С Днём Рождения, любимый

      — Саш, что ты уже задумал? — спросил именинник, когда ему на глаза легла та же черная атласная повязка. — Сейчас все узнаешь, Лёвчик. Потерпи. — ухо Бортника обдало теплым дыханием его друга. Шура взял Егора за локоть и повёл по коридору гостиницы. Была поздняя ночь, все постояльцы уже спали, так что мужчины могли не переживать, что к ним привяжутся фанаты или кто-нибудь из персонала. Красный ковер, дорогие вазы с цветами, расставленные по коридору. Гостиница, наверняка, была дорогущей. Вот Уман довел Лёву до двери и, не отпуская его, достал ключ-карту из кармана и одним движением открыл номер. — Заходи, — прошептал бархатным голосом гитарист. Лёва сделал первый нерешительный шаг, боясь споткнуться о что-то. Мужчины осторожными шагами вошли в помещение и Шура стянул повязку с глаз Егора. Его взору открылась комната, украшенная десятком свечей, которые освещали комнату мягким, слегка желтоватым светом. Под потолком висели воздушные шары. На столике, что был у большого белого дивана, стояла бутылка шампанского и тарелка с разными фруктами.       Пока Лёва не пришел в себя после увиденного, Шура встал перед ним и начал говорить: — Егор, слушай и не перебивай меня сейчас, хорошо? Пообещай, что после всего, что я тебе сейчас наговорю ты не убежишь в истерике, — Бортник удивлённо смотрел на него и не мог ничего понять. Всё это походило на какой-то романтический вечер, но не очень удивляло Лёву. Шура никогда не был мастером в организации праздников. — Да, Саш, хорошо, конечно. Что случилось уже? — спросил солист. — Давай сядем? — спросил Уман, и не дожидаясь ответа, сел на диван. Егор последовал за ним. — Ты сейчас, наверное, в шоке, друг. Господи, я так давно хотел тебе это рассказать. Короче, Лёва, уже с десять лет я влюблен в тебя. Я не помню, как так случилось, как я пришёл к таким выводам, но… — на этом моменте гитарист запнулся и Лёва, воспользовавшись ситуацией решил таки вставить словечко. — Ты сейчас серьезно? Если да, то как ты мог скрывать это от меня столько лет? Мы же друзья, чёрт возьми! Лучшие друзья, мать твою! — Да вот именно, что друзья, Егор. Я был рад видеть тебя практически ежедневно. Я хотел рассказать, много раз порывался это сделать, но с другой стороны я очень боялся твоей реакции. Я боялся, что после моего признания всему придет конец. Нашей дружбе, группе… — Шура уже не понимал, что говорил. — Ну и дебил же ты, Уман! — возмутился солист и, улыбнувшись, нежно дотронулся своими губами к губам друга. — Я люблю тебя, Шурка., — сказал Егор, чуть позже, отстранившись от него и глядя прямо в его карие глаза, в которых отражалась вся нежность, с которой Саша относился к возлюбленному.       — Лёв, давай? Я так давно ждал. — прошептал Шура на ухо Бортнику, от чего тот содрогнулся. Уман опустился на колени перед диваном и плавно, еле прикасаясь, провел руками под футболкой, вдоль боков Егора. Солист провел тыльной стороной ладони по щеке Шурика и запустил пальцы в его длинные и мягкие волосы. «Да, Сашка не прогадал»: пронеслась мысль в голове у Лёвы. Все эти свечи, издающие запах чего-то цитрусового, делали атмосферу в комнате невероятно романтичной. Залюбовавшись лицом гитариста, Бортник не заметил, как его футболка оказалась на полу. К Шуриным рукам на его груди и плоском, с еле заметными очертаниями пресса, животе, присоединились еще Шурины тонкие губы, целующие умело и страстно, целующие так, что подгибались пальцы на ногах. — Как же я мечтал об этом… — мечтательно проговорил Уман, не прекращая изучать тело любовника. Он дрожащими руками провел по поясу Лёвиных джинсов и принялся расстегивать ремень и пуговицы, которые никак не поддавались. Наконец, вжикнула молния и солист быстро спустил мешающиеся штаны к щиколоткам, а потом и вовсе стянул с ног, отбросив куда-то в сторону. Теперь на нём остались только черные трусы-боксёры, не скрывающие толком ничего, но доставляющие столько неудобства и дискомфорта. Через тонкую ткань Шура поцеловал напряженный член Бортника и принялся так же целовать его узкие бёдра, которыми тот так соблазнительно вертит на сцене под их песни.       — Шур, ну, давай же… — почти что скулил Лёва, когда гитарист в очередной раз задевал его, уже полностью вставшее и жаждущее более существенной ласки, достоинство. И Шура сдался, не в силах больше терпеть. Ему хотелось в полной мере ощутить Егора, почувствовать его полностью, сделать своим и только своим. Он резким движением дернул боксеры вниз и его взору тут же предстал пенис солиста. Ему сразу же захотелось провести по нему языком, попробовать на вкус. «Господи, он везде такой красивый, что ли?» — промелькнуло в голове Умана. Тонкие венки, которые хотелось облизать, бордовая головка, с капелькой выступившего на ней предсемени, которое он незамедлительно слизал. Лёва поперхнулся воздухом. — Егор, просто дыши, — сказал Шура, немного отстранившись. — Боже, Саша. Я… Я никогда… Никогда еще не чувствовал такого от простых прикосновений, — гитарист, улыбнувшись, посмотрел в любимые голубые глаза, в которых плескалась любовь и нежность, и игриво облизнул головку, словно леденец. Проведя языком вдоль члена, он одной рукой взял яички, легонько сжал их и услышал невероятно красивый стон Лёвы. Шура действовал на инстинктах. Он насаживался ртом на пенис Бортника, втягивал щёки, наслаждаясь голосом возлюбленного. Сейчас все, что было таким важным, казалось мелким и незначительным. Они учились быть счастливыми, доставлять друг другу удовольствие. Мир ограничивался одной комнатой в гостинице.       Лёва прогнулся дугой под чувственным ртом и горячими руками друга и Саша почувствовал, как ему в небо выстрелила струйка семени. Проглотив все, без капли отвращения он, взяв друга за руку, начал быстро расстегивать свои джинсы, чтобы освободить своё, уже давно находящееся в боевой готовности, достоинство. Ему хватило пары движений рукой, что бы кончить. Он действительно слишком долго ждал. Он положил голову на колени Бортнику и сказал: — Пойдём в постель, Лёв? Я очень устал. — Да, слишком насыщенный день. Пойдем. — ответил Егор и встал с дивана, шустро натянув трусы. Шура, застегивающий джинсы, быстро поймал его за руку, развернул к себе и впился в его губы нежным поцелуем. — С Днём Рождения, любимый.