Where are you, Alice?

Мысль о смерти более жестока, чем сама смерть. — Боэций

      Это не сказка, где вампиры счастливы быть монстрами и убивать невинных людей ради пропитания, ради собственного существования. В этом мире они смиряются и пытаются найти выход.       Одни питаются убийцами и насильниками, ужасными и отвратительными личностями, психопатами, преследовавших своих жертв, падших прежде, чем успели отнять чью-то жизнь (хотя я где-то уже это слышала). Сама концепция убийства даже маньяка меня не радовала.       Другие вампиры дарят покой тем, кто на грани смерти и смерть для них избавление от мук, тяжелой болезни и страданий. Люди без надежды на избавление дают свое согласие и принимают конец с улыбкой. Этот вариант был самым человечным. Близнецы Холландер специализировались именно на этом. Вот уже много лет они устраиваются в больницы целителями и врачами, помогая людям, и, если выздоровление неосуществимо, то дарили покой и забытие.       Есть ещё одна категория вампиров, к сожалению, самая распространённая, которые приняли свою сущность, как данную, так что откинули всё человеческое и убивали, разрывали на части, осушали людей, наслаждаясь живительными каплями чужой жизни. Разумеется, быть вампиром — никогда не стареть, быть вечно молодым и красивым, сверхсильным и очень быстрым, не чувствовать усталость, холод, потребность в еде и тепле, крепком здоровье. А еще целая вечность на путешествия, сотни языков, миллионы книг, фильмов и множество новых знакомых.       Всего лишь одно «но» портит эту чудесную картину — жажда крови.       Жгучая жажда, несравнимая с засухой в пустыне Сахара, раздирала моё горло, по крайней мере, мне так казалось. Словно внутри меня сидит когтистое ужасное чудовище, царапающее моё горло изнутри, и шепчущего только: «убейсожривыпей». Красная пелена перед глазами не давала ни на чём сосредоточиться. Только одно состояние и одно желание пытало меня изнутри, хоть я и пыталась его превозмочь, справиться, уповая на человечность. Но толку бороться с природой, если ты больше не человек? Неожиданно помощь пришла от Чарльза, схватившего меня за плечи и заставившего смотреть ему в глаза. Я зарычала прежде, чем поняла, что умею рычать, как зверь. — Послушай меня очень внимательно, Элис! Сейчас ты успокоишься, и жажда ненадолго исчезнет, перестанет быть значимой. Мы отведём тебя туда, где ты сможешь покормиться, но до этого момента ты будешь спокойна. И прекрати рычать и ломать стол, я не зла тебе желаю!       Я послушно разжала руки, замечая следы моих пальцев на железной поверхности стола, и выдохнула по старой привычке. Игра «вдох-выдох» больше не приносила облегчения, только забавное ощущения струящегося воздуха, проходящего через лёгкие и обратно. Кислород больше не был необходим.       Через секунду я осознала, что жажда больше не причиняла дискомфорта. Нет, она не исчезла, я всё так же чувствовала бушующий огонь в глотке, как языки пламени касались гланд, но та самая часть новой меня, ответственная за монстра, — исчезла, отошла на время в тень. Это радовало. Возвратился чистый разум. Я удивлённо посмотрела на мужчину, но он лишь улыбнулся, отпуская мои плечи. — Как вы это сделали? — Это его дар, дорогуша, не удивляйся! А теперь нам пора, сколько можно напоминать, историю мы могли бы рассказать и позже! — Присцилла возвела глаза к потолку и всплеснула руками, недовольно хмурясь. Её пшеничные волосы блеснули в свете ламп, и я завороженно уставилась на неё, разглядывая каждый волос на её голове, убранный в строгую причёску. К хорошему зрению и слуху сложно привыкнуть, но, тем не менее, это приятно осознавать, что тебе никогда не понадобятся очки.       На самом деле с момента моего пробуждения прошло не более десяти минут, часть времени ушло на обрисовывание ситуации и краткой истории, правилам. Еще часть времени мы потратили на выяснение причин моей амнезии и моего имени, которое по счастливой случайности совпало с именем бывшей владелицы этого тела, что, по сути, было жутким и странным. И совсем чуть-чуть мне потребовалось, чтобы разглядеть окружающую обстановку, кабинет, стол, ряд холодильников, железный стол для вскрытия (я не знала, как он называется на самом деле), на котором я в данный момент сидела, а еще части себя в любых поверхностях кабинета. Зеркала не было, и у меня было весьма смутное представление о собственной внешности: темные длинные волосы, белая грязная рубашка (кажется смирительная), тонкие ручки и ножки.       Близнецы переглянулись, понимая друг друга без слов, и одновременно протянули мне свои ладони. Я обвела их взглядом и молниеносно встала на пол, в очередной раз радуясь своей ловкости, ведь в прежней жизни такого не было. — На всякий случай, если тебя соблазнят запахи и голоса людей, — объяснил Чарльз и другой рукой открыл дверь.       Тотчас по инстинкту я вслушалась в происходящее впереди: где-то левее шаркала ногой пожилая женщина, от неё пришёл запах хлорки; в соседних кабинетах и помещениях было пусто, не считая запаха формальдегида и разложения; на этаже выше слышались мужские голоса людей, играющих в покер в общем зале. Коридоры в подвале были грязными и пахли сыростью, одни и те же одинаковые двери. Я радостно завертела головой, когда мы проходили мимо обшарпанной лестницы, где было маленькое решетчатое окошко. Скованность и слабость человеческого зрения не давали возможности видеть так остро, теперь за мутным окошком я видела звёздное небо. Моё самое чудесное и первое звёздное небо.       Разглядеть его сполна мне было некогда, я поспевала за братом и сестрой, поднимающихся на этаж выше. Голоса людей я теперь слышала более ярко, распознавала по тонам пол и возраст, суть разговора; слышала их биения сердец, потоки крови, циркулирующей по венам. Это соблазняло, жажда давала о себе знать, но разум был чист и я быстро отвлекалась.       Коридоры сменились на более ухоженные, с лавочками около палат, мы шли и шли, пока не остановились около одной. На белой покрашенной двери висел номерок «245». Внутри была старая женщина, которая тяжело дышала, это я поняла ещё до того, как мы вошли внутрь. А еще я поняла, зачем мы здесь; меня скрутило от страха и нежелания. — Здравствуйте, миссис Моррис. Это Элис Брендон, и она Вам поможет! — мягко сказала Патриция, отпуская мою руку и подводя меня к кушетке.       На кушетке лежала старушка приятного вида: россыпь пигментных пятен, благородная седина в длинных распущенных волосах, просторная рубаха в пятнах и болезненный облик тяжелобольного человека. Она слабо улыбнулась, чуть приподнимаясь на локтях. я — Не могу, правда, не могу этого сделать! — прошептала я, отступая и не смея отрывать взгляд от женщины, от её прозрачных голубых глаз. Такие добрые и усталые от жизни, боли и страданий. Я потупила взгляд и сжала руки. Близнецы понимающе кивнули, но всё же подтолкнули меня ближе. — Жажда очень скоро вернётся и придёт животная ярость, она заставит тебя разорвать всех в этом крыле. Сотни трупов, реки крови и крики, которые будут тебя преследовать ещё много лет. Поверь, лучше сейчас, чем убить многих. Лучше сделать что-то плохое, чем что-то ужасное, что ты не сможешь простить себе, — Чарльз сказал это с такой болью в голосе, словно у него уже такое было. Я сглотнула и села на колени перед кушеткой, провожаемая добрым взглядом женщины.       Взять себя в руки и улыбнуться, а не смотреть на бедную старушку так, словно это она хочет меня убить. Принять как необходимость, чтобы уберечь других. — Я не боюсь, дитя! Моё время пришло, проводи меня в последний путь, — миссис Моррис протянула мне чуть дрожащую руку, которую я благоговейно сжала ладонью и, повинуясь странному желанию, вежливо поцеловала и развернула венами. — Спасибо Вам за вашу жертву, покойтесь с миром, теперь вы свободны от боли!       Я прикусила тонкую складчатую кожу лёгким движением, словно масло, и закрыла глаза, вгрызаясь, чувствуя, как рот заполнила тёплая ароматная кровь. Такая вкусная, хотя мне не хотелось этого признавать. Я пила, не замечая, как слабеет женщина, не замечая в общей сложности никого и ничего, а только наслаждаясь уменьшением огня-жажды в горле.       Когда огонь стих, я оторвалась и с ужасом посмотрела на мертвенно-бледное лицо женщины с застывшей улыбкой на устах. Чарльз ободряюще хлопнул меня по плечу, помогая мне встать, пока его сестра закрыла пальцами пустые глаза женщины и накрыла тело простыней. К своему ужасу и стыду меня стало трясти, и я по привычке всхлипнула, но слёз как таковых не потекло. — Ох, дорогая, позже станет легче, и это не будет так больно! Помни, что она отдала свою жизнь по своей воле! — Присцилла неожиданно обняла меня, припевая старую детскую песенку, чтобы успокоить. Женщина сняла с себя пальто и накинула мне на плечи, а Чарльз протянул белоснежный платок. Я кивнула и смахнула слёзы платком, вытерла губы и подбородок, морщась, замечая красные пятна на белоснежной поверхности платка. — Пожалуйста, давайте выйдем отсюда!       Мы поспешно ретировались из палаты, уже в коридоре Чарльз подошел к женщине в белом халате и белом чепчике, сказав про труп в палате, и что старушка умерла во сне. Сила внушения, да? Женщина кивнула, не обращая на нас с Присциллой никакого внимания.       В полном безмолвии мы шли по коридорам по направлению к выходу, я отключила все звуки и запахи, погрузившись в себя и слушая только детскую песенку Присциллы про оленят и их маму. Эта песенка напомнила мне мультик «Бэмби», о чём я хотела рассказать брату и сестре, но решила этого не делать. Кажется, они не знают ничего о мультиках и только слышали о немом кино. Судя по всему: их одежда, документы, обстановка, обрывки фраз — всё это части прошлого века. Точный год сказать не могла, так как всегда была плоха в исторических датах да и в истории вообще. Кратко я знала о Сухом законе в США, а именно здесь я и находилась, об эпохе джаза, немом кино, о нескольких писателях (Ф.Фицджеральд, Э.Хемингуэй) и о Коко Шанель. Плюс-минус десять лет от 1920-го года.       А еще я вспомнила о маме и заметно приуныла, вспоминая её тёплые объятия и булочки с корицей на завтрак. Грустно осознавать, что её больше никогда не увижу, но если увижу, то это будет много-много лет спустя. Я больше не была Алисой Муринской, студенткой академии искусств, теперь я — Элис Брендон и по совместительству вампирша. Кстати о фамилии, это сочетание было знакомым, ответ на мой немой вопрос крутился на языке, но пока истина ускользала сквозь пальцы.       Наконец мы вышли в просторный светлый холл с деревянной стойкой, за которой сидела угрюмая женщина и заполняла бумаги, нас она не заметила. Около входа была раздевалка и небольшое зеркало в резной раме, поверхность зеркала была поцарапанной и полной разводов, но противиться желанию, наконец, на себя взглянуть, я не могла.       Через пол секунды я стояла напротив (ох, уж эта вампирская скорость) и разглядывала отражение. В чуть мутноватой поверхности отражалась не я, какой успела себя запомнить, хоть и с нынешним отражением было много общего. Однако теперь это было другое лицо. Ранее мой овал лица не был таким совершенным, а скулы были едва заметны и были чуть уже, а челюсть, напротив, была шире. Особо различался с прошлой внешностью нос и форма глаз. Носик стал вздёрнутым и маленьким, а глаза больше и с густым обрамлением ресниц. Волосы так же остались тёмными и непослушными, только очень длинными и спутанными.       Самым важным отличием был рост. Раньше я была среднего роста, а сейчас, право слово, коротышкой.       А еще цвет глаз – кроваво-красные пугающие радужки глаз.       Значит, я заняла тело другой девушки, которая по странному стечению обстоятельств была на меня похожа и звали её так же. Видимо, в той тьме, что окружала меня так долго, именно она умирала и задыхалась. Но почему мы поменялись? Для какой цели нас поменяли местами?       Эти вопросы были основополагающими и главными, об этом стоило узнать. Посвящать близнецов, наверное, не стоит, пока я не пойму, что им можно доверять. А пока стоит вести себя так, чтобы не привлекать внимания. Списать незнание о прежней жизни на амнезию и учиться жить в новом мире. — О чём ты думаешь? У тебя такое сосредоточенное лицо. — Пытаюсь вспомнить о прошлой жизни хоть что-то и понять, что делать дальше. — Ответила я, с усилием повернувшись от зеркала к близнецам. — Мы поможем, дорогая, и не дадим Джеймсу тебя убить. Машина уже ждёт у выхода, нужно спешить.       Двустворчатая дверь со скрипом отворилась, и на меня упал благородный лунный свет, я шагнула за порог и вздохнула запах нового мира: хвоя, снег, слабый запах бензина и кожи, далёкий запах карамельных яблок. Я улыбнулась своей догадке про Рождество, разглядывая падающие ровным роем снежинки: все разные и похожие на белые цветы. Красивые и необычные, что хотелось их изобразить, чтобы не забывать моих первых после смерти снежинок. В дали за лесом виднелся город, а ближе, около ворот, стояла шикарная машина, куда мы и спешили. Снег под ногами приятно холодил ступни, никакого холода и дискомфорта.       За руль сел Чарльз, а мы с Присциллой (она всё еще приобнимала меня за плечи) на заднее сидение, обитое дорогой кожей. Я всё еще думала о судьбе миссис Моррис и об её крови, о своей жизни и о смерти.       День, пожалуй, выдался трудным.