Поганая птичка

- Сидишь? - спросил его Фил, входя в полутемную спальню и сочувственно улыбаясь. – Скучаешь? Клинт клекотнул что-то возмущенное, до сих пор пораженный в самое сердце предательством друзей и соратников. И ведь не объяснишь даже всю степень своего возмущения, так они уверены в своей правоте! Да и птичьим клювом не особенно-то и поговоришь. Зато можно клюнуть. Бартон буквально вгрызся в доверчиво протянутую к самой его клетке руку. Ну, то есть, обязательно вгрызся бы, если бы у него были бы зубы. Но и клювом получилось очень даже неплохо. Хищные птицы обид не прощают! - Ай! - меланхолично отреагировал на это Коулсон и другой рукой легонько щелкнул его между глаз, просунув для этого пальцы сквозь прутья решетки. Клинт обиженно чирикнул, отпустил пострадавшую руку начальства и отвернулся. - Ну что ты, - заворковал над ним Фил, ничуть не смущенный произошедшим. Клинт подозревал, что про себя тот от души веселится, глядя на его искреннюю обиду. – Ну не расстраивайся. Это для твоего же блага. От такой наглости, да к тому же банальности, Бартон не выдержал, раскрыл крылья, насколько позволяла тесная клетка, и обложил доброхота отборнейшим птичьим матом. Особым птичником Коулсон не был, но явно понял и без перевода. Впрочем, расстраиваться он явно не торопился. - А кто тебе виноват? – уже куда бодрее вопросил он, отходя от клетки и сбрасывая плащ на край стола. – Говорили же, нельзя тебе перекидываться в человека. Не зажило еще ничего! Ты что же думаешь, лекари будут тебе по сто раз все переделывать? Бартон вздохнул и насупился, спрятав голову под собственное крыло. Конечно! Легко ему говорить, оставайся в птичьем облике! Сам бы попробовал сидеть на насесте, когда вокруг происходит все самое интересное! - Да не огорчайся ты так! – Фил, уже в тонкой рубахе, впрочем, аккуратно заправленной в едва ли не до неприличия узкие брюки, снова предпринял попытку достучаться до сознания дебошира. – Я тебе пирожок принес. Покушай, а? А завтра лекарь придет, посмотрит, может уже и разрешит тебе выйти? Ну давай, а? Будь хорошей птичкой! Ласковый голос заставил изумленно распрямиться, завертеть головой так и эдак рассматривая Фила под самыми разными углами. Ведь точно издевается! Самым бессовестным образом! Да еще пирожок этот. Что Клинт ему помоечный голубь?! Он снова злобно заклекотал и клацнул клювом, показывая, насколько возмущает его подобное предложение. Фил усмехнулся, ничуть не смущенный, и пожал плечами, с натугой снял тяжелую клетку с комода, на котором она до этого спокойно стояла, и перенес на постель, устроил по центру, слегка вдавив для устойчивости в покрывало. - Ну что ты возмущаешься? – спросил вполне мирно. – Думаешь, я тебе мышей ловить буду? Соглашайся на пирожок. Он с мясом. Клинт вздохнул и нахохлился. Он вполне согласился бы на кусочек сырого, но свежего мяса. Но и пирожок, которым так старательно трясли у него перед клювом, выглядел вполне аппетитно. Пришлось соглашаться и постыдно склевывать по кусочку, пока Коулсон придерживал лакомство, не позволяя упасть. Слегка утешившись пирожком, Бартон благодарно тюкнул запястье благодетеля, а потом снова скорбно повесил пернатую голову, старательно строя из себя самую несчастную птичку на свете. - Если обещаешь, что будешь вести себя хорошо, - рассудительно прокомментировал это Фил, снова пряча усмешку, - я выпущу тебя из клетки. Бартон вскинулся, но с достоинством кивнул. Очень уж хотелось хоть немножко размять крылья. Впрочем, особенно разлететься в небольшой спальне было некуда. Дверь была заперта, окно закрыто, а перекидываться в человека и в самом деле чревато очередной занудной выволочкой от лекаря. Бартон сделал пару кругов по комнате и вернулся к расслабленно следящему за его перемещениями Филу. Прошел по постели, будто ворона по свежей пашне, а потом вполне дружелюбно клюнул его в прикрытое тканью плечо. Фил к тому моменту как раз успел вальяжно устроиться на боку, и дотягиваться особо не пришлось. Подобрался, да клюй. - Поганая птичка! – возмутился Коулсон, ловя его и притягивая к себе ближе, как шкодливого кота. – Злобная. Клинт боднул его головой, завозился, выдираясь из его рук, но тут же остановился, когда почувствовал, что его больше не держат. И это было еще более возмутительно. Поймал, так гладь! Клинт поскреб когтями покрывало и поднырнул головой под ладонь недогадливого ловца поганых птичек. - Мягкий какой, - умилился Фил, почесывая его и ероша перья на спине между крыльев, - злобный, красивый. Удержаться и не размякнуть было невозможно. Клинт горестно заклекотал, жалуясь на одиночество и невыносимую скуку, а потом распахнул крылья, устроил голову у Фила на животе, позволяя гладить себя вообще где угодно. Почесывать под крыльями, пробегать пальцами от головы до хвоста, ерошить мягкие перья на горле. Он прикрыл глаза, забываясь в такой расслабляющей ласке, распластался, будто разомлевшая от жары курица, зажал клювом складку рубашки Фила и принялся задумывать страшную месть всем, кого только вспомнил.