуристы юмор просто не поймут. Это лучший сезон в его карьере, потому что человек, ради которого Кацуки Юри катается всю жизнь, теперь действительно смотрит на него. И, наверное, последний - потому что красть Виктора Никифорова у мира это настоящее преступление. И плевать, что сам фигурист делает вид, что всё в порядке - он нежен, тих и неизменно обходителен. Как Виктор умудряется сочетать это с подколками, издевательствами и унижением, было величайшей тайной вселенной, но Юри малодушно списывает это на загадочную русскую душу. По крайней мере, им всё ещё было уютно вместе, так что Кацуки не собирается поднимать эту тему. Вообще. В планах - тихо откатать на пределе сил, взять золото и уйти, требуя от Виктора обещание блистать на льду до самого конца. Именно с такими мыслями он идёт выпивать с другими фигуристами, и именно это вертится у него в голове, когда он говорит о прошлом банкете. И Кацуки Юри точно не ожидает, что эти слова вызовут настоящий взрыв. Что Юрий чуть не умрёт, подавившись стаканом с водой, Пхичит выронит свой телефон, а Виктор сначала побледнеет, а потом начнёт трясти его за плечи, повторяя "ты не помнишь, ты не помнишь?!". Ну, а потом он видит...ЭТО. Фотографии. Фотографии. ФОТОГРАФИИ. На шесте, на полу, на Крисе, на Викторе... Как все эти люди могли нормально общаться с ним после всего этого?! С другой стороны, сразу стало ясно, почему Виктор выдал ему "Эрос" - короткое видео заставило Юри покраснеть до кончиков ушей. Кажется, он откатал свою короткую совсем не так, как мог бы, и в следующем году стоит задуматься о ещё одной программе на ту же тему... Но он ведь не собирается кататься дальше, правда? В любом случае, Юри слишком стыдно, и он сбегает в отель - прятаться под одеялом, как ребёнок, и умирать от смущения. Ну, и избегать Виктора, который застревает с остальными ещё на полчаса, а потом тихо садится на его кровать и тяжело вздыхает. - Не могу поверить, что ты не помнишь. Хотя, наверное, мне стоило заговорить с тобой раньше... Эй, Юри, можешь выглянуть и посмотреть? Оказывается, Никифоров протягивает ему телефон, и на экране уже мерцает видео с того злосчастного банкета. Более того, Виктор явно нервничает, и один его рукав закатан, демонстрируя исписанную руку, которая сразу оказывается на чужом колене. - Прости, у меня плохо выходят объяснения. Покрасневший Виктор, прикрывающий лицо ладонью, мог бы заставить Юри сделать всё, что угодно - и несколько минут собственного позора это меньшее из огромного списка. Хотя видео и в самом деле совершенно ужасно - он без штанов, с галстуком на голове, висит на своём кумире и несёт бред. Это настолько стыдно, что он отводит взгляд... и видит текст на чужой руке, который выглядит, как чёртовы субтитры к той ереси, которую он выдаёт на видео. Слово в слово, пауза в паузу, заминка в заминку - то, чего просто не может, просто не может... - Эммм... "Эммм", чёрт возьми - совсем как на его руке, буквы с которой он прямо сейчас рассматривает! И это уже слишком - слишком идеально, слишком невозможно, слишком безумно, чтобы быть правдой. Хотя Виктор, кажется, понял его молчание как-то неправильно. - Нам и в самом деле стоило поговорить об этом раньше - просто я был уверен, что ты помнишь, а твоё тотальное игнорирование моих намёков это такой хитрый японский способ показать, что тебе нужно время... Я идиот, да? Но Юри не думает, что Виктор идиот - Юри сейчас вообще ни о чём не думает. Голова пустая, в животе воздушный шар, кончики пальцев на ногах покалывает, и он может только рассматривать две дурацкие надписи на руках, поочерёдно тыкать их пальцем и истерично смеяться, судорожно пытаясь вдохнуть. Они поговорят обо всём позже - после того, как перепуганный Виктор вдруг поймёт, что истерика его второй половинки не прекращается, поднимет всех на уши и притащит в номер дико матерящегося Якова, после того, как Юри внезапно расплачется и проведёт ночь, шмыгая носом на чужой груди. Прямо сейчас эти двое немного заняты - они пытаются осознать, что безумно, неправдоподобно, преступно счастливы.