Через боль

Допустим, зависимость от боли. Странная вещь, которую окружающим трудно понять. 2D заперся в ванной на целый час, первую половину которого сидел неподвижно, уставившись в открывшуюся перед ним пустоту. Внутри тоже ничего не было, он не чувствовал себя. Дрожащими пальцами сжимая тонкое лезвие, он провел первую неглубокую линию; кожу противно зажгло, он поморщился – нужно было перетерпеть и потом надавить сильнее, чтобы жизнь дала о себе знать, а легкие раскрылись и задышали. Его затрясло, лоб покрылся потом, когда бритва все-таки проникла в плоть. Края раны раскрылись и засочились густой тягучей влагой; первые капли, похожие на янтарные, упали на кафель с замысловатой трещиной, чем-то похожей на зайца без лап. Уцелевшей рукой он потянулся за тряпкой, бросил на пол, вытер кровь ногой, потом завернул в тряпку лезвие и выбросил в ведро. Никто не будет спрашивать. С некоторых пор желание травмировать себя усилилось и стало как будто более постыдным, связанным с чем-то низким, противоестественным, и, вместе с тем, каким-то образом соединилось с его затаенной сексуальностью, которая никогда прямо не проявляла себя. Боль и увечья придавали ему некоторую жизненную силу, с помощью которой он мог выступать, петь, писать тексты и смотреть на мир как один из равных, как человек. Он как будто покупал себе место в мире ценой испытываемой боли, без нее он казался себе чем-то вроде старого плюшевого медведя. Бесполезным. Вот и сейчас энергия понемногу зарождалась в нем, выражаясь в нелепом желании впервые за месяц сделать маникюр и накрасить ногти. Смешно. Он усмехнулся сам себе. Кровь еще текла, окрасив багровым его футболку и шорты. Он замотал новую отметину заготовленным заранее бинтом, не позаботившись об обработке, и вышел. - Какого лешего ты так долго? – тут же заревел на него откуда ни возьмись явившийся Мердок. – Сколько можно себе надрачивать? В ярости он толкнул его со всей силы плечом и хлопнул дверью так, что она задрожала. 2D почему-то неловко улыбнулся. Ему захотелось, чтобы ногти непременно были желтыми, но в комнате такого цвета не оказалось. Был розовый, оранжевый, голубой и черный, кажется, самого Мердока, а ногти были некрасивыми и обкусанными, с темной линией грязи, за окном лил дождь, надвигалась ветреная холодная ночь. Вместо маникюра нужно было пить таблетки и постараться заснуть, чтобы завтра удалось еще обойтись нанесенной раной. Чуть блеснувшая жизнь снова оборачивалась унылой серостью, самость 2D медленно сворачивалась внутри маленькой точкой, чтобы под одеялом он снова постепенно забывал кто он такой и почему ему еще нужно быть на свете. В ванной комнате между тем что-то произошло. Что-то упало, а потом послышался раздраженный крик и звук битого стекла. 2D вскочил с кровати и бросился в коридор. Мердок, с перекошенным от злости лицом, бил кулаком в голую стену чуть повыше раковины. Туда, где обыкновенно висело зеркало, но теперь от него остались только осколки на полу. Мердок остервенело топтал их грязными ботинками и, обернувшись, зашипел прямо в лицо 2D: - Какого черта у нас нет ни одного полотенца? Куда ты их дел? Ты же вроде за стирку отвечаешь! У Мердока были страшные глаза, налившиеся, вылезшие из орбит. Доводить его было попросту опасно. - Я сейчас принесу, - просто сказал 2D. – Они лежат в шкафу. Когда он вернулся, Мердок сидел среди осколков. Он не был пьян, просто до крайности раздражен. Рядом с ним валялось перевернутое ведро и окровавленная тряпка. Сам 2D стоял перед ним весь в крови, с кое-как замотанным бинтом, концы которого развязались, и свежий разрез был готов открыться. В руках 2D держал чистые выглаженные полотенца и по-дурацки улыбался. - Вот, возьми, - чуть слышно произнес он, - я сейчас все уберу. - И давно ты этим занимаешься? – спросил Мердок. Он не выглядел озабоченным, скорее, опустошенным. Злость из него постепенно уходила, и 2D наконец отпустил животный необоримый страх. Он смог произнести: - Да. Он стоял перед ним немного согнувшись, как в поклоне, все еще как будто предлагая полотенца. Мердока заливал яркий свет, его можно было всего рассмотреть – от макушки до обуви, что он давно не стригся, и темные волосы ложатся непослушными упругими кольцами на лоб. Что эти ботинки он носит уже лет десять, что ему почти тридцать два, и он выглядит не очень молодым и очень усталым, что у него горькая усмешка на губах, а глаза глядят на 2D очень внимательно и странно. - Прости. Я сейчас уйду. – 2D смешался. Он привык бояться Мердока, а сейчас думал, что лучше бы испугался и не испытывал этого невыносимого ощущения. Как будто бы Мердок впервые видел его как есть – распахнутым, как новый разрез. 2D закусил губу и не знал куда деваться. - Чего ты топчешься, извращенец? – поинтересовался Мердок. В его хриплом голосе, через горечь, как будто бы зазвучал далекий оттенок веселого. – Давай кидай их сюда и вали поскорее. Четыре недели Мердока ничего не выдавало. Кроткие затравленные взгляды, которые бросал на него 2D, ничего не проясняли: он вел себя как всегда. То, что произошло месяц назад, не произвело на его товарища ровно никакого впечатления, Мердок оставался собой – злым, властным, острым на язык и совершенно равнодушным к 2D – он не хотел знать ни его, ни его тайные привычки, и наверняка сразу забыл мимолетное происшествие. Однако же в один из вечеров, когда 2D уже стал понемногу планировать очередное свое увечье, в проеме двери возникла внезапно лохматая голова. Мердок, а это был именно он, зловеще улыбаясь, задал нехарактерный вопрос, выпил ли 2D свое обезболивающее и, услышав отрицательный ответ, принял загадочный вид феи-крестной. - В таком случае у меня есть для тебя подарок, Потс, - сообщил он и вдруг снова показался 2D каким-то неестественно усталым. Он протянул ему в руки небольшой металлический сундучок, по которому постучал своим длинным кривым ногтем и усмехнулся. - Подарок? – прошелестел 2D. Он снова очень сильно испугался Мердока, и поэтому глупо вертел сундучок в руках, не зная, как к нему подступиться. - Вот же, дурень, - Мердок щелкнул замком, и 2D открылось содержимое. - Пока только основное, будет еще, - сипло пообещал он. В свете лампы блестела сама внутренность: остроконечный хирургический скальпель из нержавеющей стали, два многоразовых лезвия и ланцет. Инструмент выглядел новым, игриво переливаясь в свете прикроватной лампы. 2D забила крупная дрожь. Он закрыл коробку и прислонился виском к стене. - Все настоящее, Потс, - прохрипел где-то рядом Мердок, - знакомый врач подогнал, стерильное, не волнуйся. Не будешь больше зажиматься с бритвой. - Я не хочу, - с трудом произнес 2D. Ему казалось, что температура тела подскочила до 40 и его лихорадит. Он даже, не помня себя, оперся на плечо Мердока, чтобы приподняться на подушке, но тут же, вздрогнув, отпрянул. - Смотри, - тогда сказал Мердок, - ты можешь меня касаться. Он мягко взял в свою ладонь руку 2D и вернул ее к себе на плечо. 2D почувствовал, что Мердок теплый и теперь безопасный. Но когда может окончиться это «теперь»? - Пожалуйста, отпусти меня, - еле слышно попросил 2D, хотя, напротив, сам все еще держался за Мердока. Перестать его ощущать было так же страшно как длить касание, и он до потери сознания метался между этими двумя решениями. Ему было бы гораздо проще умереть прямо сейчас, провалиться сквозь землю, исчезнуть навсегда, но Мердок был живой и теплый, а, значит, таким же следовало оставаться 2D. Вместо слов Мердок смотрел в глаза 2D – пустота пустоты, два ничто, завораживающие космические пустыни - и молча говорил, что никогда и ни за что не отпустит, что 2D может теперь отдохнуть от себя самого и не мучиться, что Мердок позаботится обо всем, что он знает, как надо лучше него самого, как будет правильно, что он снимает с него отчаянье выбора и принимает и разделяет все потребности, берет его всего, целиком, с ногтями разных цветов и вечно развязанными шнурками, с дурацкой манерой подслеповато щуриться и носить розовые носки. Что 2D нужно всего лишь протянуть руку. Мердок резал не так, как 2D резал себя. Он вел уверенную средней глубины линию чуть повыше запястья, выбрав один из скальпелей, как заправский хирург, пока 2D морщился, всхлипывал и дрожал от яркой насыщенной боли. Он позволил крови выступить, но затем сразу промокнул ее стерильными салфетками и наложил на рану плотную повязку. Все заняло вероятно минут пятнадцать, но 2D оказался без сил. Из невидящих глаз у него лились слезы, а перед внутренним взором расцветали цветы и рождались вселенные. Тела он совершенно не чувствовал, чувствовал только, что лежит на кровати в своей комнате, окруженный какой-то надежной силой, и ночник горит в темноте ласковым светом, и что совсем скоро поднимется солнце и будет какой-то совершенно новый день. Открыв глаза, он обнаружил лицо Мердока рядом, на той же подушке. Из окна раздавался вой сирен, лай какой-то собаки и ругань районных гопников. Город жил, и утро, по всей видимости, давно перетекло во вторую половину дня. 2D подумал бы, что вчерашнее оказалось сном (к кошмару его отнести или же напротив?), но новая рана слишком отчаянно саднила. На повязке проступила свежая кровь. Мердок рядом с ним между тем сонно пошевелился, и у 2D почему-то сильно потянуло внизу живота. Лицо спящего выглядело умиротворенным. 2D глядел на него, затаив дыхание, решая, имеет он право поцеловать Мердока или нет. Он не понимал, какой характер носят их отношения. Может быть, все-таки поцеловать? Это будет впервые. Но вдруг Мердок разозлится? Не помня себя, он машинально провел пальцами по щеке спящего. И Мердок проснулся. Открыл глаза и посмотрел на 2D. Так посмотрел, что сразу стало ясно, что прошлый вечер никогда назад не вернуть. Что все изменилось. И что Мердока правда можно поцеловать. -Как ты, Потс? – хрипло со сна спросил Мердок. Его слова звучали буднично. Не дожидаясь ответа, он взял руку 2Dи осмотрел. – Надо тебя перевязать, а потом пойдем погуляем. -Куда? – тихо спросил 2D, пока Мердок снимал повязку. -А куда ты хочешь? - Как будто они целую вечность ходили вдвоем гулять. 2D пожал плечами. Пожалуй, ему было все равно. -Пойдем в кино? – вдруг,не дыша, предложил он, ожидая подспудно, что Мердок рассмеется и скажет, что пошутил, что это все было только шуткой, развлечением, но тот совершенно серьезно кивнул, смазывая рану каким-то жгучим раствором. 2D запричитал, на глазах у него выступили слезы, он изо всех сил дернулся, но Мердок держал его крепко. И только когда новый бинт был наложен, он повернулся к 2D, взял его всего в руки, приблизился к его лицу и сделался грустным как в тот день, в ванной, среди разбитого стекла. Он подождал, пока 2D поплачет, а потом поцеловал его так, как будто целовал не первый, а какой-то бесконечный раз в бесконечной жизни, спокойно и терпеливо, подробно, глубоко, заполняя собой всего 2D, но почти бесстрастно, с оттенком этой странной грусти. «Интересно как давно он меня любит», - автоматически, не осознав до конца эту свою мысль, подумал 2D, пока Мердок целовал его. Они пошли в кино на старую французскую комедию с Луи де Фюнесом, еще никем не превзойденным. 2Dхохотал от души, откинув голову назад и ударяя себя по коленке, в полупустом зале. Они сидели в середине, Мердок в черных брюках, футболке и любимой нацистской фуражке, 2D в узкой кофточке гавайской расцветки и укороченных голубых штанах. Грязные розовые носки выглядывали из его видавших виды ботинок, аристократические пальцы с обкусанными ногтями взлетали в всплеске восторга к по-детски пылающим щекам. Потом они отправились гулять в парк как какая-то самая обычная парочка. 2D стеснялся, краснел, но Мердок даже потянул его к тиру и тут же выйграл ему огромную плюшевую обезьяну, которую 2D принял с радостным восклицанием. Они ели мороженое, и Мердок внимательно слушал в какие формы, по мнению 2D, складываются проплывающие в небе облака, и какой был пушистый хвост у пробежавшей мимо собаки, и какой страшный клоун (ой-ой-ой, мне снился такой сон) показывает детям напротив фокусы. И как на самом деле называются эти поздние цветы, которые растут на клумбе слева, и что на любом инструменте сложно играть только первые два часа, а потом «полностью сливаешься с музыкой». И Мердок был счастлив. -