***
Запахом, который запомнил Дэвид с детства очень хорошо, являлся обычный сигаретный дым по половине доллара за пачку. Он пропитал всё его сознание, весь его разум, до внутренней, душевной боли въелся в сердце. Этот запах стоял днём и ночью в облупленной временем квартире в сраных, Богом забытых старых мноноэтажках где-то на окраинах, где ошивались в основном люди с пониженным социальным статусом: девушки и пареньки "на вызов", алкоголики и бывшие уголовники. Район не из лучших, скажу вам. - Где этот ублюдок!? Я ему ебало расшибу! - по квартире часто проносились такие грубые выкрики отчима. Этот день стал таким же, как и все остальные. Из-за дверного косяка взглянула запуганная мордашка Дэйви. - Д-да-а? - его голос содрогнулся, впрочем, как и всегда. Остатки от его борьбы с заиканием иногда, в критических ситуациях, давали о себе знать. За столом сидел его сорокалетний отчим и глазами, полными гнева, рассматривал две пустые бутылки из-под точно такого же дешёвого алкоголя, как и сигарет. Не сказав пасынку ни слова, он схватил бутылку и с невероятной силой швырнул её об пол. По полу разлетелись зелёные осколки. Мальчик спрятался за косяк и сделал глубокий вдох. Отчиму опять не хватило выпивки. - Давай, давай, иди сюда, сучонок, - хриплым, противным голосом протянул отчим, показывая рукой, чтобы он вошёл. Дэвид сделал несколько робких шагов, пытаясь не наступить на осколки. Он посмотрел в глаза мужчине, пытаясь найти хоть капельку сожаления. Ему нужна была хотя бы тоненькая ниточка, чтобы за неё ухватиться и не растянуть долгий для него каждодневный путь от пьяного в хлам отчима до более менее трезвого человека. Но каким бы он ни был - он всегда оставался мудаком. Всю жизнь. Мужчина, так же хрипя, спросил: - Где твоя мать? - На рабо-от-те, - заикался мальчик, сощуривщись. Ему было страшно. Запах сигарет бросился ему в нос. - Отлично... - показав ему свои передние, гнилые от табака зубы, сказал отчим. Он с усилием поднялся и одернул вниз желтоватую безрукавку. Толстое пивное брюхо тряслось при малейшей попытке сделать какое-либо движение. Мужчина утер грубым кулаком остаток пива на своих губах и потянулся. И нанёс удар. Мальчик упал на колени. В кожу впились осколки от разбитой бутылки. Щека горела пожаром, а в глазах кружились звёзды. - В следующий раз будешь расточительнее, когда будешь покупать бухла, - прошептал ему на ухо отчим и, насвистывая какую-то позитивную мелодию, удалился с кухни. Мальчик встал и посмотрел на свои кровоточащие ладони, щека продолжала гореть, а в голове крутилась всего лишь одна мысль: "Всё ещё будет хорошо...".***
- Дэвид? Дэйв? - Макс толкнул вожатого в бедро, чтобы тот очнулся от своего транса. Парень всё смотрел на свои ладони. На них теперь не видно старых шрамов. Их скрывают мозоли. Все те увечья, которые нам были когда-то причинены, уже давно затянулись плотным слоем кожи. Парень взглянул на Макса растеряными глазами не зная, что ему сказать. Он стоял так несколько минут, вспоминая этот случай из его далекого детства. Именно он запомнился Дэвиду больше всего. - Я... - вздохнул Дэвид, вспомнив, что говорил ему Макс пару минут назад. - Не надо объяснений, Дэвид, - грубо прервал его Макс, - Они для меня - как гвоздём по стеклу. Так же противные и мерзки. Просто признай, что ты не можешь судить нас, раз рос только в ласке и заботе. - Прости меня, Макс... - он сделал нечто похожее на улыбку, - то, что ему позволялось по крайней мере сделать. Мальчик, оставшийся доволен поражением Дэвида, вышел из домика вожатых и неспеша направился в свою палатку. На его лице сияла улыбка. "По крайней мере, - подумал Дэвид, - ты остался доволен, Макс...". Парень взглянул на свои ладони. Перед глазами всё ещё стояла картинка тёплой жидкости, что прилипла к его рукам. Он улыбнулся. Ведь, как сказал Макс, то, как он оправдывается, и вправду, как гвоздём по стеклу...