Остаться

      Глеб и Вадим Самойловы, держась за руки, шли домой после школы. Тёплое майское солнце ласкало их лица своими лучами, и его блестящий свет создавал будто бы свечение вокруг светлых растрепанных кудрей младшего. Воздух пах весенней свежестью, расцветающей после долгой зимы жизнью. Вадим сбежал с двух последних уроков, несмотря на то, что заканчивал уже предпоследний год школы, чтобы проводить девятилетнего Глебушку домой и не заставлять его ждать после занятий. — Вадик, Вадик, а тебя не наругают? — Глеб своими маленькими пальчиками перебирал пальцы брата. — Не волнуйся, Глебка, не наругают, — Вадим улыбнулся и погладил младшего по голове. — Давай лучше сюда свой портфель, помогу донести. — А если всё-таки наругают? — Самойлов младший сделал обиженное личико: ему вовсе не хотелось, чтобы у Вадика из-за него были проблемы. — А если наругают, то ради тебя я потерплю, — старший присел на корточки и ласково прижал к себе младшего. Глеб улыбнулся, уткнувшись в плечо брата. — Слушай, а хочешь в парк сходим? Мороженого поедим, — предложил Вадим. Младший с довольным видом кивнул и крепче сжал руку старшего. Он очень любил гулять с братом, но с наступлением юности у того появились свои друзья, увлечения, и времени на игры с младшим часто не оставалось. Глебушка же был весьма замкнутым и тихим ребёнком; у него почти не было друзей, вернее было несколько товарищей, с которыми он играл во дворе, но настоящий друг был только один — Вадик. — Глебка, а давай наперегонки до конца аллеи, — Предложил старший Самойлов, — А победивший получает мороженое, — он подмигнул брату.       Глеб кивнул и по команде «старт» старательно побежал вперёд. Вадим даже не пытался соревноваться с ним, он хотел, чтобы брат порадовался маленькой победе, поэтому просто с улыбкой смотрел, как ласковый весенний ветер раздувает светлые кудри маленького Глебушки. — Так нечестно, ты даже не бежал! — возмутился Глеб, когда к нему подошёл Вадим и протянул заслуженное в честной (или не очень) борьбе лакомство. — Так куда же мне за тобой угнаться, я же физру прогуливаю, вот и не натренированный, — пошутил старший Самойлов. — Кушай давай, пока не растаяло, — Глеб с наслаждением стал облизывать сливочное мороженое, настойчиво предлагая Вадику откусить хотя бы один раз в качестве утешительного приза. Тот согласился, но только один раз. Конечно, ему тоже хотелось мороженого, но улыбка на маленьком личике Глебушки приносила радости куда больше. И у обоих на душе было так тепло и хорошо, что хотелось смеяться от этой легкости.

***

      Июль в этом году выдался жарким и совсем без дождей. Самойловых на летние каникулы отправили в село к бабушке с целью укрепления их здоровья путём усиленного питания, активного отдыха и порции свежего воздуха. И если в городе жара была изнуряющей и вездесущей, то в селе всегда можно было искупаться в речке, только этим Вадим с Глебом и спасались.       Глебушка радостно плескался в воде недалеко от берега. Он уже умел плавать, но всё-таки недостаточно хорошо, поэтому Вадим, волнуясь за младшего, не разрешал ему отплывать дальше. Сам старший Самойлов просто обожал купаться, поэтому, отправляя Глеба на берег погреться, он любил заплывать как можно дальше, а ещё ему нравилось нырять с толстой ветки наклонённого к воде дерева, что всегда восхищало младшего брата. — Вадик, научи меня нырять, я хочу как ты, — Глеб пальчиками перебирал травинки и небесно-голубыми глазёнками смотрел на брата. — Научу, Глебка, обязательно, когда подрастёшь, — Вадим укутал младшего в полотенце и погладил по мокрым кудрям. — Хочу уже скорее вырасти, — Глеб очень ждал момента, когда станет взрослым и сможет делать всё, что делает Вадик.       Наступал вечер, а значит нужно было идти домой. Глеб побежал вперёд, крикнув брату, чтобы тот скорее одевался и догонял его. Вадим, натянув джинсы и завязав рубашку на поясе, направился за братом, делая вид, что не заметил младшего, который спрятался за деревом. — Это тебе, — Самойлов младший вынырнул из своего укрытия и протянул старшему букетик полевых цветов, которые успел нарвать, пока Вадик догонял его. — Спасибо, Глебушка, — Вадим поцеловал брата в лоб. — Пошли домой. А хочешь, сегодня на сеновале ночевать будем? Я тебе звезды покажу, — в школе старший Самойлов уже проходил астрономию. По правде говоря, именно проходил, а не изучал, но кое-что всё-таки мог рассказать. — Конечно хочу! — воодушевился Глеб.       С наступлением темноты, Самойловы, прихватив покрывало и по дороге нарвав в подолы футболок недоспелых яблок, направились за двор, где аккуратной копной было сложено сено. Вадим приставил лестницу, и братья забрались наверх. Постелив покрывало, они улеглись, проваливаясь в мягкое сено. Вадим порылся в кармане джинс и достал пачку сигарет, в которой, к его разочарованию, осталось всего две. Грустно вздохнув, он закурил. — Вадь, а мне можно? — Глеб привстал и с интересом посмотрел на старшего брата, который, закинув одну руку за голову, с наслаждением выдыхал дым. — Нет, Глебка, нельзя, — Вадим спохватился, что курить при младшем не стоило бы, но было поздно. Он не боялся, что Глеб выдаст его родителям, просто не хотел подавать дурной пример. — Это тоже можно только взрослым, да? — с некоторым разочарованием спросил младший Самойлов. — Это и взрослым нельзя, это плохо. — Если это плохо, то почему же ты это делаешь? — Потому что я, наверное, плохой, — Вадим улыбнулся. — Не правда! — возмутился Глеб. — Ты у меня самый лучший брат, — он тоненькими ручками обнял брата и уткнулся носом в его длинные густые чёрные волосы, которые так нравились младшему, вдыхая их запах, смешанный с запахом сигаретного дыма.

***

      Осень была дождливой, ветреной и холодной. Поэтому Самойловы почти каждый вечер сидели дома; Вадим играл на пианино и гитаре, и учил играть Глебушку, иногда они во что-нибудь играли вместе, а иногда просто говорили. Когда Вадим был занят, Глеб читал книжку и пробовал писать свои первые стихи, которые пока никому не решался показать, даже брату. Но в редкие дни сносной погоды Глеб и Вадим всё же выбирались погулять. Этот учебный год был для старшего Самойлова последним в школе, поэтому он в промежутках между подготовкой к выпускным экзаменам и поступлению старался как можно больше времени проводить с младшим до того, как уедет учиться в Свердловск.       Вот и в этот вечер братья решили прогуляться по парку недалёко от их дома. Дождя не было, но погода всё равно была унылой и холодной. Глеб сидел рядом с братом на скамейке, крутя в ручках красивый красно-золотистый кленовый лист и с интересом разглядывая его, и плотнее прижимался к Вадиму. Старший Самойлов неосмотрительно надел тоненькое пальто на футболку без свитера, поэтому буквально дрожал от холода. — Глебушка, пойдём домой, ты же уже совсем замёрз, — Вадим взял маленькие ручки Глеба, которые были ледяными. — Пойдём, — согласился Глеб. — Только ты меня сначала покачаешь? — Младший Самойлов очень любил, когда брат качал его на качелях во дворе их дома. Он вообще любил качаться, но сам плохо умел раскачиваться, поэтому всегда просил Вадика. — Покачаю, конечно, только держись крепко, — и, взявшись за руки, они пошли в сторону дома.       Глеб, с наслаждением прикрыв глаза и улыбаясь детской непосредственной улыбкой, наслаждался своим маленьким полетом, не замечая как холодный ветер колет руки и лицо. Вадим с улыбкой смотрел на младшего брата, и ему вдруг подумалось, что всё-таки как же хорошо, что они есть друг у друга. — Вадик, а ты ведь скоро уедешь, да? — лицо Глеба вдруг стало серьёзным и даже печальным. — Ну, ещё не скоро, ещё год почти, — Вадим остановил качели, чтобы Глеб мог слезть. — И мы больше не будем видеться? — голос младшего стал тихим и дрожал от накатывающей волны несправедливости. Ну почему Вадик не может всегда вот так вот быть рядом, качать его на качелях и говорить обо всем на свете? — Не грусти, я буду приезжать, — сердце старшего Самойлова вдруг сжалось в необъяснимой тоске. Невыносимо захотелось курить; он обреченно пошарил в карманах, заведомо зная, что сигарет там нет. — Я хочу с тобой, я не буду мешать, честно-честно! — Голубые глазёнки наполнились слезами, и Глеб кинулся в объятия брата. — Ну, чего ты, Глебка, не надо плакать, — старший Самойлов погладил брата по голове, — Вот когда ты вырастешь, то приедешь ко мне, — утешительно сказал он, — А пока нужно подождать. — Ты забудешь про меня, — всхлипывал младший, крепче прижимаясь к брату. — Что ты такое говоришь, конечно не забуду, — Вадиму самому казалось, что в любую секунду его глаза наполнятся слезами, но держался, потому что старшие братья не плачут. — Я очень люблю тебя. И буду тебе обязательно звонить, договорились? — он опустился на корточки перед Глебом и, мягко улыбнувшись, стёр слёзы с его покрасневших щёк. — Договорились, — кивнул Глеб. — Я тебя всё равно сильнее люблю.

***

      Несмотря на усердную подготовку к экзаменам и на то, что времени до поступления оставалось всё меньше, Вадим решил, что на зимних каникулах он отдохнёт как следует. Первую неделю каникул старший Самойлов практически не появлялся дома, потому что из Свердловска приехал его лучший друг Саша Козлов, который был на три года старше и сейчас учился в медицинском университете. Но у медиков тоже бывает отдых, поэтому на свои каникулы Сашка приехал в родной Асбест навестить родителей и устроить веселье с друзьями. Вадим с удовольствием принимал в этом веселье активное участие.       Глеб же всё время сидел дома, смотря в окно на медленно падающие хлопья снега. Он наигрывал на гитаре то, чему уже научился и продолжал записывать в потрёпанную тетрадочку свои стихи. Ему было грустно и тоскливо без старшего брата. — Ты чего ещё не спишь? — В этот день Вадим пришёл домой заполночь, за что уже успел получить свою порцию нотаций от мамы. Он тихо прокрадывался к своей кровати натёмную, не желая разбудить Глеба. От тихого «привет», услышанного сквозь темноту, Вадим вздрогнул и чуть не выругался вслух от испуга. — Я тебя ждал, — Глеб зажмурился от яркого света, ударившего в глаза. — А говорил, не забудешь меня никогда, — он взволнованно сминал одеяло тоненькими пальчиками. — Я и не забываю, — Старший Самойлов сел на край кровати брата и наклонился к его лицу, перебирая пальцами спутанные кудри младшего. От Вадима сильно пахло алкоголем и сигаретами, от чего Глеб поморщился. — Хочешь, остаток каникул мы проведём вместе? — Глеб утвердительно закивал, его глаза снова засветились радостью. — Спокойной ночи, Вадик, — шепнул младший, утыкаясь носом в подушку. — Спокойной ночи, Глебка.       На следующее утро Вадим приступил к выполнению своего обещания. После завтрака Самойловы, одевшись потеплее, побежали на улицу. Погода стояла приятная, снежная, но не морозная. Снег был липким, поэтому было принято решение слепить большого снеговика. Глеб изо всех своих детских силёнок пытался скатать самый большой шар, но когда ком снега стал уже слишком тяжёлым, сдался, поручив закончить это ответственное дело старшему брату. Когда снеговик, ростом выше младшего из Самойловых красовался в их дворе на зависть остальным ребятам, мальчишки решили сыграть в снежки. Они, весело смеясь, кидали друг в друга сначала аккуратно слепленными шариками, а потом просто сыпали друг на друга снег. — Победа будет за нами! — Радостно крикнул Вадим, заваливая брата в сугроб. — Не дождётесь, — смеялся Глеб. Они барахтались в снегу, не замечая промокших варежек и шарфов, пока были силы. — Всё, мировая, — тяжело дыша Вадим завалился на спину. — Пошли-ка домой, сушиться, — он поднял со снега Глеба и, сняв залепленные снегом варежки, стал растирать раскрасневшиеся и горевшие от мороза щёки и выбирать слипшиеся комки снега из длинных волос. — А давай сначала на озеро сходим, на льду прокатаемся, — предложил Глеб. — Нет, Глебка, ты же весь мокрый, заболеешь ещё, — старший Самойлов стал отряхивать снег с одежды младшего. — Да и лёд наверняка тонкий. — Ну пожалуйста, совсем ненадолго, хотя бы проверим, — стал уговаривать Глеб, смотря на брата умоляющим взглядом, и тот поддался. — А может быть не такой уж и тонкий, — Вадим с задумчивым лицом надавливал ботинком на заледеневшую воду у берега. — Ты постой тут, а я проверю, хорошо? — Может всё-таки не надо? — Глебу вдруг почему-то уже перехотелось кататься, а маленькое сердечко зацарапал необъяснимый страх. — Ты же сам хотел, я аккуратно, — Вадиму же наооборот хотелось ещё немного повеселиться. Он сделал несколько осторожных шагов вперёд, прислушиваясь — вроде не трещит. Ещё пара шагов, уже уверенных. Вдруг лёд громко хрустнул, и Глеб увидел, как фигура брата нырнула в ледяную воду. -ВАДИК! НЕТ!!!

***

      Глеб пришёл в себя от собственного крика. Что это было? Сон? Холодные капельки пота выступили на белом как мел лице. Младший Самойлов, тяжело дыша и приходя в себя после того, что только что нарисовало его сознание, осмотрелся: он был в больничной палате. Холодно. Глеб плотнее закутался в тонкое больничное одеяло, которое ни капли не грело. Он потёр тонкие запястья, туго перевязанные бинтом, на котором выступали тёмные капельки засохшей крови. Во всём теле была невыносимая слабость и дрожь. В памяти обрывками всплыла картина сегодняшнего утра: — Ненавижу тебя, сука, зачем ты появился в моей жизни, лучше бы тебя никогда не было! — кричал Вадим, стоя напротив младшего брата в его кухне. — Ненавижу! — ещё повторил старший и, бросив обжигающий сердце полный неприязни взгляд, изо всех сил ударил Глеба ладонью по щеке. — Ну и катись, мудак, — Младший зашипел, потирая горящую щёку. Сердце сжалось от обиды и злости. — Я тебя ещё больше ненавижу! — крикнул он, когда за Вадимом уже захлопнулась дверь.       Глеб опустился на пол, часто дыша. Голова кружилась, к горлу подкатил комок тошноты. Он чувствовал, знал, что сейчас будет приступ. За долгие годы приступов панических атак Глеб научился с ними справляться, а часто даже предотвращать, но захлестнувшая в этот раз волна леденящего ужаса не поддавалась никакому контролю, не была похожа ни на один приступ, она затуманивала сознание. Самойлов сидел на полу, царапая кожу на руках, вдруг он, не отдавая полного отчёта своим действиям взял со стола кухонный нож и медленно с нажимом провёл по руке. Тёмная кровь тёплой струйкой стекала на пол, тонкие губы Глеба скривились в какой-то пугающей полуулыбке. В глазах потемнело, и сознание отключилось.       Увидев, что младший Самойлов пришёл в себя, к нему тут же подбежала медсестра и стала задавать дежурные вопросы о состоянии. Глеб неохотно отвечал на них, отстранённо разглядывая палату из-под полуприкрытых тяжёлых век. — Вы не могли бы развязать бинты? — Попросил он хриплым голосом, — У меня пальцы немеют, — Конечно, ледяные пальцы на самом деле немели (скорее от большой потери крови), но это можно было потерпеть. Но Глебу хотелось увидеть то, что он сделал. — Нет, нельзя, — строгим тоном ответила медсестра и зачем-то придавила запястья пациента, — Вот, выпейте снотворное, Вам нужно набираться сил, — она протянула Самойлову маленькую белую горошинку.       Проглотив принесённую медсестрой таблетку, Глеб закрыл глаза и из жестокой реальности снова погрузился в светлый сон, в котором была тёплая весна, и было жаркое лето, и дождливая осень, и снежная зима, и было счастье, а рядом всегда был Вадим, самый лучший старший брат.       Самойлов младший, находясь в больнице после неудавшейся попытки самоубийства, не знал, что в эту самую минуту Вадим лежал на снегу, окружённый группой медиков скорой помощи, полицейских и толпой любопытствующих. — Что тут произошло? — полушепотом спрашивали подходящие зеваки. — ДТП, машина влетала в дерево на полной скорости. — Так и знала, что алкоголь, — выдохнула женщина-медик. — Выживет? — испугано со слезами на глазах спросила практикантка, которой в этот раз выпало быть помощником фельдшера. — Не знаю, — честно ответила вторая. — Травмы очень серьёзные.       Никто в суете не узнал в изрезанном стёклами лице лицо известного музыканта, Вадима Самойлова. Он лежал, не в состоянии пошевелиться, открыть глаза, хоть что-нибудь сказать, нестерпимая боль пронзала всё тело при каждом вдохе, хотелось закричать, но этого он тоже не мог. Но ниточка сознания, то обрываясь, то снова появляясь, ещё связывала его с реальностью, отсылая к предшествующим событиям:       Хлопнув дверью квартиры брата, Вадим поехал домой. Внутри кипела ненависть. Ему хотелось сделать Глебу как можно больнее и морально, и физически. Сейчас хотелось стереть из головы всё происходящее, и Самойлов решил, что лучшим способом это сделать будет алкоголь. Когда бутылка опустела больше, чем наполовину, сердце Вадима кольнула необъяснимая тревога. Он пытался отделаться от мыслей о Глебе, который, как тогда считал старший Самойлов, не достоин даже одного упоминания. Но имя брата навязчиво плавало в уже немного затуманенном сознании. Мысль о приближении чего-то необратимого заставила Вадима вскочить и поехать к брату. Он всегда был любителем быстрой езды, но в этот раз замутнённый алкоголем ум не рассчитал, что сейчас зима, дорога слишком скользкая. Машину занесло, Вадим вдавил в пол педаль тормоза, но скорость была слишком высокой. Удар. Боль. Темнота. — Слышали… Самойлов… попытка суицида… — доносились незнакомые голоса, пробиваясь в ускользающее сознание, но ниточка отчаянно обрывалась, не давая возможности понять их значение. На краю сознания отдалённым эхом прозвучало имя Глеба, и размытой картинкой мелькнули воспоминания из юности, когда они ещё были счастливы. Вадим отключился.