Элизабет

       Холод. Не вокруг меня, но в душе. Во всей Вселенной не осталось человека, которому я мог бы быть хоть немного дорог. Сейчас, являясь рабом постели, я получил слишком много времени для беспощадных ко мне размышлений. Пусть быт мой неплох, и нахожусь я в одном из величественных домов центра города, осознание провальности моей жизни все чаще снисходит до меня. А началось все с Элизабет. Тонкая, смешливая для всех девочка... в душе она гнила не первый год к моменту нашего знакомства на одном из приемов у известного всем аристократа. Признаюсь, я тоже, как и многие, польстился на ее красоту, робость и невинность. Что ж, Элли отвечала взаимностью моему интересу. Как жаль, что я нравился ей!        В первое время все шло будто бы хорошо: прогулки по летним садам, тайные встречи под луной у ее окон, трепетные минуты наедине во время скучных балов. Моя и её семьи готовились к свадьбе и я был счастлив. Но, лишь увидев Вайолет, бедную родственницу моей тогда Элли, я понял, в чем же разница между влюбленностью и любовью. Однажды, когда мы с Вайолет столкнулись в коридоре дома Лэнгтри, она поведала мне одну из легенд своей семьи: искренние нежные эмоции даруют человеку шестое чувство. Не могу оспорить ее слова: в тот день я впервые почувствовал гниль Элизабет на привычной вечерней прогулке перед сном.        Между мной и Вайолет возникли глубокие, теплые и скрываемые ото всех отношения. Мы не миловались в парках, не держались за руки, почти не общались на глазах людей, но что-то все же смогло выдать нашу любовь. Я до сих пор чувствую свою вину за произошедшее тогда. Это была Элли. Это всегда была Элли. Я очень хорошо помню тот день... Сестры пошли к пруду, дабы "окунуть ножки", но нехороший взгляд Элизабет, который, как оказалось потом, различал лишь я, зародил глубоко внутри меня дурные предчувствия. Немного погодя я все же последовал за девушками, но опоздал - взгляд захватил только падение Вайолет и ее удар о камни у поверхности воды, а после пруд стремительно окрасился в алый. В тот момент я кинулся было к любимой, но властный жест Элизабет остановил меня:       - Даже не думай, - сказала девушка. Платье ее было смято и порвано в нескольких местах. То выражение лица Элизабет мне не забыть никогда, особенно ее ледяные голубые глаза, так пронзительно погружающие в вечную мерзлоту мое теплое до того дня сердце. Я не решусь сказать, сколько времени мы простояли у самой кромки красноватой воды, но в один момент Элизабет просто прошла мимо по направлению к летнему особнячку, в котором семья Лэнтгри обитала в летние месяцы. Не знаю, что руководило тогда моими действиями, но я молча ушел, ни разу даже не взглянув на тело Вайолет, которому пышные юбки не позволяли погрузиться окончательно на дно.        Вечером в мою дверь постучалась Элизабет. На губах Элли блуждала мягкая и легкая улыбка, а голубоватое платье подчеркивало приятную бледность ее кожи. Осторожно прикрыв за собой дверь, девушка бархатным голосом обратилась ко мне: - Я хочу предложить тебе два варианта нашего будущего. Первый - мы тихо женимся, и произошедшее с моей бедной кузиной считается несчастным случаем, а второй - я говорю папеньке, что ты меня изнасиловал, а позже попытался сделать то же самое с милой, нежной Вайолет, но она, бедная сиротка, не удержалась на краю пруда и погибла. Так что ты выберешь, милый?        Это был алый закат моей свободной жизни.        Однажды, перед самым бракосочетанием, Элизабет сообщила мне - от ее приблуды в одном из покерных клубов, которые стали так популярны в нашей стране, она забеременела. Зная, что матери своей ребенок этот будет не нужен, я стал заранее любить его, как своего собственного. Мне было жаль дитя, но также для души моей это было своего рода искупление за гибель Вайолет.        Свадьбу сыграли наскоро, а неделей позже сообщили о "даре богов" в виде будущего наследника. Почему-то я верил, что будет именно мальчик, которого я буду учить всему, что умею сам, мы вместе будем гулять по парку утром и разговаривать о тысячах мелочей. Да, я очень ждал это дитя. Правда, немало удивила меня холодность Лэнтгри по случаю смерти Вайолет, но, будучи погруженным в свои проблемы и свадебную суматоху, я задвинул эту мысль как можно глубже внутрь себя и более не вспоминал о ней... К ребенку Элли стала равнодушна еще до его рождения: она употребляла алкоголь, курила крепкий табак (по большей части назло мне) и часто придавалась блуду на стороне. Стыдно признать, но из-за всего этого я даже поднимал на нее руку. В те моменты Элизабет громко кричала и уходила из дома, хлопая массивными тяжелыми дверьми. Эти глупые выходки и вредные привычки привели к выкидышу. О, как я переживал! Смерть Вайолет не подарила мне столько отчаяния!        Я выгнал Элизабет из дома. Меня не волновало тогда ни мнение нашей родни, ни возможные подлости младшей Лэнтгри в мою сторону. Оказалось, по-настоящему я Элизабет не знал... Даже представить не мог, что она тихо покинет дом и исчезнет, будто бы и не существовало никогда. Все произошло так быстро, и я не успел стребовать с нее расторжения брака. Потом, заглушая нестерпимую боль от двух потерь моей жизни, я полностью ушел в работу: открыл свое предприятие и, благодаря трудолюбию и желанию иметь минимум свободного времени, через пять лет добился больших высот. В заботах об этом деле текла моя жизнь, я стал весьма известным человеком, имеющим большое влияние в определенных кругах. Все делают деньги. Даже Лэнтгри перестали шипеть в мою сторону из-за Элизабет и всячески старались наладить общение. Но я не мог заставить себя сблизиться с семьей моей жены.        Видно, кому-то я сильно помешал, иначе трудно предположить, зачем интеллигентного вида людям нападать на человека в подворотне. Тогда выжить мне удалось лишь чудом, но ноги мои оказались парализованными. Что ж, я свыкся. Это не казалось мне серьезным препятствием, и я все так же занимался своим делом, передвигаясь по дому на инвалидном кресле и беспрепятственно решая проблемы с помощью писем и ежедневной работы в моем кабинете. Но в тот год я смог познать настоящее одиночество, а душевные муки, так тщательно запихиваемые мною раньше вглубь, вырвались на волю. Никому не нужен калека. Никому не нужен человек с проблемами.        Честно, я был готов кричать от счастья, когда в двери моего дома постучала Элизабет. Ей было уже около сорока пяти, она выглядела дурно, дешево и явно старше своих лет, но я не смог отказать ей в просьбе вернуться в дом. Элизабет никогда не упускала своего шанса, поэтому в первую же неделю полностью обновила свой гардероб и вновь стала выглядеть алмазом среди окружающих дам. Жаль, что я знал истинную ее цену. Я ожидал повторения того морального террора, что присутствовал в нашей прежней совместной жизни, но Элизабет была тиха, молчалива, да и я редко затевал разговор. Наступила идиллия, я больше не чувствовал полного, поглощающего одиночества. Настоящим ужасом стали слова врачей о том, что ради моего здоровья садиться мне запрещено: это означало отказ от карьеры, зависимость от сиделки и необходимость весь день проводить в постели. Помогла, как ни странно, Элизабет: она без всяких вопросов и просьб с моей стороны взяла на себя все заботы о производстве и уход за мной.        Я чувствовал, что она мертва.        То дело, что лишало душевных терзаний меня, стало помогать и Элли, но теперь я сам не мог спасаться от мыслей: чтение не занимало весь день, посетителей у меня не было, а других вариантов досуга я не имел. Но однажды вечером ко мне пришла Элизабет. Она была мрачнее, чем обычно. Элли села в кресло напротив кровати и, глядя сквозь меня, стала описывать свою грязную, низкую жизнь после ухода из дома. Ровно час, с восьми до девяти вечера. Иногда Элизабет обрывала свой рассказ на середине, едва заметно целовала меня в лоб, желала добрых сновидений и уходила. За пару месяцев Элли поведала о многом: она рассказала о домах для нищих; о кораблях и приморских тавернах, в которых ей удавалось найти постель на одну ночь, правда, с одним из матросов; о возвращении к родителям, после смирения с тем, что самостоятельно в жизни ей не подняться, и об уходе от них из-за возникшего чувства отвращения - не ясно, к себе или к ним. Элизабет рассказала о своем отъезде в другую страну, пленении шайкой морских пиратов, тяжелой рабской жизни и таком желанном освобождении ценой крови одного из караульных на корабле. Рассказала обо мне, о Вайолет, о смерти ребенка. Я не хотел слушать эту исповедь, пестревшую отвратительными подробностями, но не мог отвлечься. Это стало нашей традицией, повторявшейся каждый вечер. Постепенно я становился все более зависим от этих рассказов, я даже начал с нетерпением ожидать их. Это пугало.        Вот и сейчас я читаю книгу между строк, не видя смысла и не понимая слов, и скорее хочу услышать шаги Элли с той стороны двери. Хочу, чтобы она зашла, погасила как обычно свет и села напротив меня в кресло. Осталось совсем немного, она придет с минуты на минуту, и тогда я выстрелю ей в сердце, которого нет. Я избавлюсь от зависимости и спасу ее, вытащу из этого жестокого мира, которого она не достойна и который не достоин ее. А после уйду сам, ведь смысла в моей жизни давно нет, и я так же мертв, как и моя милая, дорогая Элли.