Подчиненный

— Сегодня ночью у меня. Бьякуя, не задерживаясь, стремительно проходит мимо, и ты даже начинаешь сомневаться, не послышались ли тебе его тихие слова, сказанные привычным ровным голосом. Но твоей щеки коснулось лёгкое дуновение воздуха от его горячего дыхания. А это значит, что сегодня будет одна из тех ночей… Как можно скорее ты стараешься закончить вечерний осмотр — как лейтенант, ты обязан лично проверить все посты перед уходом. А Бьякуя уже ушёл домой, и все твои мысли только о нём. Наверное, он уже вышел из горячей ванны, смыв с себя усталость долгого дня, сменил капитанскую форму на домашнее юката, а распущенные влажные волосы свободно лежат на его плечах, иногда роняя холодные капли на обнаженную шею… Ты знаешь, куда способны завести тебя такие мысли, а потому с усилием отгоняешь их прочь. Осталось совсем немного времени, и ты будешь свободен. И сразу, не заходя больше никуда, быстрыми шагами направишься в сторону самого богатого и знатного дома в Сейретее — поместья Кучики. Последнее место, куда может быть допущен выходец из Руконгая, пусть даже и добившийся звания лейтенанта. За очередным поворотом перед тобой внезапно вырастает высокая стена поместья. Кучики давно научились хранить свои тайны. Всё, что происходит в этом доме — знание, недоступное никому, кроме них самих. Ты знаешь, что можешь прийти сюда только потому, что Бьякуя сам это позволяет. Иначе, даже применив всю свою немалую силу, ты бы не смог пробиться сквозь эти ворота. Но сегодня особая ночь — ослаблена защита, готовая впустить тебя в святая святых. А потому, быстро убедившись, что рядом никого нет, ты одним мощным прыжком оказываешься по ту сторону стены. В уснувшем саду гуляет лёгкий ветерок, играя с листьями и разнося повсюду благоухание ночных цветов. Ты пробираешься по нему как можно тише — не хватало ещё, чтобы кто-то тебя засёк. Ведь неизвестно, как будет воспринято твоё ночное вторжение на запретную территорию. Конечно, Бьякуя, как глава клана, всё уладит. Но вряд ли он так просто простит тебя, если ты попадёшься. С внутренним содроганием ты понимаешь, что каждая такая ночь легко может стать последней. Всё, что может поставить под угрозу честь Бьякуи, будет сметено им с пути. Его честь — превыше всего, так было всегда. Ты идёшь, мягко ступая по шелестящей траве, в которой тонут звуки любых шагов. Ты не хочешь, чтобы это прекращалось. Вы встречаетесь не так часто — только когда он сам позовёт. Раз в неделю или раз в месяц… Тебе этого мало, но ты никогда не требовал, чтобы вы виделись чаще. И никогда не отказывал ему, когда он звал. Бьякуя всё это знает и понимает, и оттого ценит твоё согласие ещё больше. Хоть он никогда не говорит этого вслух, но иногда ты видишь благодарность в обычно таких холодных серых глазах. В такие моменты ты понимаешь, что ради него готов на всё. Даже красться, как вор, по ночному саду. На первом этаже в одной из комнат горит свет. В его комнате. Ты чувствуешь, как в сладком предвкушении напрягаются все нервы. Сёдзи приоткрыты, словно в приглашении, и ты без стука распахиваешь их, заходишь внутрь. Бьякуя сидит перед низким столиком и что-то пишет. Кисть изящно порхает по бумаге, оставляя уверенные плавные росчерки. Он не смотрит на тебя, будто вообще не заметил твоего прихода. Но едва ты закрываешь за собой проход, как он откладывает кисть в сторону. Поворачивается, смотрит пристально, изучающе. И ты чувствуешь, как от одного его вида у тебя закипает всё внутри. Но пока ещё не время, надо терпеть. Ночь только началась. — Ты пришёл. Совершенно ненужные слова. Как будто он мог допустить мысль, что ты не придёшь. Нет, он слишком хорошо тебя знает. Это ведь даже не вопрос, а просто констатация факта. Но ты всё-таки счёл нужным ответить. — Да. Ты ждал меня, Бьякуя? Ещё один бессмысленный вопрос. Конечно, ждал, тебе это прекрасно известно. Как и то, что Бьякуя ни за что не признается в этом вслух… Он только слегка кривится от твоего фамильярного обращения, но молчит. Сегодня тебе позволено многое. Даже слишком. Пауза затягивается. Бьякуя сидит, ждёт, что ты будешь делать дальше. Вот так всегда — он зовёт, а всё остальное лежит на тебе. Впрочем, тебя это даже устраивает. Мысленно глубоко вздыхаешь, но на лице, напротив, появляется твёрдое, уверенное выражение. — Вставай. Ты никогда не устанешь наслаждаться этой переменой в его взгляде, когда первое возмущение от того, что кто-то осмелился ему приказывать, уходит и острый лёд в его глазах тает, превращаясь в податливую воду. Не проронив ни слова, Бьякуя поднимается, встаёт напротив. И у тебя сердце начинает стучать в два раза быстрее только от одной мысли, что глава клана Кучики и твой собственный капитан готов тебе подчиняться. Он смотрит на тебя потемневшими глазами из-под угольно-чёрных ресниц, и ты понимаешь, что этой игрой вы наслаждаетесь вдвоём. — Раздевайся. Ты стараешься говорить спокойно, но это даётся тебе не так уж просто. Особенно когда Бьякуя послушно развязывает оби и дорогая шёлковая ткань подобно воде стекает по его телу, вынуждая тебя судорожно сглотнуть и сжать разом вспотевшие ладони. Он полностью обнажён. И возбуждён. Возможно, с того самого момента, как позвал тебя сегодня к себе. Как и ты. Но ты вынужден был сдерживать болезненное возбуждение, находясь на службе и вызывая плоские шуточки у товарищей по отряду, понимающих причину твоего раздражения, но не знающих, к счастью, его источника. А Бьякуя, в отличие от тебя, имел возможность получить разрядку ещё до твоего прихода. Однако он не делал этого, ты точно знаешь. Ждал тебя. Потому что ты нужен ему не только для удовлетворения плотских желаний… Ты не знаешь, почему Бьякуя выбрал именно тебя: потому ли, что ты ему нравишься, или же потому, что он тебе доверяет. На самом деле обе эти возможности не исключают друг друга. Просто ты понимаешь его, как никто другой. Понимаешь, как трудно ему изо дня в день нести груз ответственности не только за весь клан, но и за отряд, и за себя лично, показывая своим поведением пример всем окружающим. У него нет права даже на мельчайшую ошибку. В его мире всё слишком сложно и запутанно. Но всё-таки он человек, а человек не может вечно держать под замком свои чувства — это изводит его морально и постепенно разрушает изнутри… Ему нужен ты. Тот, кто поможет выпустить чувства на волю. Хоть и временно, но заставить забыться. И ты действительно счастлив от того, что именно ты, а не кто-то другой рядом с ним в те моменты, когда в этих глазах появляется смирение и ожидание, когда весь он полностью покоряется твоей воле. — На колени. И Бьякуя снова беспрекословно следует твоему приказу, опускаясь прямо на свою небрежно сброшенную одежду. По сравнению с тёмной тканью он словно светится, и ты в который раз поражаешься тому, какая у него светлая кожа. Аристократическая бледность, как же! Скорее он похож на прекрасный цветок, взращенный в четырёх стенах и потому никогда не знавший солнечного света. Но ничего, ты станешь для него этим светом: не опаляющим, а согревающим, способным подарить вкус настоящей жизни, не ограниченной никакими рамками. Подходишь к нему, на ходу доставая из-за пояса туго скрученную в несколько раз плеть. Присев на корточки перед Бьякуей, одним её концом поднимаешь его лицо, заставляя посмотреть на тебя. В его взгляде готовность ко всему, предвкушение и совсем немного страха, когда он видит плеть. Ты ухмыляешься, довольный произведённым эффектом — такого точно никто и никогда не видел в тёмных глазах. И не увидит. Только здесь, только с тобой… И ты оправдаешь его ожидания. Поднимаешься на ноги, обходишь его, вставая за спиной. Лёгкое движение — и плеть свободно разворачивается у тебя в руке. Один конец с глухим стуком падает на пол, и ты видишь, как невольно вздрогнул Бьякуя. Он не оборачивается, глядя прямо перед собой, но все мышцы его напряглись под тонкой кожей. Плеть со свистом рассекает воздух и ложится аккуратно между тут же сжавшихся лопаток, вырывая у Бьякуи короткий вздох. От первого удара он не удержал равновесие и вынужден был опереться на выставленные вперёд руки, чтобы не упасть. Теперь он стоит на четвереньках, прогибаясь в спине, как кошка, от каждого твоего удара. А ты тяжело дышишь, любуясь игрой сильных мускулов. Он сейчас так соблазнителен: полностью открыт, не выказывает ни малейшего сопротивления, что бы ты с ним ни делал… По правде говоря, ты бы предпочёл выцеловывать узоры на его спине, а не уродовать её тонкими, стремительно краснеющими полосками. Но ты не сделаешь этого. Не потому, что ты садист, а Бьякуя — мазохист. Просто нежности — это не то, что сейчас нужно Бьякуе. Ему нужно, чтобы его подавляли, подчиняли себе, заставляя делать то, чего в обычной жизни он не сделал бы никогда. Это такая своеобразная эмоциональная разрядка для него. Всё для него. Хотя ты, несомненно, тоже получаешь удовольствие от этих встреч. Но здесь вы делаете именно то, чего хочет он, хоть внешне это и может выглядеть наоборот. И ты должен быть сильным, потому что он хочет быть слабым. Совсем необязательно использовать плеть. Каждый раз ты придумываешь что-то новое, способное показать твою власть над ним, заставить его подчиниться. В прошлый раз ты связал ему руки и, завязав серые глаза его же шарфом, неторопливо ласкал податливое тело до тех пор, пока Бьякуя, переборов свою гордость, не стал умолять тебя о большем, бесстыдно выгибаясь навстречу умелым рукам. Сломленный, неспособный контролировать ситуацию, жаждущий полностью отдаться во власть победителя — в такие моменты Бьякуя особенно прекрасен. Сейчас Бьякуя терпит, кусая губы. Конечно, ему больно — ты прекрасно владеешь плетью, знаешь, по каким местам нужно бить, чтобы удар оказался наиболее чувствительным. Однако он и при намного более серьёзных ранениях умел сохранить внешнюю невозмутимость. Но сегодня он будет кричать, не боясь быть услышанным, — заглушающий барьер ты поставил, как только задвинул за собой сёдзи — неприступный капитан шестого отряда будет кричать, стонать и просить, не сдерживая рвущееся наружу желания. — Я хочу услышать твой голос, — хрипло произносишь ты, ни на секунду не прекращая осыпать его спину ударами. И Бьякуя с готовностью повинуется, словно только и ждал соответствующего распоряжения. Сжатые прежде в бледную полоску губы приоткрываются, и срывающиеся с них резкие стоны словно продолжают свист плети, вырывающей воздух из лёгких. У тебя темнеет в глазах от желания. Желания немедленно, в эту же минуту, овладеть им, почувствовать жар его тела, как острые ногти впиваются в спину, смешивая удовольствие с болью. То, что происходит между вами сейчас, намного интимнее, чем если бы вы были просто любовниками. Ведь Бьякуя обнажает перед тобой не только тело, но и душу. И это сводит тебя с ума. Ты не уверен, что сможешь продержаться достаточно долго, чтобы закончить игру. 5… 10… 20 ударов. Ты не ведёшь счёт, а просто бьёшь до тех пор, пока на покрытой алыми росчерками спине не выступит первая ярко-рубиновая капелька. Тогда ты отбрасываешь в сторону ставшую ненужной плеть и, опустившись рядом с Бьякуей на колени, аккуратно зализываешь ранку, смешивая на языке металл крови и солёный привкус его пота. Бьякуя тяжело дышит, приходя в себя. Но ты не дашь ему возможности успокоиться, привести сумбурные мысли в порядок. Наоборот, ты собираешься ещё сильнее разжечь в нём страсть, чтобы он окончательно потерял остатки своего хвалёного самоконтроля. Потянувшись, ты запускаешь руку в густые чёрные волосы. Они гладкие, как шёлк, и их мягкая прохлада приятно ласкает кожу. Но ты сжимаешь их, рывком тянешь на себя, и расслабленное тело Бьякуи чуть ли не падает тебе на грудь. Но Бьякуя удивительно нежен, несмотря на твою грубость: положив руки тебе на плечи, он смотрит снизу вверх, и глаза его горят каким-то особенным огнём. То ли непроизвольно, то ли специально дразня тебя, он облизывает пересохшие губы. Подобную провокацию ты уже не в состоянии выдержать. Впиваешься в такие соблазнительные губы поцелуем, полным отчаянного желания. И даже в поцелуе Бьякуя полностью повинуется тебе, отвечая с не меньшим жаром, но не делая никаких попыток перехватить инициативу. Вы целуетесь долго, жадно, полностью отдавшись чувствам. Твои руки беспорядочно шарят по его телу, лаская, сжимая в объятиях, притягивая ещё ближе к себе. Бьякуя шипит сквозь поцелуй, когда ты проводишь рукой по его воспаленной спине, но не делает никаких попыток отстраниться. Наоборот, ты чувствуешь, как отзывается его тело на каждое прикосновение, как он прижимается, распаляя тебя ещё больше. Его желание, ничем не скрытое, слишком очевидно. Но одних поцелуев тебе мало, чтобы утолить эту безумную жажду. Отстранившись, ты поднимаешься. Бьякуя остаётся у твоих ног и неотрывно следит за каждым твоим движением. Ты быстро скидываешь с плеч форменное кимоно, и твоё разгорячённое тело обдаёт ночной прохладой. Взгляд Бьякуи завороженно скользит по твоему накаченному торсу, изучает ярко выделяющиеся на коже татуировки, и он снова облизывается. Теперь твоё внимание оказывается полностью приковано к этим губам. На приказы уже не хватает сил, а сбившееся дыхание никак не хочет восстанавливаться. Но он понимает тебя без слов: тянется руками к поясу хакама, торопливо распутывая узел. Эти суетливые движения выдают его нетерпение и заставляют тебя довольно усмехнуться. Но все мысли пропадают, когда Бьякуя наконец освобождает тебя от остатков одежды и легко касается обнаженных бёдер, поглаживая. Ты вздрагиваешь, по коже пробегают мурашки — так странно, всё тело Бьякуи горячее, а пальцы холодные, словно лёд… Но очень скоро они согреваются от твоего собственного жара. Ты вновь зарываешься пальцами в его волосы, притягивая ближе к себе. Пожалуй, в любой другой ситуации Бьякуя не потерпел бы подобного обращения и столь унизительной для него позы, но сегодня такая ночь, когда можно всё… И ты задыхаешься, когда Бьякуя сам подаётся вперед. Его умелые движения, горячие губы и дразнящий язык лишают тебя остатков рассудка. Ты только и можешь, что стонать, запрокинув голову, крепче сжимать чёрные пряди и не смотреть вниз. Иначе всё закончится слишком быстро… Однако твоей выдержки хватает ненадолго. Сами мысли о том, кто сейчас с тобой и что он делает, уверенно подталкивают тебя к краю. Всё это — игра на двоих, замешанная на страсти и желании, безумный коктейль эмоций, который захватил вас обоих, ударил в голову не хуже саке. И сейчас опьянение достигло своего пика. Ты уже практически ничего не соображаешь от желания, ослепляющего тебя, когда толкаешь Бьякую на футон, нависая сверху. Ты хочешь его прямо сейчас, не в силах больше терпеть. Слишком долго сдерживаемое желание требует немедленного выхода. Бьякуя тоже на пределе. Он уже не ждёт твоих указаний, а сам подаётся навстречу, изгибаясь под тобой. Его волосы растрепались, на щеках горит возбуждённый румянец, а в глубине почти чёрных глаз ты без труда смог бы утонуть. Бьякуя стонет, обнимая тебя руками и ногами, двигаясь в такт твоим почти грубым движениям. Тебе хочется извиниться за свою несдержанность, сказать что-то нежное и важное, что-то вроде того, что ты любишь его больше всего на свете. Но дыхания с трудом хватает даже на то, чтобы стонать: из груди вырываются какие-то приглушённые хрипы. В последний момент ты успеваешь дотянуться до его губ своими, ловя горячее дыхание, прежде чем крупная дрожь пробирает тебя, заставляя замереть на миг, а потом расслабленно опуститься на тяжело вздымающуюся грудь Бьякуи. Он тоже обмяк в твоих объятиях, и его руки с ленивой усталостью стали водить по твоим плечам, повторяя контуры татуировок. Ты позволил себе ещё некоторое время полежать, наслаждаясь близостью ваших тел, полной грудью вдыхая лёгкий запах жасмина, исходящий от волос Бьякуи, пробивающийся сквозь другие запахи пота и страсти. Но всё хорошее рано или поздно заканчивается. Ты помнишь, как в первый раз тебя не покидали неловкость и чувство стыда. Ты не знал, как будешь теперь смотреть Бьякуе в глаза. Оказалось, вполне спокойно… Надо только сделать вид, что ничего необычного не произошло, что ваша близость — в порядке вещей. Бьякуя никогда не изъявлял желания разделить с тобой не только страсть, но и нежность, покой и некрепкий предрассветный сон. Ты понимал его. Бьякуя был полностью опустошён, как морально, так и физически, и потому хотел побыть один. Однако разум и сердце — две независимые друг от друга вещи. И когда разум утверждал, что надо оставить Бьякую в покое, сердце сжималось от нежелания покидать его объятья. Однако приходилось жертвовать собственными желаниями. Выбравшись из постели, ты наскоро привёл себя в порядок, собрал растрепавшиеся волосы и затянул узел хакама. Бьякуя научил тебя уходить не прощаясь, и потому ты молча разворачиваешься к выходу, стискивая кулаки в невысказанной досаде. Но когда ты уже почти собираешься отодвинуть сёдзи, чтобы покинуть этот дом, тихий голос останавливает тебя. — Ренджи… Не останешься на ночь?