юнджи не.

у мин юнджи рубцы на запястьях и поломаны ребра. она носит огромные мужские свитера, высокие кеды и до дикого короткие юбки, оголяющие острые коленки. она вся такая хрупкая, ломкая, красивая — как дикая роза, — колется острыми фразами, оставляя вместо кровавых пальцев ощущение выпотрошенности. — это вредно, нуна, — робко шепчет чонгук, глядя как тонкие узловатые пальцы вытягивают красный пал мал из намджуновской пачки. — иди нахуй, чон чонгук, мне поебать. не смотри, если не хочешь. намджун на взгляд подбитого щенка лишь пожимает плечами — а чего ты, собственно, от юнджи ожидал, малец. сам напросился. вопреки наставлениям юнджи чонгук смотрит. смотрит, как фигуристые пальцы сжимают уже смятый губами фильтр, вымазаный кроваво-красной помадой, как задираются рукава его же свитера, огромным мешком висящего на тонкой нуне, оголяя хрупкие запястья с узорным шрамированием, и хмурит брови. — нуна, — тянет осторожно, ушатом холодной воды на голову вываливая заботу. — я сказала иди нахуй, чонгук. отъебись, не трогай, я не просила тебя об этом. мин юнджи обходят стороной и шарахается вся женская часть универа. потому что юнджи странная, грубая, неправильная со всех сторон. — че вылупилась? девчонка быстро хватает сумочку и сбегает с туалета, на высоком подоконнике которого юнджи курит, окруженная мальчишеским вниманием. намджун на это лишь хмыкает — нуна такая нуна. чонгук смотрит на нее и робко просит у хена сигарету — выпендривается мелкий, хочет понравиться, быть таким же крутым, а не просто ребенком в ее глазах. юнджи смотрит на это с такой острой снисходительной улыбкой, что впору ею вскрывать вены, как на мальчишку смотрит, а ведь он уже взрослый. — не берись, если не умеешь, мелкий, — тянет насмешливо, когда гук кашляет от тяжелых сигарет, — нашел с чего начинать. легкие выплюнешь, — деланным пренебрежением в голосе припечатывает, глядя ледяными полумесяцами черных, как смоль, глаз. — тебе же можно! — упрямится, дергается, напускная взрослость растворяется в дымке тяжелого табака. юнджи спрыгивает с подоконника, не удосужившись даже поправить вздернувшуюся юбку, оголяющую тощие бедра, и смотрит снизу вверх на чонгука. — мне можно все. вот он, — юнджи тыкает сигаретой в намджуна, и тот запоздало отшатывается с 'какого черта, нуна', — курит, потому что это круто. потому что не такой как все, — губы презрительно дергаются и растягиваются в ухмылку. — а я курю, потому что хочу сдохнуть. она отжимает у намджуна кожанку, хоть та и велика размера на четыре минимум, и проебывает последние две пары, и ким прикрывает ее перед преподами. нуна, все же. *** мин юнджи ходит по дому босиком, ступая голыми ступнями по выгоревшему паркету, в одном белье и огромной мятой рубашке нараспашку, которую отжала у сокджина. она противного бледно-розового — такого нежного, что блевать тянет, — цвета, и юнджи прожигает в ней дыру бычком. сокджин наблюдает за ней с каменным стояком, который уже причиняет боль, любуется, как редкие лучи осеннего солнца касаются ее белой — 'ты вампир, нуна' как-то шутит чонгук, — кожи, облизывают голые коленки и впалый живот. юнджи видит это, едко усмехается и стряхивает пепел мимо, на подоконник, вытягиваясь на носочках у грязного окна с разбитой форточкой. — сделай громче, мне нравится эта песня, — бросает через плечо сокджину, что сидит у нее на кухне и битый час медитирует над чашкой чая, взывая всех известных богов дать ему сил и выдержки не трахнуть юнджи на покосившемся столе. она не стесняется своего тела, кровавых шрамов на руках и бедрах и сокджина, запрыгивая на подоконник, чтобы наполовину высунуться из форточки с опасно торчащим осколком. — если вы не поднимете свои задницы сейчас же, то я трахну джина, — шепеляво кричит стоящим внизу разношерстным друзьям и со смехом спрыгивает, глядя на сокджина. — испугался? джин тяжело терпеливо вздыхает, делает крупный глоток давно остывшего чая и качает головой с мягкой улыбкой. — я знаю, что ты не такая, юнджи-я, — говорит тихо, ласково, как котенка по голове гладит. юнджи морщится и шипит, сплевывая на пол. — не зови меня так, — обрывает грубо и идет одеваться. *** мин юнджи много курит, пьет чисто по-мужски — стопками даже не морщится, — и громко смеется невпопад. она гуляет по ночному городу, шаркает тяжелыми ботинками по мокрому асфальту и поправляет съехавшую с плеча мальчишечью куртку. мин юнджи залезает на капот чужой машины, прыгает по крыше и убегает под звук сирены, таща за собой за руку чонгука, что хвостиком семенит за нуной. — думаешь, прокатит? — шепчет загнанно чон, прислушиваясь к тяжелому бегу. юнджи смеется, отмахивается, выглядывает из-за угла и тут же матерится, разворачиваясь обратно к чонгуку. — поцелуй меня, — грубо не просит — требует. чонгук ошалело хлопает ресницами. — что? — блять, дебил, — рычит юнджи и сама притягивает мелкого за ворот толстовки, кладет его руку себе на бедро под юбку и скользит языком в рот ничего не понимающему парнише. чонгук теряется, скулит, — почти не дышит, господи, маленький загнанный кролик, — и пользуется моментом, когда луч фонарика выхватывает два силуэта в темноте закоулка. — никого, — хмыкают басом, убирая луч света. юнджи отталкивает чонгука, как только отдаляются шаги, тыльной стороной ладони размашисто вытирая губы. у чонгука весь рот в вишневой помаде и шальной блеск в глазах. у юнджи эта самая помада по лицу, она сплевывает и зубами выуживает из пачки сигарету. — иди домой, мелкий, — ледяным голосом режет по напряженным нервам, и чонгук вздрагивает. — я провожу тебя, — упрямится, настаивает, надув пухлые губы, и хмурит брови. юнджи бы даже умилилась, влюбилась — такая невинная красота, грех не влюбиться, — но юнджи не. — я сказала иди домой, чонгук. и забудь, что здесь было. *** мин юнджи напивается вхлам, еле волочит за собой ноги и прижимает любовно к груди дешевый виски из ближайшего ночного. она спотыкается, разбивает коленки — крупная клетка легко рвется, содранную кожу щипет, но юнджи плевать. мин юнджи снова курит, с пятого раза поджигая сигарету, откидывает тонкой рукой мокрые от дождя волосы и растирает по лицу подводку, подтеки от туши. мин юнджи поднимается на третий этаж на автомате и коротко звонит в дверь, а после шкребет — до заноз под пальцами. — пустишь? намджун сонный, домашний, теплый, хмурится, но кивает, отступая на шаг назад и впускает в нутро квартиры. — нуна, отдай бутылку, — ничего не спрашивает, и юнджи пожимает плечами, делает последний глоток и протягивает намджуну. — на, дарю, — фыркает, швыряет его же, намджуновскую, куртку в угол и топает в спальню, на ходу разуваясь, наступая носками на пятки. она пьяно смеется, пару раз держась за стену, падает на кровать и кутается в теплое одеяло, еще не остывшее после хозяина. намджун молча идет на кухню, делает чай с мелиссой и сидит в кресле до утра, наблюдает, как тонкое тело дрожит во сне, дергается — хочется обнять, прижать к себе, но нельзя. намджун хмурит густые брови и засыпает в кресле ближе к рассвету, а с утра находит кровать пустую, лишь с запахом лаванды вперемешку с виски и табаком. *** у мин юнджи нет родителей, она ненавидит пустоту своей квартиры и никогда не закрывает дверь. мин юнджи подолгу сидит в прохладной воде в ванной в одном лишь белье, красиво и со вкусом разрезая белую как сахар кожу серебристым квадратиком. синие вены по тонким ветвям кистей расходятся алыми полосами на воде, точно краска, слегка задерживаясь и растворяясь. чимин смотрит на это с благоговейным восхищением и огромными карими глазами, как у загнанного олененка. — нуна, можно? — шепчет непривычно хрипло, и юнджи протягивает ему руку с глубокими полосами, что тут же окрашивают кисть в ярко-красный — ее любимый. чимин не трогает — едва касается кончиками пальцев, как к экспонату, быстро моргает пушистыми ресницами и широким мазком языка слизывает, — лечит, как кошка, раны, — проходясь вдоль каждого пореза. облизывается. юнджи сглатывает. раны нещадно щипет, но в этом и есть весь кайф, она усмехается и кивает на немой вопрос. чимин слизывает кровь еще раз. — больной ублюдок, — хрипло усмехается юнджи и прикуривает в ванной свободной рукой. чимин смущенно отводит взгляд и пожимает плечами. — тебе же самой в кайф. юнджи морщит нос и цокает языком. — иди нахуй, — шипит, одергивая руку, и пак смеется. чимин красивый. своей скромностью, детской невинностью и откровенной простотой. у них секс без обязательств и один маленький секрет на двоих. чимин не осуждает, юнджи в замен — позволяет. у чимина встает как по команде от вида юнджиевой крови, и она не против. под потолком мокрое кружево: — мы ведь просто дружим, нуна? юнджи усмехается, стоя у окна, бинтует руку и кивает. оборачивается, берет чиминовскую рубашку и натягивает на голое тело. — вали уже отсюда, — ощетинивается, прячется в своей скорлупе и выпускает шипы. чимин усмехается, в миг становится серьезным и невесомо целует в щеку. юнджи уворачивается. — я ведь люблю тебя, нуна. юнджи цокает языком. — а ты любишь его, — продолжает, хоть и рискует получить по смазливой мордашке. — въебу. чимин пожимает плечами: — заслуженно. и уходит, не закрывая за собой дверь. *** мин юнджи почти не ходит на пары, спит на лекциях и проебывает сдачу курсовой. — блять, больно, — хосок пинает ее под партой по лодыжке, и юнджи поднимает голову. выгибает бровь и хмуро косится на препода. — повторите мой вопрос. юнджи смотрит на хосока, тот отчаянно шевелит губами-сердечком, — бессмысленно, — переводит взгляд на такого же сонного намджуна и пожимает плечами. за дверью хосок догоняет ее почти мгновенно, забирает почти пустой портфель и идет следом. хосок ничего не говорит — юнджи не спрашивает. — хочешь кофе, нуна? юнджи припоминает, что в портфеле бутылка соджу — самого дешевого, какое смогла найти, и кивает. кофе так кофе. хосок платит за нее в столовой, кофейнях, автобусах — если успевает запрыгнуть следом, — и служит персональным клоуном. шутит дурацкие шутки — но не как у джина, — и юнджи даже улыбается. хосок же улыбается постоянно — как рот еще не треснул, — и не задает лишних вопросов. в хосока бы тоже влюбиться, но — юнджи не. они едут до конечной, подбирают жалких четырех колек — персональная коллекция сердец для мин юнджи, — и поднимаются на восьмой этаж. перед дверью дрожат коленки в прорезях дырявых светлых джинс, но юнджи уверенно стучит костяшками, передергивая плечом в хосоковом свитере без горла. — нуна, ты уверена, что это нормально, может у него планы? — хосок тянет неуверенно, чимин кусает пухлые губы и стыдливо отводит взгляд. самое время задуматься, но — юнджи не. — какие могут быть планы на собственный день рождения без друзей? — фыркает юнджи и нервно шкребет пальцами по двери. — вы кто? мин юнджи продолжает улыбаться на чистом автомате, а в голове сплошное 'пиздец' капслоком, прям как у чимина 'мне жаль' на всю рожу. знал ведь все, потому и строил щенячьи глазки. хосок сбоку хмурится и заглядывает особе за плечо. — тэхен-и, к тебе гости, кажется? *** мин юнджи курит на узком балконе, пьет крупными глотками, прикладываясь своими алыми губами к горлышку и хмыкает. — прости, нуна, неловко вышло, — извиняется тэхен, появляясь на балконе бесшумной тенью. — да ладно, не дура, нужно было предупредить. — хосок-хен сказал, что это была твоя идея, — голос сочится извинением, а юнджи просто хочет, чтобы он заткнулся. замолчи, замолчи, замолчи. — какая уже разница, тэ, — деланно безразлично пожимает плечами и идет в комнату. тэхену бы такую маленькую хрупкую девочку, чтобы платьица с кружевом, розовые ленточки в волосы, белые носочки и пухлые губки с легким блеском. тэхену бы такую, что будет благоговейно шептать 'оппа' и жарко стонать на шелковых простынях, смущаться его шумных друзей. тэхену бы нежную, милую, с высоким голоском и мягкими ладошками. тэхену бы такую, кто не мин юнджи. он нереально красивый, выше на голову, странный мальчик с квадратной улыбкой и лунными кроликами в голове. он показывает юнджи звезды, большие кратеры в телескопе, и не замечает задранной юбки на тонких ногах. у тэхена шоколадные глаза, легкий румянец на щеках и странный смех. в тэхена бы влюбиться, и юнджи — да. — оппа, ты нас познакомишь? — щебечет эта прелесть на ухо тэхену, и юнджи почти выворачивает. эта прелесть — как с обложки красивых романов, которые юнджи не читает. кукольные глазки, длинные реснички, она носит красивые юбочки, белые носочки и мило хихикает в ладошку. эта прелесть любит розовый, заплетает ленточки и пахнет от нее так сладко — идеал для тэхена. эту прелесть зовут джени, она девушка тэхена, а — юнджи не. — это нуна, мин юнджи, она клевая, тебе понравится, — обещает тэхен. чимин все еще смотрит виновато, чонгук — с легкой обидой, а намджун с заботой во взгляде. пошли к черту, — думает юнджи. — нуна, это джени, правда она прелесть? — юнджи окидывает прелесть взглядом, хмыкает и пожимает плечами. тэхен целует ее, и это до скрипа под ребрами правильно, так и должно быть. она подходит тэхену. а мин юнджи — не. потому что она матерится через слово, вся неправильная, ломкая, с рубцами на запястьях, в запачканых кровью мужских свитерах, драных джинсах на крупную клетку и тяжелых ботинках. потому что юнджи много пьет, тяжело курит и ненавидит розовый, вымазывая кривые губы всеми оттенками красного. потому что мин юнджи не нежная, да и не девушка вовсе по мнению многих, отнюдь не милая и не тот, кто нужен этому светлому мальчику. — она тебе подходит, — прохладно бросает через плечо и берет из намджуновской пачки красный пал мал. но не я — думает про себя и горько усмехается. просто потому что — в тэхена бы влюбиться, и юнджи — да. а лучше бы — не.