Карамель с вишнёвым привкусом

Dusk Till Dawn feat. Sia

       Айзек уже не помнит, когда вишнёвый привкус дорогих сигарет, оставленный ею на его губах, стал для него таким родным и привычным.        — Ты нравишься мне, Айзек. Очень нравишься. — влажный поцелуй и тихий, чарующий голос девушки сводил его с ума. Айзек уже не помнит, когда перестал испытывать к Эллисон тот трепет и нежность, которые захлёстывали его с головой на начальном этапе их отношений. Не помнит, когда эта девушка-лучик-света перестала занимать первое место в его жизни и отошла на второй план, уступая полной своей противоположности. Он напрочь забыл тот момент, когда в его мир, словно ураган, ворвалась своевольная, достаточно грубая, твердолобая и немного стервозная девушка с карими, как молочный шоколад, глазами и длинными русыми волосами, пахнущими карамелью.        — Ты должен определиться. Айзек знал, что поступает неправильно, когда на уроке математике (всё равно он её не понимает), вместо решения задач раздевает глазами Малию Тейт и ловит на себе хитрый взгляд тёмных глаз шатенки. Неправильным было обманывать Эллисон, говоря, что ему нужно обговорить кое-что с тренером, а вместо этого выцеловывать дорожки на тонкой шее Малии. Айзек понимал, что переступает границы неправильности, засыпая не со своей девушкой в её уютной комнате, наполненной запахом лаванды, а в одной из тёмных комнат огромного лофта Хейлов, целуя карамельную макушку Тейт.        — Я люблю тебя, Айзек. — Эллисон утыкается ему в шею и прижимается к широкой груди, обвивая руками талию. — Люблю. Айзек ненавидит себя за то, с какой обидой на него смотрит Малия всякий раз лицезрея, как Арджент целует его и мило воркует что-то на ухо. За то, что обещает одно и тоже, клянётся Тейт, что поговорит с Эллисон, что обязательно во всём признается. За то, что обманывать Элли уже вошло в привычку.        — Если тебе удалось обмануть человека, это не значит, что он очень наивен. Это значит, что тебе доверяли гораздо больше, чем ты этого заслуживал. — Лидия Мартин впивается тонкими пальцами в предплечье Айзека, столкнувшись с ним как-то в коридоре. Её глаза-изумруды смотрят на него с такой ненавистью и злостью, что Лейхи чувствует себя жалким червяком под этим взглядом. Азеку крышу сносит от горячих поцелуев Малии, от запаха её вишнёвых сигарет, от сладких стонов, от того с каким трепетом она шепчет его имя по ночам, прижимаясь к нему разгорячённым телом. Он ощущает себя самым счастливым человеком, встречая с ней рассвет, слыша её смех и видя искреннюю улыбку. Айзеку хочется провалиться на месте, когда в школе Эллисон целует его, переплетая их пальцы и что-то весело тараторя, а где-то в другом конце коридора раздаётся тяжёлый вздох и обиженное «мудак кучерявый», произнесённое Малией.        — Если моя девочка снова будет плакать из-за тебя, я напичкаю тебя аконитом и подвешу на твоём шарфе. — Питер Хейл с размаху подпирает им стенку, угрожающе рычит, оскаливая острые клыки и светя ярко-голубым пламенем глаз. Айзек чувствует себя последним уродом, когда за ним захлопывается дверь в комнату Эллисон, а после весь дом наполняется её рыданиями и горьким запахом обиды и отчаяния. Ему кажется, что он слышит, как разбивается на тысячи осколков хрупкая хрустальная Эллисон, выкрикивая «Ненавижу тебя!» Айзек чувствует облегчение только когда тёплая рука Малии ложится ему на плечо, а приятный карамельный запах с отголосками вишни забивается в нос. Лейхи ощущает спокойствие, когда она осторожно касается его губ своими и шепчет, что любит его.        — Я тоже, Мэл. Очень сильно. Через какое-то время в школе, когда он встречается взглядом с Эллисон, ему хочется тут же отвести его, хочется не смотреть в глаза девушке, хочется, чтобы она забыла его и наконец, снова начала заразительно смеяться, лучезарно и ослепительно улыбаться, снова начала жить нормальной жизнью, без грусти и обид. Айзеку не хотелось, чтобы она его ненавидела. Но Арджент улыбается одними уголками губ, и Лейхи понимает — она простила.