lusty passion

Данишевской понадобилось немного времени, чтобы перестать бояться визитов утопленницы. Конечно, поначалу было жутко и страшно, но совсем скоро стало ясно, что покойница безобидна и зла девушке не желает. ...Правда, почему-то страстно желает саму Лизу. — Уходи, — полузадушенно взмолилась Данишевская, про себя благодарная случаю, что этой ночью Алексей уехал в лес на охоту и ей не придётся краснеть от факта наличия рядом спящего мужа, — уходи, не надо. — Тебе же приятно, — прошептала в ответ мавка и застонала в голос одновременно с Лизой, когда их тела отзывчиво выгнулись навстречу друг другу. Покойница была любвеобильной, словно кошка, а в любви своей пылкой и страстной. Её желание изнежить да обласкать было почти неистовым, плотоядным — каждый раз после ночи, проведённой с ней, Лиза не находила в себе силы, чтобы просто подняться с кровати. — Ты нездорова, — даже не спрашивал, а утверждал Данишевский, когда история повторилась через месяц. Алексей немедля свозил девушку в ближайший город на приём к врачу. Тот, выслушав спутанные ложные показания, выписал больной лекарство и наказал принимать его каждый раз во время очередных приступов слабости. Сейчас же Лиза не могла даже дотянуться до пузырька на прикроватной тумбочке, будучи не в силах вырваться из кольца тёплых женских рук. Мавка настойчиво льнула к любовнице всем телом, настилась, ласкалась, чувственно покрывая поцелуями пылающие лицо, плечи, шею, грудь. — Пожалуйста, хватит, — изнемогала от нежности Лиза. Ей тяжело было дышать, внизу живота всё сладко сжималось от приятных ощущений, но с каждой новой откровенной лаской ей только больше становилось стыдно — оттого, что она испытывала удовольствие, оттого, что ей нравилось происходящее. Но как и в предыдущие ночи, весь порок, весь стыд, весь грех забывались с первыми петухами. Пресытившись долгой бурной ночью, покойница покидала дом и ложе Данишевских так, словно её и вовсе здесь не было, оставляя изнемождённую, облюбленную и исцелованную девушку спать бессильным крепким сном.