you belong to my world

      у вонтака есть огромный колли по кличке бэ и младший брат ханён. вообще-то, собаку подарили последнему на пятнадцатилетие, но его хватило лишь на полтора месяца вставания в пять утра, а дальше он спихнул несчастное животное вонтаку и сказал, что у него молодой растущий организм и ему надо высыпаться.       как будто старшему уже под сорок, и своё он отоспал.       пришлось скрепя сердце научится вставать в несусветную рань в любую погоду, потому что бэ мало волновало, идёт на улице дождь или град: он хотел гулять, значит, он шёл гулять, а стоны сонного и замерзающего хозяина просто звуковое сопровождение их прогулки. но, надо отдать псу должное, слушался он безоговорочно и вообще джу-старшего обожал (а ханёну сгрыз пару рюкзаков и считал чем-то вроде подставки под лапы). а ещё был очень умный, и временами вонтак думал, что колли более развитый, чем его братец.       как сказал бы отец, глубокомысленно почесав подбородок, недалеко от правды.       гулять они ходили в небольшой парк через две дороги от дома, и если поначалу вонтак шёл, еле переставляя ноги, то уже спустя пять месяцев летел туда на крыльях, обгоняя даже бэ. причиной такого резкого изменения стал один обворожительный парень с золотым ретривером, который выбирался на прогулку в то же самое время.       у ынки были тонкие пальцы, всегда ледяные руки, бледная кожа и мягкая улыбка, способная растопить даже айсберги, дрейфующие у берегов антарктиды. он был немного выше вонтака, но младше на один год, занимался танцами, и его длинные ноги переодически снились джу в не самых приличных снах (но он бы даже под пытками в этом не признался). ынки постоянно излучал счастье, и вонтак искренне поражался такой радости в пять утра (сам он мог, в лучшем случае, мрачно зевнуть). он даже думал какое-то время, что хон что-то принимает и поэтому такой активный.       простое человеческое ложусь в девять, высыпаюсь вонтаку, как вечно ботающему часов до трёх, было неизвестно и казалось чуть ли не мифом.       ынки был очень добрый и приносил джу термос с крепким кофе, зная, что тот не станет кипятить чайник, дабы не разбудить брата (дрыхнущего так, что разбудить бы его не смог даже атомный взрыв, не то, что один хиленький вонтак). а ещё он с восторгом гладил бэ, на которого в это время ревниво посматривала золотистая хви, недовольно тыкаясь носом в ладонь вонтака, как бы намекая, что его пёс совсем оборзел.       вонтак был с ней, в-общем-то, согласен.       когда спустя пару месяцев слегка покрасневший хон предложил обменяться номерами, чтобы сходить как-нибудь вместе на выставку собак, вонтак был готов расплакаться от счастья и умиления, сказать не только номер сотового, но и дома/подъезда/квартиры, пригласить к себе на пиццу смотреть «хатико».       у него была одна единственная проблема восемнадцати лет от роду по имени джу ханён, которая явно в этот план не вписывалась (но вот кто её вообще спрашивает, а).       (пока ынки не видит, вонтак торопливо вбивает его номер дрожащими пальцами, называя очень просто - принц, и надеясь, что танцор никогда об этом не узнает)       они общаются уже больше трёх лет, и их дружбу ханён, после знакомства с мистером совершенство, характеризует как «недоотношения двух балбесов, которым давно уже пора где-нибудь засосаться». предсказуемый болезненный подзатыльник мозгов нахальному братцу не добавляет (вонтак переживает, как бы там чего не убыло), и старшему остаётся только закатить глаза, напоминая, что у почти совершеннолетнего ханёна есть одно ну ооочень несовершеннолетнее и хёнджунистое, любящее посветить острыми ключицами на людях. джу-младшему на это возразить нечего, он может только фыркнуть и уткнуться носом в стакан с молоком, бурча, что брат слишком хорошо осведомлён о его личной жизни.       (просто меньше ругаться в комментариях под фотографиями в инстаграме надо, ей-богу)       - хён, может, ты пригласишь ынки-хёна к нам в пятницу? мы с хёнджуном хотим устроить что-то вроде посиделок, с тортом, вином и душевными разговорами, - внезапно спрашивает младший, отрываясь от своего молока и подмигивая брату.       вонтак вздрагивает, мгновенно краснея.       - с чего вдруг? сомневаюсь, что ему было бы интересно лицезреть ваши с хо обжимания, - и смотрит в стол, вертя в пальцах чайную ложку.       - дал же бог братца, - стонет ханён, возводя глаза к потолку, - как можно, будучи таким тормозом, дожить до двадцати одного года, м?       - йа!!! вот кто бы говорил! - пышет праведным гневом вонтак, - я уж молчу про то, что бедному хёнджуну пришлось три месяца петь тебе серенады под окном, пока до тебя дошло, что обычно друзья как бы не целуются! и вино вам нельзя, маленькие ещё, - совсем тихо добавляет он.       ханён орёт, что всё было совсем не так и он просто думал, что ему нравится донхо (бедный парень, такого натерпелся от тебя, - получает он в ответ), а вонтак пялится на светлую древесину и не хочет признавать, что младший в чём-то прав.       бэ тяжело вздыхает, прячет морду в лапах, словно спрашивая, почему его хозяева такие придурки.       на сбивчивое предложение попить чайку в пятницу вечером (ты, конечно, можешь отказаться, ханён с бойфрендом та ещё компания), ынки отвечает ослепительной улыбкой и покрасневшими щеками я обязательно приду. вонтак заторможенно кивает, внезапно вспоминает, что забыл помыть полы, сегодня приезжает мама, и вообще дел куча, а ханён пропадает с хёнджуном не пойми где и он абсолютно бесполезное существо, и тянет недовольного пса за поводок, трусливо сбегая.       (и уже не видит, как ынки с блестящими глазами чмокает недовольно порыкивающую хви в загривок)       всё катится в тар-тарары, когда в пятницу вечером, вернувшись после пяти пар, совершенно измотанный и злой на тупых одногруппников, не знающих, что такое домашнее задание, вонтак обнаруживает на столе торт, бутылку вина и записку. на ней неровным ханёновским почерком накорябано «хён, я останусь с ночёвкой у хёнджуна, так что квартира в вашем полном распоряжении^^». он смотрит на эти скобочки и пытается сообразить, сколько в их стране дают за убийство в состоянии аффекта. в голове почему-то мелькают картинки из википедии с дела джека-потрошителя, и отцовским голосом звучит в семье не без урода.       мелкий поганец.       мысль отменить встречу исчезает под звонок в дверь и громкий лай. вонтаку очень хочется заплакать, но он лишь бросает на бэ умоляющий взгляд, шепчет, что пытался (пёс наклоняет голову вбок, явно не догоняя, о чём его отсталый хозяин), шаркает к двери.       у ынки ледяные пальцы, тёплая улыбка и букет белых гвоздик. джу щурится, полной грудью вздыхает нежный запах, сглатывает, и нерешительно забирает букет. когда их пальцы соприкасаются, хон не позволяет их отнять, сжимает и смотрит прямо в душу.       глаза у него глубокие-глубокие, глубже самой вселенной, с затерявшимися на дне звёздами и млечными путями. у вонтака перехватывает дыхание, и он облизывает пересохшие губы, хриплым голосом говоря:       -там... кухня... пошли?..       у него шея покрывается пятнами, а ынки смеётся своим странным смехом и идёт за ним.       (где взять сил, чтобы пережить этот день?)       вино открывает танцор, забрав его из дрожащих рук старшего, который все норовил ввинтить штопор в свои пальцы. вонтак залипает на синих ниточках вен, ярко выделяющихся на бледной коже рук, на ловких движениях уверенных пальцев, старается дышать медленно, но слишком сложно, когда меньше, чем в метре от тебя стоит такой принц. хон сосредоточен, на лоб падает смоляной локон, и джу хочется убрать его с красивого лица почти до зуда. ынки замечает взгляд хёна, растягивает губы в полуулыбке, и медленно разливает багровую жидкость по бокалам. вонтак моргает, раскладывает торт по тарелкам, мысленно обещая устроить ханёну с хёнджуном трагедию похлеще, чем у ромео и джульетты. на секунду он начинает волноваться за неразумного младшего брата, способного натворить кучу ошибок, но потом вспоминает, что у хёнджуна, несмотря на возраст, ума побольше будет, и успокаивается. ынки садится напротив него, салютует бокалом и отпивает.       вонтак следует его примеру, удовлетворенно хмыкает, делая в памяти заметку спросить у ханёна, где он такое вино купил (и поотрывать руки тем, кто продаёт детям). бэ тыкается мордой в колени ынки, ждёт, пока его погладят, и блаженно гавкнув, возвращается на своё место в коридоре. вонтак не решается поднять глаза на ынки, пристальный взгляд которого чувствуется где-то под кожей, отламывает большое кусок торта и отправляет его в рот.       (главное - не напиться)       -хён! - произносит ынки через какое-то время. его голос разрывает тишину, отдаваясь в голове перезвоном колокольчиков. вонтак отрывается от торта и вопросительно смотрит. - можно, я кое-что сделаю? давно хотел.       вонтаку пить противопоказанно. он кивает, не особо задумываясь над просьбой, хотя внутри все органы стягиваются в один большой комок, так что ни вздохнуть, ни выдохнуть. ынки осторожно отодвигает их бокалы, привстаёт на стуле и тянется через стола к вонтаку. джу замирает, смотрит на чужую переносицу, чувствуя, как потеют ладони. ынки наклоняется, нежно берёт лицо хёна в ладони и смешивает их дыхание.       губы у него мягкие-мягкие, словно маршмеллоу. вонтак сгорает от нахлынувших ощущений, хватается за жилистые руки и закрывает глаза.       у ханёна с хёнджуном явно появляется шанс выжить.       (если они не решат явиться домой завтра утром!!)