Оцепенение

Тишина. Самая оглушительная вещь в мире — тишина. Освальд держал его в своих руках. Такого холодного. Окоченевшего. Освальд ждал, дрожа от озноба. Он поднял взгляд на Виктора и глаза застлало влагой. — Сколько еще? — С минуты на минуту. Освальд коротко шмыгнул носом, снова опустив взгляд на единственного человека, которого он любил. И ждал. Глаза Эдварда оставались до боли неподвижны, иней облепил ресницы. Освальд чувствовал себя так, словно держит на руках куклу. — Вернись ко мне, Эдвард, — взмолился Освальд в минуту слабости, ласково коснувшись большим пальцем холодной, жесткой щеки. Эд остался неподвижен. Трещина пересекла его щеку, раскрывшись прямо под пальцем Освальда. Он отдернул руку, сердце заколотилось в груди. Трещина тянулась и тянулась, Освальд просто смотрел, как пальцы Эдварда осыпались с его руки. — Ч-что… Что происходит? — Освальд запаниковал, бросив взгляд на Виктора. — Что с ним происходит? Виктор отступил на шаг назад. — Освальд, я… Освальд снова оглянулся на Эдварда, глядя на то, как тот буквально разваливается на части. — Я не понимаю, — голос Освальда прозвучал словно высокий хриплый крик. — Виктор! — Освальд, мне очень жаль, я…этого не должно было случиться. — Что? Чего не должно было случиться? Что происходит? Почему он не очнулся? — закричал Освальд. — Почему он сломался? Ты можешь починить его? Айви опустилась на колени возле Освальда, слезы стояли в ее глазах, когда она протянула руку, положив ладонь на его плечо. Она знала, что ничего исправить или починить уже нельзя. — Освальд, его больше нет… Мне очень жаль. — Нет! — хрипло выкрикнул он. — Нет, ты его мне вернешь! Ты говорил, что сможешь! Ты говорил, что сможешь его мне вернуть! Так сделай это! Ты обязан! — его голос надломился в конце фразы, руки затряслись. Каждый раз, когда он пытался держать Эда ближе к себе, он распадался на части. Они оба разваливались на куски. Виктор Фриз устремил на него взгляд кристально-синих глаз. — Тот человек в Полицейском Департаменте Готэма был заморожен всего на несколько часов, перед тем, как был разморожен. Эд был во льду три месяца. Я не понимаю… Я думал, моя формула… Освальд ссутулился, склонив голову, прижавшись к тому месту, где должно было биться горячее сердце Эдварда. Он сам сотворил это с ним. Это была его вина. Эдварда не стало, а с ним не стало и самого Освальда. Он внезапно оттолкнул от себя тело Эда и его стошнило на пол. Физическое проявление вины. Ради всего святого, он выставил его напоказ, в центр клуба. Хвастался содеянным. Кто знает, как долго Эдвард был жив, скованный льдом. Осознавал ли он происходящее? Когда сдался? Он должно быть, был в ужасе. Освальда снова стошнило, Айви гладила его вдоль спины, обеспечивая комфорт всеми возможными ей, на данный момент, способами. Виктор опустился рядом с ним. Ему было хорошо знакомо это чувство. Пустота. Осознание, что единственного человека, с которым ты хотел провести всю оставшуюся жизнь, больше нет в этом мире. Необходимость продолжать жить, зная, что это из-за тебя кто-то навсегда ушел из жизни. Все что от него осталось — холодная, онемелая оболочка человека, которым он был раньше. Но тогда у Виктора не осталось никого, ради кого жить, а у Освальда есть семья. Айви, Бриджет и он сам. Они справятся с этим. Они смогут. Они обязаны. Для Норы. Для Эдварда. Друг для друга.