Твои проблемы - мои проблемы

      Холодная зимняя ночь. За окнами старинного замка бушует метель, ветер нещадно треплет макушки деревьев, хлопает незапертыми ставнями и завывает в трубах, бросая в щели хлопья колючего снега. В такую ночь гостиная Гриффиндора, освещённая неяркими факелами, казалась особенно уютной. Камин в стене тихо потрескивал, словно лишний раз убеждая не высовывать нос на улицу. Ремус Люпин и не собирался. Казалось, он вообще не собирается покидать гостиную. Он лишь смирно сидел за небольшим деревянным столиком, безупречно покрытым лаком, и размеренно скрипел пером по пергаменту. Русые пряди то и дело выбивались из общей массы, щекотали ему лицо и закрывали глубокие, яркие глаза, в которых плясало пламя камина, но юноша терпеливо заправлял их за уши и продолжал корпеть над работой. Казалось, внимательные, но немного уставшие янтарные глаза никогда не оторвутся от чернильных строчек, его гладкое, приятное лицо выражало только умиротворение, но выглядело измождённым и бледным.       Картину немного портил другой парень – он нетерпеливо прохаживался по ковру за спиной у своего приятеля, то и дело ероша свою уже и без того лохматую шевелюру. Тёмные волосы были немного длиннее, чем нужно, эффектно лежали непослушной копной, но их хозяин и не думал убрать их с глаз. А глаза его были такие же глубокие, как и у товарища за столом, но только отсветы от огня не переливались в них, а тонули, поглощённые чернотой радужки. Черты лица были немного жёсткие и грубые, но не острые, не отталкивающие – наоборот, что-то в этом юноше привлекало. И звали этого юношу Сириус Блэк. Он был чертовски красив, и взгляд его, вечно живой и пытливый, постоянно выражал эмоции, словно хладнокровие являлось для него смертельным. Сейчас в его глазах ясно читалось беспокойство.       Словно зверь в клетке он ходил из стороны в сторону, напряжённо о чём-то думая, и нервно заламывал руки. Когда тот, казалось, уже намерял шагами целую милю, Ремус не спеша дописал предложение, поставил точку и повернулся к другу.       - Сириус, чего ты всё ходишь? Иди спать, уже поздно.       Сириус остановился, невидящим взглядом уставился в пол и, лишь через пару секунд соизволив посмотреть на сидящего на стуле парня, немного резко парировал.       - А ты чего тут всё пишешь? Уже за полночь, разве тебе не хочется спать?       - Скоро полнолуние, мне не спится.       Блэк подавил вздох и прикусил язык – он уже давно вёл лунный календарь, но за своими заботами совершенно забыл про надвигающееся полнолуние. Ремус, обречённый превращаться в волка каждый лунный месяц, и без всякого календаря остро чувствовал, когда настаёт время. Процесс был далеко не из приятных, и Сириус – впервые за некоторое время – почувствовал угрызения совести из-за того, что напомнил ему об этом. Но Ремус, кажется, даже не обратил внимания.       - Так чего ты не ложишься? Джеймс и Питер давно уже наверху.       - Да так... мне тоже не спится, - выпалил он после недолгих раздумий. Друг улыбнулся.       - Ждёшь кого-то?       Сириус замер, дыхание у него перехватило.       - Да нет, кого я могу тут ждать? – улыбнулся он, обнажив белоснежные зубы.       Ремус улыбнулся ему в ответ и закинул руки за голову, потягиваясь. Блэк понял, что тот не верит ему ни на йоту, но светловолосый парень со вздохом опустил руки и захлопнул лежащую перед ним книгу.       - Ладно, не ждёшь, так не ждёшь. Я, пожалуй, наверх, надоели мне эти зелья, утром закончу.       С этими словами Ремус схватил свиток пергамента с недописанным сочинением, внушительных размеров книгу по зельеварению и направился в спальню.       - Спокойной ночи! – крикнул Сириус ему вслед.       - Спокойной ночи, - мягко ответил Ремус, не оборачиваясь.       Когда шаги на лестнице окончательно стихли, темноволосый парень со вздохом опустился в ближайшее кресло и потёр затылок. Он был несказанно рад тому, что у него есть такой догадливый друг. Меньше всего Сириусу хотелось, чтобы Ремус знал, во что тот вляпался на этот раз.       Задумчиво он перевёл взгляд на часы – без пятнадцати час. До назначенного времени оставалось совсем немного, и Блэк, чтобы расслабиться, обвёл взглядом комнату. Всё вокруг выражало гордую невозмутимость: от лаковой мебели до ровного пламени факелов, даже не позволявшего себе лишних всполохов. Всё это было так привычно, что даже успевало наскучить за весь учебный год: кресла с мягкой обивкой, столики около них, полки непонятно для чего, высокие часы, камин, ковёр, факелы, мягкие стулья, большой стол, чернильница... «Чернильница? - Сириус задержал свой взгляд на маленькой стеклянной чернильнице. – Наверное, Рем оставил». Он поднялся на ноги и пересел за стол, тут же принявшись её разглядывать и вертеть в руках.       Да, это была простая чернильница, точно такими же пользовались все ученики в Хогвартсе. Сириус вздохнул и тут же погрузился в собственные мысли, машинально поглаживая указательным пальцем крышечку. Поток сознания поспешно уносил его разум куда-то далеко-далеко, полусонное воображение рисовало заманчивые картинки, а голос внутри что-то томно шептал, заставляя почти задремавшего хозяина улыбаться. Опомнился он лишь через пару секунд – руки его по-прежнему вертели в руках чернильницу. Он мотнул головой и с негромким стуком поставил предмет обихода обратно на столешницу.       Его взгляд жадно обшарил стол в поисках других вещей, юноша страстно желал хоть чем-то занять себя. Сириус тут же наткнулся на лежащее перо, на котором ещё не до конца высохли чёрные разводы, оно словно напрашивалось на то, чтобы им что-то написали. Блэк не спеша открыл чернильницу и окунул в неё острый кончик пера. Тёмная капля тут же упала на стол, растекаясь по поверхности. Перо почти неслышно заскребло по столешнице.       «Бродяга», - медленно вывел на столе Сириус. Это было его прозвище среди друзей. И оно, к слову сказать, ему очень подходило. Может, потому, что у него был такой вечно загадочный вид бродяги-романтика, а может, и потому, что Сириус, будучи анимагом, превращался в огромного чёрного пса и очень любил бродить в таком виде по улицам. Так или иначе, кличка приклеилась быстро.       Почти не задумываясь, он вывел на столе ещё одно слово: «Лунатик». Это было прозвище Ремуса. Причиной тому было его вечно мечтательное выражение лица, как смеясь говорил Джеймс, но все четверо знали о болезненной зависимости Ремуса от луны и потому не умалчивали о более очевидной версии. Сириус вздохнул. Почему-то имена Питера и Джеймса писать не хотелось. Блэк уже давно замечал, что про себя часто называет Ремуса не «наш друг», а «мой друг», и обзывал себя чёртовым собственником. Но было очевидно не замечать того простого факта, что внимание Питера (да и его самого) Джеймс полностью притягивает себе. Вот Бродяга постепенно и присвоил себе неприкаянного Ремуса. И поделать ничего не мог – своего Лунатика он делить ни с кем не собирался.       - Мемуары пишешь?       Сириус выхватил волшебную палочку и быстро шепнул «экскуро», очистив стол от надписей. Затем не спеша обернулся, уже зная, кого он там увидит – у входа в гостиную стоял Дэйв Конрак. Он тоже был студентом Гриффиндора, но на курс старше, почти выпускник.       - Просто надоело тебя ждать, - холодно ответил Бродяга. Конрак глянул на часы.       - Но я вовремя, Сириус. Умей приходить в назначенное время, - спокойно ответил ему Дэйв с лёгкой усмешкой.       - Давай к делу.       - Куда-то спешишь?       - Не твоё дело, - оскалился тот.       Дэйв снова усмехнулся, усаживаясь в кресло. Его приторная улыбка выводила Сириуса из себя, зачёсанные назад волосы словно подчёркивали наигранную аристократичность, хотя Блэк знал, что стоит лишь его разозлить, и вся гадкая личность тут же вывалится наружу, как огромный скелет из шкафа. Конрак небрежно стучал ногтями по подлокотнику, а Бродяга, медленно закипая, ждал, что же преподнесет ему этот поздний вечер.              Несколькими минутами ранее Ремус сидел на подоконнике и глядел на растущую луну, обволакивавшую своим холодным светом утомлённого парня. Бледное блюдце, словно отколотое с одной стороны, внушало чувство неизбежности и жутко давило на сердце. Всего через несколько дней ему придётся снова перевоплощаться, снова придётся кусать самого себя за руки, чтобы не сойти с ума от боли, проникающей в каждую клеточку тела. А потом руки станут лапами. И снова этот туман, снова человек внутри словно заперт в клетку, а древнее проклятие всё равно возьмёт своё, не зная ни жалости, ни пощады. «Если бы не Джеймс, Сириус и Питер, я, наверное, со временем бы просто лишился рассудка», - думал Ремус, разглаживая подол мантии, которую даже не соизволил снять. Друзья были его единственным утешением в те ужасные ночи, все они, став анимагами, могли без опаски проводить с ним время от заката до самого рассвета, когда проклятие отступало вместе с бледнеющей луной. Совершенно обессиленный, он каждый раз без чувств падал на пол хижины, где ему приходилось пережидать полнолуние, и приходил в себя лишь в Хогвартсе, чаще всего на руках у Сириуса, несущего его спальню Гриффиндора. Иногда, конечно, первым, что Люпин видел по пробуждению, были смеющиеся глаза Сохатого, что все равно было чертовски здорово.       Ремус вздохнул. «Они столько сделали для меня...». Лунатик виновато взглянул на луну, словно ища утешения, но бесчувственный кругляш только холодно смотрел на него свысока. Чтобы не чувствовать ужасное сосущее чувство под ложечкой, Рем решил снова взяться за сочинение, раз уж заснуть у него все равно не было никаких шансов. Спрыгнув с подоконника, он переложил на него свиток, книгу и оглянулся в поисках пера. Не обнаружив его, Ремус догадался, что забыл его вместе с чернильницей внизу, в гостиной. «Думаю, не будет ничего страшного, если я спущусь за ними?». И, немного поборовшись со своей совестью, он отправился вниз.       Стараясь не шуметь, он выбрался на лестницу и, крадучись, преодолел половину ступеней. Из гостиной послышался тихий голос, и Ремус насторожился. Чувство такта не позволило ему резко спуститься вниз, а применить манящие чары было бы вообще неприлично, сразу создавалось впечатление, что он подслушивал. Лунатик спустился ещё немного и прислушался, пытаясь понять, не слишком ли он помешает разговору.       - Как ты понимаешь, вляпался ты серьёзно, Блэк.       Ремус напряжённо замер. Голос был незнакомый и явно не предвещал ничего хорошего.       - Не твоего ума дело, говори, что хочешь, и проваливай! – это был голос Сириуса, было слышно, что тот уже почти в ярости.       - К этому я и веду, ты нетерпелив, - голос лукаво выдержал паузу. – Снейп почти догадался о твоём маленьком секрете. Твоём и твоих дружков.       Ремус в ужасе распахнул глаза, понимая, о чём говорит незнакомец. Теперь его уже не волновало забытое перо, он весь обратился в слух, пытаясь уловить детали – Снейп, давний недруг, в любом касающемся их деле уже повышал планку опасности почти до критического уровня. А тут такое...       - Спасибо, я это знаю, - процедил Блэк сквозь зубы.       - Да, ты молодец. По счастливой случайности я тоже был введён в курс дела. Но моему факультету не нужны неприятности в виде трёх незарегистрированных анимагов и одного оборотня. Ты же понимаешь, к чему это приведёт? И если я сам вас выдам, никакой выгоды мне от этого не будет. А от вас четверых мне ничего и не надо.       - Если тебе ничего не нужно, чего ты припёрся сюда?       - Не груби, Блэк, я не сказал, что мне ничего не нужно.       - Но...       - Я сказал, что мне ничего не нужно от вас. А вот конкретно ты мне очень даже можешь помочь.       Лунатику показалось, что он слышал, как скрипнул зубами Сириус.       - Ты же сам только что раскрыл все свои планы, с какой стати я должен тебе помогать, если нам ничего не угрожает? Ты же не получишь ни единого кната!       - Не угрожает? Да неужели? Вас накажут и зарегистрируют, Люпина выгонят из школы, Дамблдора будут доставать разгневанные родители, а со мной вряд ли случится что-то хуже, чем головная боль от всей этой шумихи. Неприятно, но что поделать. А потом я исчезну из этой школы навсегда, и мне уже будет всё равно, кто там анимаг, кто оборотень... – голос притворно вздохнул.       - То есть я должен заплатить тебе за то, что ты сделал бы по доброй воле? Знаешь, как это называется?       -Шантаж, причем довольно грязный. Сам в ужасе, - собеседник понизил голос. – В минусе буду отнюдь не я, Сириус. А вот если ты мне поможешь... Со Снейпом я уж смогу справиться. Вы будете жить долго и счастливо, и никто не узнает ваш маленький секрет, - произнёс нараспев незнакомец. – У меня выбор нетрудный, мне плевать на всё, так что решать тебе, Блэк. Я знаю, что ты при первой же возможности готов упасть на жертвенный стол, но вот твои друзья... На что ты готов ради них?       Ремус стоял, словно завороженный, и невольно дрожал. Сейчас от ответа Сириуса зависело всё их будущее – а оно уже и так висит на волоске. Бродяга был просто окутан коконом ярости и злобы и не мог рассуждать здраво, а вот Рем знал, что незнакомец его подзуживает. На сегодня Сириус его единственная выгода, и он намерен остаться в плюсе с этой сделки. Но что же он хочет? Что его другу придётся выполнить ради их спокойного сна?       - На всё готов. И ты это знаешь, - Блэк говорил с неприязнью, но гораздо спокойнее. Боязнь потерять Ремуса заметно остудила его пыл.       - Вот и правильно, - незнакомец явно был доволен. – Тебе ведь ничего не стоит вырвать для своих ненаглядных друзей светлое будущее, верно? Взамен я попрошу немного, не волнуйся. И хватит сверлить меня взглядом, разве я такой тиран?       - Говори быстрее, ты меня раздражаешь.       - Хах, тогда, наверное, тебе трудно будет выполнить моё задание, – Ремус внутренне напрягся, он жалел, что не выскочил раньше, но теперь уже не мог не дослушать до конца. Он всё же наперёд знал: что бы там ни было, он готов взять это на себя. Ведь это всё из-за него, из-за чёртова оборотня... – Кхм. Не хочешь предположить?       - Не выводи меня.       - Ладно, ладно, не горячись, - незнакомец стал намеренно растягивать слова, словно заботясь о том, чтобы смысл сказанного дошёл до собеседника. - К слову сказать, решиться было непросто, но мне тут так кстати птичка напела, что твои интересы, мой дорогой друг, склоняются к сильной половине человечества, и интересы отнюдь не натуралистические...       - Точнее, скользкий ты слизень, твоё «отнюдь» мне уже уши ест.       - А если точнее, Сириус, то я знаю совершенно точно: тебе нравятся мальчики.       По тому звуку, которым обычно сопровождается битьё стекла, Ремус понял, что это не шутка, и у него непроизвольно подкосились ноги. Сириус? Мальчики? Что?.. Рем в надежде ждал, что сейчас Бродяга вскочит на ноги и начнёт орать на клеветника. Пусть, пусть он разбудит всю башню, главное, что это будет всего лишь ложью! Но тот молчал. В тишине слышалось лишь тяжёлое, словно бы собачье дыхание. Свистящим шёпотом незнакомец произнёс заклинание, устраняя последствия неожиданного приступа ярости Бродяги, и словно бы остался доволен такой реакцией, потому как в голос его словно добавили добрую кружку сиропа.       - Ну, чего же ты, Блэк? Где твоя гордость? На правду чернильницами не швыряются, - он предосудительно вздохнул. – Ладно, хоть не попал.       - Заткнись... – сдавленным голосом пробормотал Сириус и неловко откашлялся, словно стесняясь своего голоса. – Откуда ты узнал?       - Может быть, скажу тебе, когда всё закончится. Неплохой стимул, а?       - Ты мерзкий, паршивый, скользкий урод!– так же сдавленно выругался он.       - Ну-ну, не надо. Я же не со зла выяснил, что... ну, ты понимаешь.       - Это неправда... Я прикончу тебя! – прошептал окончательно сникший Сириус. Но прозвучало это ужасно неубедительно, и Ремус закусил губу – то ли от разочарования, то ли от обиды. Ведь он даже и словом не обмолвился об этом с ними! Или... «С Джеймсом-то он наверняка поделился» – с горечью подумал Рем. Было больно. Горячо и больно. Он узнаёт о своём друге от совершенно постороннего человека. Да, есть из-за чего быть обиженным на весь белый свет.       - Прикончишь? И не стыдно тебе? Мне последний год остался. Неужели ты не понял, что я не блефую? Да, я совершенно точно знаю, что тебе нравятся...       - Не нравятся! – Сириус вскочил со стула так, что тот упал с диким грохотом. Рем, стоявший совсем близко, вздрогнул от неожиданного звука.       - Да ну? – в приторном голосе слышалась насмешка. – А вот у меня другие сведения. Даже знаю, кто именно тебе приглянулся, Блэк. И имя такое, м-м-м... Сейчас вспомню...       - Не смей произносить его имени!– от крика Бродяги у Рема заложило в ушах. Если сейчас кто-то спустится вниз и заметит его, то Лунатику придётся долго уверять друга, что он не подслушивал, – Не смей...       - Значит, мою теорию про мальчиков ты не отрицаешь, а?       - Отрицаю. Ещё как, - Блэк обессиленно опустился до еле слышного шёпота, собираясь с силами, чтобы вновь закричать. – Мне не нужны все. Нужен он один. Понимаешь? Только один. Да, он стоит всех остальных, вместе взятых. И он не виноват, что он парень. И я не виноват. И никто в этом не виноват. Так что ты не имеешь права говорить про меня так!       Незнакомец молчал. Ремус мог только предполагать, ухмыляется тот или поражённо смотрит на Сириуса, прямо как он сам сейчас уставился в стену. От криков и неловкого признания товарища сердце забилось часто-часто. По телу словно разливался гадкий яд. «Кого он имеет в виду? Джеймс наверняка знает. Да, наверняка, ведь они же такие близкие… друзья…». Лунатик схватился за голову, словно пытаясь вырвать эти мысли из своей головы. А в мозгу упрямо пульсировало: «Джеймс, Джеймс, Джеймс». И это продолжалось бы ещё долго, если бы незнакомец не подал голос:       - Что ж, любопытно. Весьма и весьма. И всё-таки я прошу тебя вернуться к моей просьбе.       - К сожалению, ты её не озвучил, - язвительно сказал Сириус.       - Да, да, верно... Что ж, не хочешь ли ты переспать со мной?       Ремус нервно вздрогнул и пальцами вцепился в стену, так как лестница медленно куда-то поплыла из-под его ног. На одно мгновение голова закружилась, но Рем заставил себя вернуться к реальности. Весь дрожа, он чувствовал, как к горлу подступает противный комок. Гадкий голосок в голове твердил, что Бродяга не откажется. Не посмеет отказаться.       - Я? С тобой? Ты что, совсем?!       - Сириус. Ты помнишь то, о чём я говорил пару минут назад?       Рем до боли закусил нижнюю губу, пытаясь привести себя в чувство. Повисла тишина, Блэк отвечать не спешил, только обиженно сопел – он прекрасно помнил.       - Хорошо. Я знаю, чего тебе это будет стоить, - по характерному шороху было слышно, что незнакомец поднялся на ноги. – Так что у меня есть вариант и на этот случай. Знаешь,в моих, так сказать, запасах, лежит склянка. Достаточно большая. В ней находится вязкое, ужасно противное вещество болотного цвета, на вкус напоминающее смесь грязи и полыни, если это едва ли не вкуснее. Я готов с ним расстаться. Готов его даже выпить. Тебе нужно лишь достать его волос. Всего один, больше не надо, - послышались мягкие, удаляющиеся шаги. – Думаю, ты понимаешь, о чём я. Постарайся достать его к следующей полуночи. Я хочу провести Рождество с семьёй, если ты не против.       И Лунатик услышал, как незнакомый парень поднялся наверх по соседней лестнице, в спальню семикурсников. Сириус издал слабый стон и упал на диван, запустив пальцы в волосы. Рем метался, не зная, как ему поступить: утешить друга или уйти в спальню и не мешать ему в столь противоречивый момент. Он нервно пригладил и без того аккуратно лежащие волосы. Ремус быстро поднялся наверх, на секунду замер и тут же спустился обратно, но на этот раз нарочно шаркая ногами. Как только он появился в гостиной, Блэк резко поднял голову и настороженно уставился на друга. Люпин неловко улыбнулся.       - Прости, я чернильницу забыл.       Тот вздохнул. Ремусу показалось, что на его лице промелькнула тень улыбки. Не спеша он вытащил из кармана брюк волшебную палочку.       - Репаро. Акцио, - в свободную руку ему прилетела чернильница. Целая, но совершенно пустая. Блэк протянул её Рему.       Лунатик попытался изобразить удивление на лице, но вместо этого у него вышла лишь какая-то жалость. Он не мог забыть, как ни старался, из-за чего его чернильница полетела в стену. А Сириус думал, что товарищ даже и не догадывается об этом, но, тем не менее, объяснять ничего не спешил. Просто молча смотрел на него каким-то странным взглядом. И вид его был настолько жалок, что Люпин решил не доставать его расспросами, которые и так ему были не нужны.       - Я могу что-нибудь сделать? – спросил он внезапно для самого себя.       - Да, – Сириус улыбнулся. – Посиди со мной. Тебе ведь не хочется спать?       - Нет, - улыбнулся в ответ Ремус.       Товарищ взглядом указал на место рядом с собой. Тот немного зажато сел рядом, внезапно став стесняться своего друга. Но Блэк не заметил – или сделал вид, что не заметил – и обхватил его одной рукой за плечи. Улыбка его стала шире, но взгляд в момент сделался печальным и уходящим куда-то в пустоту.       Рем попытался заставить его посмотреть на себя, но Бродяга только лишь ещё крепче прижал его к себе и рукой склонил его голову к своему плечу. Да, довольно странный жест, но Лунатик понимал, как ему сейчас плохо, и возражать не стал. Ведь он всего лишь гладит его по волосам, ероша их пальцами. Ничего лишнего. Ритмичные поглаживания успокаивали не только Сириуса, но и самого Ремуса, и последний не заметил, как уснул на плече у товарища, хотя еще недавно думал, что проворочается всю ночь без сна. Блэк обнаружил сей факт только через какое-то время, и, решив не будить спящего, привычным движением легко вскинул его на руки и понёс наверх.              Проснулся Ремус в своей постели, смутно вспоминая прошлую ночь. Как только в сознании всплыл вчерашний разговор Сириуса с каким-то незнакомцем, Лунатик рывком сел на кровати, вскочил на ноги и пулей вылетел из пустой комнаты, уже на бегу оправляя изрядно помятую мантию. Судя по ярко светившему зимнему солнцу, день воскресенья был в самом разгаре, и, скорее всего, ученики Хогвартса уже собрались за обедом.       И вот, врываясь маленьким смерчем в главный зал, Люпин глазами ищет товарища. Сириус сидит за столом Гриффиндора, помятый и недовольный, и разговаривает с каким-то лоснящимся старшекурсником. В глазах Лунатика загорается огонёк ненависти. Неторопливо, уверенной поступью он подходит к товарищу и садится рядом; разговор тут же замолкает. Ремус сердито берёт вилку и вонзает её в ближайшее блюдо – просто чтобы куда-нибудь воткнуть что-то острое. Бродяга взволнованно следит за его действиями, ничего не понимая, – друг так же зол, как и он сам – и не решается заговорить. Сидящий рядом Дэйв гадко ухмыляется, доедая свою отбивную.       Быстро запихнув в рот остаток курицы, Сириус вскакивает с места и уносится из зала. Люпин провожает его угрюмым взглядом, яростно скрипит зубами и не может заставить себя поглядеть в глаза сидящему рядом Конраку – тот то ли смотрит на Лунатика, то ли сам уставился вслед убежавшему Блэку. И, несмотря на бушевавшую минуту назад ярость внутри, Ремус предпочитает молча дожевать свой обед, внезапно тушуясь. Спустя несколько долгих мгновений Конрак решает подать голос.       - Это твой друг?       Люпин даже перестал жевать от такой наглости. Он хотел с достоинством проглотить кусок отбивной и обратить на неприятеля полный ненависти взгляд, но так усердно собирал свою ненависть в кулак, что подавился, и был вынужден молча кивнуть. Дэйв покровительственно улыбнулся.       - Он славный парень. Хотя иногда слишком много думает. А иногда – слишком мало. Как считаешь?       Ремус проглотил недожеванный кусок и решил наконец высказать свое неприязненное отношение:       - Славный. Но только для друзей. Для тех, кто угрожает ему, он свиреп, как банши.       Казалось бы, это должно было напугать Конрака, но тот лишь расплылся в улыбке.       - Именно это его и погубит однажды. Иногда не знаешь, друг перед тобой или враг.       Дэйв поднялся из-за стола и неспешно направился к выходу из зала. Люпин свирепо проводил его взглядом: «Уж в тебе он точно не ошибся».              Уже после ужина Люпин устало упал на кровать – целый день он обдумывал, как помочь Сириусу, но в голову ничего, кроме грубой силы, не приходило (встреча с самим виновником торжества явно этому поспособствовала, т.к. никакого другого желания, кроме как залепить ему в морду, его вид не вызывал). Договориться? Но как? Этому парню ничего не нужно. Угрожать? Чем? Этот засранец ясно сказал, что ему нечего бояться. Нужен был план, нужен был план… Ремус впился пальцами в свою шевелюру. Никогда ещё что-либо не мешало ему так сосредоточиться.       Тут дверь в спальню хлопнула – вошёл Бродяга. Завидев Лунатика, он еле заметно вздрогнул, но тут же улыбнулся:       - А ты чего тут? До отбоя ещё долго.       Люпин кинул на него печальный взгляд. Сириус улыбался, как ни в чём не бывало, прогулочным шагом приближаясь к нему.       - Да так. Скучно стало, вот и решил подняться.       - Ясно, - Блэк с наклеенной улыбкой в спешке обводил глазами комнату. – А я тут за расчёской зашёл! Думаю, Джеймс не обидится, если я одолжу её у него, а то свою оставил где-то. Акцио расчёска Джеймса!       Гребень прилетел точно в руки улыбающемуся товарищу. Сириус все с той же улыбкой потрепал Ремуса по волосам и, помахав добычей, снова попятился к двери.       - Ладно, не скучай! – и дверь снова хлопнула. Люпин схватился за волосы, словно надеясь найти в них ладонь Блэка.       Лунатик вскочил с кровати и, собираясь догнать друга и поговорить с ним, подлетел к двери. От волнения он даже не смог открыть дверь с первого раза; со второй попытки ему это удалось, но он зацепился мантией за дверную ручку. Да, он едва не пересчитал головой все ступеньки, но только это не дало ему вылететь прямо навстречу двум парням, стоявшим на лестнице. Их самих Рем не видел, но тени стоявших угрожающе извивались на стене, а их разговор отчетливо выделялся на фоне общего галдежа из гостиной.       - Это точно его?       - Только что взял.       - Отлично.       - Ты не надейся, что я забудусь. Я твою мерзкую рожу под любой маскировкой учую.       - Но все же я буду лелеять надежду, если ты позволишь. Сегодня в полночь, старый зал трансфигураций. В твоих интересах не опаздывать, зелье действует не так уж и долго.       - Приму к сведению.       Лунатик осторожно втянул свое туловище обратно в спальню и тихо прикрыл за собой дверь. Он медленно сполз вниз по стене и, стиснув зубы, уткнулся лбом в колени.              До самого отбоя Лунатик не находил себе места, пытаясь придумать хитроумный план спасения чести своего друга. Но, как назло, ничего стоящего в голову не приходило. Уже почти полночь, а он просто сидит на диване в гостиной Гриффиндора и отсутствующим взглядом смотрит в камин, в котором он с удовольствием сжег бы этого самодовольного старшекурсника. Но, конечно, это не могло быть выходом из положения.       Из задумчивости Ремуса вывели торопливые шаги по лестнице, через секунду показался Сириус. Он тут же застыл на пороге комнаты, с отсутствующим видом уставившись на друга.       - Рем?       - Что-то случилось, Сириус? – Люпин тут же поднялся с дивана и всеми силами постарался придать своему голосу твердость, но тот, несмотря на нажим, все равно выдавал его. Хотя, кажется, Блэк этого даже не заметил.       - Всё... всё хорошо, Рем. Правда.       - Куда ты идешь? – Ремус сам не знал, зачем спрашивал. Может, надеялся, что тот лично откроет ему свой страшный секрет.       - Я… Мне просто нужно идти, Рем, - Бродяга медленно, словно извиняясь, подошел к нему.       - Скажи мне хотя бы, куда,если что-то случится, я…       - Нет, – Блэк вцепился в плечи Лунатика. – Не ходи, пожалуйста, ни в коем случае не ходи за мной, Ремус. Ты слышишь меня? – Рем выдержал паузу, силясь подавить рвущееся наружу «нет», и с трудом кивнул. – Просто иди спать. А утром все будет хорошо. Ты понял? Просто иди спать.       Рем очень хотел улыбнуться и сказать что-нибудь вроде «ладно» или «хорошо», но горло что-то сдавило, и Сириус просто ушел, так и не дождавшись прощальных слов. Только сдавленно улыбнулся напоследок.       Ремус даже не мог сглотнуть, настолько щемило в горле. Сириус знал, что он догадывается обо всем, но все равно имел глупость попросить его остаться в гостиной. «Это потому что ему стыдно передо мной, или потому что не хочет, чтобы я мешался?». Как бы то ни было, Лунатик долго уговаривал себя угомониться и действительно не мешать, но в конце концов не выдержал: мысленно попросил у друга прощения за свою ложь и поспешно выскочил за портрет. С каждой секундой Бродяга уходил все дальше в глубину коридора, и вместе с ним уходило драгоценное время.       Обходными путями, через десяток парящих лестниц и мрачных коридоров, окрикиваемый недовольными обитателями портретов Ремус мчался к ветхому, позабытому старому залу трансфигураций, надеясь если не успеть первым, то хотя бы успеть сорвать омерзительное мероприятие. Он не знал, как, и даже не пытался об этом задуматься – до того момента, как из-за очередного поворота не показалась приоткрытая дверь аудитории. На полу расплылись дрожащие полосы от свечного пламени, но из-за двери не доносилось ни звука. Затормозивший было Рем вновь попытался бежать. Внезапная слабость нахлынула на него, но это не помешало ему рвануть на себя дверь и ввалиться в класс.       Его взору предстала аудитория, полностью свободная от мебели, за исключением до тошноты неуместной здесь гигантской кровати и шкафа с часами у дальнего окна. Стрелки доходили полночь. Стены были окрашены оранжевыми всполохами, но освещения было недостаточно, чтобы Лунатик заметил чье-то присутствие. Ремус вздрогнул, когда по ушам полоснул резкий звон стекла – кто-то рылся в этом самом шкафу, по которому взгляд Люпина равнодушно скользнул секундой ранее. Незнакомец скрывался за распахнутой дверцей шкафа и продолжал звенеть, шелестеть, ворошить. Всего секунду, но казалось, что вечность. Пламя десятка свеч дрогнуло в такт сердцу Лунатика, когда жилистая рука ласково одернула портьеру на окне и легла на дверцу, чтобы закрыть ее и с достоинством встретить вошедшего.       Люпин уже вытянул руку с палочкой, еще не зная, что собирается произнести, но, увидев надменное лицо постороннего, у него само собой вырвалось:       - Остолбеней!       Чужак тут же, медленно кренясь набок, глухо зашелестел шторами и, путаясь в них, повалился на каменный пол, не прекращая смотреть на Люпина глазами, полными стеклянного ужаса. Ремус растерянно прикусил пальцы на руках. Свет пламени десятков свечей беззастенчиво лизал обезображенное ужасом лицо его точной копии.       Лунатик подошел ближе, словно желая увидеть, что ошибся, что ему показалось – но нет, с пола на него смотрел точно такой же Ремус. С точно такими же синяками под карими глазами, с такой же лохматой челкой, точно такими же шрамами на лице, руках, шее… Уже почти не думая, Рем осторожно укрыл незнакомца тяжелой бархатной портьерой и начал медленно пятиться, словно ожидая, что тот сбросит чары и прыгнет на него. Он был страшно напуган, но сам не мог сказать, чем именно: тем, что он направил палочку на человека, тем, что этот человек выглядел в точности, как он сам, или тем, что кто-то мог об этом узнать. Единственное, что он сейчас осознавал, так это свое желание оставить этого незнакомца, удачно упавшего среди штор, и больше его не видеть.       И едва Рем отступил к двери достаточно далеко, чтобы скрыть клона от собственных глаз, к нему потихоньку начала возвращаться ясность мыслей. Неспешные, нарастающие шаги из коридора окончательно помогли ему вспомнить, что он здесь делает, и заставили соображать. Мысли одна за другой рождались в голове, вытесняя друг друга: «Если этот старшекурсник превратился в меня, значит, Сириус взял не тот волос, что уже все усложняет. Как бы он не подумал, что в этом виноват я! С другой стороны, все уже все равно сорвано, так что я мог бы даже не волноваться. Сутки передышки нам не помешают, за это время мы вместе что-нибудь придумаем. Надеюсь, что вместе, теперь он уже не сможет просто игнорировать мое причастие к этому!». Полный решимости, Ремус, сияя, развернулся лицом к приоткрытой двери. Спустя мгновение в дверном проеме показался Бродяга – ожидаемо угрюмый, не сравнить с тем отстраненно-настороженным Блэком, что выходил из гостиной Гиффиндора десяток минут назад. Рем, неловко пытаясь скрыть наползающую на лицо улыбку, легко преодолел расстояние между ними и почти упал в объятия друга, уже предвкушая его удивленные возгласы и гору вопросов. Но Бродяга и не думал принимать восторженно-изумленное выражение лица.       - Переигрываешь.       - Что? – улыбка Лунатика разом смялась под тяжелым взглядом темных глаз.       - Переигрываешь, Конрак. Все равно не похож.       Ладони Ремуса безвольно сползли с плеч Блэка, а сам он опасно качнулся назад, отступая.       - Подожди, то есть… то есть это не ошибка?       - Боже, как же ты надоел со своими играми, - Сириус с рычанием стянул с себя галстук. – Да, Рем, так уж вышло, что наш маленький секрет уже не помещается в рамках нашей компании, и нехороший дядя Дэйв грозится выдать его. И теперь мне придется тебя трахнуть.       - Сириус, давай ты для начала меня выслушаешь… - Ремус поневоле начал отступать к стене, но Блэк сделал большой шаг ему навстречу, по пути яростно скинув рубашку с джемпером.       - Поздно условия ставить, ты просил секс, я дам тебе секс. И уж я позабочусь, чтобы ты его надолго запомнил.       - Сириус, просто загляни вон за ту штору, и ты сразу все поймешь…       - Даже знать не хочу, что у тебя там за шторой, - зазвенела пряжка ремня. – Но ты не волнуйся, я сумею сделать тебе больно и без всего, что ты там приготовил.       Люпин проследил, покрываясь неприятными мурашками, как чужие брюки упали на пол.       - Сириус, я!..       - Боже, ну заткнись ты уже, у меня ведь даже не встанет, если будешь строить из себя невинную девочку, Конрак, - сказал Сириус, направляя на друга палочку. В следующую секунду Ремус понял, насколько все плохо – заклятие немоты разлилось по его языку свинцом.       - Я ценю твою преданность актерскому мастерству, но если мы не успеем, и ты превратишься обратно, ты пожалеешь об этом гораздо больше, чем обо всем остальном. Как давно ты обратился, чтобы успеть натянуть одежду и прийти сюда? Двадцать минут, тридцать?       Лунатик требовательно схватил друга за руку и решительно потянул к шкафу – но Сириус грубо дернул его за запястье, заставив упасть рядом.       - Что, нелегко им быть, Конрак? Не привык быть настолько беззащитным?       Люпин в возмущении попытался встать, но Бродяга снова дернул его за руку в направлении кровати, и Ремус тут же растянулся по полу. Уже даже не пытаясь подняться, Лунатик ползком развернулся было в сторону злополучного окна, но Блэк рывком опустился на каменный пол, пригвоздив к нему Ремуса.       - Не в ту сторону, Дэйв. Или хочешь, чтобы я взял тебя прямо на полу?       Лунатик не дрогнул под его гневным взглядом, – он видел его далеко не впервые – лишь упрямо держал зрительную связь. Сириус поймет. По глазам поймет и поверит, что он – настоящий.       И Сириус поверил, всего на мгновение. И потому бережно припал к расслабленным губам, боясь спугнуть: то ли мираж, а то ли самого «Ремуса». Лунатик застыл, сжался, почти слыша, как рушится его хрустальный мир, где друг лишь по-братски похлопывал по плечу, а не… целовал его. И так напористо, словно это действительно не было шуткой. Влажно, горячо, мягко. Сириус делал это слишком хорошо. И едва Рем прикрыл глаза, пытаясь прийти в себя и уговаривая внутренности не сворачиваться тугим узлом, как Бродяга оторвался от него; его взбудораженное, почти восхищенное выражение лица в момент угасло, сменившись разочарованной злобой.       - Лучше бы ты не обращался. Паршивое ощущение.       Люпин еще не успел прийти в себя, как Блэк вскочил и рывком поднял друга, вцепившись ему в рубашку. Так же он протащил его до самой кровати и швырнул на матрас. Нависнув сверху, Сириус принялся возиться с пряжкой его ремня, лишь раз коротко взглянув в лицо – Лунатик слабо покачал головой и одними губами произнес: «Не делай этого». Сириус завис на секунду, заставив сердце Ремуса сжаться, но затем резко рванул на себя ремень, высвобождая непослушную пряжку. Ему уже не хотелось язвить: слишком уж молчаливый Конрак не выдавал себя, слишком был похож. И потому раздевал он слабо сопротивлявшегося Ремуса в полной тишине. Нет, Лунатик не сдался, не подчинился, просто понял:чем сильнее он перечит, тем с большим наслаждением Сириус причиняет ему боль. А причинять боль ему в ответ Люпин не мог себе позволить.       Рем до последнего надеялся, что Бродяга не сделает этого, не сможет. Посылал ему многозначительные взгляды, по-особому прикасался – так ему казалось. Когда он внезапно оказался раздет до белья, то не выдержал и попытался соскользнуть с кровати на пол, чем заслужил еще один бросок на кровать, на этот раз головой в ее спинку. У самого Сириуса невольно поднялись волоски на загривке, но он утешил себя: он сам захотел, он сам сюда пришел, он знал, на что идет. И он не настоящий.       Ремус краем сознания почувствовал, как его раздели догола. Он пытался усилием мысли разогнать мельтешащие перед глазами звезды, но темнота сгущалась лишь сильнее. Руки, крепко впившиеся в бедра, перехватили его и поудобнее приподняли, как куклу, заставив неестественно согнуться. Сириус едва собрался что-то сказать, но шепот оборвался, едва начавшись. Слова уже не имели значения.       Боль в голове отозвалась с двойной силой, когда Лунатик попытался закричать. И он тут же пожалел об этом, поняв, что лишь провоцирует Блэка. Сириус делал все, что нужно, все, что могло бы прийти в голову настоящим любовникам, но делал это с таким остервенением и грубостью, что Ремус чувствовал себя учебной куклой, участником какого-то дикого спектакля, где движения должны быть гротескно широкими, чтобы видно было с самых дальних рядов. И медленно, наслаждаясь процессом – ведь именно это делает хороший актер. Бродяга бесновался так, словно желал услышать крик из его немого рта, и,едва осознав это, Люпин заставил себя сомкнуть зубы. Расслабить лицо. Отпустить измятую простынь. Сделать все, чтобы Сириус не вспоминал, что именно и зачем он делает. И Бродяга измывался над врагом, но уже неохотно, прикрывая глаза, кусая щеку изнутри. Не чувствуя ничего, кроме тяжелого гнета. И становилось терпимо. Непонятно, насколько: время стерлось, и Ремус не хотел его торопить – пусть лучше долго, но полегче. Пусть, пусть он устанет быть таким, пусть поймет, что это было плохой идеей.       Первая ярость прошла, и Блэк, чувствуя, как тяжело дается ему это насилие, снова вернулся к началу, принялся растягивать уже не девственное тело. Грубо, но начиная лишь с пальца, чувствуя, как нежная мякоть по-прежнему стремится плотно его обхватить. Неосторожно мелькнула мысль, что настоящего Ремуса растягивать пришлось бы довольно долго – и, злясь сам на себя за эти мысли, Сириус с остервенением вводит второй палец и широко разводит их в стороны. Голова Люпина нещадно раскалывается от порывов застонать, но все, что делает Сириус, все равно дает эффект – становится легче. Да, едва боль отступает, Бродяга придумывает, как вернуть ее, но то лишь игра – неопасная, просто неприятная. Ремус решается поднять глаза и, как назло, встречается взглядом с Сириусом. Тот замирает, словно ожидая следующего движения. Лунатик понял правила: чем меньше следующее его действие понравится Блэку, тем больнее он сделает свое. Но все равно не смог удержаться – одними губами назвал его по имени. Они оба замерли. Ремус, не дожидаясь, пока тот отомрет и приступит к наказанию за очередную «попытку войти в роль», прикрыл глаза, уже готовясь услышать тихое, предшествующее рычание.       Внезапно до ушей донесся какой-то влажный звук, и Ремус в изумлении распахнул глаза, чувствуя, как пальцы размазывают липкую, теплую влагу по его измученному, сжатому входу. В ту же секунду Блэк вновь поднес ладонь к лицу, облизал ее и тут же провел по своему члену. Это было бы даже иронично, учитывая тот факт, что еще в самом начале отсутствие смазки его абсолютно не смущало, если бы не то, что все это время он неотрывно смотрел в глаза Ремусу. Люпин не смел, не хотел отводить взгляда, лишь чувствовал, как с каждой секундой сердце наращивает темп, и нервно облизнул губы, как делал всегда, когда волновался. Почему-то сейчас, когда, по сути, все уже случилось, волнение нахлынуло с новой силой на них обоих. «Бродяга?» - попытался прошептать Рем, позабыв о немоте. Сириус поймал глазами движение его губ и, выпустив свой член из рук, стремительно накрыл их своими, подтянувшись ближе. Лунатик почувствовал, как налилась твердостью его плоть, шлепнувшая его по животу – разительно горячая по сравнению с тем, какой она была сначала. Наконец-то убежденный, одурманенный Бродяга весь горел от противоречий, от мыслей, пытался побороть свое сердце, вопившее о том, что он совершает ошибку, но разум был слишком слаб и лишь повторял, как заведенный: «Это Конрак». И когда колебания достигли пика, Сириус оторвался от товарища, перевернул его на живот и резко вошел. Люпин беззвучно раскрыл рот, уткнувшись в подушку, и лишь думал о Блэке, о том, чем заняты сейчас его мысли. И вместе с мыслями менялся ритм – с медленного на быстрый, с чувственного на страстный, после на жестокий. Поглаживания оборачивались впивающимися в плоть ногтями, а потом снова поглаживаниями по изувеченной коже.По-хозяйски Бродяга раздвигал чужие ягодицы, наслаждаясь видом, а в следующую минуту вжимал за плечи тело под собой, отдаваясь лишь ощущениям. И так до самого конца он и не смог определиться, кого он видит перед собой – злейшего недруга или родного, мягкого товарища. И когда на коже Рема стали проступать первые синяки, Бродяга обмяк окончательно, так и не добившись разрядки, и поспешно отстранился, оставив его лежать лицом в подушке.       Лунатик наконец-то выдохнул, позволив себе слегка пошевелиться. Шорохи за спиной все еще не давали свободно обернуться и встать, и Рем расслабленно вытянулся, лишь когда услышал звон пряжки в чужих брюках. Свинец во рту растаял, вернув языку его мягкость и влагу. Медленно, осторожно Ремус подтянул к себе конечности и встал на четвереньки, привыкая к новой боли в уставших, истертых мышцах, развернулся и сел, притягивая к себе одеяло. Сириус в тот момент спиной к нему натягивал ботинки, в одной руке держа смятую, но уже расстегнутую рубашку. Глазами Лунатик обшарил аудиторию: свечи все так же горели, облизывая портьеры и шкаф, часы на шкафу продолжали отсчитывать секунды. Лунатику было приятно думать, что это были секунды до его ухода отсюда. Сириус набросил на себя рубашку и деловито ее одернул.       - Уже уходишь? – Рем водил глазами по спине Бродяги, пока тот застегивал пуговицы.       - Не хочу видеть твою мерзкую рожу, - в его голосе было еще больше злобы, чем когда он только вошел в этот зал.       Ремус почувствовал, как в горле защемило, и он через силу выдавил смешок. Горло немного отпустило. Он улыбнулся и засмеялся громче, ловя на себе полный ненависти взгляд.       - Что смешного? – Сириус рывком приблизился и схватил друга за плечи. – Что смешного, я спрашиваю тебя?       Рем смотрел на его искаженное от ярости лицо и улыбался ему в ответ.        - Посмотри на часы, Сириус.       Совершенно нехотя он повернул голову к шкафу. Стрелки часов показывали около пяти минут второго. Лунатик почти довольно наблюдал, как глубже пролегает морщинка между его бровей.       - Какого черта? – у Ремуса виновато дрогнул уголок губ. – От того, что ты принял еще одну порцию, тебе не удастся меня одурачить.       - Тебе ли не знать, что я не мог этого сделать, - Рем продолжал печально улыбаться, наблюдая,как медленно глаза Бродяги меняют сердитое выражение на выражение беспросветного ужаса. – Ты мне ни секунды не давал передохнуть.       Лунатик почти наслаждался тем, как медленно к его другу приходило осознание. Он наблюдал, как желание обладать вновь уступало желанию защитить, и почти убедил себя, что оно стоило того. Блэк был напуган до ужаса, словно в отместку за весь тот страх, что заставил пережить Люпина. Пальцы Сириуса на секунду разжались, но потом снова вцепились в белые плечи.       - Нет…       - Прости, Сириус, - Люпин облизал саднящую от улыбки ранку на губе. – Я пытался тебе сказать.       Бродяга тут же отшатнулся. Снова подался вперед, протягивая ладони к его голове, но так и не посмел прикоснуться и спрятал дрожащие ладони в кулаки.       - Нет… - жалобно, словно умоляя вернуть свои слова назад. Люпин мог лишь улыбаться, уговаривая себя не дрожать вместе с Блэком. Тот конвульсивно подался назад и невольно бросил взгляд в сторону окна, у которого стоял шкаф. Затем снова посмотрел на Лунатика, к лицу которого словно навсегда приклеилась улыбка, и, не отводя глаз, начал отступать.       Подойдя к шкафу, Сириус в страхе перевел взгляд на тяжелую бархатную штору – мертвым грузом она лежала своим нижним краем на полу. Бродяга вцепился в нее и резко, словно снимая пластырь с раны, дернул ее в сторону. Едва не вскрикнув, он резко переменился в лице, судорожно сжав кулаки. В следующую секунду Сириус схватил уже обратившегося Конрака за грудки и, встряхнув, влепил ему пощечину.       - Подъем!       Дэйв, с трудом разлепив глаза, подвигал челюстью, судорожно соображая, что происходит. Глаза скользнули по искаженному яростью лицу Блэка и нашарили циферблат часов.       - Упс.       Дэйва тут же встряхнули.       - Что это значит?!       - Это я должен спросить, не понимаю, за что мне прилетело.       - Сейчас прилетит еще раз! Ты знаешь, кто это? – Конрак кинул мутный взгляд на вытянутый указательный палец, затем сфокусировал его на пространстве за ним, почти удивившись, увидев Ремуса на изрядно взбитой постели.       - Конечно, час назад я выглядел в точности, как он.       Сириус силился что-то сказать, но лишь жутко дышал, глядя ему в глаза. Эмоции жгли, но нужных слов все не находилось – в природе не существовало слов для оправдания заведомо неправого. И Блэк разжал хватку, слегка помогая Конраку глухо шлепнуться о каменный пол. Тот оперся на локоть и бросил короткий взгляд в сторону кровати:       - Я бы спросил, за что ко мне такая ненависть, но, полагаю, он раздет не просто так, верно, Сириус?       Бродяга поймал его наглый взгляд и удержал на целых три секунды. На четвертой не выдержал и бросил вперед кулак, надеясь почувствовать костяшками его острую скулу, но Конрак поймал его в свою ладонь.       - Здесь нет моей вины, Сириус. Как бы тебе ни хотелось найти виноватого, но это всегда будешь лишь ты. Ты это знаешь. Я это знаю. И что хуже всего – это знает он.       Блэк не сводил с Конрака глаз, но прекрасно слышал, как тяжело поднявшийся Рем медленно одевается. Здесь действительно больше нечего было выяснять. Сириус зло выдернул свой кулак и, выпрямившись, направился к кровати, не смея смотреть никуда, кроме пола.       - Ты можешь идти?       - Да, к счастью, ты был не настолько жесток, насколько хотел быть.       Сириус не видел, улыбается он, или это просто его привычно мягкий голос. Не хотел смотреть. И еще больше он не хотел смотреть на довольную рожу Конрака – было достаточно и его самодовольного хмыканья. Или это ему тоже почудилось. В любом случае Блэк продолжал смотреть в стену, пока Лунатик не скрылся из поля его бокового зрения. Это означало, что в этой чертовой комнате его больше нет. И Бродяга поспешил следом за ним.       По коридору они оба шли молча, не торопясь: Ремус шел впереди, Сириус – чуть погодя. Но за первым же поворотом он нагнал и вцепился в Лунатика, до хруста сводя руки.       - Сириус, не так сильно.       - Не могу, иначе ты уйдешь, - шепотом выдавил из себя Бродяга. Люпин издал слабый смешок.       - В моем состоянии меня сложно будет не догнать.       Выждав, Ремус все же заставил Сириуса разжать хватку, но лишь для того, чтобы развернуться к нему лицом. Люпин улыбался. И Блэк судорожно стиснул зубы.       - Ты пытался мне сказать.       - Пытался, - Люпин кивнул.       - А я не поверил.       - Не поверил.       - И я… - голос оборвался.       - И ты. Но это неважно.       - Неважно? Это – неважно?! А что тогда важно?       Лунатик усмехнулся.       - Что это все-таки был мой волос.       Бродяга приоткрыл рот, не в силах возликовать и не в силах раскаяться. Все это происходило у него внутри. Снаружи он лишь застыл, позволив Лунатику уткнуться лбом в его плечо.       - Так ты… любишь меня? – осмелел Сириус.       - Я бы хотел сказать «нет». Но тогда я не могу сказать, как же все-таки это называется. Я действительно любил тебя, Сириус. Но для меня было дикостью, что наша любовь может быть «такой»: без одежды, липкой от пота. Для меня и сейчас это дико. Но я не могу разлюбить тебя от того, что ты считаешь иначе.       Бродяга счастливо всхлипнул, еще не понимая, хорошо это или плохо. Из всей фразы он услышал лишь то, что хотел услышать, и было достаточно и того, что Ремус добровольно остается рядом. Даже сейчас. Сириус зажмурился, стесняясь своих влажных глаз: «Сумасшедший».              Рождественское утро было поистине прекрасным. Солнце в этот час едва окрашивало свежий снег в персиковые тона, ветер наконец оставил в покое макушки чернеющего вдалеке леса. В пустой спальне Гриффиндора за одним из балдахинов раздавались возбуждающие, влажные звуки поцелуя.       Они сидели друг напротив друга. Бродяга нежно держал в ладонях лицо Лунатика и прикасался к нему влажными губами. Лунатик расслабленно позволял соприкасаться их языкам, ладонями напряженно впиваясь в простыни. Сириус невинно чмокнул его в губы, убирая свой скользкий и развратный язык, затем в щеку. Скользнул губами к мочке уха, опалив его жаром дыхания. Горячо прижимаясь к шее Рема, Блэк постепенно опускался все ниже, одновременно с этим подкладывая ладонь ему под спину, ласково укладывая на постель. Зацеловывая ключицы, подполз ближе, нависнув сверху и неловко ткнувшись коленом между его ног. Сириус замер, осторожно бросив взгляд вниз, чтобы убедиться, что ему не показалось.       - Ого, - все, что он смог вымолвить, и то, не глядя на Лунатика. Тот слегка вскинул брови в вежливом удивлении.       - Неужели ты думал, что я импотент? – мягко спросил он, заставив Бродягу залиться краской.       - Нет, просто… я не надеялся, что у тебя когда-нибудь… на меня…       Сириус несмело поднял глаза, ожидая помощи. Ему показалось неожиданно пошлым описать это прекрасное явление вслух. Люпин кротко улыбнулся.       - Представь, как я был удивлен.       - Или смущен?       - Пожалуй, и то, и другое.       Блэк усмехнулся себе под нос, губы сами расползлись в счастливой улыбке.       - Это означает, что когда-нибудь я смогу прикоснуться к тебе?       Рем смущенно отвел взгляд, надеясь сдержать бабочкой рвущееся из груди необдуманное согласие. Но мысль полетела дальше и омрачила его лицо.       - Что не так? – встрепенулся Сириус. Люпин поднял полный серьезности взгляд.       - Что он сказал?       - Что больше не желает меня видеть, - в голосе Бродяги послышался ядовитый, но довольный смешок. Медовые глаза напротив распахнулись в удивлении:       - Почему?       - Он видел тебя в тот день. И понял, что абсолютно не хотел бы быть на твоем месте, - Блэк сжал кулаки до хруста в костяшках. – Особенно теперь, когда я горю желанием оторваться на нем за случившееся.       - Неужели хочешь сделать это и с ним?       - Что? Нет! Как ты мог такое подумать! – Сириус схватил Лунатика за запястье и снова отвел взгляд, вновь помрачневший. – Я бы скорее засунул палочку ему в ухо и произнес «экспульсо».       Ремус накрыл его ладонь свободной рукой, и проникновенно посмотрел прямо в глаза. Сириус на секунду застыл, кожей ощущая важность еще не сказанных слов.       - Если ты мстишь за меня, то мне это не нужно. Если бы я и позволил тебе что-то куда-то засунуть, то разве что… - Лунатик отвел глаза и глубоко вздохнул, набирая воздуха в легкие. Блэк судорожно сглотнул, пытаясь подавить глупую улыбку, и невольно подался ближе, - …немного человечности в пустой горшок, который он называет головой. Жаль, что для этого заклинаний пока не придумали.       Блэк закусил губы и мысленно порадовался, что Рем смотрел в пол во время своей фразы.       - С этим я вряд ли справлюсь.       Ремус растянул губы в улыбке и понизил голос.       - Тогда сделай то, с чем справляешься лучше всего.       Сириус ошеломленно поднял глаза на Лунатика, и тут же взгляд предательски упал к его промежности, поспешно возвращаясь наверх немым вопросом. Люпин засмеялся.       - Дурак. Я имел в виду, улыбнись.       Об этом он мог бы и не просить. Отныне все улыбки Сириуса Блэка были посвящены только ему одному.