« - Ты любила меня разве?»
Он медленно открывает глаза и, под протяжный скрипучий звук пружин матраса, лениво переворачивается на бок. Всё та же белая подушка. Всё так же не тронуто лежит на Её половине кровати. Он обреченно проводит рукой по холодной гладкой простыне и, выдохнув, закрывает глаза. Сперва казалось, что Её запах останется навсегда, но вот уже третья неделя, как он просыпается один и запах теперь тут только его. Табак, вперемешку с еле уловимыми нотками влажно-лесной удовой древесины, вытеснил всё лишнее, закрепляя за собой главенствующее положение. Он думал, что ничего особенного не случилось. Она и раньше уходила, возвращаясь в Суну, а он и раньше просыпался один. Сейчас же всё по-другому - пустота заполняла собой всё пространство. Она сказала «прощай». Бросила, отмахнулась и медленно ушла, скрываясь в могучих деревьях леса Конохи. Он смотрел Ей вслед. Ловил каждый момент, каждое мимолётное движение. Он хотел бы быть тенью, что касается Её острых плеч. Гладить, несмело касаться бархатную кожу сухими подушечками пальцев. Вдыхать пряный, едва уловимый аромат духов. Но она ушла и больше не возвращалась. Запах померк первым. С привычками сложнее. Он машинально достаёт две кружки для утреннего бодрящего кофе и рука с горячим чайником замирает в воздухе. Уголки губ слегка дрогнули. Как же странно, и почему о таких мелочах не предупреждают? Он опускает чайник на плиту и выходит. Ему говорили, что это нормально. Так бывает. У всех могут быть проблемы. Он не первый, но разве от этого легче? Одиночество оседает на лёгких и к пачке сигарет с зажигалкой рука уже не тянется. Он шаркает, лениво перебирая ногами, и бредёт куда-то, вдоль цветных домов Конохи. Здесь нет рассыпчатого золотого песка, как в Суне, что забивается в сандали, и это почему-то раздражает. Он бы все сейчас отдал, чтобы прикоснуться к мягкому песку и смотреть, как он ускользает сквозь пальцы, но тернистая дорога к возможному счастью затянулась петлёй на шее и напрочь привязала его к Конохе.« - Шикамару-у-у!»
Замирает. Кожа покрывается мелкими мурашками от слабого дуновения ветра, что щекочет уши. Слегка наклоняет голову набок, под не слышней посторонним хруст костей, и продолжает путь дальше. Просто показалось. Всегда проще тем, кто уходит. Он определил это для себя абсолютно точно. Ей не приходиться ловить на себе взгляды, полные напускного лживого сочувствия, или избегать привычных мест, где они бывали вдвоём. Не приходиться видеть каждое утро эту чёртову пустую подушку. Она просто вернулась домой, и ей ничто не напоминает о нём. Все воспоминания остались в Конохе, вместе с ним, разделяемые тысячами непреодолимых песчаных вёрст. Забыть можно всё, тут он даже не сомневался. Когда-нибудь, Она перестанет приходить во снах, искушая подорваться с постели и помчаться переубеждать заблудшую в неуверенность душу. Когда-нибудь, он не будет вспоминать Её волосы, глаза, губы.. Уже сейчас, образ в голове затягивается белой дымкой и, ясно различимы остаются лишь общие черты. Сгораемый от досады и одиночества, он понимает, что эмоциям нужен выход. Нельзя вечно вскармливать нарастающей ненавистью к миру своего внутреннего монстра. И пусть так кажется, что он любит Её ещё сильнее - это всё пустое! Бред. Обида раздирает горло, не позволяя разделить с кем-либо разрастающуюся червоточину внутри. Даже сейчас, вдали от Её колких фраз, называемый «плаксой», он не проронит ни одной скупой мужской слезы. Ведь, по сути, жизнь на этом не заканчивается. Нет ни капли романтики в том, чтобы разрывать отношения; это всё чушь, навязанная любовными романами и кинематографом. Он не может перемотать время вперёд, когда будут силы в шумной компании под звон бокалов вспоминать, как он приносил себя в жертву для спасения того, что и начинать-то не следовало. Просто однажды наступит момент, когда станет легче дышать, без кома в горле; думать, без всплывающих образов из прошлого или фантазий, не нашедших место в реальности. Разве он виноват в том, что рискнул? Поставил на кон свою иллюзию счастья. Быть влюблённым в сестру Казакаге - глупо. Безрассудно, бессмысленно. Она играет слишком важную роль для своей деревни и семьи, чтобы полностью изменить свою жизнь ради неопределённого будущего с ним. Променять захватывающую, будоражащую кровь, жизнь куноити, ради серой и обыденной жизни с ним в совершенно чужой деревне. Он не смог бы запереть Её в золотой клетке, лишая свободы. И они оба это знали. Погружаясь глубже в невозможную фантазию, зависели друг друга, прекрасно понимая, какой у этого финал - заранее обреченные на провал отношения. Она подарила ему невероятное счастье и, после всего, невероятную боль. Сожалеет ли он об этом? Наверное, нет. Наученный горьким опытом невозможной привязанности к человеку, ему остаётся лишь одно: заглушить в себе кипящие чувства и надеется, что к следующей встрече, которая обязательно состоится, он не будет ничего больше к ней испытывать.« - И куда ты идёшь, Шикамару?»
« - Просто ответь на один вопрос: ты любила меня разве?»
Цветные домики остаются вдалеке за спиной, а взгляд всё так же опущен в землю. Может, нужно теперь Её ненавидеть? Просить у богов достойной мести? И почему тогда этого желания нет? Продирающие до озноба пустота и одиночество стали его спутниками. Злость на самого себя, что не удалось, не получилось, но ни капли ненависти. Потому что иначе не могло и быть. Не могло и точка. Бережно храня воспоминания, он не позволит никому омрачить их, смешать с обыденностью, с эгоизмом. Даже себе. Слишком лично, близко, глубоко затронуты его чувства, и сейчас, словно открытая кровоточащая рана, требует лишь времени для заживания. Он был готов бежать сотню миль, чтобы просто коснуться нежной руки, переплести пальцы и не разжимать объятий до утра. Обжигать кожу под палящим солнцем, задыхаться от вездесущего песка. Почему сейчас это ничего не стоит? Он с удовольствием не встречался бы с ней больше. Даже взглядом. Мимолетно, боязливо, с опаской. Машинально опускал бы глаза в пол. Судьба же не будет столь милосердна и столкнёт их ещё не раз. Возможно, тогда он обязательно получит ответ на свой вопрос. И ответом ему не послужит тишина.« - Говори, Темари. Говори.»
« - Я не чаяла в тебе души.»