Стрекозы в янтаре

Он сразу же приметил ее, странную, отличающуюся от всех остальных придворных дам. Конечно, она старше всех этих юных дочерей дворян, жаждущих найти хорошего мужа или оказаться на примете у короля; кто знает, может быть, однажды они станут его фаворитками. Хотя это вряд ли произойдет, надежда умирает последней. Фабьен снова посмотрел на Беатрис, облаченную в бархатное платье. Ее прическа отличалась от причесок всех придворных красавиц. Кажется, за такую прическу Екатерину Брагансскую, жену Карла II, прозвали летучей мышью. Но эта женщина совсем не была похожа на летучую мышь. В ее глазах горел страстный огонек, но в то же время на ее губах играла невинная улыбка. Конечно, это было обманчивое ощущение невинности, ибо у нее есть взрослая милая дочь. Однако так хотелось верить, что она не развращена двором. Еще один взгляд на Беатрис Лоррен, которая обмахивается веером, разговаривает с какой-то дамой. Она явно ощущает на себе его взгляд, и Фабьен улавливает это в движениях ее простого веера. Он представляет, как за этим ее чертовым веером скрывается улыбка. Такая манящая. Такая чарующая. Женщина-загадка — вот, кем она была для него. Необычное существо, которое просто так вообще не понять. Хотя, возможно, со временем он раскусит, кто она такая, поймет, что прячется за ее противоречивой натурой. Возможно, на это понадобится чуть больше времени; Фабьен не найдет ничего странного в поведении Беатрис, и она окажется просто провинциальной дворянкой. Ему нравятся ее тихий голос и некоторая боязливость, скрывающаяся в ее поворотах головы. Она всегда такая спокойная, даже когда пугается. Именно это сразу же поразило Фабьена, заставив его желать ее все больше и больше. Возможно, это всего лишь игра, ведь так часто бывает — в тихом омуте черти водятся. Возможно, нет никакого притворства. Но вряд ли из всего этого выйдет нечто серьезное. Он давно перестал любить, закрыл для себя все чувства, запер их за семью печатями, чтобы они больше его не беспокоили. Женщины ему были нужны лишь только для одного — удовлетворения своих прихотей. И для этого хорошо подойдут дешевые шлюшки, готовые за несколько монет сделать все, что угодно. Для этого не нужны чувства и эмоции. Только низменные инстинкты. Что-то подсказывало Фабьену, что то страстное странное совокупление на празднике, когда были слышны хлопки фейерверков, а небо разукрашивалось в разноцветные огни, выльется в нечто большее. Не просто в одну разовую интрижку. Да, можно было сделать вид, что это ничего не значило для него, но Беатрис, похоже, не намерена оставлять все просто так. Она бросает кокетливый взгляд, и Фабьен знает, что сегодня она придет к нему. Сама Беатрис думает лишь о том, как сделать так, чтобы Фабьен Маршалль был настолько одурманен ею и не заметил, как под самым его носом плетется заговор. Все так слепы вокруг и не понимают, что порой самые близкие люди являются не теми, кем они себя являют свету. Если бы ей не угрожала опасность, то она не стала бы соблазнять этого верного пса короля Людовика. Она решила, что ей надо покинуть музыкальный зал, перестать слушать тихие сплетни. Софи проводила время с герцогиней Орлеанской, и это был хороший отвлекающий маневр, позволяющий развернуть действия ее заговорщикам. Осталось только окончательно опьянить ум месье Маршалля, и для этого осталось приложить не так много усилий. Беатрис идет в свои скромные покои, чтобы приготовиться к вечеру. Нужно уметь подогревать страсть мужчины. Страсть – это сильное возбуждающее чувство, хотя и стихийное. Подчиняешься ты ей или нет, но она все равно будоражит кровь — вот что происходило сейчас с Фабьеном, и Беатрис была намерена продолжать свою тонкую игру. Немного духов на кожу. Немного пудры, придающей коже гладкость. Волосы распустить, ибо мужчинам нравится, как локоны струятся по спине, кажется, так было во все времена, даже тогда, когда женщинам приходилось прятать свою шевелюру под страшными чепцами и головными уборами. Но мода меняется, и это дает основание полагать, что с каждым годом декольте будет все больше, а прически все безумнее, ведь надо же будет чем-то будоражить головы мужчин. Мужчины не оставили женщинам выбора, позволив им интриговать и пользоваться самыми грязными способами для достижения собственных целей. Все хотят жить в достатке и как королевы, и только дурочки выбирают иную жизнь, говоря, что ради любви можно пожертвовать всем. Любви нет. Это глупости. Сказка, выдуманная церковью. Есть только чистая страсть, и Беатрис знала об этом очень хорошо, ибо только она могла доставлять истинное удовольствие. Без нее все теряет свой смысл. Сейчас месть пробуждала в ней страсть, и она все сделает, чтобы добиться своего. Последние штрихи. Беатрис надела тяжелый халат, отороченный мехом. Наверное, одна из самых дорогих вещей в ее гардеробе. Какая страсть не болезненна? Гнев жжёт. Зависть сушит. Похоть расслабляет на время. Оскорбленная гордость снедает сердце день ото дня. И всякая другая страсть — ненависть, подозрительность, пристрастие к вещам и лицам — причиняет нам терзание. Так что жить в страстях — то же, что ходить по ножам или углям босыми ногами, и Беатрис хорошо это знала; может быть, поэтому ей хорошо удавалось сдерживать их в узде, не позволяя вырваться наружу. У кого нет страстей? У всякого есть. Все мы грешны, и все мы стремимся удовлетворить свою плоть; кажется, тут, в Версале, все этим занимаются, и такие, как Беатрис, пользуются человеческими страстями. Она тихо крадется к Фабьену. Он не живет в роскошных покоях, как другие. Маршалль — скромный человек, думающий только лишь о своей службе, и ему нужно помочь расслабиться. Сейчас она переступит порог его обители, и он забудет с ней обо всем: и о своих шпионах, и голландцах с испанцами, населявших дворец. Все растворится в страсти. — Это вы, — тихо произнес Фабьен, бросая внимательный взгляд на женщину. Он знает, зачем она сюда пришла, понимает, что ей сейчас нужно от него. Она делает несколько шагов по комнате, обводя ее взглядом, ощущая некоторый холод, идущий от каменного пола и стен. Вот если бы здесь все было обито тканями, то было бы чуточку уютней, но все же Беатрис нравится эта простая комната, которая говорит о том, что ее хозяин очень суровый человек, согласный спать на соломенном тюфяке и питаться простой похлебкой, запивая все дешевым вином. — Суровое жилище, — вдруг произнесла она, закусывая губу, зная, как это может подействовать на него. — Какое есть, — Фабьен подошел к столу, плеснул в стаканы красного вина из графина. Они пригубили вина, продолжая молчать. На самом деле им не о чем было говорить. В обычной жизни между ними никогда бы ничего не случилось. Они бы никогда не стали любовниками и, конечно, даже не заговорили бы. Однако этот огромный, как муравейник, дворец свел их. Обстоятельства, которые соединили их, совсем непрочные, и они оба это знают, но какое это имеет значение именно в эту минуту? Беатрис изящно развязала пояс на халате, и он тяжело опустился на холодный пол. Фабьен не видел ее обнаженной полностью, лишь только с приспущенным платьем, открывавшим ее небольшие груди. Ее тело давно лишено юности, однако оно до сих пор сохранило стройность и упругость. Беатрис вплотную подошла к мужчине. — Порой мне бывает так страшно и так одиноко, — проговорила она, подбирая верные интонации. Ничто не должно выглядит фальшивым. — Мне все время кажется, что враги Франции лишат нас покоя. — Не переживайте, об этом я побеспокоюсь, — выдохнул Фабьен, ощущая, как его член в штанах начинает набухать. Эта женщина всегда так странно на него действовала. — Я знаю. Знаю, — прошептала она, приподнимаясь на цыпочках, целуя его в уголки губ. Она не дала дальше что-либо ответить ему. Просто закрыла рот страстным поцелуем. Его руки скользнули по ее обнаженному телу, оглаживая все округлости, которые не испортило ни время, ни давние роды. Между ними тлела дикая, просто необузданная страсть. Беатрис любила, когда мужчины были грубыми, резкими, требовательными, не терпящими возражений. Но при всем этом, именно женщина руководила всем процессом. Она контролировала каждую эмоцию, каждое движение, доводя до экстаза себя и Фабьена. После страстного соития они просто лежали в объятьях друг друга, ничего не говоря. Она прекрасно понимала, что он сейчас попросит ее уйти, как это часто бывает, а ей придется смириться с этим. Однако произошло нечто немыслимое. Фабьен заснул. Беатрис тихо поднялась с соломенного тюфяка, понимая, что рискует, но, возможно, другой такой возможности у нее не будет. Она достала из кармана халата маленькую бутылочку с ядом и влила ее содержимое в графин с вином. Вот теперь можно уходить. И она ушла, зная, что она сделала все, чтобы сохранить свою тайну. Закон выживания таков: либо ты ударишь первым, либо тебя лишат жизни.