Ложные факты, навязчивые действия и любовь

«Чимин странный» Констатация факта. Едкая фраза, которая уже слегка приелась, но продолжает доноситься отовсюду. Чонгук не знает, что значит «странный» в отношении Пак Чимина, но никто в его окружении не сомневается в том, что так оно и есть. Чон пытается выяснить: а чем это, собственно, обусловлено? Но встречает только тишину, взгляды из-под опущенных ресниц и снисходительные полуулыбки. Словно о том, что с Паком не так, говорить никому нельзя, потому что это слишком очевидно. Чимин выглядит обычным. Чон не часто смотрит в его сторону, да и учатся они на разных потоках, но порой он сталкивается с ним в кафетерии или узком общажном коридоре. Выглядит Пак ну совсем обычным. Волосы черные, щеки и полные розовые губы, которые редко сходятся в улыбку, прячет за маской. Одевается простенько, но со вкусом. Он очень собранный и неразговорчивый. Но разве это не обычный набор характеристик в век обесценивания близких контактов? Это повсеместное явление, которое скорее уже стандарт, нежели отличительная черта. Но все продолжают упорно твердить: «Чимин странный» Когда комендант общежития, пожилой сухой дядька с явным дефектом речи, сообщает Чонгуку, что его новым соседом по комнате станет не кто иной, как Пак Чимин, тот не удивляется. Даже немного радуется такому повороту событий. Ему наконец представится возможность узнать, что с этим парнем не так и отчего это всех так заботит. Тэхен не улыбается, качает головой и говорит мрачно, что Чон и недели не продержится. Звучит, словно угроза (причем дешевая), Чонгук не пугается, а тянет улыбку и крутит пальцем у виска. Тэ же просто хочет его запугать, не так ли? Но в этот же день Хосок, который от всей этой ерунды, казалось, ужасно далек, говорит то же самое, причем с той же интонацией и выражением лица. Чон не паникёр, но все же чутка пронимает дрожь. Но он не может ничего уже сделать. Коменданту не скажешь «заберите» или «поменяйте» — это тебе не магазин. Соседей не выбирают. А Чонгук и так полгода живет один. Поэтому придется мириться вне зависимости от того, что ему предстоит увидеть. Нагнетает. Так еще и Тэ смски поддержки шлет, заставляя Чонгука еще сильнее волноваться. Чимин приходит с вещами весьма поздно. Чон ожидал его уж куда раньше, поджидал и сотрясался от волнения. Пак зашел бесшумно, выглядел привычно отстраненным, словно не в комнату заселяться пришел, а случайно в коридоре с Чонгуком столкнулся. У него была одна спортивная сумка и абсолютно нечитаемое выражение лица. Он глянул на Чона, который даже встал, чтобы поприветствовать. Пак слегка поклонился и не сказал ни слова. Чон занял позицию наблюдателя, устроился на кровати и, прикрываясь учебником по английскому, внимательно анализировал все действия Чимина, выискивая странности. Тот неспешно разбирал сумку, молча стелил себе постель, укладывал вещи в шкаф, раскладывал книжки, тетрадки… Скука. Чонгук разочарован и даже этого не скрывает, утомленно зевая и отбрасывая учебник в сторону. Он предвкушал что-то дикое, необъяснимое, грандиозное. Он готовил себя к зрелищу, которое может перевернуть его жизнь! Но никакого зрелища нет. Монотонные действия, сопряженные с унылой рожей Пака. Чонгук жалеет, что потратил тридцать минут своей жизни на вот это. Тэхен и Хосок над ним просто подшутили. А он и повелся по наивности. Чонгук решает, что ловить тут нечего, и окунается в домашнее задание, а перед этим в последний раз кидает взгляд на Пака. Тот активно разбирает книжки и расставляет по цвету: красный, оранжевый, желтый и так далее. Чон усмехнулся. Это и есть его «странности»? На следующий день Чон говорит прямо, что Чимин — нормальный. Читает лекцию друзьям о том, что неразговорчивые люди — не странные, они просто любят тишину. Друзья сидят и смотрят на него внимательно. Потом загадочно переглядываются. Чонгуку вновь не по себе. «Ты все узнаешь сам» Чонгук хмыкает недовольно, ему надоело это нагнетание, которое изводит только ему нервы и ничего решительно хорошего не дает. Он не верит. Абсолютно. Теперь точно. Все равно, что там Хосок, Тэхен и весь универ бубнит: Чимин — обычный парень, который просто не любит общаться. Имеет право. Они живут вместе неделю. Чон решительно не видит ничего или просто не замечает. Его смущает только постоянная гнетущая тишина и наличие еще одного человека напротив, чье присутствие порой становится слишком незаметным. Чонгук ожидал, что со своим соседом он будет о чем-то говорить, пускай они не будут друзьями навек, но дежурными фразами будут перекидываться регулярно, может даже шутки шутить. От Чимина можно добиться только «доброе утро» и «спокойной ночи». Причем говорит он очень тихо, и всегда смотря куда-то в сторону, словно и не Чонгуку, а самому себе желает (может, так оно и есть). На вторую неделю совместного существования Чонгук замечает, что Чимин встает очень рано. Где-то в пять-шесть утра, и тут же куда-то уходит. Возвращается к восьми часам, когда просыпается Чонгук. Конечно же, Чон не спрашивает: где тебя носило? Но интерес испытывает и пару раз едва не разглашает свою заинтересованность. Первый полноценный диалог происходит из-за книг. Как-то раз Чонгук позаимствовал у хена учебник по экономике, пока его не было в комнате. Чон посмотрел нужный раздел, выписал пару абзацев и поставил книгу на место. Вроде бы идеальное преступление, но… — Чонгук, ты брал мои книги? Младший подвисает. Голос Чимина не звучит строго, скорее бесцветно, поэтому Чон сознается сразу и тут же извиняется. Пак принимает извинения, просит ставить все на свое место, а потом достает учебник и меняет его положение в строю ровных корешков. Вот это уже Чонгуку кажется немного странным. После этого происшествия Чон внимательно разглядывает книги и делает невероятное открытие: они расставлены не только по цвету, но и по алфавиту в пределах одного цвета. Вот же запарился Чимин! У Чонгука вдруг появляется причина продолжить наблюдение за странностями хена. Чимин постоянно убирается. Чон раньше не сильно акцентировал на этом внимание. Разве это не хорошо — иметь очень чистоплотного соседа? Наоборот, даже очень круто. Все равно, что жить в гостинице или с родителями. Но Пак убирается каждый божий день. Может даже по несколько раз. Причем его часть комнаты всегда абсолютно чистая, и непонятно, зачем он так активно елозит тряпкой по полкам, столу и полу. Прямо уже какая-то маниакальная тяга к уборке. Дальше — интересней. Пару раз пары у Чимина начинаются раньше, чем у Чонгука. Чон еще лежит в кровати, но уже следит за действиями хена. Пак все скрупулёзно проверит. Сначала и в этом ничего необычного Чонгук не находит — организованность важна, но после четвертого круга проверки сумки, кровати, книг, шкафа и зачем-то окна — это перестает быть нормальным и приобретает оттенок какой-то мании. Чонгук не представляет, как мог такое не заметить, как мог упустить настолько вопиющее отклонение. Еще одно открытие Чон делает случайно при разглядывании части комнаты Чимина. У него все находится в безупречном симметричном порядке. Вновь Чонгуку кажется, что у него немного едет крыша, но наблюдая за тем, как Пак при выполнении домашнего задания даже ручки и карандаши складывает так, чтобы они находились параллельно друг другу и не нарушали симметрии стола, становится ясно, что это не причуда и не паранойя Чонгука — Чимин помешан на порядке. Теперь Чонгук реально напряжен. С соседом что-то не так. Друзья становятся более откровенными: все уже это заметили. Они рассказывают, что Гуку еще несказанно повезло, ведь когда Пак жил у другого соседа, он постоянно зачем-то проверял замок. Много-много раз подряд. Пять или шесть раз в час. Даже иногда ночью. Просто вставал, подходил к двери и начинал открывать и закрывать. После этого пошли слухи, что Пак просто пытался таким образом выселить надоевшего соседа. В итоге, парень не выдержал и попросил коменданта Пака выселить. Так вот Чимин оказался в комнате Чонгука. Друзья советуют бежать от Пака и его странностей как можно быстрее, но Чонгук не особо торопится и наоборот хочет остаться. Он смотрит на соседа ежедневно, уже привыкает к этим повторяющимся действиям и не находит их какими-то совсем безумными. Чимин просто живет в таком необычном, отточенном ритме, но от этого он хуже не становится. Чон с улыбкой наблюдает, как Пак опять убирается, как перебирает книги и как выполняет ритуалы перед выходом. Чимин вкупе со своими странностями просто забавный. Симптомы вбиваются в поисковик, и совсем скоро на руках у Чонгука есть первое предположение, которое очень похоже на реальность. У Чимина ОКР — обсессивно-компульсивное расстройство. Чон не делится своей догадкой с друзьями, которые Чимина записывают в ряды обыкновенных психопатов, да и Паку никак не намекает на то, что что-то знает или предполагает. Он просто продолжает наблюдать со стороны. Чонгук не решает вмешаться, пока Чимину вдруг не становится хуже… Младший замечает сразу, что Пак стал чаще выходить из комнаты. Куда он выходит, Чонгук по-прежнему не знал, но данное действие стало нереально частым: Чимин отлучался чуть ли не каждые двадцать минут, даже средь ночи. Уходил на минут десять и возвращался. Чон просто не мог уже сидеть на месте и строить предположения, поэтому однажды, когда Чимин вновь куда-то пошел, отправился за ним. Пак зашел в ванную и провел там пятнадцать минут. Чонгук уже постыдился, что отслеживает даже такое личное; вернулся в комнату и начал раскаиваться, слушая музыку и кусая губы. Неприлично так. А еще не его дело вообще. Чего он к хену прицепился? Ну, ходит человек в ванную, ну занимается чем-то своим. Он же никому не мешает, так почему к нему надо обязательно лезть? Чонгук обещает себе, что больше не будет следить, больше не будет строить теории, больше не будет… Руки. Чонгук никогда не обращал внимания на руки Пака. А сейчас обратил. Наверно потому, что как только Чимин вошел, взгляд Чона пал именно на них. Маленькие полные пальчики. Милые были бы ручки. Но они стерты, покрытые красными пятнами, с них комками слезает кожа. Чонгук аж вскакивает от этого зрелища. Ярко-красная кровь опадает на пол. — Хен, у тебя кровь, — говорит Чон, глядя только на полные пальчики со содранной кожей, в некоторых местах ранки уже покрылись корочкой, а в других она была грубо содрана. — Надо обработать. Чонгук больше ничего не говорит и срывается к аптечке. Чимин тоже молчит, прижимая руки к груди, стирая неуклюже кровь, но в итоге только размазывая ее по искалеченным рукам. Он усаживается на свою кровать и судорожно вздыхает. Как он мог на таком-то попасться, но больше его тревожит то, что он заставил о себе волноваться такого милого соседа, который до сих пор очень лояльно относился и ко всем его причудам. Чон садится рядом и аккуратно берет хена за руку. Выглядит страшно. Это слезающая кожа хлопьями, бугристые струпья, ранки ярко-розового цвета, из которых сочится кровь. Младший лихорадочно вспоминает, что вообще читал об ОКР, и вспоминает про мытье рук. Неужели? Это с каким остервенением надо их мыть? — Чимин-хен, у тебя это давно? Пак вздрагивает и практически одергивает руку, но Чонгук не дает, крепко сжимая за запястье. Старший молчит. Очень напряженно. Поджимает губы и не смотрит в сторону Чона, а куда-то в пол. Младшему даже кажется, что глупая это затея — пытаться у него что-то выведать, но Чимин вдруг отвечает, впервые таким живым голосом, в котором явно ощущается усталость: — Третий год уже. «И ты до сих пор не обратился к врачу?», — мысленно негодует Чонгук, но сдерживает свои упреки. Сейчас главное хорошенько обработать раны. Чон даже не знает, как это лучше сделать. Все выглядит так страшно. Пластырей явно недостаточно. После всяких антисептиков и мазей он решает, что благоразумней всего будет воспользоваться бинтом. — Это ОКР, да? — спрашивает Чон, когда работа уже закончена, остается только узелок. Чимин опять дергается, но не так сильно, похоже, что просто от неловкости и волнения, чем от намеренья реально оттолкнуть Чонгука. — Похоже на то. Они сидели молча, не зная, что сказать друг другу. Чонгук понятия не имел, что нужно говорить в таких ситуациях: «Ну, это бывает с каждым!», — так ведь не скажешь? А Чимин не знал, как оправдать себя. Он уже не в первый раз попадается. Придется вновь менять соседа, комнату. Как же проблемно. — Хочешь, чтобы я переехал? — поинтересовался Чимин, прервав угрюмую тишину. — Нет, не обязательно. То есть, ну, мне это не мешает. Конечно, вот это — ужасно, смотреть на это больно, но не так уж критично. Пак создает опасность только для себя, но никак не для него. Чонгуку странности старшего не очень-то мешают, но теперь сильно волнуют. Раньше Чимин делал безобидные вещи, которые вызывали улыбку и что-то похожее на уважение, но стирание рук в кровь точно не ведет ни к чему хорошему. — Ты это, не делай так, — невнятно шепчет Гук, не находя других слов. Чимин кивает. Но доверия не вызывает. Чонгук хочет сказать: «пообещай». Теперь руки Чимина покрывают повязки. Чон понимает, почему никогда их не замечал. Хен носит вещи с длинными рукавами. Вот и не видно за ними искалеченных рук. Теперь Чонгук видит их постоянно, потому что помогает Паку перебинтовывать руки. Весьма интимный и полный доверия момент. Чону во время него постоянно хочется что-то сказать поважнее обычного, будничного. И губы Пака тоже словно готовятся разомкнуться и поведать тайну. Младший выжидает, кусает щеку изнутри, глядит исподлобья. Чимин не решается. Чон вместе с ним. Между ними завязываются необычные отношения, повязанные на общей тайне и руках в окровавленных повязках. Вроде близкие, ведь Чимин доверяет свою тайну, но в то же время и отстранённые, потому что они никак не могут друг к другу подступиться и начать такой важный диалог. Они оба чувствуют, что нуждаются в разговоре, но так и не доходят до него. Чуть позже, когда руки Чимина относительно заживают, он просит Чона больше до него не дотрагиваться. Чонгук не против. Правда он опасается, что это происшествие положит конец их недоотношениям, но ошибается: Чимин наоборот начинает идти ему навстречу, испытывать смутную симпатию. Сначала они лишь перекидываются стандартными фразами, затем шутками, а позже — взглядами и мнениями. Чонгук говорит с Чимином обо всем, кроме его болезни, старается игнорировать сам факт ее существования. Старший же оказывается приятнейшим собеседником, который легко подхватывает темы, умеет шутить и даже дает порой дельные советы. Во время общения Чонгук подмечает, что Чимин очень заботливый и добрый: он постоянно интересуется, не замерз ли Гук, не проголодался ли, не устал ли? Он всегда готов прийти на помощь, и, когда у Чона был завал с учебой, Пак с радостью сел с ним за учебники и написал недостающие конспекты, даже ничего не попросив взамен. А однажды вообще приготовил Чонгуку рамен, когда тот сказал, что соскучился по нему ужасно… Пак Чимин — прекрасный, душевный и притягательный человек, который готов на многое ради людей, которые ему дороги. Его альтруизм бы принял куда более обширный масштаб, если бы не страх быть осмеянным и репутация парня, который не сегодня, так завтра загремит в дурдом. «Чимин странный», — друзья Чонгука все за свое. Они продолжают мусолить эту тему, вообще не зная, о чем говорят. И не только они. Чонгуку соболезнуют, выказывают поддержку, сочувствие… Чона это все начинает бесить. — Вас это не касается. Хватит уже. Тэхен и Хосок замирают от удивления и такого неприкрытого раздражения в голосе Чонгука. Они умолкают и больше о Паке ничего не говорят. Чимину плохо. Чон знает, что это так. Он болеет душой. А люди вокруг ставят его на посмешище, обвиняют в ненависти. Они не говорят с ним, они его обсуждают, поносят, оскорбляют. А Чимин скрывается, таится, старается уменьшиться до состояния атома, чтобы в социуме не доставлять никому проблем. Он понимает, что приносит неудобства, поэтому молчит, не смотрит никому в глаза, не завязывает знакомств и просто гниет заживо в своей консервации, в приступах раздирая в кровь руки. Чонгук никогда не замечал за собой неистового чувства справедливости, которое бы рвалось из каждой щели, становилось визитной карточкой и доминирующей чертой характера. Но к Чимину Чону очень хотелось справедливости. Ободранными ручками хен разбирал книжки вот уже в десятый раз, гладил по шероховатым обложкам, улыбался уголками губ, выглядел так умиротворенно и трогательно. Его надо защитить. Ему надо помочь. Его надо спасти. Однажды ночью Чонгук вышел в туалет. Вернулся и заметил, что у Чимина спало одеяло. Он, как хороший друг, поднял его с пола и укрыл Пака. И в этот момент вдруг Чона озарило, словно пронзила молния. Он любит его. Утром Чонгук еще не был до конца уверен, но как только Чимин встал, потянулся и ласково протянул: «с добрым утром, Чонгукки», — сердце Чона едва не вылетело к черту. Он реально влюбился в него. Сейчас Чонгуку необходима помощь. С Чимином надо было что-то делать, а Чон может обратиться только к одному человеку — Намджуну, который всегда был весьма к нему добродушен и никогда не отказывал в помощи. К тому же Джун является хорошим врачом и получил уже признание от более именитых коллег. Чон сейчас редко посещал Намджуна. Когда он был младше, Ким был чуть ли не его единственным кумиром, на которого он очень хотел походить: копировал стиль в одежде, повадки и манеру говорить. Однако после того, как миновали солнечные шестнадцать, Чон начал отдаляться от хёна, у него появились новые кумиры, а сам Намджун утонул в учебе и взрослой жизни. Теперь они виделись всего по три-четыре раза в год и, по правде говоря, не сильно об этом переживали. Чон сидит в светлом кабинете Намджуна и описывает симптомы Чимина в красках, не забывая об искалеченных руках. Надо это как-нибудь прекратить. — Похоже, ты прав, это очень похоже на ОКР, ему нужно пройти обследование. — Ты возьмешь его? — Я? — удивился Джун. — Ну, я знаю, что ты считаешь меня крутым психиатром, но тут важно доверие между врачом и пациентом. Может, я банально Чимину не понравлюсь, понимаешь? — Хен, я просто хочу, чтобы им занимался человек, в котором я уверен. — Говоришь, как заботливый бойфренд, — прыснул Намджун, отпивая из стаканчика кофе. Чонгук покраснел, но опровергать слова старшего не стал. — Хорошо, пусть приходит ко мне на прием, и мы подумаем вместе, что с этим можно сделать. — А как это лечить? Намджун хотел выдать какую-нибудь шутку или остроту, даже уже приготовился, но не смог, потому что Чонгук выглядел слишком серьезным и взволнованным. Старший понял, что он действительно тревожится о состоянии друга. — Лечится ОКР сочетанием психотерапии с фармакотерапией, но сложно сейчас об этом судить: нужно, чтобы твой друг пришел на обследование, и тогда уже будет ясно. Чонгук понимающе закивал, а Намджун вырвал из своей записной книжки лист и быстро что-то написал, затем передавая его Чону. — Это телефон моей приемной. Пусть друг позвонит и запишется. На Чонгука внезапно нахлынула волна радости. Клочок бумажки стал символом спасения. Теперь-то все станет хорошо! Намджун — прекрасный доктор и он точно поможет Паку. Осталось только рассказать об этом Чимину. Младший решил начать издалека. Он не хотел испугать Чимина врачом, хотел, чтобы тот сам попросил у Чона помощи, и тогда бы все сложилось идеально. Но, как это обычно бывает, планы, в которых большую роль играет человеческий фактор, обречены на развал. Человек слишком уж сокрушительная сила. — Может, ты хочешь избавиться от своей болезни? — как бы случайно поинтересовался Чонгук, когда они собирались спать, а Пак по традиции полировал пол. — Нет, — тут же ответил Чимин. Чонгук аж рот открыл от такого резкого и твердого заявления. Он был уверен в том, что Чимина эта его болезнь сильно напрягает, и он от нее искренне хочет избавиться. Тогда Чон вспомнил, что Пак уже три года так живет и никуда не обращается за помощью. — Она тебе разве не мешает? — осторожно спросил Чон. — Она меня успокаивает. Может, она мешает тебе? Вопрос прозвучал резко. Непривычно грубо для Чимина. Чонгук еще больше удивился. Это явно раздражение. Причем невероятно сильное. Пак редко повышал голос, вел беседу спокойно, ровно, а сейчас он точно разозлился. — Нет, просто с этим сложно жить и ты… — А я живу, если я тебе мешаю, так и скажи, я уйду, — голос Чимина становился все грознее и строже. Такими темпами он действительно уйдет. — Нет-нет, я просто спросил, — попытался объясниться Чонгук. — Если тебе ничего не мешает, то все хорошо. Ладно, я устал, спокойной ночи. Чон тут же перевернулся набок и укрылся одеялом. Спать ему хотелось не очень, но ссориться с Чимином не хотелось совсем, если они уже не поссорились. — Не хочет идти к врачу? Ну, Чонгук-и, тут ничего не сделаешь. Насильно мил не будешь. Может, он просто не понимает, что это — болезнь. Или не хочет показаться слабым. Ты молодец, что хочешь ему помочь, но только твоим желанием он не вылечится. Почему Чимин не хочет идти к врачу? Чонгук наблюдает вновь, как старший расставляет книги и действительно этого не понимает. Разве происходящее не заковывает его в кандалы? Разве такая жизнь приносит удовольствие? Как можно успокаиваться вот этим? Чонгук убивает ночи и зрение, читая под одеялом об ОКР, об обсессиях, о компульсиях, обо всем, что связанно с этим заболеванием. Чон читает, читает, читает. Палец стирается в мясо, волнение и тревога за Чимина разрывают внутренности подобно минам, а вариантов, как его спасти, не находится. Чонгук явственно ощущает собственное бессилие. Он просто не может ему никак помочь. — Что с тобой в последнее время происходит? — интересуется Хосок за обедом, когда Чон с равнодушной рожей перекапывает обед. «Со мной происходит Чимин», — это уникальный диагноз. Чонгук не хочет вмешивать еще больше людей в проблемы Пака. Никто из них не поможет. Радует только, что заболевание Чимина вроде бы останавливается, наступает долгожданная стагнация, и положение дел не ухудшается. Пак начищает комнату, все проверяет, расставляет книги. Больше не моет руки, но теперь в комнате постоянно пахнет антибактериальным гелем, который старший щедро льет на свои зажившие руки. Ничем ему не помочь. Ничего для него не сделать. Его даже не коснуться. Чонгук проиграл его заболеванию. С этим остается только смириться. Чон пытается, но все еще не может, надеясь, что Чимин все же одумается. Но время идет, а он не меняется. Младший хочет его коснуться, ему помочь, но понимает, что не может. Чимин видит, чувствует. У Чона большие грустные глаза, а на губах немое: «позволь тебе помочь». Он трогательный и милый. Давно к Чимину никто так душевно не относился. Но Пак все равно отказывается, все равно прячется, все равно игнорирует. Болеть — стало привычкой. Ему кажется, что неплохо справляется. Кажется. Кажется. Кажется. Однажды Чонгук возвращается с учебы, а Чимин старательно собирает вещи в сумку… — Ты домой? — осторожно интересуется младший, стягивая куртку и бросая куда-то на кровать, неотрывно глядя на движения Чимина. — Я выселяюсь. Холодно. Твердо. Чимин говорит тоном, который Чонгук уже успел забыть. Тоном человека, которому никто не нужен, никто не важен, никто не указ. Можно было забить. В конце концов, Чимин — не личная проблема Чонгука. Он не обязан брать за него ответственность, не обязан ему сопереживать и чем-то помогать. Они знакомы всего-то пару месяцев. Пак пускай хороший парень, но слишком много у него тараканов. Проблемные люди мешают жить. Чон повторяет это про себя, стараясь взглянуть на Пака с пренебрежением, равнодушием, может, отвращением… Но он любит. Уже слишком сильно. Поэтому ни черта не выходит. Чимин — дурак. Не хочет лечиться. Не хочет меняться. Придурок. Ему нужна помощь. Он и сам это отлично знает. Чонгук упорно себя во всем этом убеждает и знает точно, что он прав. Но не выходит взять и просто закрыть глаза, смирившись. — Куда ты пойдешь? — Чонгук преграждает собой дверь, скрещивает руки и все еще не собирается сдаваться. — Тебя это не касается, — ожидаемо бесцветно звучит голос Пака. Он прячет глаза, руки, самого себя. — Почему ты уходишь? Из-за меня? Чимин мнет губы и не смотрит в глаза. Опять звучит над тишиной тихое с придыханием: «Тебя это не касается». Если бы действительно не касалось, Пак бы даже не стал об этом говорить. Да и не было бы на то причин. — Чимин, давай поговорим. Чонгук не мастер слова, а просто мечтатель, просто слегка влюбленный, чуть-чуть одурманенный. Он еще во многом незрел, неопытен, но полон жара, огня и жажды справедливости. Он х о ч е т помочь, и это желание режущей болью отдается под ребрами Чимина. Он не хочет (читает: не заслуживает) помощи. — Тебя это не касается, — тяжело произносит Пак, закидывая сумку на плечо. — Просто оставь меня в покое. Не хочется отпускать, но нельзя прикасаться. Чон повинуется, сгорая от раздражения. Делает шаг в сторону и глядит Чимину в лицо, желая увидеть в нем что-то ответное, что-то живое. Но безжизненные глаза, маска равнодушия и плотно сжатые губы. Неужели так действительно будет лучше? Чимин уходит. Чонгук остается. Ложится на кровать хена и смотрит в потолок. Все же Пак дурак. Совсем дурак. Официально Чимин еще не выселился. Никто не знает, что с Гуком он больше не живет. Но вещи он забрал (хотя и не все). Чонгук не хочет доносить на него коменданту или еще кому-то, потому что еще лелеет надежду, что хен одумается, вернется. Где вот он коротает ночи? Чон почти каждый день встречает его в коридоре и проходит мимо, подавляя желания схватить за плечи и добиться ответа. Они не здороваются. Они даже не смотрят друг на друга. Это конец? На полках хена еще стоят некоторые его книги, на столе покоятся бумаги и тетради. Чонгук не торопится их ему возвращать. Может, это знак. Как монетка, брошенная в фонтан. Невысказанное желание вернуться. Пока они здесь — не все мосты с Паком сожжены. В какой-то момент Чонгук полностью отдается меланхолии, балладной музыке и учебникам. Он сидит на кровати, гладит пожелтевшие страницы учебника и думает о чем-то своем. В последнее время мысли занимают у него очень много времени, он погружается в них, как в деготь, и утопает, не желая сопротивляться. Возможно, где-то там, в чисто чернильной мгле его дожидается кто-то, кому нужна рука, слово, помощь. Чонгук ждет, а ожидание неизменно приносит свои горько-сладкие плоды. Смс приходит в семь часов. Чон только вышел из ванны и сильно удивился неожиданному сообщению с незнакомого номера. Это адрес какого-то бара. Адресантом мог быть Хосок, Тэхен или еще какой-то знакомый. Чона частенько звали в клубы отжигать, вот только редко такие приглашения поступали с незнакомых номеров. «Это кто?» Ответ затянулся. Чонгук успел высушить волосы, переодеться в пижаму и прочитать целый параграф заданного на завтра материала. Вновь завибрировал телефон, но на этот раз это был звонок. Чон подумал пару секунд, все же не в его правилах отвечать незнакомцам, но это вполне мог быть кто-то из знакомых, поэтому… — Да, слушаю, — отозвался Чонгук. На другом конце было слышно, как по улице разъезжают машины и смеются люди. Чонгуку это не понравилось, и он был готов положить трубку. — Забери меня, — послышался дрожащий голос. Чонгука передернуло. Он его тут же узнал. Но насколько же он изменился… Голос Чимина звучал небывало слабо, истощенно, словно хен находится где-то между жизнью и смертью. —Чимин-хен? Это ты? Что ты там делаешь? Тебе плохо? Ты на улице? — затараторил Чонгук, спрыгивая с кровати и едва не поскальзываясь на одеяле. — Забери, — отозвалось эхом, и послышались гудки. Чонгук одевается наспех. В десять часов попасть в общежитие будет весьма проблематично, поэтому надо торопиться. Чон вызывает такси, осознавая, что такие траты ему еще аукнутся, но нельзя же на метро Чимина забирать, к тому же вообще не ясно, что с ним, как он. Волнение распирает. Такси приезжает через десять минут, но Чону кажется, что миновал минимум час. Он пишет Чимину, что скоро будет, чтобы тот никуда не уходил. Еще зачем-то обещает, что все будет хорошо. А Пак молчит. Это беспокоит и едва не заставляет Чонгука набрать заветный номер. Но приезжает такси, Чон дает адрес. Поездка занимает чуть больше пятнадцати минут. Чонгук крутится, вертится, ерзает и все не может выкинуть из головы ослабленный голос Чимина. Он пошел в бар? Расслабиться? Развлечься? Машина тормозит у клуба, а Чонгук тут же находит Чимина с красными щеками и убитыми глазами. На нем расстёгнутая куртка и светлые джинсы. Он подходит к авто, Чонгук даже не успевает выйти, открывает дверь и садится на заднее сидение. Молчит. На руках кровь и они дрожат. Чон не спрашивает: «куда тебя отвезти?». Пак не дает адреса. Когда они оказываются у общежития, Чонгук расплачивается, а Чимин тут же выходит из машины, аккуратно прикрывая дверь, и дожидается младшего на улице. Опять молчит. Прячет руки в карманы куртки и идет вперед. Чону ничего не остается, кроме как тащиться за ним. Даже оказавшись в комнате, они не говорят. Чонгук теперь хорошо чувствует, что от Чимина пахнет дешевым алкоголем, сигаретами и антибактериальным гелем. Пак садится на свою застеленную кровать. Куртку не снимает. Потирает травмированные руки. — Перевязать? — тихо спрашивает Чонгук. — Или сам? Кроткий кивок. Чонгук достает аптечку и вновь устраивается на кровати Чимина, бережно сжимая его руки и обрабатывая ранки. Руки Чимина, наверно, навсегда останутся в шрамах. Чонгук не против, лишь бы они больше не кровоточили. Да и весь Чимин может остаться таким, какой он есть, только бы не губил себя. Пусть живет, гуляет, все проверяет, расставляет по цветам и ни с кем не говорит. Лишь бы он был сам этим всем доволен. — Это началось после смерти моей матери, — сумрачно отозвался Чимин, голосом небывало хрупким. — Она умерла у меня на руках. Покрасневшие пальцы Чимина впились в широкое запястье Чонгука. Полненькие и дрожащие пальчики в ранках, шрамах, крови. Чонгук накрыл их своей рукой, надеясь унять его дрожь, надеясь передать собственное мужество, надеясь показать, что не оставит его даже сейчас. — У нее было что-то похожее, а еще она постоянно болела и была уверена, что от всего может умереть. Она не выходила из дома несколько лет, ненавидела врачей и считала, что все они лжецы. Отец бросил нас, когда понял, что с ней что-то не так. Просто решил, что это бесполезно. Целыми днями она только и делала, что все мыла, убирала, а жили мы на деньги ее родителей и алименты отца. Она умерла три года назад. В ванне. Я нашел ее тело в луже мочи и крови. Она была очень больна. За окном началась настоящая буря. Надломилось чернильное небо, хлынул дождь, отбивая сбитый ритм каплями по окну. Небо шумело, рвалось, словно желая разорваться к черту. А они сидели в молчании. Чонгук сжимал дрожащие руки Чимина нежно, гладил пальчики и все никак не мог найти подходящих, нужных слов. В горле стоял комок. — Я устал, — сказал старший, впервые заглядывая в лицо Чонгуку. Глаза у него были красными и влажными. — Чонгук, я так устал. Чонгук обнимает, не зная, как еще утешить. А Чимин, к удивлению младшего, не сопротивляется, а наоборот ластится, прижимается ближе, упираясь грудью в чужую. Пак дышит глубоко, вдыхает запах Чона полной грудью и так сейчас нуждается в нем. Младший чувствует, что он сейчас очень нужен, но не знает, чем помочь, как показать все свои чувства, как убедить в том, что он остается тут, рядом, держа его за руку и собирая соленые слезы. — Чимин, а, Чимин, что я могу сделать для тебя? — спросил Чонгук, поглаживая хена по волосам. Пак нехотя оторвался от груди Чонгука, его руки все еще находились на плечах младшего, он долго молчал, глядя вниз и подавляя слезы. — Утешь меня, — почти неслышно, глядя затуманенным взором на Чона, произнес Чимин. — Только ты можешь, только тебе я разрешу… Чонгук не совсем понял, что имел в виду Чимин. Возможно, именно то самое, о чем Чон подумал, но это было так дерзко, так быстро, слишком уж резво. Поэтому он дожидался очередного знака, который подтвердит или опровергнет догадку. Ждать долго не пришлось. Чимин неловко скользнул губами по щеке Чона и отвел взгляд, стыдясь такой откровенности. «До чего скромный», — усмехнулся про себя Чонгук, помогая Чимину освободиться от куртки. — Может, ты уже в курсе, но я все же скажу, ты мне нравишься, — смущенно проговорил Чон, хватаясь за подол кофты Чимина и готовясь и ее стянуть. — Даже, наверно, больше. Чонгук невесомо поцеловал Чимина в щеку, потом в лоб, а затем, наконец, в губы, давно выжидающие именно такого поцелуя. Горько-сладкие. Горячие и влажные. Уже не остановиться. Теперь они в открытом падении и уже никто их не спасет. Чонгук подхватывает Чимина, усаживает на своих ногах, целует сначала сдержанно, смазано, нежно, потом настойчиво, игриво, слегка диковато. Быстро исчезает одежда. Уже ярко проступают ключицы Чимина, загорелая кожа, подтянутый смуглый живот с проступающими кубиками пресса. Пак все же хорошо сложен, и теперь Чонгук может в полной мере насладиться его плавным изгибом, темными сосками, острыми плечами и глубокими ключицами. Хочется попробовать каждый сантиметр. Руками, губами… Всем телом. Они и сами не замечают, как оказываются в нижнем белье, обнимая друг друга и упоительно целуясь. Чимин обнимает Чона за плечи, прижимается, не стесняясь естественной реакции и жара, а Чон тем временем гладит его талию, считает ребра, задевает чувствительные соски, ласкает мягкие и упругие ягодицы, ощупывает задний проход, легко надавливая на тугую дырочку. Слишком быстро. Чон уверен, что они торопятся. Надо медленней. Постепенней. Но Чимин не желает ждать. Хватается за его член, массируя, кусает в шею. В глазах — чистое вожделение. Похоже, он слишком долго этого ждал. Чонгук и не думал, что ему еще понадобится его смазка для личных утех, которую он купил в прошлом году и почти всю использовал. Чон выливает всю вязкую жидкость себе на пальцы, опустошая тюбик полностью. Смазка струится по красивым рукам, капает на простынь, а Чон приставляет пальцы к дырочке Пака и проникает одним пальцем. Чимин дышит глубоко, красиво вздымается гладкая загорелая грудь с бусинами пота. Он сгибает ноги в коленях и раздвигает для большего совместного удобства. Чонгук же не спускает глаз с его возбужденного лица, смотрит на реакцию и облизывает острую коленку, прикусывая и отвлекая от неприятных ощущений. Старший мужественно держится, второй палец принимает спокойно, только глаза жмурит и нервно выдыхает, откидывая голову от сумбурных, еще непонятных ему самому ощущений. После того как и третий палец вторгается без особых затруднений, Чонгук решает вознаградить Пака за старания, терпение. Он хотел это припрятать до основного действа, но возбуждение Чимина практически спало, он выглядит слегка уставшим и нуждается в этой стимуляции. Одной рукой Чонгук раздвигает ягодицы, открывая себе весьма пикантный и чертовски возбуждающий обзор на анус Пака. Выглядит он таким невероятно узким и соблазнительным, что ужасно хочется опробовать, узнать, как сильно обхватит его член Чимин. Но сейчас важнее другое. Чонгук вводит два пальца, поднимает взгляд на ничего не подозревающего и кусающего губы Пака, а затем давит на бугорок простаты, вырывая невероятный по громкости и тональности стон. Член Пака послушно дергается, Чонгук вытаскивает пальцы, аккуратно касается красной головки его члена и размазывает естественную смазку двумя пальцами, а затем опускается вниз, по бугристому стволу, мошонке и вновь к влажному отверстию. Опять входит и нащупывает чувствительный комок. Чимин сжимается. Колени его дрожат. А стон утопает в сжатой на рту руке. — Да, нам не стоит сильно шуметь, — кивает Чонгук, напоследок раздвигая пальцы на манер ножниц. — Ты, правда, хочешь, Чимин-а? Тут можно остановиться. Но Чимин не хочет. Он кивает. Очень уверенно. Тянется рукой к шее Чонгука. Тот услужливо наклоняется, давая себя схватить. — Хочу. Только тебя. Чонгук целует его в губы, толкается эрегированным членом во влажные половинки, подогревая собственный и чиминов интерес. Пак ведет себя развязней, выказывает желание откровенней, закидывает ноги, трется пахом, а потом сам обхватывает рукой член Чона и приставляет к своему влажному отверстию. — Прости, что без презерватива, — говорит обеспокоенно Чон, целуя во влажный висок. — Уверен, что хочешь так? Это же может и подождать… — С такими ожиданиями я сам трахну тебя, — впервые голос Чимина за вечер звучит смешливо. Он улыбается. Чонгук перехватывает руку Чимина, шныряющую внизу, и подносит к губам. — Как-нибудь в другой раз, — усмехается Чон, целуя в пальцы, обхватывает их губами, а затем облизывая. Больше ран не появится. Чонгук не даст. Просто не позволит. Он переплетает пальцы их рук и входит. Чимин болезненно стонет, хватается за плечи Чона и тянет к себе. Чонгук целует во влажную грудь, в полную шею, потом в губы, увлекая в страстный поцелуй. Чонгук входит наполовину и готов поклясться, что плавится от жара и тесноты хена. Некогда он представлял себе секс с парнем, но это был туманный, неявный образ, секс был просто механическим действием, лишенным красоты, нежности, даже, наверно, самого желания. Сейчас было иначе. Настолько, что Чону казалось, что он открыл новую вселенную. Чимин узкий, так сжимается приятно, полными пальчиками хватается за Чонгука и стонет, так протяжно, так сдавленно, так сладко. Чон хочет наслушаться, утонуть в этих развязных звуках, постепенно смешивающихся с толчками. Но понимает, что это слишком большой риск для них обоих, он затыкает Чимина поцелуями. А когда темп толчков нарастает, ему не остаётся ничего, кроме как дать Паку кусать свои тонкие изящные пальцы. Но старший их только облизывает, только вбирает в себя почти полностью и смотрит, постоянно смотрит на Чонгука поплывшим и полным похоти взглядом. Алкоголь делает Чимина слишком горячим. Чонгук входит глубоко, быстро, подхватывает ноги Чимина, закидывая себе на плечи, входит до конца, властно сжимает горящие ягодицы Пака. Как же хорошо, думает он и не желает останавливаться, продолжая наращивать темп. Но одна поза утомляет. Чонгук понимает, что Чимину неудобно, когда у того хмурятся брови и плотно закрываются глаза. Чон выходит полностью, целует Чимина в шею. Тот удивляется, глядит непонимающе: никто из них еще не кончил. — Перевернись, хен, так будет удобней. Чимин заторможено кивает, он слишком возбужден, Чонгук помогает ему перевернуться, разводит ноги, пальцами проверяет эластичность прохода и входит. — Так удобней? — спрашивает он томно, кусая в хрящ на ушке Пака, находя пальцами вставшие соски. — Двигайся, — сдавленно просит Чимин, — я почти. Чон берет очень резвый, отточенный ритм, входит полностью, задевает чувствительный бугорок, наслаждаясь тем, как стонет Чимин в подушку и пальчиками цепляется за его руки. Старший сам выпячивает задницу, прося о более сильных, более глубоких толчках. Чонгук полностью повинуется его желаниям. Не думает о том, как кончить самому, ставя в приоритет утомленное тело хена, которое сегодня так откровенно. И вот Чимин дышит сбито, хватается за Чонгука и глушит громкий стон. Пак сильно сжимает его член, и Чон не успевает выйти, кончая следом. Чонгук тяжело дышит, выходит, наблюдая за белоснежной ниточкой спермы, отходящей от его головки. Он тут же опять ложится, крепко обнимая Чимина, руками ощупывая его расслабленный пресс, а губами обхаживая шейные позвонки. — Тебе надо в ванну, — говорит Чон. — Но я тебя одного туда не отпущу. Они действительно моются вместе. Чимин сначала сопротивляется, потому что слишком уж компрометирующее это занятие, но Чон упорствует, отказывает и все равно идет с Паком. Они моются молча, чтобы не привлечь лишнего внимания. — Надо тебя вычистить, — сказал тихо Чон, звонко ударяя по заднице Чимина. — Я могу сам, — смутился старший. — У тебя пальцы короткие. Пак бы поспорил и доспорился до победы, но было уже слишком поздно: Чонгук подошел в плотную, прижал к себе, и запустил ловкие пальцы, вымывая сперму и наслаждаясь смущенным выражением лица старшего. За этот день Чон увидел слишком много Чимина. Такого, какого не видел никогда. Он и раньше ему нравился. А теперь он его просто любил. Немного обожал. И никому, даже его болезни, отдавать был не намерен. Они легли спать в одной кровати, под одним одеялом. За окном все еще буянил дождь. Несмотря на усталость, они оба по-прежнему не спали. Они держались за руки и молчали. Чимину очень хотелось спросить: а что дальше? Сам он уже не знал. Он так много сделал уже, так часто убегал. Куда он держал путь? От чего скрывался? У Чимина не было ответа. — Ты переехал к бывшему соседу? — поинтересовался Чон, не выдержав тишины. — Нет, снял номер в гостинице. Меня тот парень ненавидит. Я ему как-то тоже рассказал о том, что у меня ОКР. Он назвал меня психом. Сказал, что таких в нормальном обществе быть не должно. Я никогда не пытался его выжить из комнаты. Это ложь. — Я знаю, — кивал Чонгук, крепче сжимая маленькую ручку. — Я никому из них больше не верю. Только тебе. Зачем ты пошел в клуб? — Хотел расслабиться, — угрюмо отвечал Пак. — Алкоголь немного смазывает все мои фобии. — Да, а еще нехило так раскрепощает. — Ты мне нравишься, Чонгук-а. Ты не ведешь себя как мой отец, моя бабушка или тот сосед. Я люблю тебя за то, как ты относишься ко мне. Ты не оставишь меня? — Не оставлю, — уверенно проговорил Чон, — только вот… Послышалось сопение. Чимин повернул голову чуть в сторону и заснул. Чонгук удивился, как вообще можно так быстро уснуть. Но ничего страшного. Чон поправил одеяло, нежно провел тыльной стороной руки по щеке, стирая влагу. Он остается с ним. Он будет рядом. Он поможет. Он защитит. Чонгук заснул так же быстро, позабыв обо всем и лишь повторяя, как мантру, что никуда от него не уйдет. Утром Чон проснулся один. Он потер глаза, осматривая пустое и еще теплое место, потом повернулся и нашел пропажу. Чимин голышом сидел на полу и драил его. Так он делает всегда. И будет делать всегда. Чонгук понимает, что тут он не поможет. С болезнью может справиться только врач, а он может только поддерживать, держать за руку и любить так, как Чимин этого заслуживает. — Чимин-а, — хрипло зовет Чон, поднимаясь на локтях. Пак тут же поворачивается. — Доброе утро, — тихо и осторожно говорит Чимин, но смотрит в глаза. Уже хороший знак. — Пойдем к врачу? К психиатру. Ты и я. Вместе. Он мой хороший знакомый и он точно тебе поможет. А я буду всегда с тобой. Ходить на приемы, покупать таблетки и вообще все, что нам скажут. Давай? Чимин, я прошу тебя. Я очень хочу остаться с тобой. Чонгук не знал, одержит ли на этот раз победу, но Чимин согласился. Болеть хорошо, когда ты один, но когда у тебя кто-то появляется в жизни, для них обоих становится маловато места. А Пак уже привязался к заботливому парню. Чимин действительно записывается на прием. Намджун разрешает Чонгуку присутствовать как родственнику. Они говорят. Чимин рассказывает о матери, о ее болезненном состоянии, которое, похоже, передалось и ему. Он рассказывает о собственных навязчивых мыслях, от которых он избавляется только через бесконечные ритуалы. Чонгук сжимает его руку и гладит. Они со всем справятся. И с этим тоже. Намджун делает благоприятный прогноз. Случай Чимина не так запущен, как казалось Чонгуку. Таблетки и терапия — и Пак сможет взять это состояние в свои руки и минимизировать. Чон вздыхает, успокаивается, а через месяц видит первые результаты… Они ходят к Намджуну на приемы вместе. Иногда Чонгук остается в кабинете, а иногда в коридоре. Главное, что после каждого сеанса он крепко обнимает Чимина (уже настоящая традиция) и говорит, что все будет хорошо. И не врет. Все действительно становится лучше. Чимин по-прежнему порой разбирает книги, предпочитает симметрию, и раз в неделю устраивает влажную уборку. Иногда его охватывает какая-то сильная навязчивая мысль, и он хватается за тряпку. Чонгук понимает, что не все приходит сразу, и в таких ситуациях сам садится рядом, оттирая уже свою часть комнаты (куда более загаженную). Чонгук знакомит Чимина с Тэхеном и Хосоком, без скромности говоря, что это его парень. Ребята удивляются, негодуют, но принимают. Сначала старший их сильно пугается, волнуется при встречах и почти не говорит. Но постепенно разговаривается, начинает смотреть в глаза, отвечать на вопросы, улыбаться на шутки и сам шутить. Тэхен и Хосок извиняются за те грубые слова. Чимин качает головой, потому что не считает, что тут есть их вина. Тэхен кличет Чимина «ангелочком» и заставляет Чонгука немного ревновать (он его вообще-то первый увидел). Некоторые люди в университете продолжают судачить о том, какой же странный Чимин. Теперь он чаще появляется на людях и внимание к нему особое. Чонгук ревностно охраняет личное пространство старшего и вмешивается всякий раз, когда слышит очередное скороспелое утверждение, рожденное от слухов и глупости. По универу быстро ползет новый слух, который привлекает все больше внимания, а Чонгук и Чимин довольно улыбаются всякий раз, случайно слыша его. «Чонгук и Чимин встречаются» — Ну, хотя бы действительно факт, — улыбается Чон, прижимая к себе старшего.