Give me one last kiss while we're far too young to die.(c)

Оглядев тропу, ведущую к железнодорожной станции, Кирен поморщился от нахлынувших воспоминаний. Память - очень странное явление. Действия и эмоции она смешивает в неразделимую смесь, и, когда ты ворошишь её, чувство времени напрочь отсутствует. Кирену казалось, что целую вечность назад он проводил Эми на поезд, который привёз её к Саймону, но он помнит каждую минуту того момента. Так же отчётливо он помнит, как сам пытался сбежать далеко от дома, а подруга воодушевлённо его отговаривала, но это тоже было очень давно, кажется, в той самой прошлой жизни. Эми уже не стало, сам он так и не уехал, и, честно сказать, избегал, как мог, походов на злосчастную станцию. И он устал от этого - устал избегать, убегать от себя, подавлять порывы ностальгии. Ностальгии по недавней жизни, что закончилась вечность назад. Несуразное заключение, но Кирен ничего не может поделать - так он ощущает. Он знает, что Эми бы не одобрила. Кирен закрыл глаза и представил, как он рассказывает Эми о своих новых убеждениях, а она заливается смехом. Искренне смеётся, по-доброму, как умела только она. Потом она трепет его за обе щёки, называет дурачком и взахлёб объясняет о том, что не хорошо так себя вести её Лучшему Мёртвому Другу Навсегда. Кирен улыбнулся своей фантазии. Открыл глаза и, не перестав улыбаться, продолжил идти на станцию. Саймон бы тоже не одобрил слов Кирена. И родители, и Джем. Поэтому он никому ничего не говорит. Не потому что стесняется. Он не видит смысла в последующих разговорах. Не хочет вовлекать родных в свои проблемы. Им не нужно нагружать себя ещё и размышлениями о его словах, об их правильности и смысле. В конце концов, слабости есть у всех - это естественно. Кирен считает, что его попытки избежать воспоминаний - это его главная слабость. Поэтому, веруя в свои собственные силы, он вышел из дома с сумкой через голову и отправился к одному из памятных для себя мест. В сумку он положил книгу, упаковку салфеток и пенал с карандашами - первое, что попалось под руку, не глядя. Вроде какое-то подобие багажа и в тоже время налегке. Он дошёл до скамейки, сел на неё. Шёл Кирен с определённой идеей, из-за которой теперь чувствовал неловкость. Надо было не так подойди, - досадно подумал Кирен. За два дня до совершения похода он настраивал себя на позитив, старался вести себя как можно непринуждённее. Но на деле оказалось, что разговаривать с самим собой дело не такое лёгкое, как кажется на первый взгляд. Тем более - если и говорить с покойниками, то логичнее делать это у их могил. Кирену кажется это хорошим оправданием своей нерешительности. - Я всё равно уеду, - неожиданно для себя, сказал он. - Зачем тебе это делать? - звонко спросил голос подруги. Он не осмеливался смотреть в сторону, где, предполагаемо, ходила бы Эми. Он смотрел себе под ноги и представлял платформу, и как по ней ходит Эми. - Не для того, чтобы убежать, - невпопад отвечает Кирен сам себе преувеличено серьёзно - он верит в правдивость своих слов, но не до конца уверен, что не испугается вернуться домой. Ему до сих пор непросто не пользоваться гримом и линзами. Каждый день, стоя у зеркала, он уговаривает себя поставить баночку с муссом обратно на полку и выйти из дома в естественном для своего тела виде. Ведь в естественности нет ничего плохого. Каждый день ему всё дольше приходится себя уговаривать. - А для чего же, Кирен Уокер, ты собираешься уехать и бросить свою семью, бывшую невесту и своего будущего жениха? - Нет, Эми никогда бы так не сказала, - фыркает Кирен и улыбается. Откуда в его голове вообще могло взяться это словосочетание "своего будущего жениха"? "Что-то ты слишком расчувствовался", - говорит себе мысленно Кирен. Но с другой стороны - от Эми можно было ожидать чего угодно. Отогнав от себя лишние мысли, Кирен отвечает на вопрос, заданный воображаемой им подругой: - Я хочу посмотреть, как живут иностранцы, научиться чему-нибудь у них, - голос его звучит спокойно и чуть робко. - Не глупи! Дороже традиций своей земли, ничего не может быть. Чужеземные повадки неуместны, просто неуместны! - восклицает Эми, притопывая ногой, будто ребёнок. Парень трясёт головой - образ подруги в его сознании искажается в безобразные образы. - Я вернусь, - с чувством произносит он, понизив голос до шёпота. - Привезу сувениров. Хочешь, платье присмотрю для тебя? Красивое... Кирен чувствует себя последним глупцом из-за всей этой ситуации. Он не хочет видеть, что никого с ним на станции нет. Пусть в воображении, но подруга будет рядом. Живее любого ПЖЧ и АЖЧ, самая весёлая, и такая красивая в своём кукольном образе "ля-натурэль". - Да, я найду тебе самое пышное и самое яркое платье, - уверенно шепчет Кирен. - Надеюсь, тебе понравится. Кирен улыбается и видит, как на штанину упала капля. Он дотрагивается до своего лица и видит на пальцах влагу. Непроизвольно шмыгает носом и слышит собственный всхлип. - Приплыли... - потерянным голосом констатирует он и вытирается рукавами, продолжая шмыгать носом. Запрокинув голову, он глубоко вздыхает. Так принято делать, если пытаешься успокоиться. Кирен пытается соблюдать негласные правила поведения "Абсолютно Живого Человека" (недавно придуманный правительством термин, ради равноправия, ставший модным за последние месяцы). И совсем не для того, чтобы вписаться в так ненавистное им общество. Говорят, что скоро все ПЖЧ полностью регенерируют, прямо как Эми. Тела оживут, органы заработают усерднее прежнего, застывшие сердца снова забьются громче марша королевской армии. И лишь для перестраховки Кирен усердно не отпускает свои "живые" привычки, чтобы не приучаться к ним заново. Некоторые будут дорого стоить. Например, дыхание. Не такое важное занятие для сгнивших лёгких и жизненно-необходимое для кровообращения. Хоть он и не верит в эти байки. Мало ли, что могло произойти с Эми. Она от лейкемии умерла, возможно, от этого её тело и сошло с ума, и нет в этом ни "Великой Божьи Воли", и домашний Нейротриптелин никакой не чудодейственный. Всё это чушь, приукрашенная экзотическими научными терминами и красивыми словами о возвышенном. Он не верит всему этому и не видит в своих трясущихся руках и иногда выступающих слезах великого знамения. Просто мозг пытается добиться от нервных окончаний хоть какой-то информации, оттуда и тремор в руках. Что-то вроде фантомной боли. Эхо из того времени, когда тело могло чувствовать себя. А слёзы - ну надо же телу как-то избавляться от лишнего. Кирен сам это придумал и верит только себе. А все, кто пытаются его переубедить, начинают бесить его своей мнимостью. Родители постоянно щебечут о том, что совсем скоро их мальчик станет таким, каким был прежде. Джема ничего подобного не говорит. Просто трепет брата за плечо и говорит, что всё будет хорошо. Саймон совсем молчит. И смотрит. Постоянно пялится с приторно сладкой улыбочкой на лице. А когда пытается закатить свою речь об высших силах и прочей белиберде, Кирен просто уходит. Потому что слишком часто тот употребляет выражение "Ты особенный" совсем не в качестве комплимента. При этом его голос дрожит от волнующего восторга. Совсем не здорового такого восторга. Кирену всё чаще становится не по себе рядом с ним. Притом, что о своём восстановлении Саймон даже слышать не желает, убеждая, что это коснётся лишь избранных, в чьё число Саймон, по его же собственным словам, не входит. Ширли Уилсон трещит без умолку. Без конца рассказывает о том, как Эми жаловалась ей на тремор в руках и головную боль. Все слушают её с придыханием, восхищаясь этим даром свыше. - Моя дочь снова станет прежней! - Мы с мужем снова сможем жить, как раньше! - Наконец, гнилушки прекратят мозолить глаза! Наивные люди. Никто из них прежним уже не станет. Внешне - может быть. Но даже если сменить упаковку просроченный продукт так и останется просроченным. Их души прожжены отчаянием, болью. Сама смерть прожевала их и выплюнула. Они не станут прежними. Но никого это не волнует. Все эти трусы, - что ПЖЧ, что АЖЧ, - к себе в душу-то заглянуть не могут, а к другим лезут. Наивные идиоты. Кирену не жаль их. - Ты бы меня побила за всё то, что крутится в моей голове, - с усмешкой сказал Кирен дрожащим голосом, продолжая растирать по щекам слёзы. - Или нет. А было бы кстати. Ему кажется, что он очень изменился. Никто ему этого не говорил - ему только кажется, что в его голове стало крутиться больше мрачных мыслей, на хорошие новости он реагирует не достаточно радостно, а иногда и вовсе остаётся равнодушным. И очень часто замечает, что раздражён. Любая мелочь раздражает его и даже приводит в бешенство. Чтобы избегать скандалов, Кирен так же уходит. К себе в комнату или из дома. Чтобы не накричать на родителей, не обидеть их, чтобы не возвращать сестре мысль о том, что все ПЖЧ агрессивны и не сдержаны. Ему хочется связать это со смертью подруги, но каждый раз он отвергает эту мысль. - Мне страшно, - шепчет Кирен, и слёзы текут ещё сильнее. - Ты уверен, что где-нибудь-не-здесь живётся легче? Кирен не уверен, только понаслышке знает, что привычные для Роартона распри в некоторых местах дикость. - Здесь и до восстания невозможно было жить. - Так оно везде, Кирен. Всё зависит от субъективных взглядов на жизнь. - Я вижу то, что происходит. А происходит страшное. Эми ничего не ответила, Кирен ей не позволил. Он старательно разрушил свою фантазию. Признавать свою неправость всегда нелегко, особенно перед самим собой. А больше никого на станции и нет. Кирен усмехается. - Ты такой же глупец, Кирен Уокер. Как и все они. - Ой, да замолчи уже, - ворчит его подруга. - Вот бы ты была жива... В ту же минуту Кирен упрекает себя. Стоило только сказать это вслух, как воображение заработало со странным усердием и обрисовало Кирену мир, где все они живые люди, обычные и счастливые. Никто из них никогда не умирал, Эми такая же весёлая, живёт с Филипом душа в душу, мечтает о детях. Саймон ему видится совершенно иным: никогда не прикасавшийся к наркотикам, он всегда улыбается. Скромно так, по-особенному загадочно. Но бунтарь в душе, с необузданным характером. Заводила в любой компании, легко сходится с новыми людьми, не терпит хамства в свой адрес и в адрес своих друзей и не стесняется за него раздавать синяки. И только для Кирена он становится самым нежным и самым надёжным человеком. А сам Кирен в этой фантазии никогда не боялся жить. Более не тратя время на дурацкие слёзы, Кирен резко поднялся со скамьи и пошёл прочь. - До скорой встречи, мой глупый Кирен Уокер.