Новый день.

...Один день из жизни помощника шерифа не отличается от другого совершенно ничем. Та же работа, те же лица, вкус кофе никак не меняется. Приятный голос Лидии, мимолётные поцелуи с утра и её пожелания удачи, что ещё вертятся в голове по дороге на работу. День обещает быть удачным. ...Цикл бесконечной ночи идёт без перерыва, когда просыпается Цербер. Тот же путь под землёй, неизменные сырые стены, капсулы. В каждой тело, ещё совсем недавно по-настоящему живое, не знавшее никаких бед и потребности от баллона с гелием, молодое и крепкое, отличавшиеся между собой лишь оттенками кожи, волос, парни и девушки. Одна камера пустует после неудачного эксперимента, ожидая, когда её вновь заполнят. Адская гончая не обращает внимание на тихие всхлипы в углу, вместо этого вслушиваясь в немецкую речь, без смысла и бестолковую, но ласкающая чужое самолюбие и обрабатывающая не до конца зажившие раны где-то под сердцем. - Die schonste Jungfrau sitzet, dort oben wunderbar, ihr goldnes Geschmeide blitzet... Sie kammt ihr goldenes Haar, ja.* Немецкий перебивает английский приказ сжечь девчонку, что тут же испуганно звякнула цепями на своих запястьях и замолчала, попыталась слиться со стеной в прямом смысле этого слова, начав в нарастающей панике переливаться грязными цветами как калейдоскоп и не находя нужного, пустого, прозрачного, дергается в сторону. - Нет, пожалуйста, нет!... - на бледной коже начинают уже растекаться тошнотворные тёмные пятна рвущегося из груди вместе с серебряной кровью страха. Удивительно, как им могло пропитаться всё помещение, от такого мелкого создания. Единственное, что она успевает сделать, перед тем как зелёное пламя с отголосками оранжевого превратит её в пепел, в очередной раз позвать на помощь и провизжать чьё-то имя, никем не услышанное, ведь Гарретт не Врачеватель страха - он не будет повторять глупых ошибок. - Gut, sehr gut. Komm zu mir, Höllenhund. Setz. Гарретт обращается к нему на своём родном языке, не стесняясь демонстрировать это постороннему лицу, показать разницу и доказать что немецкий бывает приторно ласковым, ведь Церберу плевать на всё это, как и на руку Дугласа, облицованную в перчатку и ласково проходящую по черным волосам без всякой опаски, стоило только монстру опустится перед ним на одно колено. Бывший офицер также не стесняется потрепать его за ухом, как какую-то дворовую шавку с улиц Берлина. - Этот экземпляр оказался не слишком удачным, к сожалению, - он снова говорит на английском, задумчиво наклонив голову в бок. Кажется, будто бы факт нового брака его действительно расстроил, если бы не промелькнувшая затем мягкая улыбка одними уголками губ. - Aber... Эта жертва не напрасна. Я смог найти подходящую формулу и скоро я выберусь отсюда. Главное лишь найти правильный материал... Пальцы скользят по щеке, линии челюсти, обводят переливающийся рубиновым трещину, возвращается обратно за затылок. Второй рукой немец начинает задумчиво перебирать инструменты, возвращая всё на прежнее место и под нос произнося ту самую формулу, чтобы не забыть. Стражу, впрочем, действительны безразличны все эти наименования. А Джордану? Дуглас тяжело сглатывает; он вспоминает лицо Пэрриша и опускает взгляд на свою Гончую. Когда-нибудь он прикажет Церберу позволить увидеть ему свои труды и сможет узреть вместо преданной пустоты настоящие эмоции, ненависть граничащую с отчаянием, как в калейдоскопе по одному щелчку сменившись обыденным холодом, навсегда. Только не сейчас. Пока что это слишком дорогое удовольствие, даже для него. - Больше ничто не встанет у меня на пути. Nichts. Пальцы резко сжимают тёмные пряди на затылке; Цербер морщится, но не отстраняется, дозволяя запрокинуть ему голову назад и пройтись львиными когтями по коже, даёт молчаливое согласие на то, чтобы разодрать загривок до крови, едва ли не сняв скальп, пока альфа даёт волю эмоциям, ведь, как ни крути, никто не любит поражения, тем более в мелочах. Гончая едва пошатнулась, когда рука резко исчезла, толкнув в плечо напоследок. На дырявой медицинской перчатке остаётся зала; Дуглас недовольно цокает языком и чуть морщит нос, возвращая себе былое спокойствие и стягивая ту. - Stehe auf. Приведи сюда того юношу, пока он не охрип. ...Новое утро нового дня встречает его солнечными лучами, приятно скользящими по коже. Его ждёт чашка свежего кофе, вкусный завтрак, похвала от шерифа Стилински, что удивлённо вскинет бровь, услышав как комиссар напевает себе что-то под нос. Приятный голос Лореляй звучит в его голове под немые крики банши.