***
Зрение удаётся с трудом сфокусировать, предметы перед ним расплывались в неразборчивое пятно, постепенно собираясь в единую картину: компьютер с графиками, которые нужно сдать уже завтра и стопкой папок у края стола. Взгляд зацепился за стоящий маленький кактус в глиняном горшочке. Его рабочее место. Вздохнув, Намджун потирает усталые веки. В воздухе отчетливо витает резкий запах кофе, от которого уже тянет прочистить желудок. Кофе и сигареты — личное топливо, от адовой смеси которой уже стучит бешеной пульсацией в висках — давление скачет не на шутку. Измотанный и отравленный этим организм, отказывается выполнять свои функции, что порой он ненадолго впадает в транс. Апатия и вылет из реальности — его состояние по умолчанию, заводская настройка, которую он не спешит переключать, возможно, это отчаянный сигнал тревоги его заёбанного мозга. Требовался отдых, который совсем ему не симпатизировал. Много свободного времени — много лишних мыслей. Крепкие руки ложатся тяжёлым грузом ему на плечи, он бы вздрогнул от неожиданности, но уже не в состоянии реагировать на что-либо. Намджун лишь заторможено оборачивается с самым отсутствующим выражением лица. Цветовая гамма его кожи в этот момент колеблется от серых до землистых оттенков, а офисное освещение не презентует его в лучшем свете, только выгодно подчеркивает недостатки. — Хэй, приятель, тебе не помешало бы немного отдохнуть! — Извечная улыбка на этом лице, заставляет Намджуна скривиться. На Чон Чонгуке, его коллеге по работе, улыбка никогда не сползала с миловидного лица, от того она казалось нелепой и чопорной, напоминая застывшую рекламу на упаковке зубной пасты с белоснежными ровными зубами, которая уверяла вас в такой же безупречной улыбке после использования их продукта. Но никакими приятелями они с Чон Чонгуком не были, от силы они перекидывались лишь парой фраз у кофемашины и это был пик их общения. — Я ещё не закончил, — с этими словами Намджун отвернулся к своему графику, демонстрируя, что диалог окончен. Но коллега так не считал. — Кажется… Твоё растение заболело, — Намджун перестал стучать по клавишам. Его удивило внимание к деталям, которые обычно Чон Чонгук опускал, в виду своей незаинтересованности в жизни своего коллеги и соседа по рабочему месту. Это был прогресс в их отношениях. — Рабочий день закончился, я пойду. — Похлопав по плечу, парень поспешил удалиться, оставляя его в раздумьях. Все работники тихо шуршали, спеша как можно быстрей свалить из рабочего места. Это продолжалось недолго. Через десять минут все эти шорканья по ковролину унеслись в сторону выхода. Намджун остался неизменно сидеть на своём месте, стуча клавишами и кликая мышкой, покрасневшие глаза изредка моргали, прозрачные стёкла очков давали блики голубого света монитора. Но краем уха он улавливал отдалённые постукивания в углу офиса такого же характера. Опять он. Когда время близилось к девяти вечера, Намджун откинулся на спинку кресла и вытянул руки кверху, растягивая напряжённые мышцы, нещадно болевших плеч. Ему определённо нужен был хороший массаж. Собрав свой портфель и выключив компьютер, Намджун направился к выходу. Он отчётливо слышал шуршание позади и тихие шаги, идущие вслед за ним. Намджун невозмутимо нажал на кнопку вызова лифта, рядом остановились за пару шагов. Он снова ощутил этот появившийся аромат, который обычно бывает в отделах с бытовой химией: смесь ополаскивателя для белья, мыла и парфюма. Он чувствовал пристальный взгляд на своём лице и не выдержав, обернулся. Джин чуть сконфузился, но взгляд не отвёл. — Опять остаёшься сверхурочно? «Как и ты», — пронеслось в голове Намджуна. Впрочем, ничего нового. Каждый раз он слышал такие же постукивания клавиш с рабочего угла Джина и неловкое перебрасывание сухими фразами у лифта, чтоб разбавить неловкую тишину. — Да, — краткого и бесцветного ответа достаточно, чтобы прекратить этот бессмысленный диалог. Двери лифта раскрылись и двое поспешили зайти внутрь. Намджун нажал на кнопку первого этажа и двери закрылись, вновь погружая их, в застывшее молчание. Он опять это делает. Смотрит. Намджун видит это через зеркальные стены, стараясь не рассекретить свою осведомлённость, чтобы не вогнать новую волну неловкости и скомканности. Как только двери снова раскрылись, Джун облегчённо выдохнул и быстро направился прочь из тесного помещения. Уже стоя в вагоне метро, он погружался в неглубокую дрёму, но даже сейчас его мозг умудрялся подсунуть ему образ его коллеги. Нет, не Чон Чонгука- щелкунчика, а другого. Ким Сокджин. Намджун не мог переварить этого парня с момента их знакомства. Он был странным и не поддавался пониманию, или он был не настолько в нём заинтересован, чтобы уделять ему должное внимание. Намджуну вообще следовало быть более внимательным к окружающим, вытащить свою голову наконец с вечной стопки отчётов, графиков, таблиц расчётов. Но как-нибудь потом. Его не интересовало почему Ким Сокджин так же остаётся допоздна на работе, есть ли у него семья, чем он занимается за стенами офиса и сколько ему в конце концов лет. Они каждодневно пересекались утром у лифта, приходя за час до рабочего времени, временами сталкивались в комнате отдыха во время обеда, иногда в курилке, но тот всегда уходил, простояв после его прихода секунды две и к концу встречаясь там же у лифта. Намджун чувствовал кожей его пронзительные взгляды, которые внимательно перетекали по его напряжённому профилю, словно изучая. Он совершенно не знал, что на уме у этого тихого и странного парня Ким Сокджина, но и знать особо не хотелось. Следующее рабочее утро он встретил в одиночестве и удивленно осмотрелся, ожидая свой лифт. Что он чувствовал в этот момент? Это было странно, непривычно и… досадно? Пожав плечами, он вошёл в тесную кабинку, немного заторможено, будто чего-то ожидая. Вздохнув, он нажал на кнопку, моментально себя одёрнув — «Что за разочарованные вздохи?». Намджун наблюдал, как двери медленно закрываются и когда они почти сомкнулись, на маленькое расстояние просунулся чей-то ботинок, он немного нахмурился, мысленно испытав эту тупую боль зажатой ноги. Двери разошлись, являя взору запыхавшегося и так непривычно помятого Ким Сокджина, он стремительно вошёл, будто боясь, что через секунду он вновь упустит лифт. И это показалось Намджуну… милым? Его лицо в это утро становилось всё мрачней от собственного мысленного потока. — Привет… — уголок его губ нервно дёрнулся, изображая что-то наподобие улыбки. Волосы Джина разметались, а галстук чуть съехал в сторону, вторая половина рубашки была так и не заправлена в строгие брюки. Намджун только заметил, что изучает его с ног до головы, на что его коллега чуть нервничал от столь пристального внимания за всё время их знакомства. — Привет, — наконец ответил Джун, всё ещё рассматривая такого необычного Ким Сокджина, что в обычные дни отличался своим аккуратным внешним видом и опрятностью, видимой за версту. — Выглядишь, эм… — Паршиво? — помог ему Сокджин, но он хотел сказать совсем не это. «Выглядишь таким… домашним». — Бессонная ночь? — заметив потемневшие круги под красными белками глаз, да и общий вид лица был болезненно бледным и несвежим. На этом вопросе парень стушевался, немного шугано на него посмотрев, будто он поймал его на чём- то постыдном. На вопросительный взгляд он отвёл глаза в сторону, нервно кусая губу, вновь возвращая лицу бесстрастность, но при этом его уши пылали. «Он смущён?». — Немного… — Намджун убеждал себя, что его абсолютно не интересует чем занят его коллега, когда не высыпается по ночам. И как кстати лифт остановился на нужном этаже и двое облегчённо вывалились из него и разбрелись по своим рабочим местам. Во время пика рабочего дня Намджун кидал взгляды в сторону зоны Ким Сокджина, тот в свою очередь клевал носом время от времени, выглядя при этом умилительно. И с каких пор он считает Ким Сокджина умилительным? Это шокирует. Конечно, многие люди считали его привлекательным, да что там скромничать, он считался Богом секса в их отделе и Намджун зачастую слушал разговоры девушек, пока мешал свой дешёвый растворимый кофе три в одном. Но почему-то его красота холодного парня не распространялась на него. И правда, почему? Думал сам Намджун, посмотрев на него под данным углом именно сегодня. Почему он этого не замечал? Именно в момент его раздумий о том, считает ли он привлекательным своего коллегу, виновник его мысленных баталий повернул к нему голову, слишком резко раскрывая глаза, что он не успел отвести взгляд, застыв с наиглупейшим сосредоточенным лицом. Осознав своё фиаско, он поспешил тотчас же отвернулся на свой экран, заваленный файлами. Через пару часов он возвращался на своё место из комнаты отдыха, но опять бросив взгляд на Сокджина, скрылся в комнате вновь. Ким Сокджин всеми силами пытался собрать себя в кучу, хотя бы в лужу. Не выспавшийся и замученный стрессами мозг, отказывался работать и воспринимать любую информацию. А стрессовых ситуаций в его жизни было достаточно, но большинство из них кружились на одной персоне. Ким Намджун был сам по себе огромной стрессовой ситуацией для его мозга и сердца, в общем то, тоже. И его неожиданное внимание к его персоне сегодня считалось стрессом на весь год вперёд. Обычно из его угрюмого коллеги не вытянешь и десяти слов. А его вопрос о бессонной ночи смутил, он никак не мог сказать причину своей бессонницы. Как он ему это преподнесёт? Я не сомкнул глаз, потому что всю ночь думал о тебе? Абсурд и содомия. Сокджин не был преуспевающим работником месяца и трудоголиком. Причина сверхурочных — Ким Намджун, это ледяная высокая статуя с божественными ногами, этот мрачный менеджер, что не видит вокруг ничего, кроме своей работы. Он начал оставаться допоздна, хоть и рабочий день заканчивается в пять, лишь бы «случайно» пересекнуться с ним в лифте и перекинуться парой слов, чтобы хотя бы напомнить о своём существовании. Но он жёстко палился. Или Ким Намджун полный идиот и слепой по жизни, что не замечает его взглядов или ему просто на него плевать. Ради сухих приветствий с ним и сухих пожеланий доброго утра он встаёт исправно вот уже несколько месяцев в пять тридцать, чтобы в семь утра быть на рабочем месте, за час до его начала из- за одного сумасшедшего, помешанного на работе. Его вырвал из мыслей звук, поставленного на стол, бумажного стаканчика. Пару раз моргнув своими иссохшими глазами, он медленно возвёл взгляд кверху и с удивлением впился взглядом в хмурое лицо напротив. И который раз отмечал про себя, что очки это его фетиш. — Кофе. — Что? — Ты выглядишь ужасно. — А… — Пожалуйста. Сокджин ещё долго смотрел на его удаляющуюся фигуру, пока тот не сел за свой стол. Его выкинуло из планеты, далеко в прострацию, затягивая в чёрные дыры. Он долго мерил взглядом стакан, с парящим паром, и запахом кофе. Взяв в руки горячий стакан, сделал глоток и тут же выплюнул содержимое обратно. Невероятно крепкий американо. Сокджин ненавидел его, предпочитая латте с приличным количеством сливок и тремя ложками сахара, с карамельным сиропом. Пустой стакан вновь опустился на стол. Он почувствовал себя конченным помешанным мазохистом. Рабочий день Намджуна закончился. Он с удивлением отметил, что просидел дольше обычного, оторвавшись, лишь когда подоспела уборщица. Направляясь в сторону станции, его привлёк небольшой мешок на автобусной остановке. При близком осмотрении, коем оказался его коллега Ким Сокджин. Раздумья заняли ровно минуту, прежде, чем ткнуть его в плечо, затем ещё и ещё. Шёл снег и «мешок» немного накрыло белыми хлопьями. Джин разлепил глаза и захотел больше никогда их не закрывать. Намджун при свете уличного фонаря и кружащимся снегом, прилипавший на его ресницы и брови, опадая тонким слоем на его светлые волосы. Его нос и щёки чуть покраснели от холода, он и не заметил, как на его лице застыла глупая улыбка. — Ты умер? — Что? — Ты пьян? — Что? Только сейчас дошло осознание, что он заснул прямо на автобусной остановке, пропустив уже два своих автобуса. Он слишком резко выпрямился, чуть напугав Джуна. — Чёрт… — единственное, что смог связать Джин. — Ты слишком красив, чтоб засыпать вот так на улице… — осознание сказанных слов в слух, пришло лишь секундой после. Намджун так и застыл с широко раскрытыми глазами, сжав губы в плотную линию. «С каких пор я так много болтаю?». Джин выглядел не менее ошарашенным, он закрывал и открывал рот несколько раз, его вынесло из реальности. Он убеждал себя, что ему это не послышалось. — Повтори ещё раз. — Я ничего не говорил, — прежде, чем развернутся на сто восемьдесят градусов и большими шагами направиться к метро. Всё началось с злосчастного приглашения на корпоратив в честь дня рождения их босса. Всем было известно, что их босс Мин Юнги любитель выпить. Они собрались у ресторана с самгёпсалем, в зале стоял гул голосов и пьяного смеха, стаканы не должны были пустовать, а отказать боссу грех. Пришлось выпить. Намджун ненавидел подобные сборища, но поделать ничего не мог. В разгар веселья он удалился на улицу покурить. Свободно выдохнув прохладным зимним ветром, Джун облегчённо закурил, наконец, выбравшийся из шумного душного помещения. И вот опять. Он кишками чувствует на себе чужой взгляд. Повернув голову в сторону, ничуть не удивился. Недалеко стоял Ким Сокджин, потирая руки от холода, с румяными щеками и буквально облизывающий его взглядом, что ему стало до смешного неудобно. Он нервно теребил конец сигареты. И почему ему стало неловко курить при нём? И он просто отвернулся, взял и отвернулся в сторону, сделав новую затяжку. Когда он потушил, стлевшую сигарету, и повернулся, то того уже не было. Пока Джин судорожно трясясь от холода, стремительно заходил обратно в ресторан, он понял, что Ким Намджун, курящий сигарету, держащий её своими невозможно изящными руками — официально его второй фетиш. После того, как они выпили в караоке, затем и в следующем ресторане, Джин был уже прилично пьян. А Намджун — стёклышко. Всё, что он делал, так это выливал содержимое своей стопки в чужие. — Намджун, скажи Сокджину, что мы уже сворачиваемся, — крикнул ему Чон Чонгук, перекидывающий через плечо руку своего пьяного в хлам партнера по продажам. — Он что-то задерживается в уборной. И он бы отказался просто потому, что ему сейчас срочно нужно слить домой, просто потому, что пьянки его выматывают. Но скрипя сердцем, он кивает и идёт в сторону уборной. Зайдя внутрь, никого не обнаруживает. Но виновник его задержки находится в одной из кабин, скромно сидящим на полу, подобрав под себя колени и склонив голову вбок, забываясь мирным сном. Намджун присел на корточки перед ним, рука протянутая к нему так и застыла в воздухе. Появилось резкое желание не прерывать столь хрупкий сон. Застав себя за бесстыдным рассматриванием утончённых черт лица напротив, он и не замечал, что у него длинные ресницы, и что губы у него полные, насыщенно яркие и… невероятно мягкие. Намджун резко одёрнул свои пальцы, словно обжёгся, неосторожно дотронувшись до открытого огня. Джин недовольно ворочался и хмурил лицо прежде, чем вяло распахнуть туманные глаза. И вновь он видит это лицо, которое не покидает его снов регулярно. Слегка склоняет голову вбок. Смотрит внимательно и запоминает. Каждый изгиб его лица, плавные линии, очертания его носа, острый разрез тёмных глаз, уголки полных губ, все его родинки. Сейчас он не слышит, что произносят эти губы, лишь следит за их движением и сменой выражения лица. Его мир сужается до человека сидящего напротив, смывая все ненужные декорации виньеткой, они не к чему, ему нет до них дела. — Все уходят, — в который раз пытается добиться реакции парня, начиная раздражаться. — Встать можешь? — позже, он наблюдает за неуклюжим кряхтением в попытках встать и провалами. Намджун хватает его за руки и резко выпрямляет, что он оказывается прямо перед ним. Ближе, чем стоило бы. Он чувствует запах алкоголя и жаренного мяса. Молчание длится дольше обычного и на минуту ему кажется, что он придвинулся и его губы чуть подрагивали. Попытки выудить из него адрес его дома не приносят плодов. Разочарованно выдохнув, он сажает его в такси. Он мог лежать в своей тёплой и такой удобной постели ещё час назад, но ему пришлось возиться с пьяным парнем. Сев рядом, он диктует адрес своего дома. Даже в такси Сокджин продолжает на него смотреть. Пространство расплывается на размытые очертания, когда холодные руки отнимают его очки. Намджун повернулся в его в сторону в возмущение, но все мысли выпали, ощутив на губах вкус цитрусов. «Почему цитрусы?». Они продолжают ехать в молчании, когда Джун обнаруживает, что тот заснул, прижимаясь щекой к его плечу, оставив его в неловкой тишине с таксистом. Ким Сокджин тяжёлый. Он не хрупкая девушка, его грудь крепкая и плоская, у него широкие мужественные плечи и он ростом почти с него. Тогда почему? Почему сейчас спящий на его диване выглядит так… Неожиданно притягательно? Вкус цитрусов слабо ощущался до сих пор, он невольно закусывает губу, они покалывают. И у него аллергия на цитрус. Но, все же, он поддаётся и наклоняется, касаясь пунцовых губ и вновь пробуя их на вкус, отпечатывая его в памяти. — Спокойной ночи, Ким Сокджин… — произносит еле слышно в самые губы, но не замечая, что не чувствует прежнего дыхания на своих. Горячие руки утягивают за край его галстука, не дав отступить, вовлекая в поцелуй. Намджун в удивлении смотрит на глаза напротив, они всё ещё размыты алкоголем, прежде чем закрыть их. Их поцелуй неловкий и странный. На утро он не находит в своей квартире никого. Лишь аккуратно сложенный плед на диване служит следом его присутствия. Джун садится на диван и касается кончиками пальцев ткани. Они вновь пересекаются в лифте утром в семь. Сокджин избегает зрительного контакта, скомкано пожелав доброго утра, изучая так интересные ему носки своих ботинок. А Намджун смотрит, так, что его спина покрывается мурашками и знает, если он посмотрит в ответ, то не сможет больше отвернуться. — Ты странный. Ему на самом деле этого достаточно — слышать этот голос и неважно что он говорит. Просто скажи, что-нибудь для меня. Двери лифта разъезжаются, крепкая хватка цепляется за рукав пиджака Намджуна. Прежде, чем он успевает среагировать, его целуют, не так как в первый их раз, а намного чувственней, он чувствует его эмоции. Вкус цитруса наполняется отчаянием и охватываемой спонтанностью, волной риска, чувствует горячее придыхание и… нежность. Когда руки отпускают его, он видит в глазах напротив страх и немой вопрос, он ждёт от него чего-то. — Ты мне нравишься, — неожиданно твёрдо предвещают ему, упрямо не отрывая глаз. — Вот как, — и Джин не может ничего прочитать по лицу Намджуна. Он как и всегда спокоен, на лице Сокджина тень обиды и он уходит, оставив Намджуна разбираться с взваленным на него признанием. Ему плевать. По крайней мере, должно было быть плевать. Но он всё чаще ловит себя за мыслями о Ким Сокджине. Его коллеге и фанатке. Именно, он вёл себя, как фанатка. Рассказав о своих чувствах к нему, он начал повсюду за ним следовать, приносить ему отвратный американо и…целовать. По утрам, иногда и по вечерам при встречах в лифте. Намджун позволял ему целовать себя каждый день, он не знал зачем и почему, задумываться на эту тему не хотелось вовсе. Он не заметил и то, как начинал отвечать на эти поцелуи и сам целовать его по утрам, иногда и по вечерам при встречах в лифте. — Я люблю тебя, — между делом, просто осведомляет его Сокджин утром в семь. — Вот как.***
Он не отталкивал его, но и не притягивает. Намджун не знает какие у них отношения и что они такое. Просто Сокджин странный. Неожиданно он спутал все его карты, сметая с пути все провода к его мозгу и ломая к черту его материнку. Мыслей слишком много — разгребать не хочется. Ким Сокджин вызывает в нём бурю чувств, заставляя его впадать в ступор. Он просто не знает, что с ними делать и с чем есть. Это непривычно и он не готов к таким радикальным переменам в жизни. Намджун боится и избегает любого проявления чувств, страшно, страшно обжечься и наполниться, захлебнуться в своих чувствах. Это совершенно не подходит ему, это не его вовсе, это пугает до покалывания в пальцах и тревожного состояния. Джун до безумия и страха смерти боится выворачиваться наизнанку. Страх. Страх того, что не примут, страх отказа, страх одиночества, страх близости, страх лжи и предательства. Он всегда боялся быть покинутым кем-то и нашёл выход из этого — он всегда уходил первым. Чтобы не получить удар ножа в спину — лучше избавится от всех, кто стоит позади. А чтобы твое сердце не разбили — лучше не иметь его и вовсе. Этими принципами он жил много лет. Вам знакомо чувство, когда в груди засасывает в бездну? Ты хочешь лить слёзы, но внутри пусто, тебе просто нечего выплакать. Намджуну знакомо. Так паршиво и гадко, но ты опустошён, внутри тебя вечная засуха. Хочется выть, кричать, метаться из стороны в сторону, но не выходит, ты исчерпал что-то внутри себя, остаётся лишь проглотить это. И приходит осознание — я хочу испытать что-то, хоть что-нибудь. Будь то ярость, любовь, искреннюю радость или ненависть, хоть какую-то настоящую эмоцию. Но внутри пусто. Ничего. Снова хочется прочувствовать, ощутить цвета и вкус, пропустить через себя. Где именно была та самая точка надлома? Случился пик, затем падение и мёртвый застой. Что я испытал, что высосало из меня всё? Чувствовал слишком много, отдавая всего себя на перед, а после… Когда я сломался? Меня сковал страх.***
Ким Сокджин привносил в его монохромную жизнь всё больше своих цветов и гамму чувств. Они с ним были слишком разные – Джин любил теплые кофейные оттенки, а он же наоборот, холодные морские. Зимняя стужа так и застыла внутри него, но он тщательно проветривал и грел, постепенно растапливая. Когда Намджун опомнился, было слишком поздно. Джина было слишком много в его голове, жизни и сердце. Это рвало его на части, как нечто противоестественное его нутру. Каждый раз он чувствовал тревогу, но он не мог прийти к мысли к чему именно. Что-то определённо грядёт. И так прошёл целый год, вновь зима и мокрый снег с пушистыми хлопьями. Постепенно в его доме стало немного больше вещей. Коричневый блокнот на подоконнике, в кухне на одну кружку больше, а в спальне на одну подушку. — Ты умеешь улыбаться, просто у тебя не было того, кому бы ты это делал, — говорит как-то Джин, лёжа на диване, уложив голову на коленях Намджуна. Заставляя улыбнуться шире, впервые давая лицезреть свои ямочки. Детский восторг Джина в этот момент неописуем. «Я люблю тебя и хочу ощущать тебя всё время. Твой взгляд, присутствие, губы и всего тебя. Но вслух не решаюсь сказать, будто стоит словам покинуть моих уст, как случится катастрофа, но конечно же нет. Я не могу прогнать тебя из своей головы, ты значишь слишком многое и больше. И это причиняет мне боль».***
Шёл сильный снегопад и транспорт замедлял свой привычный ход. Словно вся жизнь в этот момент стала медленной и ползучей, всеми силами оттягивая какой-то момент. Они стояли вдвоём на автобусной остановке после работы поздно вечером, Намджун смотрел на опадающие хлопья снега под жёлтым светом уличных фонарей и отвлечённо слушал голос Сокджина, что-то рассказывающего, но он не вникал в содержимое его рассказа, лишь впитывая его голос. И с каждой секундой тревога в теле нарастала, доходя до тихой паники внутри. И он сказал то, что изменит всё. — Мы расстаёмся… Я хочу остаться один, как и было прежде. Даже если внутри него всё кричало об обратном, эти слова слетели с его холодных губ. Но в тот момент он думал, что отношения это действительно не его. Они даже никогда не говорили о них, он действительно не знал вместе они или нет. В какой-то момент он стал слишком наполнен до краёв, новые чувства и эмоции не вмещались в его маленький выстроенный серый мир, а от разнообразия оттенков рябило в глазах. Он хотел вернуться к прежнему руслу… но… Почему ему так… Что-то шло не так. Всё было не так сейчас. Когда он видит перед собой глаза Джина, наполняющиеся влагой. Он смотрит как дрожит его губа и как он сдерживает свои слёзы и видит всё. Пугающую боль, отразившуюся на его красивом лице, его разочарование и отчаяние в глазах, он упрямо не хотел верить в услышанное, хотел, чтобы это просто ему послышалось, но Намджун смотрел на него всё так же. В глазах Сокджина паника и такая горечь, что можно почувствовать её на вкус и ощутить её запах. Эти глаза отпечатаются в нём навсегда. — Ты просто трус… — Джин больше не может остановить поток своих слёз и всё что ему остаётся — это развернуться и уйти в противоположную сторону. Намджун видит, как дрожат его плечи и как сутулится его удаляющаяся спина. Он хочет протянуть к нему руки, остановить, сказать, что передумал, но… Ноги окатило свинцом и он застыл. Внезапно, перед глазами просвечиваются тысяча похожих сцен, кадр за кадром, все с единым исходом. Он говорит всё те же слова, видит слёзы Джина и его уходящую спину. А затем… Последнее, что я слышал — громкий скрип шин по асфальту, проросшего корочкой льда и крик, больше напоминавший животный, но осознание того, что этой мой собственный голос, приходит намного позже, когда мои колени касаются ледяной земли, быстро намокая под свежим снегом. Я задыхаюсь в новом приступе немого крика, разрываясь изнутри, эмоции и чувства, наполнявшие меня, давили на мою грудь невыносимо больно, тяжёлым грузом невысказанных слов, так и застрявших в горле, что уже исцарапано собственными криками. С каждой секундой задыхаюсь всё больше, погружаясь в минуты ужаса и всепоглощающей боли, отдающей в каждой клетке моего тела, как уколы множества игл под кожу и этот момент был вечен, продолжаясь мучительно долго, затягивая секунды в бесконечное петлю пространства, где нет времени и жизнь равна нулю — пустоте. Последнее, что я увидел — красное пятно, быстро расползающееся на мокром снеге, от него ещё исходил пар тёплой крови. И глаза. Его стеклянные глаза, застывшие и смотрящие прямо на меня, из безжизненных глаз скатилась последняя слеза, медленно очерчивая еще чуть красную от холода кожу и невыносимо медленно свисая с кончика носа, будто пытаясь ухватится от безысходной участи, но все же падает и утопает в красном снеге. А дальше — лишь беспросветная холодная темнота. Я вижу смерть Джина, как его сбивает машина и уезжает, оставляя его на холодном мокром снеге, но он уже не дышит и глаза застыли. Они смотрят на меня. Я уверен, он смотрел в мою сторону в последние секунды жизни. На его лице застыла боль и отчаяние, такое же выражение, которым он смотрел на меня минутой раньше. Почему я не остановил его? Почему мои ноги не побежали вслед за ним? Зачем я сказал это? Я боялся. До ужаса боялся стать счастливым, отталкивая всех, кому стоит подойти слишком близко. Но он зашёл намного дальше, засев там крепко и навсегда. Но я этого не понял. Я трус, всё как он и сказал. Жалкий трус. Катастрофа, которую я так боялся случилась бы, если бы я сказал ему… Я очень любил его… Безумно сильно, но я не понял этого до самого конца. И всё, что мне остаётся — раз за разом смотреть на его смерть, на то, как последний выдох покидает его холодных губ и как застывает его взгляд, в который я влюбился ещё тогда в лифте. Я переживал смерть Джина тысячи раз, но каждый раз конец таков же. Воспоминание о предыдущем выкидыше из времени приходит лишь за минуту до того, как случится неизбежное. Каждый раз я совершаю всю ту же ошибку. Моя ошибка — страх. Время? Что за шутка. Меня выбросило в петлю времени, где я пытаюсь предотвратить смерть Джина, но с каждым разом провал. Постоянное чувство тревоги, что лишь усиливалось с приближением этого дня — моя подсказка для самого себя. И с каждым разом интервал всё короче.***
Сфокусировав взгляд, Намджун увидел перед собой белую стену своей гостиной. Просидев в недоумении несколько минут, прежде, чем услышал голос. — Ты умеешь улыбаться, просто у тебя не было того, кому бы ты это делал, — говорит как-то Джин, лёжа на диване, уложив голову на коленях Намджуна. Заставляя улыбнутся шире, впервые давая лицезреть свои ямочки. Детский восторг Джина в этот момент неописуем. Но сейчас в нём мешается странное чувство грусти, от чего улыбка медленно сползает с его лица. Чувство дежавю. Будто он забыл нечто очень важное для себя и ответ вертится на кончике его языка, всё время ускользая от него. Сокджин смотрит на него снизу и тянет к нему руку, касаясь подушечками пальцев его щеки. Намджун опускает взгляд книзу, на лицо Джина. Перед глазами стремительно проскальзывает картина: лицо Джина, его слёзы и снег на его мокрых ресницах, он видит глаза в них тонет острая боль, он ярко ощущает её на себе, грудь сдавливает, словно камнем. Моргнув, Намджун видит перед собой удивлённое лицо, он всё ещё касается его щеки. Джун наклоняется к нему и мягко целует в уголок губ, получая в ответ смущённую улыбку. Они встретили вместе два Рождества. Намджун открылся ему в чувствах на утро первого января. Он навсегда запомнит счастливое лицо Джина и то, каким тёплым выглядел его взгляд. Намджун счастлив, настолько, что он готов кричать на весь мир от своих распирающих чувств, они были настолько нелепо огромными, с неловкой нежностью и никуда не помещающееся заботой. Это чувство любви громоздко нависало над ним, загромождая собой весь проход. Но он не чувствовал тяжести, скорей неописуемую легкость, такую, при которой можно взлететь, держась за воздушный шарик. Внутри было настолько всё мягкое, тёплое, это нечто хотелось взять бережно на руки и прижать к себе. Этим мягким комком был он сам и его настоящие чувства. Джун принял их и себя, отдавая всё это Джину и забирая от него столько же. У Джина сегодня выходной и он прождал автобус в одиночестве, но думать об этом не давал вечно трезвонящий телефон. Поспешно зайдя в подъехавший автобус, Намджун занял место в самом конце и достал холодными руками телефон с кармана куртки. Он не смог сдержать свою глупую счастливую улыбку, обнаружив больше двадцати сообщений от скучающего бездельем Джина. Он напечатал ему быстрый ответ — «Еду, скоро буду». Но ещё немного подумав, добавил — «Я люблю тебя, Джин». Автобус плавно ехал по заснеженной дороге, вся атмосфера давила на сон, всё вокруг настолько медленное и ползучее, будто оттягивает какой-то момент. «Я ещё не ужинал, подожду твоего прихода» — Намджун улыбается новому сообщению и не замечает, как по заснеженной скользкой дороге мчится грузовик. Он всё ещё смотрит на открытый чат и видит строку «печатает…» в тот момент, когда грузовик с громким треском врезается в автобус на бешеной скорости, сбивая его и переворачивая. Звуки шин и покорёженного метала. Страшные звуки аварии усыпает снегопад. Задняя часть автобуса повреждена сильней всего — место принятия всего удара. «Я люблю тебя, Намджун» — он никогда не прочитает это сообщение, потому что телефон скатился далеко на пять метров, застревая среди обломков железа. Намджун видит снег. Он кружится над его головой в медленном вальсе, так неспешно и так завораживающе. Джун думает, что не успеет вернуться к ужину и что Джину не стоит его ждать допоздна. Что он не докончил свои отчёты и их уже сдавать на следующей неделе. Намджун забыл про постиранное белье в стиральной машине. Интересно, Джин достал его? Он очень устал за сегодня, клонит в сон, снегопад в свете жёлтой лампы всё больше размывается, глаза слипаются, погружая темноту. Но она не холодная, от неё веет теплом. «Кажется, сама вселенная против нас» — последнее, что успевает подумать Намджун прежде, чем утонуть в мягкой, обволакивающей темноте. Там пахло так, как обычно бывает в отделах с бытовой химией: смесью ополаскивателя для белья, мыла и парфюма.