Только вперёд

      — “Нормандия”, приём! — пробивается через трески и скрипы голос Шепард. — Джокер, эвакуация, срочно!       — Есть координаты, — рапортует СУЗИ.       — Пояс астероидов? — смотрю на показания приборов и не верю глазам. — Серьёзно?       — Объект, с которого идёт сигнал, движется на ретранслятор.       — Бля… тогда это точно кэп. Сколько?..       СУЗИ запускает обратный отсчёт раньше, чем я заканчиваю вопрос. Впритык. За спиной нудно воет сигнализация: “Экипажу приготовиться к экстренному маневрированию! Экипажу приготовиться…”.       Какого хрена Шепард не на планете? Как просочилась мимо датчиков “Нормы”?       — Капитан около вышки связи. Готовлю челнок…       — Нахуй твой челнок, — бросаю беглый взгляд на скан местности, — время только терять.       Пока десантируем, пока подберём… не уложимся. Площадка передатчика задрана высоко над краем пропасти. Если подойти аккуратно, можно подать карету, не задев несущих конструкций. Выиграем почти минуту.       Как раз хватит, чтобы убраться, пока массы не взаимодействуют. И выскочить из системы до того, как астероид разберёт ретранслятор на атомы. И всю систему заодно.       — Капитан на борту, — докладывает электронный голос. Кажется, с облегчением.       Всё, отчаливаем, девочка моя. Давай унесём отсюда ноги, пока их ещё от задницы не оторвало...       — Джокер! — орёт Шепард из шлюза. Громыхает ботинками, по инерции во что-то врезается. Влетает в кабину. Под её пальцами, сжавшими подголовник моего кресла, надрывно скрипит кожаная обивка.       — Понял уже...       Туша астероида остаётся за кормой. Фрегат послушно и легко ускоряется.       — Свяжись с Хакеттом. Курс на Солнечную систему. Я в БИЦ, — отрывисто бросает Шепард.       Но уходит, лишь когда “Нормандия” ныряет в льдисто-голубой омут перехода. ***       Красная точка — Альфа. Взрывная волна лаконично обозначена красным. Будто камушек в воду кинули. Камушек…       Красная волна бежит по системе Бахак. Первой сметает Басцуду, за ней — Аратот, Клогон и Урмола исчезают почти одновременно со звездой, вокруг которой вращались. Юнаку стирает с карты последней.       За три секунды не стало… господи, триста пять тысяч…       Абсолютная тишина давит. Давит настолько, что не разогнуться. Понимаю это, когда голова касается вцепившихся в поручень рук. Уговариваю себя разжать пальцы и выпрямить спину, но ничего не выходит.       Триста пять.       Только батарианцев. Сколько ещё за рамками этой статистики в рабовладельческой системе?..       — Связь с ретранслятором системы Бахак потеряна, — сухо констатирует СУЗИ.       Её слова подстёгивают. Тишину нарушает только неожиданно громкий топот моих шагов от карты до лифта.       Тяжёлые взгляды команды я чувствую даже через броню.       Док встречает молчанием. Затеняет окна медотсека.       Я так же молча снимаю амуницию. Складываю на ближайшую ко входу кушетку. Шлем, перчатки, наплечники, нагрудник. Наклоняюсь расстегнуть крепления ботинок — картинка перед глазами уплывает. В следующее мгновение осознаю себя сидящей на полу, прислонившейся к той самой кушетке, а Карин стягивает с меня обувь.       — Сама встать сможешь? — спрашивает док.       — Сейчас. Посижу только немного.       — Понятно.       Её голос заглушает противный шелестящий гул. Ватная слабость, холодная испарина по спине — признаки позорной отключки. Урывками — ощущение взлёта, чьи-то голоса и тепло.       — Как она? — Гаррус. Эти интонации не спутаешь с чьими-то ещё.       — Хорошо, учитывая обстоятельства. — Карин хмурится, могу поспорить. — Физически, во всяком случае, гораздо лучше, чем могло быть. Импланты почти полностью нейтрализовали наркотики, которыми её накачали. Поест, поспит — и снова в бой. Психологически же...       — Я всё слышу, — каркаю я. Горло невыносимо саднит.       — ...оценить сразу невозможно, — невозмутимо заканчивает Карин.       Медленно, без резких движений сажусь на кушетке. Медотсек плавно качается из стороны в сторону.       — Вколи мне что-нибудь для просветления, док. Надо подготовить отчёт. ***       Медик и священник — очень похожие профессии. Медик лечит бренное тело, священник же поддерживает целостность души. Обоих с людьми связывает тайна — врачебная и исповеди. Обоих часто приравнивают к мебели, заговаривая на деликатные темы.       Однако тот разговор, который ведут в медотсеке адмирал Хакетт и капитан Шепард, остаётся по большей части приватным. За своей пациенткой я наблюдаю из столовой. Только я, хотя обычно в пищеблоке всегда кто-то есть. Сейчас даже шефа Гарднера не видно.       Мало кто рискует показаться на глаза адмиралу Альянса. На воссозданном “Цербером” корабле Альянса под коммандованием СПЕКТРа-капитана Альянса.       Вселенная абсурда.       Смотреть мне разрешено. Слушать я бы отказалась сама. Не надо быть гением, чтобы связать появление Хакетта и… взрыв. Не хочу знать подробности. Не готова.       Не надо быть гением, чтобы понять, по чьему приказу Шепард там оказалась. Все её высадки до этого момента объяснялись либо наводками главы “Цербера”, либо личными просьбами членов экипажа. Она никогда не уходила одна, не отключалась от систем “Нормандии”, полностью исчезая со всех радаров.       Что бы не произошло на астероиде — ответственность за это не на Джейн.       Ответственность на том, кто её на Джейн спихнул.       Наливаю себе пустого кипятка из термопота. Впервые за двадцать лет снова хочется закурить.       Шепард излучает ярость и горечь, пышет ею, как перегретая печь. Старается держать эмоции под контролем, но остаточный эффект наркотических веществ ещё слишком силён, поэтому капитан не справляется. Её выдают лихорадочный румянец и дрожь в пальцах, когда она отдаёт адмиралу планшет с отчётом.       Хакетт невозмутим, словно арктические льды. Надо бы позвать Вакариана. Пусть посмотрит, как на самом деле выглядит носитель палки в заднице — адмирал в этой дисциплине заткнёт за пояс любого турианца. В отчёт не смотрит. Слушает. Сдвигает брови, и лицо, расчерченное шрамами, становится похожим на маску. Спрашивает что-то, Шепард без заминки отвечает. Отворачивается. Я вижу, как дрогнули её губы. И как на ничтожную долю секунды адмирал позволяет себе скинуть непробиваемо-уверенное выражение. В его взгляде понимание и сожаление.       Чёртов старый говнюк. Но по крайней мере расхлёбывать последствия Джейн будет не одна.