Она идет

— Идет. Она идет, — пробормотал Старый Волк, задумчиво набивая трубку табаком. — Пройдет ли по старой…или по новой ступит? Эх, неважно. Она найдет стаю, сколько не прячь тропы. Он выдохнул колечко дыма, затягиваясь духом дерева и табака. Напротив играли волчата: Серый и его сестры, — знавшие две зимы и одну Большую охоту. Они играли с тонкими листиками лесной травы, подкидывая копны вверх, подобно перышкам — чистые и наивные. Не знавшие распада стаи на пары, не помнившие приходов Смерти в красном. Живушие ради того, чтобы жить. На большом камне у холма лежала Волчица, готовая в любое мгновение спрыгнуть и побежать — она стерегла своих детенышей от опасностей Леса, чутко принюхиваясь к окружающему воздуху. Солнце освещало серебром ее шерсть и каре-красные глаза, мох под лапами-руками и зеленые колючки сосны, колкие и плотные. Старший волк любит ее, поэтому и путает след на дорогах сказки, скалится на ее манящий зов. «Приди, попробуй ее свежее, молодое мясо», — так шепчет проклятие в крови. Оно слышно лишь взрослым мужчинам их рода, их судьба, фатум, что заставляет бросать все и бежать от семейного тепла к холоду трупа, остывшего от полета пули. Старый Волк сопротивлялся долго — дичь не подводила, плодясь в достатке — но эта зима была слишком суровой. Еды не хватало. Голос в ушах снова звучал слишком громко. — Пора вести ее к Бабушке, — дымовая завеса покидает нёбо, щекоча гортань, — пускай это сделаю я. Красный плащ не загубит молодняк снова, я не допущу. Табак падает на весенне-чистую траву, трубка — следом, как верная жена. Покойникам, идущим на казнь, редко нужны сопровождающие, даже в лице старых друзей. Никому не позволено видеть, как гибнут гордые сыновья их рода: ни детям, ни теням прошлой жизни. Сухое утро, светлое солнце да зеленая трава — вот они, последние спутники Старого Волка. Он срывается на утробный рык. Призывая. Проклиная. Прощаясь. Волчица на камне обрастает мехом и подрывается на своих четверых: материнский инстинкт гонит по капилярам потоки жидкостей — это тоже проклятье, на время, пока каждый из щенят не достигнет зрелости. Из ее горла тоже рвется вой, иной — зовущий назад. К дому. Волчата срываются на бег — листья замирает в потоке гравитационного полета. Сестренки торопятся к пригорку, к норе, к матери — Серой Волчице, не понимая еще, что больше не унюхают родного запаха. Серый Волчонок в нетерпении топчется у лап отца, но грозный страшный зов гонит его прочь. Лапы напрягаются вместе с мышцами, унося прочь от опасности, унося напутственную речь: — Береги сестер, Серый. Волчата убегают вдаль. Старый Волк окидывает взглядом последнюю трубку, откидывая дерево лапой подальше в траву. Больше ничего не сумеет удержать смертельный фатум. Она пришла. — Куда ты идешь, Красная Шапочка?