Сенсация или друг?

Она всегда была излишне любопытна. И не любила хранить тайны. Эти качества делали из нее идеальную журналистку, и слегка эксцентричную девушку. А еще немного… Одинокую. Хотя как раз об этом никто и никогда не задумывался. Дело в том, что ее всегда было слишком много. Если уж Киоко появлялась в поле чьего-то зрения, то заполняла это поле целиком, и добивала жертву кучей не всегда связанных между собой вопросов. Через пару минут такого обращения люди становились вялыми и готовыми к употреблению в сыром виде, сдаваясь, по секрету рассказывая все известные им тайны. Не всегда и не только свои. И лишь несколько людей не поддавались обработке: Аои, староста класса, очень милая девушка, выгребающая по утрам из шкафчика десятки записок с признаниями в любви, вечно отговаривалась нехваткой времени или занятостью. Ее подруга, Комаки, тоже была не слишком говорлива. Кёйчи, бандит, хулиган, асоциальный элемент… какой типаж для статьи! Она какое-то время следила за ним, и в те счастливые времена школьную газету отрывали у распространителей с руками. Но очень скоро парень смекнул, почему за ним постоянно следует стайка похихикивающих девушек, и откуда Марии известно про его проделки, поймал журналистку, и объяснил, что Киоко больше за ним ходить не стоит. Очень хорошо объяснил. Весомо. Стоял, закинув свой деревянный меч на плечо, и объяснял. Она до сих пор помнит эти хлесткие фразы. С тех пор она решила его не трогать. Был еще атлет Дайго, но его Тоуно обходила стороной, не считая хоть сколько-нибудь интересным. Но самой большой загадкой был для нее Хью. Он не презирал ее, как многие другие, казалось, считавшие ее чем-то вроде сороки, роющейся в грязном белье ради того, что бы найти платок с блестящей золотистой вышивкой. Свою Сенсацию. Нет. Он просто молчал. Отделывался от нее односложными ответами и уходил, как только начинал считать, что разговор ему в тягость. Накидывал капюшон вечной своей толстовки, отгораживаясь от окружающего мира, и убегал. Это пугало почему-то. И… Его хотелось расколоть. Понять, что ли… Потому что он тоже был один. Тогда она боялась. Боялась, и никак не могла смириться с перевернувшимся у нее в голове вверх тормашками миром. К ней приходила Аои, потом приходила, каждый день. По полчаса распиналась под дверью, звала прогуляться, в бассейн вместе сходить. А Киоко чувствовала, что ее жалеют. А может ей лишь казалось? Неважно. Чудилось, что ей лишь из жалости предлагают дружбу. Ощущала она это где-то в глубине души, и поэтому не отзывалась. Сидела, обнимая подушку, и лишь стекла очков блестели в полутьме. А потом, однажды, она открыла дверь, и посмотрела на фотографию, которую оставила Аои. Легче от этого не стало. Но… Она вспомнила про свой фотоаппарат, который подняла тогда с земли, судорожным жестом, до того, как побежать, побежать, побежать… Подальше от того места. Вспомнила про то, что настоящая журналистка не должна ничего бояться. Ничего и никогда. Иначе она не журналистка, а так… Сумасшедшая девчонка с завышенным самомнением. Подняла фотографию, кинула на письменный стол. Достала ноутбук. Она провела за сортировкой фотографий полчаса. Вообще, она могла управиться и за десять минут, если б не засмотрелась на фотографию Хью, сделанную еще до того, как заварилась вся эта каша. Его взгляд, даже такой, с экрана монитора, подарил ей уверенность. Когда он рядом, ничего не страшно. Не потому, что он выделяет ее из толпы. Просто… Он – защитит. И она решила пойти в бассейн. С Аои. С человеком, который, в первый раз за всю не очень долгую жизнь Тоуно, предложил ей свою дружбу. Во многом она была еще совсем-совсем юной. Неопытной и неискушенной. Она никогда не влюблялась, и друзья ей были не нужны. По крайней мере, так Тоуно убеждала себя с малых лет. Журналистам не нужны друзья. Журналисты сильные, журналисты должны быть беспристрастны. А друзья этому лишь мешают. Но сейчас она была испугана. И решила, что рядом с Аои будет безопасней. Ведь рядом с Аои всегда ее друзья. А значит, и Хью. И лишь потом журналистка поняла, что просчиталась. Аои, как оказалось, и сама нуждалась в защите… А Хью оказался, увы, не всемогущ. Потом, копаясь в папках с личными делами, она недоумевала: почему она помогает? Зачем? Кто они ей? Оправдываясь перед собой тем, что журналисты обязаны делиться информацией со всеми желающими, Тоуно рылась и рылась в своих папках, кусочек за кусочком восстанавливая картинку не очень давнего прошлого. Историю о человеческой жестокости, злобе и покорности. О том, что даже самому большому терпению есть предел. Что существует грань, за которую заходить нельзя. Потом, когда она бежала с теми самыми папками под мышкой, у нее промелькнула подленькая мыслишка, что на Хью у нее и нет почти ничего, и что его папка – самая тонкая папка в ее коллекции. И что она знает о этих пятерых нечто такое, что может помочь ей прославиться не то что на все Токио — опубликовав эту информацию, она могла прославиться на весь мир. Но думать об этом было некогда. Тоуно бежала спасать подругу. И ей это казалось важнее чего бы то ни было. Даже ее собственной, эксклюзивной сенсации. Не бойтесь. Я не выдам никому ваших секретов. Вы ведь тогда спасли меня…