*
Ровно в семь тридцать утра он поворачивает голову и видит, как дверь его комнаты, медленно поскрипывая, открывается. Из света, заливающего коридор, в проёме вырастает тень. Чистые белые туфли заходят на его территорию, они принадлежат женщине, которая отличается от остальных белых халатов элементарно тем, что не носит халат. Она зажигает свет и говорит ему: — Привет. Воздух заполняет флуоресцентное гудение. Он прячет глаза. Она гасит лампы, после чего в качестве меры предосторожности включает лишь ту, что расположена за дверью. — Привет, — приподняв брови, с нажимом повторяет она. Он лежит неподвижно. — Ужасно выглядишь, — продолжает она. Провода оплетают её пальцы, пока она распутывает их, чтобы протянуть от аппарата к его кровати через всю комнату. — Ты вообще спал? — она не даёт ему времени на ответ, пришлёпывая на лоб стикер и переподключая провода. Сегодня это больно. — Ау, — говорит он. — Тебе нужно поспать, — она внимательно изучает прибор и должна бы почёсывать подбородок и кивать, но не делает ни того, ни другого. — Расскажите мне что-нибудь, — просит он, потому что вспоминает, что видел её лицо вчера. Только теперь у неё в зубах нет шпината. — Пожалуйста, — говорит он, — хоть что-нибудь. Она придвигает стул к кровати и садится — он тоже садится. Если бы он поспал, то откинул бы одеяло в сторону. Но он не спал. Он часами заносил все предметы в комнате в мысленный каталог, там было всё: от сломанного светильника в углу до растянутой по его телу кожи. Потому что он не птица. И не ребёнок. — Что ты хочешь узнать? — спрашивает она. — Нормально ли слышать, как кровь бежит у меня по венам? Должна ли у меня кружиться голова, когда я слишком много думаю? И почему моё сердце пропускает удар каждую двадцать-одну минуту? Он полагает, что она несёт за него ответственность. Что она здесь главная. Он полагает, что она собирается сплести паутину лжи. — Как звучит твоя кровь? — спрашивает она. — Похоже на звук заливающейся в уши жидкости? Я не уверена. Никогда не была под водой. Он рассматривает свои руки: — По мне — звучит как песня. — Опиши своё головокружение. Сильно мутит? Голову поднять можешь? — Я не пытался. Не было необходимости. — О чём же ты думал, что у тебя так разболелась голова? — Пытался придумать, как вытащить ту песню, что течёт по венам. Она обхватывает руками его запястья, накрывая голубые линии. Он поднимает взгляд. — Кстати, насчёт твоего сердца, — говорит она, — надо бы на него взглянуть. — Вы уверены, что со мной всё в порядке? Она возвращается к прибору. На этот раз она почёсывает подбородок и медленно кивает: — Здесь… — Я не помню своё детство. Я пытался вспомнить хоть что-нибудь, пока лежал тут без дела. Вы хотели, чтобы я рассказал вам что-то о моём детстве, но я ничего не помню. Она переводит на него взгляд: — Что самое первое из того, что ты помнишь? — Я открывал и закрывал глаза. И было слишком больно. — Что болело? — Всё. Аппарат сигналит, когда она скользит руками по клавиатуре. — Завтра, — говорит она, и свет гаснет. Провода остаются на месте. На этот раз он забирается под одеяло. На этот раз он думает, что спит.*
— Tango, — говорит он, обращаясь к ногтям у себя на руках. Сегодня все в сборе. Белые халаты с одинаковыми лицами, многие теперь в очках, пришли в девять утра. — Мы собрались пораньше, — говорят они, — но ты никак не просыпался. Так что мы дали тебе отдохнуть. — Uniform, — говорит он запястьям. Они обсуждают показания на мониторе между собой, совершенно не заботясь о лежащем на кровати теле, вполне осознающем, что оно является предметом их разговоров. Он различает «воспоминания» и «сны». — Victor, — говорит он коленям. — Вот тут, — говорит один из них и указывает на экран. Кончик пальца, подобно улитке, медленно ползёт вниз по экрану. — Whiskey, — говорит он ступням. — Он погрузился в фазу быстрого сна вчера утром и вышел из неё всего несколько минут назад. Думаешь, ему снились сны? Думаешь, он достаточно отдохнул? — X-ray^, — говорит он комнате, и один из них оборачивается к нему — все смотрят на него. Просто не в силах оторваться. Та девушка, женщина, что была у него вчера, тоже здесь. В белом халате и очках, как и остальные. Она говорит: — Хочешь рентгеновский снимок? Хочешь посмотреть, что у тебя внутри? Принесите мне его снимок. Остальные начинают на неё кричать, но она тут босс, и всё происходит так, как она скажет. Она говорит: — Как насчёт того, чтобы попробовать кое-что новенькое сегодня? Давай-ка ты вылезешь из кровати? Все в комнате напуганы. Они мгновенно начинают вопить и жмутся к стене, потому что его не нужно дважды просить встать с кровати. Он свешивает ноги и встаёт, и только она стоит подле него. Она возвышается над ним только потому, что она увереннее и рассудительнее. Он не контролирует свой рот: — Мамочка? И она бьёт его. — Я не твоя мать, — шипит она. — Как тебя зовут? — спрашивает она. — Тайлер Джозеф, — говорит он. — А как зовут твою мать? Он шарит глазами в поисках таблички с именем. Тогда она даёт ему пощёчину тыльной стороной ладони. — Я не знаю. Я не помню её имени. Не помню её лица. Ничего не помню. Со мной что-то не так. Я… Я… — он зарывается пальцами в волосы, спускается вниз по лицу и чувствует провода в коже, они горячие и тяжёлые. Они обжигают. И его трясёт. — Просто подумай , — устало говорит она. — Скажите, что именно я должен вспомнить, это должно помочь. Дайте подсказку. Намекните хоть как-нибудь. — Давай пройдёмся, — вместо ответа говорит она, и его окружают, чтобы вытащить провода. С каждым отсоединённым шнуром он всё больше напоминает теряющего щупальца осьминога — паука, что ест собственные лапки. Он начинает идти, это нетрудно. Он лениво делает по шажку за раз, она же движется величественно. Белые туфли завершают её костюм спасителя. Он же идёт босиком, и ногти на его ногах отполированы. Он не помнит, чтобы приводил их в порядок, но ему нравится. — Вот, — говорит один из белых халатов, вручая ей папку. Она берёт её и открывает. В коридоре холодно. Слева и справа тянутся вереницы закрытых дверей без единого окошка, чтобы заглянуть внутрь. — Я знаю некоторые вещи, — он рассматривает свои руки, — просто… не знаю, кто я. — Вот, — она открывает ему тайну, вручая папку, — кто ты. На улице дождь, но навес, под которым они стоят, не даёт им промокнуть. Он смотрит на просвет, чтобы разглядеть рентгеновский снимок. Снимков, которые нужно поднять к штормящим небесам, чтобы увидеть мельчайшие детали, несколько. Он прищуривается и подносит каждую страницу так близко к глазам, что касается кончика носа. Она наблюдает за ним. — Я человек, — заключает он. — Хорошо, что ты так думаешь. Значит, хоть что-то мы сделали правильно. — Но со мной что-то не так. Что-то не так с сердцем. И с мозгом… или желудком, — он убирает снимки обратно в папку, двести шесть раз повторяя <до свиданья>. — Завтра тебе предстоит операция. Посмотрим, удастся ли нам как-нибудь исправить твоё сердце. Что касается мозга… что ж, мы понаблюдаем за ним ещё несколько дней. Он протягивает ей папку: — Что если ничего не изменится? Что со мной будет? Покачав головой, она хватает папку и ведёт его в здание. Она взмахивает пальцами, жестом приказывая следовать за ней. И в этом жесте есть что-то властное и дерзкое. Она не примет <нет> за ответ. — Идём, Тайлер, — говорит она почти насмешливо, — ты живой, и этим уже нужно гордиться. _____________ ^ Рентгеновский луч*
Весь оставшийся день он проводит в кровати. Провода, стикеры и кнопки, которые на самом деле не стикеры и не кнопки, — все они находят приют у него под кожей. За ним никто не наблюдает. Он не может избавиться от мысли, что его оставили в темноте не просто так. Он ложится и укутывается в одеяло. Думать больно. Но он всё равно думает. И закрывает глаза. — Меня зовут Тайлер, — говорит он. — Меня зовут Тайлер Джозеф, — говорит он. — Меня зовут Тайлер Роберт Джозеф, — говорит он, — и я не птица.*
На самом деле, всё просто — выясняет он: теперь он замечает, что лица людей, которые заходят в его комнату, немного отличаются друг от друга. Веснушки, случайная родинка, чуть выступающая нижняя челюсть. Оказывается, все эти доктора в белых халатах такие разные, у каждого своя особенность. Каждый из этих людей уникален, и он всматривается в их лица и чувствует… чувствует… Он чувствует раскаяние. Никто не здоровается с ним. Никто не спрашивает, как дела. Но, как только появляется она, всех резко начинает интересовать, что творится у него в голове. — Как же так вышло, что вам удалось запихнуть мне в мозг целую энциклопедию бесполезных знаний, но так и не выяснить, почему у меня амнезия? — едко произносит он. Мужчина, который осматривает его уши, бледнеет. — О, я знаю, почему — просто у меня нет ёбанного мозга. Когда он поднимает руки, чтобы ударить, она уже тут как тут, хватает его за запястья, и, под её руководством, его придавливают к кровати. Он изворачивается и с силой хватается за неё, она кричит. — Готовы? — спрашивает она. — Его могут забрать в операционную прямо сейчас? — Мы… С человеческой точки зрения выделяющаяся у него изо рта слюна выглядит неестественно. Чёрная и вязкая, она капает с подбородка, пачкая воротник больничной робы, кровать и всё вокруг. Он давится и издаёт булькающие звуки. — У него отказывает сердце! — кричит она. Изображение перед глазами гаснет.*
— Он состоит в браке, — голоса, которые он слышит нечёткие, как будто разговаривают шёпотом. Белые халаты свободно переговариваются рядом с ним. Наряду с их голосами он отчётливо слышит, как в углу комнаты работает кардиомонитор. Он пикает. Его сердце бьётся. — Он состоит в браке, — слышит он, теперь уже более приглушённый и настойчивый, её, голос. — Именно поэтому нам и нужно, чтобы он был в идеальном состоянии. Мы не можем позволить ему столкнуться с ещё большими проблемами. Вы меня понимаете? — Да, мадам. Бумага шуршит, и он поворачивает голову в сторону. Несмотря на скудное освещение, когда он открывает глаза, веки кажутся ужасно тяжёлыми. Они опухли и, возможно, почернели, так что ему не удаётся увидеть так много, как хотелось бы. Он пробует поднять руку, но она тоже будто налита свинцом. Даже если не учитывать, что он всё ещё привязан к кровати. Так что он продолжает лежать и закрывает глаза. Он полагается на свой слух. Бумаги продолжают шуршать. — Вот, — говорит кто-то — не она. Это мужчина, один из докторов в белых халатах. Он думает, что его голос звучит знакомо, но это ничего не значит. — Мы делаем всё, что можем, — продолжает он, — но, мадам, что если его тело отвергнет… — Оно вообще не должно ничего отвергать. Кто-то где-то налажал, и прямо сейчас я говорю даже не о ёбанном желудке внутри его головы. Мы лучшее заведение в стране… да, во всём, чтоб его, мире, и никто не простит нам даже крошечной оплошности. Что скажет его семья, когда мы им позвоним? <О, простите, нам жаль, но вам придётся продолжить скорбеть. Мы нихуяшеньки не смогли сделать, чтобы помочь>. Херня. Бумаги шуршат снова и снова. — Послушайте, мы можем справиться с этим. Он нам не нужен. У нас и так процент успешных исходов превышает неудачи. Один провал ничего не решает. Да, хоть десять провалов, или даже сто — они ничего для нас не значат. Если мы его потеряем, это неважно. — Думаешь, я этого и так не знаю? Просто я ненавижу эти проклятые звонки. Я не выношу рыданий. Он снова открывает глаза. На этот раз всё расплывается сильнее. — Подождём ещё пару дней, — говорит она. — Оценим его состояние, когда проснётся. Если память к нему не вернётся, избавимся от него, и я сообщу его семье плохие новости. Он закрывает глаза. Глотать больно. — И мы не можем начать заново? — Нет, — отвечает она. — Его страховка покрывает только одну попытку. Пожалуйста, скажите мне, что кто-нибудь сообщил его семье, что они не могут рассчитывать на возмещение. Наступает пауза, и кто-то листает, листает, листает страницы… — Да, об этом говорится в договоре, который они подписали. — Тогда всё в порядке, — в её голосе слышна улыбка. Они молчат. Он открывает глаза в темноту. А потом засыпает, и после этого сна он не чувствует себя отдохнувшим.*
Когда они приходят к нему на следующий день, он желает им доброго утра. Естественно, они в шоке. Он делает вид, что это в порядке вещей, что он каждый день открывает глаза и встречается взглядом со своими посетителями, которые настраивают его кровать на положение полулёжа — наиболее удобное положение для всех. Так он может смотреть им прямо в глаза и не отказывает себе в этом. А ещё он улыбается. Поначалу это до чёртиков их пугает. Когда слова <Доброе утро> срываются с его губ, они срываются с места и бегут прочь. И это, естественно, его озадачивает. Она появляется, натянув подходящую улыбку: — Мои ребята соврали или ты действительно сказал им что-то приятное? — Возможно, — он вытягивает пальцы поверх простыни. — О, теперь он заигрывает. Только взгляните на его щёчки, — она нежно приподнимает его подбородок рукой. Наклоняя то влево, то вправо, она ласково рассматривает его. — Скажите, как вы себя чувствуете, мистер Джозеф. — Тайлер, — поправляет он, и её глаза наполняются слезами. — Тайлер, — шепчет она, — разумеется. — Я немного вымотан, — признаёт он. — Это ничего, дорогой. Она убирает руку, и он всё ещё чувствует тепло её кожи там, где она бережно касалась его подбородка. Не дожидаясь разрешения — потому что разрешения тут даёт она сама — она расстёгивает сдерживающие его руки манжеты, давая ему немного поразмышлять, пока он яростно трёт пострадавшую кожу. Она освобождает его ноги, и он мгновенно обнимает их, притягивая колени к груди. Он прячет лицо в ладонях. Ей приходится присесть на кровать рядом с ним, чтобы настроить его на более расслабленный и приветливый лад. — Мы починили твоё сердце, — говорит она. — Ну и напугал же ты нас. Никто не ожидал, что так получится. Он рассматривает волоски на коленках. — Ты всё ещё подключен, — говорит она, кивая в угол комнаты, где стоит монитор. — Не только твоё сердце, мы следим за всем телом. — Как? — спрашивает он. — Во мне же нет никаких проводов. — У тебя за ушами беспроводные устройства, которые регистрируют все процессы в твоём организме, если, конечно, ты носишь их, и они заряжены. Они совсем как слуховые аппараты. Ну, ладно, — она встряхивает головой и закатывает глаза, — никому больше не нужны слуховые аппараты, не так ли? Мы позаботились об этом. Со здоровой долей любопытства он выпаливает свой вопрос, совершенно не подумав: — О чём ещё вы позаботились? Несмотря на целую энциклопедию бесполезных фактов, он никак не может вспомнить, что общего у него с местом, где он сейчас находится. Ему известно только, что он в больнице, или в аналогичном медицинском учреждении. Здешние приборы и безграничное разнообразие технологий, предоставленных в распоряжение белым халатам, говорят о том, что хозяин этого места очень влиятелен. Он склонен так думать. Или вот эта женщина перед ним, сейчас она сидит на его кровати и по выражению её лица видно, что он важен для них, хотя только вчера она разговаривала со своими подчинёнными о потерях и о том, что их заведение лучшее в мире. Если они настолько могущественны и всеобъемлющи, почему тогда он ничего не знает ни о них, ни о том, чем они занимаются? Оказывается, она ничего не имеет против его вопроса. Она отвечает с энтузиазмом: — Мы обнаружили лекарство от обыкновенной простуды и даже от самых сильных вирусов гриппа. Даже если вирус мутирует, мы всегда можем уничтожить его меньше, чем за неделю. За операцию, которая длится всего несколько часов, мы научились устранять не только глухоту, слепоту и немоту, но и большинство форм паралича, хотя и не все. — Ампутация, — продолжает она, — дело прошлого. Мы делаем её за ночь, и пациенты жалуются лишь на незначительную боль, пока у них растут новые кости, мышцы, сухожилия и кожа. А ещё! Большинство хромосомных отклонений, приводящих к генетическим заболеваниям, лечатся теперь ещё в утробе. Здесь мы проводим обширное внутриутробное исследование, которым очень гордимся. Если с плодом что-то не так, мы исправляем это одним уколом во время регулярной проверки. Процедура абортов теперь проста настолько, что нужно всего лишь разжевать таблетку с любым вкусовым наполнителем на выбор и позволить профессионалам вывести нежелательные клетки из организма так быстро, как будто вы пришли сдать анализ крови. Мы даже можем слегка поиграть с генами, но предпочитаем, чтобы родители всё же передавали детям свою внешность. Он моргает. Теперь она завелась и не замечает его молчания: — Мы верим, что способны покорить и мир заболеваний психики, но пока что наши приоритеты сосредоточены в другой области. — Искоренение аутизма и физических отклонений, должно быть, отняло много сил, да? На вершине своего триумфа она не слышит осуждения в его голосе. — Однако ни одно из многочисленных достижений за последние несколько лет не вызывает у нас такую же гордость, как то, что наше заведение способствует развитию человеческих отношений. Мы поставляем самых высококлассных партнёров для одиноких и брошенных. — Вы имеете в виду секс-кукол, — понимает он. — О, Боже, я что…? — Нет, дорогой Тайлер, — она кладёт руку ему на щёку. — Ты часть более… деликатного отдела. Но, да, ты прав. Секс-куклы. Нашим клиентам не нравится вкладывать деньги в объект, служащий для их сексуального удовольствия, так что мы называем их… — Но это то, чем они и являются, разве нет? Объекты, предназначенные для секса. — Только то, что с ними обращаются, как с объектами, не означает, что они хотя бы сколько-нибудь внешне отличаются от того, как выглядим мы с тобой, — она похлопывает его по щеке и поглаживает скулу большим пальцем, даже не думая о том, как всего несколько дней назад она оставила отпечаток своей ладони на этом самом месте. — И, так как мы работаем ещё и над разработкой секс-игрушек, как ты выразился, нам также удалось изобрести лекарства от всех ЗППП. С нашей стороны было бы жестоко позволить нашим клиентам страдать от ВИЧ, СПИДа, герпеса или любого другого инфекционного заболевания. — Рак, — произносит он, потому что чувствует, что обязан это узнать. Она вздрагивает, как громом поражённая, и роняет руку на колени. Проходит несколько секунд, прежде чем она всё же отвечает ему: — Рак изворотливый, — шепчет она. — Нахуй всё это, — выплёвывает он, и слюна попадает ей на лицо. Ей следовало надеть очки. — И вас нахуй, — шипит он, глядя, как она встаёт с кровати. — Вы способны практически на всё, но не можете вылечить рак? Это полнейшее дерьмо, и вы это знаете. — Тайлер… Он тоже поднимается. Сколько бы усилий он ни прикладывал, чтобы быть сильным, она всё равно выше, грациознее и могущественнее, чем он. — Как ты себя чувствуешь? — казалось бы, ни с того, ни с сего, спрашивает она. — Что-нибудь болит? Ей полагается смотреть на монитор того прибора, почёсывать подбородок и кивать. Мир замедляется, и он падает на колени. — Мигрень, — признаётся он. — Это просто… — Ты помнишь свою семью? Помнишь их лица, их имена? Расскажи мне хоть одно детское воспоминание. — Что вы пытаетесь заставить меня вспомнить? Я ничего не помню, и я не думаю, что когда-нибудь вспомню, — он сдавливает виски ладонями. Пол холодный. — Воспоминания Тайлера, — говорит она. Он закрывает глаза: — О чём вы говорите? Я и есть Тайлер. Они больше не одни. Комнату заполняют белые халаты и белые туфли. И он не может различить их, потому что на их лицах маски, а глаза скрыты очками. Глаза у них неподвижные, красные. — Ты должен был быть Тайлером, — говорит она, вставая над ним. Он смотрит на неё снизу вверх. — Сначала я планировала подождать ещё несколько дней и посмотреть, вернётся ли к тебе память, но раз ты утверждаешь, что не сможешь ничего вспомнить, думаю, на сегодня хватит. — Нет, — умоляет он, складывая руки вместе. — Я смогу вспомнить. Дайте мне ещё один день. Позвольте мне… — Это бесполезно, — вздыхает она и жестом подзывает докторов, мельтешащих вокруг. — Кроме того, по страховке Тайлера нам полагается даже больше денег, если мы сообщим, что наша попытка была обречена на провал с самого начала. Мы можем записать, что причиной смерти стало самоуничтожение. — Я Тайлер, — говорит он. — Я Тайлер, и я прямо здесь, перед вами, и я не хочу умирать. Ей скучно, она так заебалась смотреть на него. — Сломайте это, — приказывает она, — и выбросите. Уборщики разберут его на запчасти утром. Думаю, у нас ещё один повреждённый, от него тоже нужно избавиться. — Это ваша вина! — кричит он ей, отталкивая локтями руки, которые норовят сорвать с него рубашку. Но они упорно выполняют приказ, рывком ставят его на ноги и дёргают за волосы — просто чтобы сделать какую-нибудь подлость, просто потому, что могут. Для них он больше не человек. Возможно, у него есть кожа и волосы, и, может быть, ему хочется жить, но в его венах в лучшем случае течёт искусственная кровь, и ничто из того, что он может сказать, их не остановит. Но он пытается. — Это вы виноваты! — протестует он, видя, как гаснет монитор в углу. В голове звенит. — Вы облажались! Уничтожили меня! Вы запрограммировали меня на ошибку! Вы же были в той комнате, когда они зашивали желудок мне в голову! И это ваша вина! Вы просто не хотите признавать свою ошибку! Она склоняется к нему, нос к носу, глаза в глаза. — Моя единственная ошибка, — говорит она ему, и он чувствует её дыхание на губах, — заключается в том, что я не сверилась с условиями страховки с самого начала. Если бы у нас было право на вторую попытку, я бы потопила этот корабль значительно быстрее. Он резко пинает её в голень. Она матерится. Он снова пинает её: — Прекратите так со мной разговаривать. Меня зовут Тайлер. Я Тайлер. Я… — Ты всего лишь жестокое напоминание о том, что некоторые люди в этом мире не заслуживают второго шанса. Она резко поворачивает подбородок, один рывок, один кивок, и они уже тащат его прочь из комнаты по коридору, по кипенно-белому коридору с дверьми без окон. Он плачет, всхлипывает, рыдает, тяжёлые масляные слёзы стекают у него по щекам. Он шепчет: — Пожалуйста, пожалуйста… А она стоит в конце коридора и смотрит на него, насмехается над ним. — О, Тайлер, — говорит она, — может, теперь тебе удастся вынуть из вен песню. Его поглощает чёрное ничто. Он думает, что должен был умереть. Он думает, что должен был умереть, когда его впечатали лицом в кирпичную стену перед тем, как спустить вниз по широкому металлическому желобу. Он думает, что должен был потерять сознание, когда приземлился внизу. Он думает, не должен быть в ясном уме, когда рядом с ним падает другое тело, тоже голое, и избитое, и бесполезное, как он сам. Он думает, что они должны были вытащить устройства из-за его ушей. Он чувствует запах бензина. — Alpha, — начинает он, потому что он не ребёнок, потому что он не птица. Он сворачивается в клубочек и дрожит, водя пальцем по дну контейнера — своей гробницы — своего погребального костра. — A-L-P-H-A, — выводит он по буквам, тихо бормоча, — Alpha. — Bravo, — продолжает он, и его глаза наполняются слезами. И он не видит, что пишет. Ему и не нужно этого видеть. Ему даже говорить необязательно. Но всё же он говорит, сам не зная, почему. — B-R-A-V-O, — бормочет он. — Bravo. — Charlie, — бормочет он. — C-H-A-R-L-I-E. Charlie.*
Шестнадцать повторений алфавита нараспев спустя он успокаивается, переворачивается на спину и оглядывает окрестности. Посреди неба висит луна. Как бы ему ни была противна идея быть отосланным куда-нибудь подальше, чтобы умереть, он не может перестать думать о том, что должен быть благодарен и даже в какой-то степени счастлив. — Я не хочу умирать, — слабо пытаясь бороться со своим разумом, говорит он. Луна пристально смотрит на него. Металлические стены контейнера достаточно высокие, чтобы предотвратить выпрыгивание содержимого наружу; будто бы они более чем уверены, что их маленькие проекты выживут после падения вниз. Он поворачивает голову в сторону второго тела. Оно всё ещё неподвижно, всё ещё без сознания. Нос на изуродованном лице вероятнее всего сломан от ударов о кирпичную стену. Возможно, если приложить посильнее, их мозг откажет, как у настоящих людей — и, может быть, в этом-то и состоит его проблема: именно человеческого мозга у него и нет. Когда он садится, контейнер сдвигается. Он слабо вздрагивает; помимо головы, у него болят локоть и кисть. Он не помнит, чтобы пытался смягчить падение или уменьшить количество повреждений, которые он так или иначе должен был получить. Как бы там ни было, он рад, что сильнее всего от смертельного падения пострадал его локоть. И вот теперь он сидит тут со своим соседом по контейнеру. — Привет, — говорит он из вежливости. — Я Тайлер Джозеф. Возможно тело в состоянии гибернации. Возможно, ему нужно сказать что-нибудь приятное. А ещё вполне возможно, что оно действительно мертво. Он склоняется над телом и игнорирует иголочки, пронизывающие затёкшую левую руку, пока исследует чужое лицо пальцами, тыкая в закрытые веки и приподнимая их, чтобы заглянуть внутрь. С таким опытом в медицинских осмотрах, как у него, трудно сказать, должны ли глаза двигаться, если тело, которому они принадлежат, находится без сознания. Но в данную минуту они двигаются, поворачиваются в сторону, чтобы сфокусироваться на нём. Зрачки настолько расширены, что под лунным светом он едва может разглядеть ореховую радужку с изумрудными крапинками. — Хэй, — говорит он. — Я Тайлер, и я не причиню тебе вреда. Обещаю. Он не может ждать ответа всю ночь, но что-то подсказывает ему, что всё, чего он добьётся, это затёкшая шея и испорченное настроение. Отпускать веки и смотреть, как они возвращаются в неподвижное состояние, тяжело. Сейчас эти глаза для него — конец игры. Ему хочется, чтобы они открылись и оставались открытыми, вот почему он убеждает себя, что нет ничего зазорного в том, чтобы продолжить исследование тела. Сузив глаза, он подносит к нему руки, но сначала не решается дотронуться. Он велит себе проверить другие признаки жизни, например, прощупать тело, чтобы понять генерирует ли оно тепло, но вместо этого он прикладывает руки к коже на груди. Потом двигается ниже — к животу и брюшной полости, надавливая по бокам, он добирается до бёдер и растирает кожу на них тоже. Он смутно осознаёт, что эти поглаживания должны успокаивать, но не может вспомнить, откуда он это знает. Он трогает ляжки, голени, ступни. Ногти на ногах накрашены точно таким же белым покрытием, как у него. Может, это какой-то отличительный знак? Он проводит подушечкой большого пальца по ногтю и краска смывается. Затем он переключается на руки и грудь, прощупывая всё, что только может, бицепсы и мышцы на груди. Его не покидает ощущение, что чего-то не хватает. Быстрый взгляд между ног не помогает решить эту задачу; в его голову закрадывается мрачное предчувствие, когда он переводит взгляд с гениталий тела на свои собственные. И он не может избавиться от чувства, что он мошенник, а тело, лежащее рядом, такое настоящее. Когда он начинает плакать, слёзы настолько мелкие, что их не приходится вытирать. Теперь он принимается за лицо. Склоняется к голове и позволяет себе погладить скулы, челюсти и сломанный, распухший нос. Волосы такие же тёмные, как у него самого, только жёсткие и кудрявые. Он зарывается пальцами в эти кудри и тянет, держится за них. Он обхватывает чужую голову ладонями и клянётся себе, что делает это только, чтобы повернуть её к лунному свету и получше рассмотреть. И он без малейшего понятия, почему считает, что это самое прекрасное лицо, которое он когда-либо видел. Он тихонько ложится рядом, беря тело за руку, и чувствует себя защищённее и увереннее. Он отлично знает, что утром их отправят на переработку, но хотя бы сейчас он не один.*
— Ещё двое? — слышит он, чувствуя лучи солнца на коже. — Они же только вчера двоих выкинули? — Думаю, не нам это решать. Помоги-ка мне с замком. Поначалу, и он знает, насколько глупо так думать, но поначалу он думает, что голос принадлежит тому телу, что лежит рядом. Солнце встаёт, время идёт дальше, а тело всё так же продолжает лежать. Он не знает, тёплое ли оно, потому что живое, или потому что солнцу удалось его одурачить. Снова слышится речь. — Чё, думаешь, много времени уйдёт, чтобы вскрыть им брюхо и выпотрошить? У моего ребёнка сегодня день рождения. — Хз. В бумаге говорится… Ближайшая к неподвижному телу стенка падает. Она приземляется так, что напоминает разворачивающуюся ковровую дорожку, представляющую на обозрение содержимое контейнера двум сборщикам мусора. Они стоят на асфальте, с распахнутыми от ужаса глазами и подрагивающими губами, как будто это всё, на что они способны. Всё потому, что когда стенка начала падать, он бросился на лежащее рядом тело. Всё потому, что он защищает тело, округлив спину и растопырив конечности. Всё потому, что он внимательно смотрит на каждого из них, у него злые глаза и напряжённая челюсть. Он выглядит обезумевшим. Тот, что справа и выше своего напарника, говорит: — Они же не должны быть в сознании, так? Он обращается к своему коллеге, но тот слишком напуган. Ещё немного, и он побежит. Ещё немного, и он закричит. Мужчина делает два шага в сторону контейнера, так что теперь носки его ботинок упираются в откинутую стенку ящика. Он нагибается и начинает её поднимать, игнорируя протестующий шёпот сзади. — Хэй, — говорит он, — как твоё имя? — Тайлер, — говорит Тайлер и не двигается. — Просто Тайлер? — Мне некомфортно так… — Чел, — окликает он. — Кажись, они забыли стереть его память. У него есть чувство личного пространства. Наконец, его напарник присоединяется к осмотру контейнера. Он наклоняется к Тайлеру, пока его напарник тупо стоит рядом. — Нет, ты посмотри на его лицо — они точно пытались стереть его память. Как думаешь, почему не сработало? Они разговаривают между собой, но Тайлер вмешивается и отвечает. — У меня там внутри мозга желудок. Или, типа, вместо мозга. — Оу. Так это твоя неисправность? Ты поэтому валяешься тут внизу? Погоди… что-то не сходится. Разве они не должны были попытаться сделать пересадку? — Если они выкинут меня сейчас, — говорит Тайлер, — страховая компания выплатит им большой и жирный чек за моё неминуемое саморазрушение. Мужчины принимаются оживлённо пихать друг друга локтями. — Говорил же, они коррупционеры, — говорит один. — Все крупные корпорации связаны с коррупцией, дубина, — отвечает ему второй. А потом они обращают внимание на тело под ним: — А с этим чё? Ты знаешь, что с ним не так…? — Что бы это ни было, нам нужно его забрать. Чёрт, лицо просто всмятку — этому точняк память отшибло. — Вы его не заберёте, — говорит Тайлер. — Тайлер, — говорит тот, что повыше, всё ещё склоняясь к нему так, чтобы их глаза были на одном уровне. — Твоя упёртость меня восхищает, правда. Я бы выпустил тебя отсюда, глазом не моргнув, но, ты столкнёшься со множеством препятствий, прежде чем сможешь сделать хотя бы шаг за территорию этого Института, и, судя по тому, как ты смотришь мне за плечо и трясёшься, думаю, ты даже за порогом собственной комнаты не был. — Я был снаружи. — Без сопровождения? В настоящей одежде? Тебе давали погладить собаку? Он молчит, и сборщики обмениваются взглядами. — Слушай, — говорят они в один голос и качают головами на это. Затем тот, что повыше, берёт слово и шепчет: — Эта компания стоит у меня поперёк горла, как и этот кретин, но тут порядочно платят. Это позволяет мне содержать семью и ни в чём не нуждаться. Я не знаю, что именно они делают там с тобой или с такими, как ты, но я не могу пятнать руки кровью невинных людей. Лицо Тайлера медленно искажается. Он сдвигает брови, сужает глаза, пристально смотрит на мужчин перед собой и говорит: — Простите, что? — Кровью невинных, — повторяет мужчина. — Знаешь… ты выйдешь отсюда и потребуешь отмщения. — С чего бы мне это делать? Мужчина хмурится: — А почему бы тебе этого не сделать? — Я не злодей, — говорит Тайлер, сбитый с толку, его оборонительная позиция поверх чужого тела уже не столь устойчива. — Я не хочу убивать людей. И я не хочу никому навредить. — Тогда… чего же ты хочешь? — спрашивает второй мужчина, выступая вперёд, чтобы тоже присесть рядом с ним. Он больше не выглядит напуганным, но Тайлер замечает, что он держится от него и своего напарника на приличном расстоянии. — Ты хоть знаешь, из какого подразделения выпали вы двое? — Я-я-я не знаю. Что-то деликатное. Она сказала, что я был из их деликатного отдела. Сборщики переглядываются и кивают, как бы торжественно обещая сохранить это в тайне. Они говорят: — Окей, — и мужчина справа указывает на тело, которое охраняет Тайлер. — А с этим чё? Откуда он взялся? — Этого я тоже не знаю. Я… Его выбросили прямо после меня. Вы не можете его забрать, окей? Я вам не позволю. Они снова коротко и по-доброму переглядываются. — Мы не заберём. Оба встают, и тот, что справа, протягивает Тайлеру руку. Тайлер медленно и осторожно хватается за неё, пока второй, тот, что слева, подхватывает тело на руки, как невесту, вытаскивая его из контейнера, и несёт в сторону фургона. И почему-то Тайлер им доверяет. Он идёт за мужчинами, всё ещё придерживаясь за руку одного из них. Пошатываясь, он поднимается на ноги. Его лодыжки подрагивают, руку и голову простреливает боль. Асфальт горячий. Он морщится от каждого шага, пока мужчина не поднимает на руки и его тоже и не относит в фургон. — Оставайся тут, — говорит он Тайлеру, усадив его на пассажирское сидение. — Я сейчас вернусь, окей? Мой друг положил твоего… твоего друга сзади, хорошо? Мы только проверим тут всё. — Нет, — Тайлер покачивается всё сильнее, но, как только ему удаётся встать, он вскакивает и бросается к задней двери фургона. — Мы не сделаем ничего плохого. Мы просто проверим его жизнеспособность. Ты же этого хочешь? Хочешь, чтобы оно ожило? Тайлер кивает и заикается. — В-вот, — наконец, выплёвывает он и вытаскивает устройства из-за ушей. — Она сказала мне, что они могут отслеживать работу моего сердца и м-моего всего, пока эта штука заряжена, и… включена. Мужчина смотрит на устройства в его руках: — Ты их украл? — Нет, я думаю, они забыли их снять. Он не выглядит убеждённым и оставляет Тайлера. Тайлер смотрит ему вслед, пока он не скрывается из виду. Если он наклонится вперёд ещё сильнее, то грохнется на асфальт, а это последнее, чего ему хочется, ну, кроме прочих вещей. Он поднимает глаза к небу. Ни одно облако не нарушает его идеальную голубизну, и он не может от неё оторваться. — Хэй, — говорит мужчина, держа в руках кучу инструментов. Он бросает их на приборную панель. — Наклонись вперёд, упрись лбом в колени. Тайлер беспрекословно подчиняется. — Будет немного щипать, но это нормально. Так и происходит. У Тайлера на глазах выступают слёзы. — Вот, смотри. Тайлер садится и моргает, он видит крошечное насекомое у мужчины на ладони. Его острые клешни пытаются вцепиться во что-нибудь. Оно выглядит слабым и непримечательным, механически двигая лапками и головой, — робот. — Это жучок, — объясняет мужчина. — Они вживляют такие во всю продукцию. Можно подумать, что синтетические люди их производства особенные, правда? Потому что они люди, но… нифига. Они хотят убедиться, что ты будешь сотрудничать. Поэтому они не просто отслеживают твои движения, а контролируют эмоции и все системы жизнеобеспечения в организме. Может, даже мысли. Они клянутся, что не шпионят, но при этом хотят, чтобы ты вёл себя так, как должен вести. — И вы только что вытащили это из меня? — Мы всегда так поступаем, когда отправляем тела на переработку. Это отправляется на переработку тоже. Очень непрофессионально с их стороны, как считаешь? — Наверное. — Мы отпустим тебя, — говорит он, — но ты не сделал бы и пары шагов с этой штукой внутри. Это, типа… прямо у кромки волос на затылке, затерянное между волосяными фолликулами. Они думают, там безопаснее всего. И они правы. Но, когда тебе об этом известно, это уже не так безопасно. Он пожимает плечами, как будто для него это пустяки. Может, так и есть. Маленькая букашка больше не шевелится. — У твоего друга жучок мы тоже вынули, ещё мы отключили датчики слежения в тех приборчиках для ушей. Без понятия, что ты собираешься с ними делать. Не уверен, что ты найдёшь необходимое оборудование, чтобы избавиться от них, когда выберешься отсюда. — Ничего, — говорит Тайлер. — Они будут просто… напоминанием. Он уносит инструменты и возвращается с одеждой в руках. — Всё, что удалось найти, — робко говорит он. — Может не подойти. Тайлер забирает одежду: футболку без рукавов, шорты и комбинезон, скрывающий под собой остальное. Вещи висят на нём, как на вешалке. Он догадывается, что комбинезон нужен для защиты от солнца; он ужасно тяжёлый, но, прежде всего, слишком открытый для него. До этого весь его опыт с одеждой ограничивался больничной робой, которая даже не завязывалась сзади, а случались моменты, когда ему и вовсе приходилось быть голым прежде, чем он получил хоть какую-то одежду, и всё же сейчас от новых вещей у него по коже бегут мурашки. Когда он начинает плакать, мужчина достаёт носовой платок из нагрудного кармана своего комбинезона. Униформа механика ему к лицу. А вот Тайлер чувствует себя в ней неправильно. Тайлеру плохо. Он прячет лицо в платок, и тот пропитывается чёрным, образуя чёрный горошек на тёмно-синей ткани. Тайлер поднимает голову и позволяет мужчине вынуть тряпочку из его пальцев, чтобы промокнуть его лицо самому настолько нежно, насколько возможно. — Я много об этом думал, — говорит он. — Ты плачешь маслом. — Это ненормально? — спрашивает Тайлер, упираясь локтями в колени. Он моргает — всё больше масляных слёз катится вниз. — Не думаю. Ты, может, частично и человек и выглядишь соответствующе, но… — Плохо, что они такого тёмного цвета, — обрывает его Тайлер, вызывая из памяти каталог ненужных знаний и игнорируя всё прочее. Мужчина вытаскивает ручку и блокнот из бардачка. Он пишет что-то: — Вот адрес бесплатной клиники в городе. Они обслуживают только таких, как ты. Сходи туда. Они… сменят тебе масло. Тайлер суёт бумажку в карман комбинезона в тот момент, когда второй сборщик мусора выходит из-за угла. Яркая улыбка открывает ему доступ туда, куда Тайлер надеется однажды добраться. Он ничего не говорит, а если и собирался, его бы всё равно перебили: — Я разбудил его. Тайлер холодеет. — Ну, то есть, я имею в виду… оно всё ещё в коме, потому что так и не открыло глаза, но его пальцы — о, Боже, — такие сильные. Мышечная память — изумительная штука. Если ты поднимешь его и положишь его руку себе на плечо, оно пойдёт с тобой. Тайлер закрывает глаза. — Ты дал ему адрес для…? — Ага. Прости, что не можем отвезти вас туда. Нам придётся сжульничать. Нужно отнести ваши следящие устройства… — Я понимаю, — говорит Тайлер. На мгновение они оставляют его одного и, пошептавшись, возвращаются с парой ботинок из багажника. Тайлеру они кажутся уродливыми, но они подходят по размеру и не дадут его коже поджариться на горячем асфальте. Тайлер примеряет их, пока мужчины отходят, чтобы снова о чём-то переговорить. Он прохаживается, пробует разные позиции — одна нога перед другой, длинные шаги, короткие. Звук негромких шагов возвращает его в реальность. Мужчина повыше идёт ему навстречу вместе с телом, прижавшимся к его боку. Каким-то невероятным образом чудо мышечной памяти позволяет недо-мертвецу нестройно шагать в ногу с мужчиной. Для него они тоже отыскали одежду — пару тренировочных штанов, футболку с дыркой на воротнике, высокие кеды и, в завершение образа, кепку. Козырёк надвинут низко, почти до бровей, чтобы скрыть лицо от любопытных глаз. Тайлер приближается к ним. — Справа, — говорит он, помня о травмированном локте. Оба сборщика мусора помогают ему, пока он пытается обернуть руку чужого тела вокруг своих плеч, приобнимая его за талию. Они проверяют, сможет ли он ходить, когда на него опирается тело, и суют ушные устройства в тот же карман, что и клочок бумаги. — Мне, правда, жаль, что мы не можем вас отвезти. Он качает головой и берётся за руку, свисающую с его левого плеча. На мгновение его пальцы не кажутся онемевшими. — Идите по этой дороге. За автобусной остановкой сверните направо. Может, какая-нибудь добрая душа остановится, чтобы вас подвезти. Я… Я не знаю, что ещё тут сказать. Если почувствуете, что им можно доверять, позвольте им помочь вам. В этом мире всё ещё есть хорошие люди — хороших больше, чем плохих, но слышим мы только о плохих. Это самое человеческое обращение, которое Тайлеру когда-либо приходилось испытывать. — Я не стану никого убивать. Вы не проснётесь однажды, чтобы увидеть в новостях, типа, репортаж о том, как я расхаживаю на свободе и рублю всех, кто попадается у меня на пути. — Вот теперь я беспокоюсь. Это похоже на эстафету по стреноженному бегу. Тайлер выносит левую ногу вперёд, и тело повторяет движение правой. Правая, левая и так далее. Тайлер крепко прижимает его к себе так, что их бёдра трутся друг о друга. — Вам не стоит волноваться. — Чего же тогда ты хочешь? — спрашивают они одновременно устало и озадачено. Им хочется понять. Тело сутулится, становясь ниже Тайлера, и кладёт голову ему на плечо, разлепляя губы. — Я хочу жить, — говорит Тайлер, ускоряя шаг. Он снова плачет, и слёзы на его щеках тёмные, тёмные, тёмные. — Что? — Я хочу жить! — Удачи тебе с этим, Тайлер! Он ускоряется, но не переходит на бег. Это было бы неразумно, неосмотрительно, грубо. Тело тяжёлое. Тайлер думает: <Если оно сейчас спит, видит ли оно сны, и какие>. Тайлер надеется, что спокойные.*
По небу плывут облака — жди хороших вестей. Когда они плетутся из клиники, одна из машин тормозит у обочины рядом с ними — это хорошая новость номер один. Как будто их кто-то искал. Они прошли совсем немного: автобусная остановка только-только показалась на горизонте. Но вот перед ними машина, и она притормаживает, чтобы подстроиться под их скорость. Стекло у пассажирского сидения опускается, и мужчина наклоняется, чтобы получше их разглядеть. Он выглядит озабоченным, Тайлер замечает в руке у мужчины мобильник. Если бы он был параноиком — а в данный момент это, однозначно, так, — Тайлер бы мгновенно предположил, что тот собирается вызвать скорую или даже позвонить в то место, откуда они сбежали, но затем Тайлер понимает: люди просто очень привязаны к своим телефонам. По тому, как мужчина держит устройство и по тому, как загорается экран, Тайлер с облегчением осознаёт, что он всего лишь отвечает на сообщения. — Вам помочь? — спрашивает мужчина. Он не предлагает их подвезти. Он предлагает им помочь. Возможно, его тронули засохшие масляные слёзы на щеках Тайлера и висящее на нём бессознательное тело. — Пытаемся добраться в… клинику. — Ту, на другом конце города? — Нет... недалеко отсюда. С гораздо большим трудом, чем он ожидал, Тайлер протягивает клочок бумаги из кармана мужчине, действуя осторожно, чтобы вместе с листочком не вынуть оттуда ещё и ушные устройства. Мужчина смотрит на адрес дольше, чем необходимо, после чего говорит: — Прости, не стоило предполагать, что у вас есть страховка. — он вертит бумажку в руках и закрепляет её на приборной панели, придавливая телефоном. — С ним нужна помощь? Он кивает на тело, и Тайлер кивает в ответ. — Если вы не против, — прибавляет Тайлер. Мужчина не против. Он сильный, и ему не нужна помощь Тайлера, чтобы поднять тело и уложить его на заднее сиденье. Он только улыбается. — Залезай, — говорит он Тайлеру и обходит машину, возвращаясь за руль. Тайлер слушается, морщась, когда дело доходит до ремня безопасности. Мужчина немедленно замечает и говорит: — С тобой всё будет в порядке, — он вытаскивает несколько салфеток из бардачка. Тайлер берёт их и комкает. — Спасибо вам. — Итак, что, эмм, случилось с тем парнем сзади? — он выруливает на трассу. — Не знаю, — говорит Тайлер. — Можешь не рассказывать мне, это ничего. Предосторожность. И всё такое. В этой клинике, — он указывает на адрес на приборной панели, — безопасно. Вы будете в хороших руках. Моя жена, она, типа… она такая же, как вы. Это вторая хорошая новость. Тайлеру становится легче дышать. — Серьёзно? — спрашивает он. — Ага! Она не была, типа, знаешь, сделана под заказ или ещё что. Мы познакомились благодаря работе. Она заказала мне написать картину её кошки. Глядя на неё, я бы и не подумал, что она не полностью человек. То есть, она держала под контролем… масло… и остальное. Тайлер прикрывает глаза. Принюхивается. Лжёт. Ложь мёдом течёт по его горлу: — Последнюю пару дней я чувствовал себя неважно. Не мог даже с постели встать. — Всем нам нужны дни ментального отдыха. Отстойно, что за это всё ещё осуждают. Но ещё больше отстойно, что эти заведения делают вас такими. Когда вам кажется, что они вычистили всю грязь из вашего мозга. Это не самое важное. — Итак, — говорит мужчина, — парнишка сзади, могу я предположить, что он тоже не следил за собой последние дни? — Можно сказать и так, — говорит Тайлер. Мужчина складывает пальцы в Окей жесте. Весь остальной путь они проводят в тишине, Тайлер рассеянно промокает лицо салфетками, а тело на заднем сидении похрапывает. Когда на горизонте появляется здание клиники, мужчина спрашивает Тайлера, нужно ли помочь ему занести тело внутрь, на что Тайлер качает головой, вежливо отказываясь, а потом благодарит его. — Без проблем, — мужчина протягивает Тайлеру клочок бумаги с адресом клиники. Тайлер суёт его в карман. — Я знаю, что некоторые не стали бы останавливаться, чтобы помочь вам двоим. Возможно, они бы остановились, если бы вы не были… — Вы не думаете, что это слегка дерьмово? — передёргивает плечами Тайлер. — Разве они не должны быть более расположены к тому, чтобы остановиться и помочь, из-за того, как мы выглядим? — Ага, ты бы так и подумал, не так ли? Полежав немного, тело каким-то образом потяжелело. Тайлер пытается не думать, что это потому, что оно по-настоящему умерло. Если бы Тайлер был в лучшей форме, он без труда управлялся бы с телом. Но у него всё болит, и к тому времени, когда он заставляет тело вновь шагать с собой в ногу, у него по лицу течёт новая порция масла, и мужчина встаёт, протягивая ему ещё салфеток. — Это бесплатная клиника, но всё же лучше, чтобы вы выглядели поприличнее. Пока они ждут своей очереди, Тайлер ожидает увидеть таких же, как он, с запачканными масляными пятнами лицами и в неподходящей одежде, но ничего подобного. В помещении просторно и немного тускло из-за парочки перегоревших ламп, и Тайлер потихоньку начинает понимать, что в целом всё в этом здании выглядит так, как и должно. Здесь оказывают помощь только тем, у кого нет страховки, а те, у кого её нет, сами находятся в таком же положении, как и он — может, не идентично таком же, но очевидно, что общество смотрит на них свысока, несмотря на то, что они пользуются большим спросом. Вероятно, это всего лишь необходимая мера. Да, они выглядят, как люди, но им нужно менять масло и, видимо, регулярно обновлять настройки. Нуждаются ли они в таком же оборудовании, что и обычные люди? Это клиника, а не больница. Больше даже похоже на автомастерскую. Но это всё-таки медицинское учреждение. На стенах развешаны плакаты, напоминающие посетителям привиться от гриппа. Тайлер думает, это потому, что чудесное лекарство не должно использоваться в качестве подстраховки, когда кто-то сталкивается с вирусом гриппа, но пока он там стоит и ждёт, когда его вызовут с ресепшена, он начинает задумываться, а работает ли это самое лекарство на таких людях, как он. Вот, что он спрашивает, когда подходит к ресепшену. — Это лекарство от гриппа работает на нас? Эта вакцина вообще может нам помочь? И мужчина за стойкой заботливо смотрит на Тайлера и говорит: — Ну, конечно, работает. Чем я могу вам помочь? Как будто это не очевидно. Тайлер подталкивает тело рядом с собой, привлекая к нему внимание: — Мой друг никак не просыпается. — Что у него с лицом? — Мы оба упали. — Он потерял сознание уже после падения? — Умм, ну, да. — Сейчас посмотрим. Судя по тому, что он всё ещё в состоянии двигаться, полной перезагрузки должно быть достаточно. — Эта полная перезагрузка, его в-воспоминания…? — В худшем случае у него будет мигрень. Скрежет металла о металл заставляет волоски у Тайлера на шее встать дыбом. Он смотрит на планшет у ресепшиониста в руке, уже начиная трясти головой. — О, нет, — говорит ресепшионист с ухмылкой, — это не для вас. Тут нет ничего подобного. Мы осторожны. Вы в безопасности. Вам сегодня что-нибудь нужно? Тайлер пытается говорить уверенно: — Сменить масло, — но всё равно выходит неуверенно. И ресепшионист пристально смотрит на него особенным взглядом и снова говорит: — Вы в хороших руках. Врач открывает дверь в комнату ожидания. На ней медицинский костюм, и белых халатов нигде не видно, она улыбается Тайлеру и жестом просит его выйти вперёд: — Вам нужно помочь с ним? Она не одета в белый халат, так что Тайлер ей доверяет. Он принимает её помощь, перенося часть веса тела на её плечи. Она именно тот врач, который нужен Тайлеру сейчас: никакого белого халата, табличка с именем на груди, и она на несколько дюймов ниже его. Когда они входят в кабинет для обследования, Тайлер неторопливо начинает переосмысливать свои предрассудки об этом месте. Это уж точно не магазин автозапчастей. Тут есть кушетка, стулья и посетители, и, хотя белый прибор в углу комнаты выглядит аналогично тому, что стоял в Институте, он не кажется угрожающим. Это не осьминог и не паук, просто машина. — Положим его на кушетку, хорошо? Теперь осторожно. Тайлер внимательно следит, чтобы его руки лежали на кушетке ровно вдоль тела, как будто это имеет значение, снимает кепку с его головы, а затем садится на стул в изножье кушетки. Врач внимательно на него смотрит. Он улыбается. Она подходит к кушетке и засовывает что-то телу за уши. Тайлер узнаёт эти устройства — точно такие же лежат у него в кармане. Он полагает, что может полюбопытствовать: — Для чего они? — Вообще-то они совсем новые, выпущены всего месяц назад. Гораздо проще тех, которыми приходилось пользоваться раньше, чтобы войти в программу. Но ты и сам это помнишь, не так ли? Все эти проводки, вживлённые нам под кожу. Они жгутся и колются, как ничто на свете. — Я знаю, о чём вы. — А эти вставляешь прямо в уши, как наушники, и совсем не больно. И они показывают намного больше, что я считаю просто невероятным, потому что кажется, что ворох подключенных к тебе проводов эффективнее. Но технологии ушли так далеко, что мне, наверное, не следует быть такой… — она не договаривает, возвращаясь к прибору, и заносит руки над клавишами. — Всё ещё нет лекарства от рака, — горько замечает Тайлер. Она замирает: — Ты абсолютно прав. Почему это всё ещё нет от него лекарства? — Без понятия. Она тихонько фыркает: — Им следует этим заняться. Ладно… Кажется, тут какое-то воспаление мозга. Сейчас подчистим. Что произошло? — Мы упали. Я приземлился в основном на руку… но у меня немного болит голова. Она роется в шкафчике над столом, поднимаясь на цыпочки, чтобы вытащить коробку. Она встряхивает её и проверяет крышку прежде, чем открыть. — Это, — начинает она, замечая на себе взгляд Тайлера, — прочистит ему нос и уберёт воспаление. Кстати, у него ещё и сотрясение. Учитывая мигрень после перезагрузки, ему точно понадобится отлежаться денёк-другой прежде, чем он вернётся в строй. Тайлер наблюдает, как она погружает носик пузырька в ноздрю и впрыскивает содержимое. Тело рефлекторно чихает, и снова чихает, когда она брызгает в другую ноздрю. — Тот прибор, — говорит Тайлер, — что он может сделать с… воспоминаниями…? — Ты спрашиваешь, могу ли я заглянуть в его воспоминания? — Или чьи-либо ещё. — Думаю, это возможно, но мы не уполномочены этого делать, — она смотрит на него, и Тайлер переводит взгляд на тело. Тогда она спрашивает: — Ты его знаешь? И Тайлер мотает головой. Она больше ни о чём не спрашивает: — Я начинаю полную перезагрузку, так что, если хочешь, я могу пока осмотреть тебя? Тайлер пожимает плечами. Тогда она достаёт крем и отвинчивает крышку: — Нанеси это на синяки. Я дам тебе зеркало. Он наносит крем на локоть, выворачивая руку, чтобы достать до каждого синяка. По тому, что его кожа нагревается, он понимает, что крем начал действовать. — Я подержу его для тебя, — говорит она и крутит зеркалом с толстой чёрной ручкой, направляя ему в лицо. Пятно внизу стекла не мешает Тайлеру глазеть на своё отражение. Он плачет от того, что видит. — Что-то не так? — спрашивает она, чуть опуская зеркало. — По сравнению с твоим другом ты не так уж сильно пострадал, ладно? Сейчас вправлю ему нос. А ты выглядишь неплохо. Тайлер и не думает, что плохо выглядит. Он даже предполагает, что в меру привлекательный, исходя из того, что ему доводилось видеть, а это не так уж много, учитывая, что его черепушка — кладезь бесполезных фактов. Если бы он шёл по улице и увидел себя, он бы не обернулся дважды. У него незапоминающееся лицо, такое, что он даже случайно не явится никому во сне, если мозг какого-то незнакомца вдруг решит обратиться к блоку глубинных воспоминаний. Его прямой, чуть вздёрнутый нос украшен столькими отвратительными синяками, что Тайлер удивляется, как он не сломан, как нос у тела, которое перезагружают. Он переводит на него взгляд и плачет сильнее. Он не знает, почему. Он не знает, почему у него возникает ощущение дежавю. Ощущение, что он уже это видел, что он это уже проживал, что бы это ни было, проходит сквозь него — вспышка, и его нет, — затем он возвращается к своему отражению, к своему носу и ниже — к розовым приоткрытым губам. Он улыбается так, что у него болят щёки, он разглядывает ряд кривых белых зубов и поражается, почему ему их не выпрямили. И тут он понимает, что он человек. Он задумался, как человек, а люди неидеальны. Она снова спрашивает: — Ты в порядке? Он разглядывает свои глаза. Они спокойного тёпло-карего цвета. Он думает, они выглядят добрыми. — В порядке, — говорит он. Крем с лёгкостью скользит по переносице и скулам. Пока его кожа разогревается, он изучает волосы на голове и ненавидит, что они такие сальные и что он не мылся с… с, с, с… Каким-то образом, в процессе ей удаётся забрать баночку с кремом и вложить зеркало ему в руку так, что он даже не замечает подмены. Тем временем, она возвращается к кушетке и склоняется над телом, размазывая крем по синякам. Нос теперь выглядит чуточку прямее и расположен ближе к центру лица, но Тайлер всё ещё видит бугорок на переносице. Некоторые переломы никогда не заживают до конца. — Ладно, — она нарушает тишину и идёт к прибору. — Тут я почти закончила. Ты говорил, тебе нужно поменять масло? Тайлер отдаёт ей зеркало. Она забирает. — Насколько мы здесь в безопасности? Вы можете гарантировать секретность? Она хмурится: — Некоторые вещи мне приходится сообщать руководству. — Например? — Для начала — об убийствах. Обо всём, что нарушает закон. — Не думаю, что мы нарушили закон, — говорит Тайлер. — Не наша вина, что от нас отказались. Она кладёт зеркало в стол, встаёт рядом с прибором и смотрит на него, скрестив руки на груди. Она может закричать. Она может даже ничего не понимать. — Нет, — мягко говорит она и участливо улыбается. — Нет, в этом нет вашей вины. Они молча смотрят друг на друга. — Вам есть, куда пойти? — она уже тянется к столу за стопкой стикеров для заметок. — Я без понятия, что нам делать, — он снова начинает плакать, зарываясь пальцами в волосы, не беспокоясь о том, что крем может смазаться, или о том, что его щёки снова в этих грязных масляных пятнах. — Хэй, — говорит она, заканчивая писать, — вы будете в порядке. — Верно. Тайлер приклеивает стикер к бумажке с адресом клиники и убирает обратно в карман. — Я там жила раньше, — говорит она ему. — Он позволит вам остаться на несколько дней, возможно на неделю или даже больше, если будете вести себя тихо. Она снова пристально на него смотрит: — У вас…? Они будут искать вас? — У нас нет маячков. — Знаешь, я не глупенькая. Ресепшионист, что работает здесь, может, и не помнит, откуда он, но есть люди, которые это помнят. Они пытаются выскрести эти знания из нас на последнем тесте. Но иногда мы всё равно помним. Я помнила. На это ушло несколько лет, а затем я больше не могла смотреть на свою жену, как раньше. Я спросила её, знала ли она, что я не полностью человек, и она уставилась на меня с широко распахнутыми глазами и спросила, знаю ли я, что она тоже. Тайлер улыбается. — Мне приходилось раньше видеть подобные синяки, но никогда на тех из нас, кто всё ещё оставался в сознании — или почти в сознании, — она указывает на его лицо. Как по команде, тело на кушетке шевелится, словно только и ждало идеального момента для грандиозного появления. Сначала его ноги приходят в движение, колени сгибаются, а ступни упираются в упругий матрас, затем оно медленно вращает плечами. Оно потягивается, как бы ощупывая окружающую среду. Почти одновременно оно делает вдох и чихает, выстреливая большой порцией чёрного масла себе на ладони. — Оу, — говорит оно. Она, не отрываясь, смотрит на монитор. — О, Боже, — говорит оно, отнимая руки от лица и разглядывая паутину соплей между пальцами. — О, Боже, почему они такого цвета? Прежде, чем она успевает хотя бы пошевелиться, Тайлер делает это, не задумываясь. Он оставляет кепку валяться на стуле и подходит к кушетке, говоря так нежно, как только может: — Поднимешься для меня, — и человек на кушетке тоже двигается. Он послушно садится, придерживая голову руками. Тайлер берёт упаковку салфеток у неё из рук и очищает чужое лицо, насколько это возможно. Оно просто молча сидит. — Итак, — говорит она, — у тебя что-нибудь болит? — Голова раскалывается. — Что последнее из того, что ты помнишь? — Что-то о… я думаю, я был с одним из моих друзей, и мы стояли перед кирпичной стеной. — Вы были там по собственному желанию? — Конечно, да. Там же был один из моих друзей, — оно сгибает очищенные от масла пальцы. При этом оно выглядит немного восхищённо, а потом смотрит на Тайлера и говорит <спасибо>, и его глаза горят. Тайлер выбрасывает салфетки и возвращается на стул. — А его ты помнишь? — она указывает на Тайлера. Его реакция вполне ожидаема. Тайлер не позволяет ей на себя повлиять. — Нет, мне жаль. Я должен помнить? — Как тебя зовут? — продолжает она. — Ты помнишь это или ещё что-нибудь о себе? — На сто процентов уверен, что моё имя начинается на Дж. Погодите… Ага, оно начинается на Дж. Я парень, и… я думаю, я довольно хорош в общении с людьми. — <Он>, — обрывает его Тайлер. — Ты используешь <он>? Оно смотрит на Тайлера так, словно у него в голове самые настоящие шестерёнки, и они пытаются вертеться, среди паутины его мыслей. — Ага, — улыбается оно. — А ты? Ты тоже используешь <он>? Тайлер кивает. — Хэй, раз уж я не помню своего имени, и мы, кажется, неплохо ладим, как насчёт того, чтобы ты пока что называл меня <Дж>? А тебя как зовут? — Тайлер Джозеф. — Хорошее имя. Ты сам его придумал? — Нет… я… Это моё имя. Меня так зовут, — изгибает бровь Тайлер. И Дж начинает покачивать ногами. — Хорошее имя. Тайлера прошивает ещё одно дежавю, Тайлер смотрит на врача, которая внимательно следит за их беседой из-за монитора. Она кивает, почесывает подбородок, и говорит: — Память должна вернуться через пару часов, максимум, через день. Лучше всего проспать всё это время, особенно в вашем состоянии. И… Тайлер… — она смотрит на него. — Ты сказал, что тоже стукнулся головой, так? — Основной удар пришёлся на руку, но да. — Позволь мне… — Нет, — он не просто упрямится, его глаза снова наполняются слезами. — Я не хочу, чтобы вы это делали. Пожалуйста, не надо… — Окей, — она больше не смотрит на него, — я принесу вам новое масло. На этом она оставляет их вдвоём. Дж всё ещё болтает ногами, а Тайлер пытается прикинуть, какой опасности подверг себя, придя сюда. — Разве масло меняют не только в машинах? — спрашивает Дж. — Не думаю, что мы машины. — Нет, не машины — отвечает Тайлер и рассматривает то, что она приносит в руках, когда возвращается. Смена масла не может быть настолько элементарной, как выпить коробочку сока. Она вручает по одной Тайлеру и Дж: — Этого вам должно хватить на пару месяцев, но если вам понадобится новое раньше, или что-то ещё будет не так, вы всегда можете прийти сюда, и мы о вас позаботимся. Дж с хлюпаньем выпивает всё до дна и широко ухмыляется. Тайлер всё ещё прощупывает почву: — А нельзя, чтобы мы просто… зашли в какой-нибудь магазин и купили его сами? — Конечно, можно, но если бы ты действительно побывал там, то заметил бы, что большинство продуктовых магазинов, да и прочих заведений, на самом деле, предпочитают делать вид, что нас не существует. Тайлер подносит трубочку ко рту и всасывает. На вкус, как разведённый водой фруктовый пунш. — О чём это вы? <Делать вид, что нас не существует>. Я встречал кучу людей, которые принимали меня таким, какой я есть, и плевали на то, что частично я машина. Она сжимает губы, чтобы не рассмеяться: — Прошу прощение за то, что предположила иначе. — Всё в порядке. Она делает глубокий вдох: — Я могу позвонить, чтобы вас отвезли в тот дом, который я упоминала ранее. И, прежде чем вы уйдёте, полагаю, мне нужно сделать вам прививку от гриппа. На нас она работает не так эффективно, но всё же какая-то защита лучше, чем вообще никакой. — Хэй, — говорит Дж, — мы можем пить это, когда вздумается? Её губы белеют от того, как плотно она сжимает их: — Я бы советовала этого не делать. Мы можем усваивать всё то же, что и остальные, так что, возможно, настоящий фруктовый пунш покажется вам вкуснее. Дж улыбается. Тайлеру знакома эта улыбка. — Спасибо вам, — повернув голову в её сторону, говорит Тайлер. — Без проблем, — она замирает на мгновение, словно собирается сказать что-то ещё, но, в конце концов, трясёт головой и уходит, чтобы принести вакцину от гриппа.*
Она перехватывает Тайлера по пути в комнату ожидания, крепко хватает его за локоть и тянет назад, смотрит прямо ему в глаза и строго говорит: — Тебе необходимо кому-то доверять. Инстинкты подсказывают плюнуть ей в лицо, но он знает, что это не закончится ничем хорошим, даже если белых халатов нет поблизости. — Почему? — спрашивает он, это глупый вопрос. — Потому что, хочешь — верь, хочешь — нет, людей, которые побывали на твоём месте, больше, чем ты думаешь. Он вырывает руку из её хватки, и на его лице лишь отвращение. — Да почему все считают, что я жажду мести? Если это в вашем стиле, сами и мстите. Не приплетайте меня. Я всего только хочу прожить свою жизнь и… — Нет, это не то, — она хмурится и снова берёт его за руку, на этот раз нежнее, как бы прося прощения. — Это не месть в обычном её понимании. То, что они делают, неправильно. И ты живое тому доказательство, и, думаю, он тоже. Она кивает на Дж, который болтает с ресепшионистом. Он глупо улыбается и жестикулирует, попутно поправляя кепку так, чтобы она смотрела козырьком назад, потому что больше нет необходимости что-либо прикрывать. — Коррупция, судебные иски, — продолжает она, — их можно приструнить и в гражданской форме. Тебе нужно доверять людям, чтобы побольше узнать о себе. Я знаю твоё имя. Если ты расскажешь мне свою историю, я… Он обрывает её и говорит: — У меня в мозгу желудок. Моё имя — это всё, что у меня есть. А ещё он говорит: — Спасибо за всё, что вы сделали. — Пожалуйста, — с сожалением во взгляде говорит она. Дж говорит: — Хэй, Тайлер, — и больше ничего. Он говорит <Хэй> просто потому, что может, потому что ему хочется сказать это. Он говорит: — Хэй, — и улыбается. Тайлер думает, что его предназначение заключено в этой улыбке. Это так жалко, думает Тайлер. Дж продолжает улыбаться: — Идём. — Окей. И Дж ведёт его на улицу, к машине, которая отвезёт их в новый дом.*
В доме с типичным виниловым сайдингом и въевшейся в бетонный фундамент грязью свет горит только в одном окне. Он исходит от лампы, и Тайлер задумывается, сигнал ли это. На улице ещё светло. Вечер уже поздний, но это неважно, потому что солнце ещё не село. Где-то вдали оно уже начинает клониться к горизонту, и в предзакатном свете они добираются до входной двери. Машина дожидается на обочине, наблюдая за ними. Им не нужно платить. Водитель обязан удостовериться, что они без проблем попадут внутрь. Когда они стучат, ни один из них не знает, кто окажется по ту сторону. Стучит Дж. Тайлер пялится на фургон на подъездной дорожке. Пялится на солнечные батареи на крыше. Пялится на Дж. Дж бледный и трёт глаза. Ему нужно выспаться. Он снова стучит. Когда дверь открывается, машина уезжает. Открывший им дверь мужчина болезненно худой; несмотря на тёплую погоду, на нём несколько слоёв одежды. Он держится за лацканы куртки, натягивая её ещё плотнее, и скашивает глаза: — Да? Тайлер показывает ему стикер, надеясь, что тот узнает почерк, но он только сужает глаза. — Можно нам остаться здесь на несколько дней? — спрашивает Тайлер и прибавляет: — Мы будем вести себя тихо. Позади мужчины двигаются в разной степени раздетые люди. Воздух плотный, как в тумане, только это не туман. Они готовят дешёвую еду. — Нам просто нужна кровать. На самом деле, даже необязательно кровать. И да, мы будем вести себя тихо, — говорит Дж. — У меня есть свободная комната, — говорит он. — Она маленькая. Вы двое вместе? — Мы можем спать на одной кровати, если вы об этом. — Ага, точняк. Именно об этом я и спрашивал. Следуйте за мной. Вытрите ноги о коврик. Третьей хорошей новости нет. Может, это ладан. Туман расступается, когда они проходят вглубь дома. Витиеватые клубы дыма тянутся от пустых цветочных горшков, от палочек в жестяных банках, от крошечного уголька, зажатого между чужими пальцами. Тайлер не осознаёт, что потерянно блуждает в дыму, пока пальцы Дж не находят его и не показывают ему дорогу. Он мягко тянет его за собой и шепчет, склоняясь к уху Тайлера: — Не бойся так сильно, окей? Я здесь. Вполне логично предположить, что вслед за обильным дымом в уши ударит громкая музыка. Однако она размеренная, и самое громкое, что Тайлер слышит, — как кто-то пытается перевернуть поджаренный сыр на кухне, и слабое бормотание телевизора за закрытыми дверями. Они проходят мимо целой вереницы закрытых дверей. Тайлер сбивается со счёта и смотрит себе под ноги. — У нас тут стандартный набор каналов. Ванная — последняя дверь налево. Не могу пообещать чистых полотенец, что пиздецки странно, потому что стиралка постоянно работает, — говорит мужчина, замедляя шаг, когда они достигают открытой, но сломанной двери. Он кивает в ту сторону и снова натягивает куртку плотнее за лацканы. Тайлер смотрит прямо Дж между плеч. — На кухне есть еда. Если вы выполните своё обещание вести себя тихо, я дам вам немного травки, которую выращиваю на заднем дворе. Дж улыбается: — Очень щедро с вашей стороны. Не думаю, что мы задержимся тут надолго. Просто нужно место, чтобы поспать, пока не пройдёт мигрень. — Мы все через это прошли. В таком случае, у меня ещё есть, эмм, таблеточки, которые моментально вас вырубят. — Мы как-нибудь сами справимся, но спасибо. Не уверен, что мне когда-либо предлагали наркотики прежде. — Хорошо, что вы отказываетесь от них. Не принимайте наркоту, — он указывает пальцем на Дж, и кружит им около Дж, чтобы указать на Тайлера. — Что ж, обычно меня можно найти на диване, но, если что, моя комната первая дальше по коридору. Позовите кого-нибудь, если что-то понадобится. Мы тут все друзья. — Как ваше имя? — спрашивает Тайлер. — Мистер Мистер, — отвечает мужчина после небольшой заминки. — Не очень-то оригинально, — хмурится Тайлер. — Оно и не должно быть оригинальным. Это просто моё имя. Дж хочет спать. Он говорит: — Сладких снов, — и идёт в комнату, и Тайлер идёт следом, потому что Дж уже начал закрывать дверь. И как только дверь закрывается, Дж начинает отключаться. Он падает на кровать и обхватывает голову руками, зарываясь пальцами в волосы и скидывая кепку на пол. — Иногда это слишком утомительно. — Что именно? — Тайлер пытается нащупать лампу на прикроватной тумбочке. Свет тусклый, но его достаточно, чтобы они могли видеть. Отпинывая обувь в сторону и притягивая ноги к груди, Дж бормочет: — Быть милым. Их комната размером с обувную коробку. Им приходится ютиться на уже разобранной односпальной кровати с четырьмя подушками и тремя ножками. Рядом с дверью у стены стоит стол, больше похожий на парту, чем на стол, но даже так, он едва ли справляется со своей функцией. Стены усыпаны углублениями от кнопок и гвоздей, а раскачивающийся из стороны в сторону вентилятор на потолке, едва ли не повод немедленно убраться отсюда раз и навсегда. Но благодаря всему этому, ощущение дома здесь сильнее, чем где-то ещё. Потому что всё это говорит о том, что здесь не живут кивающие и почёсывающие подбородки белые халаты в очках. По крайней мере, у них под ногами ковёр, и крыша над головами. — Знаешь, ты не обязан быть милым всё время, — говорит Тайлер. — Нет, ты не понимаешь. — Ты ни с кем не обязан быть милым. — Мне необходимо быть милым. Это часть… моей работы. Тайлер кладёт ушные устройства на прикроватную тумбочку в качестве пресс-папье для прочего бумажного хлама из его кармана, а потом снимает ботинки. — Так ты начинаешь вспоминать. — Я начинаю понимать, что ступил, когда отказался от тех наркотиков. — Тебе не нужно быть милым со мной. Если ты устаёшь быть милым, со мной можешь этого не делать. Дж роняет руки, опуская локти на колени. Он всё ещё в носках и цепляется за металлический каркас кровати пальцами ног: — Я не могу грубить тебе. Ты спас мне жизнь. Тайлер чувствует, как кровь приливает к щекам. Неуклюже, в неловкой спешке он переступает с ноги на ногу. Он изо всех сил старается не смотреть избегать зрительного контакта, но в итоге проваливает эту миссию. Ему больно смотреть на Дж. Грудь сдавливает, и создаётся впечатление, что чья-то рука держит его за горло. Ему требуется несколько мгновений, чтобы понять, что это его собственная рука. Он роняет её. Он спрашивает: — Думаешь, это было эгоистично с моей стороны? — Ты серьёзно спрашиваешь, было ли спасение моей жизни эгоистичным? — Ага. — Почему? Тайлер вздрагивает. Он ведёт рукой вниз и расстёгивает первую кнопку комбинезона. Дж трясёт головой: — Может, это и было эгоистично. Я не до конца понимаю, что происходит. Тебе нужен свет? Тайлер гасит лампу во время ответа. — У тебя мигрень? — Да. Кровать трещит, когда Дж откидывается на спину и откатывается, откатывается, откатывается, пока не прижимается вплотную к стене. Кровать стоит вплотную к стене, и Дж занимает правую сторону. Тайлер не против: ему всё равно больше нравится спать на левой. — Спи давай, — говорит Дж, приподнимая голову, потому что Тайлер тыкает в одеяло. — Мне холодно. — Это не было милым с моей стороны. И они улыбаются. Дж садится и Тайлер забирается в кровать. Каждый из них тянет за свой уголок одеяла, пока они устраиваются. Под ним холодно. Тайлер дрожит и переворачивается на живот. Им нужно больше одежды. — Не возражаешь? — спрашивает Дж и придвигается поближе к Тайлеру, кладя руку ему на поясницу. Тайлер опять краснеет. Потому что он увлечён. — Я не буду возражать, если ты… позволишь себе больше. Дж позволяет. Он просовывает руку Тайлеру под бок и сгребает его в охапку, притягивает его ближе, и Тайлеру внезапно становится наплевать, что головой Дж упирается в его голову. — Может быть, утром, — говорит Дж, Тайлер чувствует макушкой, как двигается его челюсть, — я вспомню, как меня зовут. Вместо привычного шума крови, бегущей по венам, Тайлер засыпает под храп Дж. И этот звук прекрасен.*
Он просыпается от лунного света. Он снова в том контейнере, Дж в коме. Он снова в том контейнере, и только благодаря алфавиту он ещё не сошёл с ума. Он снова в контейнере. Бензином не пахнет. Тайлер знает, что контейнер нереален, но, прежде чем пробудиться, его разум на мгновение верит в это. Во всём виновата луна. Грязные раздвинутые занавески не могут укрыть его от лунного света, который шёпотом приказывает ему открыть глаза. И вот его глаза открыты, они вращаются в глазницах, пока не фокусируются на смутных очертаниях человеческой фигуры, стоящей перед кроватью. Они смотрят прямо, поворачиваются к телевизору, что стоит на столе, который парта, а не стол, и прислоняются к ножке кровати. Рука поднимается вверх — рука тени ампутируется по локоть. Они заслоняют собой почти весь телевизионный экран, подсознательно убеждаясь, что Тайлера не разбудил свет телевизора. Но он не спит. И его разбудила луна. Он поворачивается на спину, кладя руку за голову, и говорит: — Дж? Плечи Дж дёргаются, вверх-вниз, и он шепчет: — Ага. С коробочкой сока в руке Дж усаживается на металлическую спинку кровати. Это неразумно, но он всё равно это делает. — Ты в порядке? — он не может удерживать равновесие там слишком долго. На кровати безопаснее. Тайлер скрещивает лодыжки. — Думаю, да. Голова не болит. — Моя немного… онемела. Боль, я имею в виду, — боль прошла, — Дж протягивает Тайлеру коробочку сока. На этот раз он настоящий, а не просто разбавленная водой версия, служащая для того, чтобы их слёзы как можно больше походили на человеческие. — Тебе нужно ещё поспать, — Тайлер передаёт коробочку обратно Дж после очередного глотка. Дж пожимает плечами, как будто это предложение — полнейшая чушь. Может, сейчас так оно и есть. Может, он не в состоянии уснуть. — Вспомнил что-нибудь? — Тайлер поднимает и опускает руку. — Я… я не знаю, что я вспоминаю. От воспоминаний меня начинает… тошнить, — Дж хлюпает соком, покусывая зубами кончик трубочки, пока он не сплющивается. Тайлер пялится на него. — Может, это от сока, — предполагает он, осторожно поглаживая живот, срабатывает эффект плацебо. — Нет, это другое. Я думаю… мне по-настоящему страшно, Тайлер. Тайлер двигается вперёд, и Дж делает то же самое. Его лоб утыкается Тайлеру в плечо, Дж сползает всё ниже и ниже, пока снова не превращается в полутруп. Для Тайлера это не проблема; Дж пристроился к его здоровой стороне, его локоть всё ещё довольно чувствителен, когда он вытягивает руку. — Почему тебе страшно? Ты боишься, что я стану тебя осуждать или смеяться над тобой? — Мне — просто — страшно, — с коробочкой сока в руке Дж толкает Тайлера, чтобы тот лёг на спину, и он почти стукается об изголовье кровати. Тайлер тянет Дж за футболку, просовывает руки под чужие плечи, приподнимает и дёргает на себя, заключая в объятия. И Дж не против. Он двигается, принимая нужную форму. Оплетает руками талию Тайлера, и Тайлер чувствует, как остатки сока текут ему на поясницу, когда Дж стискивает его, цепляясь за него изо всех сил. — Вспомнил, как тебя зовут? — шепчет Тайлер, глядя на экран телевизора, где идёт какой-то ночной комедийный сериал. — Это пугает меня сильнее всего, — говорит Дж Тайлеру в грудь. — Может инициалы, — пробует Тайлер. — Мои — ТРДж. А у тебя? Дж берёт паузу, чтобы сделать вдох: — Раньше были ДжУД. Может, Дж и не должен ничего вспоминать. Может, его миссия не такая, как у Тайлера, от которого требовалось помнить. Может, предназначение Дж в его симпатичном личике. Тайлер крепче обнимает Дж. — Я думаю, там другая буква, или я что-то где-то спутал. — Какая буква? — Тайлер накручивает на палец кудряшку у Дж за ухом. Он легонько тянет, так что это почти не чувствуется. — Ещё одна Дж. Тайлер упирается языком в щёку. Сначала он ничего не говорит, но потом: — Нормально, если ты мало, что помнишь. Я тоже помню совсем немногое. Дж перегибается через Тайлера и бросает коробочку из-под сока на тумбочку. На месте, где лежит Тайлер, мокро, так что он крутится, и Дж перемещается за ним на другую сторону кровати, так что Тайлер теперь, как и положено, лежит слева. — А ты-то почему ничего не помнишь? — спрашивает он, ведя большим пальцем по переносице Тайлера. — Что-то пошло не так, когда они меня собирали. Так что у меня вместо мозга в голове желудок. Я не знаю, впрочем, это ли причина того, что мои воспоминания не возвращаются, из-за моей… неисправности. Я, я… я думаю, они бы запросто могли поставить мозг на его законное место. Или могли бы убрать у меня из головы желудок. Я не знаю. Дж проводит подушечками больших пальцев по щекам Тайлера, собирая слёзы. — Я не знаю, — повторяет Тайлер. — Это ничего, — говорит Дж и улыбается — пытается улыбнуться. Тайлер знает, что это больно. — Разве? — Ага. Мы можем выяснить всё это вместе. Тайлер улыбается, и ему тоже больно. — Сперва, — Дж приподнимает брови, — я понятия не имел, о чём ты говорил секунду назад. <Собирали меня> звучит, типа… странно, знаешь ли? Но, когда ты это произнёс, думаю, теперь мне стало ясно. Возможно, — Дж кладёт ладонь на грудь Тайлера. Не убирая её, он говорит: — Думаю, я… Когда мы были в клинике, мы выпили масло, и нам стало лучше. И, типа, чел, это чутка крипи, если люди вот так запросто пьют масло, но мы и не люди, да? Тайлер не может отвернуться: — Ты уже знаешь ответ. — Знаю. Этого я тоже боюсь. У Дж на переносице россыпь веснушек. Синяки мешали их разглядеть, но теперь Тайлер видит. Тайлер хочет пожать руку каждому ангелу, который оставил эти чудесные точечки у Дж на коже. — В этом мире столько всего, а я только начинаю вспоминать крошечные кусочки. Мне снился странный сон, где мы были роботами, но… видимо, это не так уж странно. — Ага. Дж складывает губы трубочкой и выпускает воздух, его щёки сдуваются и он качает головой. — Меня от этого просто… — Тошнит, ага. Ты уже говорил. Постарайся уснуть обратно. Тебе нужно набраться сил, — Тайлер укутывает их одеялом, и они устраиваются поудобнее, каждый на своей стороне. — Посмотрим, как будем чувствовать себя с утра, — продолжает Тайлер, — и тогда уберёмся отсюда. Звучит хорошо? Дж согласно кивает. А затем улыбается. И внезапно Тайлер благодарен, что никто не выключил телевизор. Сердце у него в груди колотится почти до боли сильно. — Ты считаешь овечек, когда не можешь уснуть? — спрашивает Дж, поправляя одеяло так, чтобы Тайлеру было чем укрыться. Тайлер не спорит и не отказывается разделить его. — Я повторяю алфавит, — отвечает он. — Серьёзно? — Alpha, — начинает Тайлер. — Bravo… Charlie… Delta… — Echo, — выдыхает Дж, и его глаза закрываются, губы приоткрываются, и он снова начинает похрапывать. — Foxtrot, — шепчет Тайлер.*
Тайлеру снятся золотые кольца и голуби в небесах. Он просыпается в слезах, большим пальцем Дж стирает слёзы с тёмных кругов у него под глазами. За время этого короткого сна никто из них не сдвинулся, но теперь, вместо того, чтобы лежать параллельно друг другу, не дотрагиваясь, они касаются. — Всё хорошо. Тайлер, Тайлер… — приговаривает Дж, успокаивая его. Тайлер мотает головой. И Дж тоже мотает. — Нет, Тайлер, всё хорошо. Всё в порядке. Ты в порядке. — Как ты можешь быть настолько в этом уверен? — Не знаю, — теперь очередь Дж притягивать Тайлера к своей груди, где Тайлер позволяет себе уткнуться носом в воротник футболки Дж и дышать. Они дышат в унисон. Вот и четвёртая хорошая новость. — Спасибо, — говорит Тайлер. Медленно, убийственно медленно, Дж ведёт пальцами по кромке волос Тайлера. Кончики его пальцев мелко дрожат. Они посылают мурашки по коже, и Тайлер совсем не против. Дж поворачивает голову и, сузив глаза, смотрит на грязные раздвинутые занавески. — Поспи, ладно? Возвращайся ко сну. Мы можем уснуть обратно. Ещё темно, видишь? Можно поспать подольше, — Дж пробирается пальцами в волосы Тайлера, убирая их со лба. Этот жест тоже очень знакомый. Ему знакомы руки Дж. Приподнятый уголок губ Дж тоже знакомый. — Это просто плохой сон, — говорит Тайлеру Дж. — Это было не взаправду, — говорит Тайлеру Дж. — Засыпай, — говорит Тайлеру Дж. Тайлер трёт глаза костяшками пальцев: — Я постараюсь. — Повторим алфавит, да? Alpha… Bravo… Charlie… Дж выключает телевизор. — Echo, — говорит Дж. — Delta, — поправляет Тайлер. — О, — в лунном свете Дж выглядит таким юным. Он улыбается. — Delta, точно. А потом… Echo. — Foxtrot, — говорит Тайлер. Тайлеру не снятся сны. Они спят три дня.*
Когда они, наконец, просыпаются, мистер Мистер склоняется над ними, держа зеркало под носом — сперва у Дж, затем у Тайлера. Проверяет, дышат ли они. Дышат. Первым просыпается Тайлер, встречаясь взглядом с рукой мистера Мистера, зависшей над его плечом, чтобы потрясти и разбудить его. У него болят брови от того, как сильно он хмурится. — Я уже начал переживать за вас, — говорит мистер Мистер, перекладывая зеркальце из одной руки в другую. — Последний раз я видел вас несколько дней назад, когда столкнулся с твоим другом на кухне. Он прихватил с собой сок и пожаловался, что у него чертовски раскалывается голова. Я снова предложил ему те таблеточки, и он взял их вместе с соком, так что не удивительно, что я предположил, что он мёртв… или что-то такое. Но раз вы оба дышите, то… никто не умер. — И часто люди умирают после того, как вы даёте им наркоту? — Случается. — Что вы ему дали? Дж сказал, что его боль ослабла. Тайлер с усилием садится. Дж отворачивается к стене. — Нужно вставать, — говорит мистер Мистер, — я ценю чужой сон равно, как и свой собственный, но спать всё время не выход. Не знаю, через что вам двоим пришлось пройти, прежде чем вы попали сюда; это место не для элиты, и его можно найти, только если кто-то о нём расскажет. Очевидно, что вам нужно было побыть здесь. Но ещё очевидно, что вы не можете просто прожигать свою жизнь в этой комнатушке только потому, что вам изменила удача и вам больше некуда пойти. Может, это прозвучит, будто я хочу выгнать вас. Это не так. Я хочу помочь. — Помочь. Мистер Мистер почёсывает подбородок: — Разбуди своего друга. Прогуляйтесь. Я придержу комнату для вас. Повешу табличку <Мест нет>, — чуть тише он добавляет: — Пожалуйста, выйдите хотя бы на задний двор. Вам не повредит капелька солнечного света, хотя бы на пару минут. Помочь встать? — Думаю, я… — Давай-ка помогу, — мистер Мистер снова наклоняется, теперь обхватывая Тайлера за талию. Тайлер не сопротивляется. Он и не осознаёт, насколько ослаб, пока не поднимается на ноги и перед его глазами не начинают кружиться звёзды. — Вот и хорошо, — говорит мистер Мистер, хотя он всё ещё растирает плечи Тайлера и не отпускает его, пока тот не может самостоятельно удерживать равновесие. — Хочешь, помогу твоему другу? — спрашивает мистер Мистер, и Тайлер молча кивает. Он наблюдает, как Дж приходит в себя. Он открывает глаза. Это хорошо. Дж тоже ослаб. Он поднимается на ноги не сразу, потому что это ни при каком раскладе не закончилось бы хорошо. Нет, как только мистер Мистер ставит его на ноги, Дж тут же обратно садится на краешек кровати. — Ничего, — мистер Мистер склоняется до уровня лица Дж, касаясь рукой его щеки. — Не торопись. Его пальцы порхают с шеи Дж на его подбородок. Мистер Мистер хмурится, когда Дж разлепляет губы, откидывая голову назад и шепча что-то, что Тайлер не может разобрать, но мистер Мистер точно может, потому что он легонько шлёпает Дж по щеке: — Держи свои мысли при себе. Для начала тебе придётся хотя бы купить мне обед. Тайлер снова хмурится. Следующая попытка мистера Мистера помочь Дж встать оканчивается успехом. — Идите на кухню. Первая дверь отсюда. Сегодня не так уж и жарко. Каким-то образом им удаётся попасть на улицу без приключений. Тайлер не помнит, как шёл сюда, не помнит, чтобы проходил мимо кого-нибудь или видел кого-то в доме, но сейчас это не важно. Они с Дж на качелях на заднем дворе рядом с марихуановым садиком и впитывают столько солнечного света, сколько могут. Это приятно. — Поговори со мной, — просит Дж. Он поджимает пальцы на ногах. Во сне он стянул носки. И ни он, ни Тайлер не потрудились обуться, прежде чем выйти из дома. Небо голубое. — О чём ты хочешь поговорить? — Тайлер играется с кнопками на комбинезоне. — Я думаю, ты сообразительный. То есть, типа, твой голос… звучит, как будто ты соображаешь. Как будто знаешь, о чём говоришь, и я могу слушать тебя часами, — Дж пожимает плечами, и Тайлер тоже, больше потому, что у него нет слов, чем чтобы скинуть одежду. Солнце согревает плечи, всё ещё частично скрытые чёрной тканью майки. Такое ощущение, что к коже снова возвращается здоровый цвет. Правильное ощущение. Он оглядывает двор, окружающий мир, и на мгновение, всего на секунду, его желудок пронизывает боль. Он решает это проигнорировать, завязывая рукава комбинезона вокруг талии. — Что ты помнишь? — Всё, кроме того, кто я такой, — быстро отвечает Дж. — Я тоже умею слушать, — говорит Тайлер. — Поговори со мной. Мистер Мистер идёт к ним, неся в руках две тарелки с бульоном и ложки. Они жадно набрасываются на куриный суп с плавающими кусочками крекера, и мистер Мистер ругает их не за то, что едят слишком быстро, а потому, что они делают это неряшливо. — Я не захватил для вас салфеток, — говорит он. Дж извиняется. — Вы знаете, почему мы здесь? Вы сказали, что это очевидно, но вы знаете, почему на самом деле? — спрашивает Тайлер. Оттягивая подол куртки, мистер Мистер усаживается на траву. Ему наплевать, если от травы останутся пятна, или он испачкается. Он садится, потому что настало время рассказать историю. — Я знаю, что вы пришли из той клиники, — начинает он, — потому что узнал почерк врача. Мы раньше трахались. Однажды она сказала, что намерена убраться отсюда, чтобы стать врачом и помогать таким, как мы. Так она и сделала. Стала врачом, женилась, открыла ту небольшую клинику и с тех пор присылает сюда всех, кому нужно место, чтобы переночевать. Я даю им кров, пока они не начинают слишком дебоширить. Вы двое просто очаровательны. — Мы проспали почти всё время нашего пребывания тут, — говорит Тайлер. — Пофиг. Суть в том, что за хорошее поведение полагается награда, — он почёсывает затылок. — В своё время я видел много людей, которым изменила удача. Некоторые не протянули и ночи. Большинство из них не… они не… Ладно, давайте скажем так: они не были похожи на вас двоих. Я и не припомню, чтобы мне попадался кто-нибудь вроде вас. Ага, я уверен, что вы намазались каким-то чудо-кремом от синяков на лице, но они никогда не срабатывают так быстро, как написано на упаковке, знаете ли. И потом, жалобы на мигрень? Не нужно быть гением, чтобы выяснить, что случилось. Окей… беру слова назад. Не нужно быть гением, но нужно быть одним из нас или обладать довольно обширными знаниями о нас, чтобы это вычислить. — Что вы имеете в виду? — спрашивает Дж с тарелкой супа на коленях и ложкой застывшей на полпути ко рту. — Никто не сбегал раньше, вот, что я имею в виду. Люди просто не… покидают то место, пока не пройдут тест. — Но я выполнил все их тесты, — говорит Дж. — Прошёл все испытания. Надевал одежду, и выходил наружу на целый час, ещё я ходил в магазин за покупками, и они показывали мне животных и позволили жить в собственной квартире, завести друзей, пойти на работу. Я не сбежал. Тайлер пялится на Дж. — Но они вернули тебя назад, не так ли? — подмигивает мистер Мистер. — Они сказали тебе, зачем? Обыкновенная проверка? — Ага, — запнувшись, говорит Дж. — И что случилось потом? — Один из моих друзей проводил меня по коридору и… — Дж смотрит вниз. — У меня никак не прекращались головные боли и боли в груди. Все мои друзья жаловались, что я слишком много плачу. Один из них, эта девушка, она сказала, что я был чересчур милым. Однажды я принёс ей цветы, а о-она сказала, что я пытался её придушить. Конечно, я вернулся обратно. Я хотел узнать, вдруг со мной что-то не так. А врачи там просто взглянули на меня и сказали, что со мной всё в порядке. И, несмотря на провода у меня под кожей и улыбки у них на лицах, я поверил им, когда они сказали, что со мной всё в порядке. С чего мне было не поверить, да? С чего бы им лгать мне о чём-то таком? — Когда они меня выбросили, — Тайлер переносит вес так, чтобы сидеть лицом к Дж, суп покоится на его коленях, — они сказали мне, что если выкинут меня сейчас, это принесёт им больше выгоды. Они получат больше денег, если скажут, что с самого начала я был неудачей. Может, и с тобой так же. Я не знаю. Дж вытирает глаза. — Я выбрался оттуда и не помнил нихуя, когда они высадили меня здесь, — мистер Мистер теребит ноготь на большом пальце. — Не <здесь> в смысле района. <Здесь> в смысле… в мире. Их последний тест заставляет тебя забыть о том, что ты когда-то у них был. Раньше мало, к кому возвращались эти воспоминания, но теперь такое происходит всё чаще. Возможно, новые модели упрямее. Возможно, у нас есть кто-то на стороне, кто пробрался в их ряды и пытается уничтожить их изнутри. Мы умеем удалять маячки. От своих вы избавились. Они бы нас поймали, если бы вы всё ещё числились у них в системе. Если вы пробудете тут достаточно долго, хотя бы столько же, сколько и я, они и ухом не поведут, когда обнаружат маячок в какой-нибудь мусорке или увидят, что он не двигался несколько недель или месяцев. Нас тоже можно убить, совсем как людей, и мы умираем точно так же, как все остальные. А я? Я спрятал маячок в кормушке для птиц и ушёл. — Так мы… м-мы не должны тут сейчас находиться. — говорит Дж, переводят взгляд на Тайлера. — Тебя выбросили вместе со мной? Так? И ты меня спас. — Они швырнули меня лицом в ту стену и сбросили вниз по желобу для мусора… Я даже сознание не потерял. Должен был, когда они разбили мне голову, но не потерял. А потом упал ты. Слушай, может, тебе это так же трудно понять, как и мне, но я просто не мог позволить сборщикам забрать тебя. Они мне помогли. Помогли нам. — И вот вы оба здесь, — мистер Мистер указывает на каждого из них дрожащими указательными пальцами. — Я невъебенно счастлив, что вы двое пережили первую и последующие ночи. Хочется верить, что вы будете просыпаться каждое утро. Ну, или полдень. Тайлер помешивает суп ложкой, играясь размокшим крекером. — Я думаю, нам нужно уйти. Вы нам поможете? — говорит Дж позади него. Вместо того, чтобы уговорить их остаться, мистер Мистер кивает и в очередной раз предлагает свою помощь.*
Они возвращаются на кухню и стоят около стола, пока мистер Мистер бродит по дому, словно следуя какому-то плану у себя в голове. Он разговаривает сам с собой и считает на пальцах, каждый раз, когда проходит мимо них. Часы над плитой показывают пять. В это время бодрствуют только они трое. В отличие от окружающей среды и удачи мистер Мистер хочет, чтобы с ними всё было в порядке. Возможно, его смелости хватило только на то, чтобы проведать их позже днём, или он проспал весь день и проснулся всего несколько часов назад. Тайлер не спрашивает, почему Дж думает, что им следует уйти. Спор может привести к драке, а драка — к расколу. Каким бы жалким это ни казалось, но присутствие Дж рядом жизненно необходимо Тайлеру, чтобы нормально функционировать. Когда мистер Мистер проходит мимо кухни в энный раз, Тайлер кладёт руку на изгиб спины Дж. Он чуть сжимает пальцы, слабо царапая, не упуская того, как Дж при этом закрывает глаза, не упуская, как Дж вздрагивает — почти яростно — и уклоняется от прикосновения Тайлера. — Не здесь, — оправдывается он, быстро прибавляя: — Я объясню позже. И этого достаточно, чтобы Тайлер не потерял самообладание в этот самый момент. — Окей, я собрал сумку. По правде, тут самые простые вещи, — мистер Мистер ставит сумку на кухонный стол и встаёт напротив них. — Ещё тут два мобильника. Если они сломаются, просто дайте мне знать. Я записан в каждом из них под именем <Da>. — Властям о вас известно? — спрашивает Тайлер. — Поэтому вы не можете использовать обычное имя? — Ты действительно поверил, что меня зовут <мистер Мистер>? — С чего бы вам лгать о своём имени? Это же ваше имя. — Моё настоящее имя, моё кодовое имя — мне просто хочется быть в безопасности. Я не говорю, что вас схватят в ту же секунду, как вы сделаете шаг за порог, но я всего лишь предупреждаю. Ладно? Итак…не беспокойтесь на их счёт. В официальном описании моей работы это место значится реабилитационным центром для травмированных пациентов. Хотите — верьте, хотите — нет, но эти мобильники вызывают не больше подозрений, чем травка у меня на заднем дворе. Всем наплевать на подобные вещи, если они происходят на территории реабилитационного центра для травмированных пациентов. Улавливаете мысль? — Травмированным пациентам необходимы мобильные устройства и немного попыхтеть больше, чем кому-либо в этом мире, — продолжает мистер Мистер. — Им наплевать, что вы раздаёте телефоны и оплачиваете их, потому что можно сказать, что вы снабжаете ими пациентов, чтобы помочь им начать новую жизнь вдали от тех, кто причинил им вред в прошлом, — говорит Дж. — Верняк, — мистер Мистер затягивает шнурок на сумке. — Я положил немного наличных во внутренний карман. Глупый вопрос, конечно, но хотя бы у одного из вас есть что-то вроде удостоверения личности? — Зависит от того, считаете ли вы, что нам безопасно возвращаться в мою старую квартиру. Дж вздыхает и поворачивается к поджавшему губы мистеру Мистеру: — Полагаю, с моей стороны было слишком наивно рассчитывать на это. — Я тоже так думаю, поэтому оставил вам адрес одного из моих друзей на бумажке, которую нашёл у вас в комнате. Она этим займётся. — С ней вы тоже спали? — спрашивает Дж, пока Тайлер тянется вперёд за сумкой и притягивает её поближе. Она тяжелее, чем он ожидал. — Спали ли мы в одной кровати? Да. Трахались? Неа, она только по девочкам. Кстати, я вам ещё одежду положил. Постарался подобрать что-то по размеру, — он пожимает плечами. — Вы уверены, что хотите уйти сейчас? Откровенно говоря, вы оба выглядите абсолютно дерьмово. — Вы положили сюда те ушные устройства? — Тайлер привлекает к себе внимание, кивая и закидывая сумку за спину. Дж суживает глаза. — Да, — говорит мистер Мистер. — Нам, правда, нужно уходить. Мы планировали остаться только на время, пока не пройдёт мигрень, — Дж снова пытается поддержать беседу. Он внимательно наблюдает за тем, как Тайлер выходит из кухни и идёт в спальню. Тайлер натягивает ботинки и поднимает с пола кепку. Он убирает волосы со лба и надевает её. Дж она больше не понадобится. Тайлер подбирает носки Дж, сворачивает их в узел, после чего берёт ботинки Дж и выходит из комнаты. — Вам всегда тут рады, — говорит мистер Мистер, — и я говорю это серьёзно. Дж надевает носки и ботинки, улыбаясь Тайлеру. — Спасибо, — говорит он ему, а потом поворачивается к мистеру Мистеру, всё ещё завязывая шнурки и ему тоже говорит: — Спасибо. Я не забуду вас. — Идите уже. Я попрошу кого-нибудь вас отвезти. Иначе я расплачусь.*
Они добираются до нужного дома чуть позже пяти-тридцати. Она открывает им дверь в пижаме, с зубной щёткой во рту и с мешками под глазами. — Только что получила его сообщение, — говорит она. — Заходите. Подождите в комнате в конце коридора. Комната в конце коридора оказывается спальней с рабочим пространством, где двухместный диван удобно и органично соседствует с компьютерным столом. Дж садится на диван, и Тайлер плюхается слева. Пока она полощет рот, Дж приобнимает Тайлера за плечи. Он ничего не говорит и поглаживает бицепс Тайлера. Тайлер улыбается. — Держи голову выше, — Дж похлопывает его по спине прежде, чем убрать руку. — Только удостоверения? — она заходит в комнату всё ещё в пижаме и не туго убранными назад волосами. — А что ещё вы можете предложить? — спрашивает Тайлер. — В основном, удостоверения, но я могу подделать подписи или рецепт на лекарства. Нужно что-нибудь в этом роде? — Ничего такого. Просто удостоверения. — Хорошо. Тайлер мало, что знает об этом. Он в курсе об удостоверениях личности с фотографиями и о паспортах, но скоро он понимает, что она не собирается доставать камеру, или хотя бы что-то похожее на камеру. Вместо этого, она использует кусочек бумаги и карманный ножик. Дж съезжает вперёд, пододвигаясь на самый краешек дивана. — Вот, — говорит он без особой необходимости и протягивает руку. Она укалывает его большой палец. Он ждёт. Она роется в ящике стола, вытаскивая оттуда чуть большую по размеру копию того, что лежит у Тайлер в сумке. Она крепит устройства к ушам Дж и откидывается на кресле, кожа характерно поскрипывает. Она кликает что-то в компьютере. Тайлер не дышит. Он снова держит себя за горло. На месте крошечной дырочки у Дж на пальце формируется красная бусинка. Для следующего шага Дж встаёт; он прижимает палец к кусочку бумаги, оставляя идеально овальный кровавый отпечаток. Тайлеру не хочется дышать. Дж садится обратно. Она принимается что-то печатать. — Вам нужны водительские права? — спрашивает она. — Да, — говорит Дж, — это было бы полезно. Она машет рукой, чтобы кровь побыстрее высохла. Тайлер думает, что она свернётся, но она не сворачивается. Она помещает бумажку в сканер на полу и продолжает печатать. — Сколько мы вам должны? — Дж трёт руками друг о друга, не задевая большого пальца. — Нисколько, — говорит она. — Таким, как мы, я всегда делаю это бесплатно. — Расскажите о себе, — говорит Тайлер. — Я была одной из их секс-кукол, — она кидает на него взгляд и продолжает: — Мне сказали, что меня не моделировали с настоящего человека, но я увидела девушку, похожую на меня как две капли воды, на второй день самостоятельной жизни. Тогда я вспомнила. Когда в следующий раз я пошла на обновление, я расспрашивала их о том, где они достали моё лицо. Они сказали, что вдохновились чьим-то наброском. Оно никому не принадлежало. Вероятно, они не думали, что мы можем столкнуться друг с другом, или что девушка, по чьему образу меня вылепили, окажется жива. Она была не в порядке. Но не это было важно. У нас был разный цвет глаз, и талия у меня была тоньше, а губы полнее. Полагаю для них, этих различий было достаточно. — Вы всё ещё работаете на них? — заинтересованно спрашивает Дж, широко открыв глаза. — Ага. Мне хорошо платят. Они не знают, что мне известно всё, что известно им. Святая наивность. Стоит тебе только войти туда с широченной улыбкой на лице и ебать-какими-яркими глазами, и они окажутся не намного умнее прочих. Вот твоё удостоверение. Оно стандартного размера, идеально-белое с красным отпечатком большого пальца Дж в центре. Никаких букв не видно, и Тайлеру интересно, они невидимые или их можно разглядеть только под ультрафиолетовым или инфракрасным излучением. Возможно, они запрограммированы в пластик, как компьютерный код. Тайлер втягивает воздух, медленно и глубоко. — Надень это на него, — говорит она, указывая на уши. — Нет, мне и так хорошо. Что бы вам ни понадобилось, я могу рассказать вам, — трясёт головой Тайлер. — Как бы впечатляюще это ни звучало, мне нужны серийные номера в… — А нет ли другого…? — Тайлер, — мягко настаивает Дж, — всё в порядке. Это не больно. Она не станет Но Тайлер плачет, и Дж обнимает его, гладит по спине и тихонько лепечет ему в шею. Она вертит карманный ножик между пальцами. — Это из-за того, что у тебя в голове? — Дж придерживает Тайлера за плечи. Тайлер рассматривает руки. — Я тебя не осуждал. И она не станет, — Дж снимает устройства с ушей. — Она такая же, как мы. — Меня меньше всего заботит, что с тобой что-то не так, — скучающе говорит она. — Хочешь знать, что они со мной сделали? Они сказали, что это была случайность. Они не полностью подсоединили мозг к стволу прежде, чем выпустить меня во внешний мир. Я умерла. Дважды. Они меня спасли, починили. Сказали, что это было возможно только благодаря условиям их страховки на секс-кукол — погоди, — она закатывает глаза, — я имела в виду <человеческих компаньонов>. Дж осторожно надевает устройства на уши Тайлера. — Видишь, — шепчет он, — ничего страшного. Затем он забирает у неё ножик, и Тайлер снова забывает, как дышать. Больше дыша, чем нет, Тайлер успокаивается, когда Дж переплетает их пальцы и сжимает. — Немного пощиплет, — говорит он, на фоне слышно, как она печатает. — В этом нет ничего страшного. — Я думаю, я… я не знал, что окажется у меня внутри. Дж делает крошечный надрез на большом пальце Тайлера кончиком ножа. Они ждут, когда пойдёт кровь. — Что, ты думал, было у нас внутри? Тайлер качает головой и не отвечает. Его палец прижимается поцелуем к чистому листочку бумаги. — Ты даже близко не настолько похерен, насколько думаешь, — говорит она. Тайлер держит своё удостоверение в руках. Оно горячее, только что из-под пресса. — Что-нибудь ещё? — в её обесцвеченной брови виднеется колечко. — Ага, — бормочет Дж, возвращаясь к поглаживанию спины Тайлера. — Знаете какие-нибудь хорошие мотели?*
В автобусе по дороге в город, Дж забирает у Тайлера сумку и копается в ней. Он даже не смотрит на него, когда это делает, не привлекая никакого внимания — только едва касается. Зажав сумку коленями, Дж поднимает глаза на Тайлера. — Думаю, первым делом нужно зайти в магазин за доллар и купить зубные щётки, — говорит он. Тайлер не смотрит на него. Пока Дж изучает его глазами, Тайлер изучает вид за окном слева. Он никогда прежде не видел так много людей — и среди них ни одного белого халата. По их одежде и разреженности, и по тому, что каждое дерево, которое они проезжают, покрыто зелёной листвой, Тайлер вычисляет, что сейчас весна. Прогноз обещает спокойный переменно-облачный день без осадков. Прямо перед глазами Тайлера на траве разворачивают пледы для пикника, пряча под собой траву и корявые корни деревьев. Вдоль по улицам бегают кошки. Мимо идут собаки со своими владельцами и лают на кошек. В колясках плачут дети. Тайлер отворачивается. Дж продолжает пялиться на него. — Ты так и не прошёл тесты, — догадывается Дж. — Думаю, они тянули время. Мне никогда не суждено было выбраться оттуда. Я был слишком… проблемным, — качает головой Тайлер, снова поворачиваясь к окну. — Она сказала, что не был… — Потому что, прежде чем выкинуть, они починили всё, что было не так, кроме моей головы. Моё сердце, оно… Единственная причина, почему они сбросили меня со счетов, — я упорно не мог вспомнить, кто я такой. — Но им нужно было, чтобы ты вспомнил, — Дж покусывает щёку изнутри. — Ты знаешь, в каком отделе ты был? — Они говорили только, что он <деликатный>. Что… что насчёт тебя? — Всё, что я могу тебе сказать, я точно был не из деликатного, — усмехается Дж. Автобус останавливается около продуктового. Дж поднимается, но ему приходится присесть обратно, чтобы подтолкнуть Тайлера к выходу. — Иди за мной, — говорит он. Тайлер идёт. Вместо того продуктового, Дж ведёт их к крохотному магазинчику, над которым висит крупный ярко-жёлтый баннер <DOLLAR GENERAL>. Они ходят вдоль рядов, держась за руки, сумка висит у Дж на плече. Он говорил, что им нужны зубные щётки. По пути за ними Дж задерживается у шкафчика с товарами личной гигиены и, указывая большим пальцем в сторону прокладок и тампонов, спрашивает смущённого Тайлера: — Тебе нужно что-то из этого? — Я… Нет, не нужно… Спасибо, что поинтересовался. Дж подмигивает. Тайлер рефлекторно касается низа живота. Зубные щётки чуть дальше по проходу. Дж бросает четыре в корзину и кивает на два тюбика пасты для защиты эмали. — Возьмёшь? — Что-нибудь ещё, о мудрейший? — Тайлер берёт, продолжая держать Дж за руку. — Фруктовый пунш, — ухмыляется Дж. Тайлер замечает, что кассир странно на них косится. Дж не замечает этого, он вытаскивает деньги из сумки и протягивает кассиру, когда необходимо. Может, есть что-то необычное в двух мужчинах, пришедших в магазин за доллар, чтобы купить только зубные щётки, пасту и сок. А может, в этом нет ничего необычного. Есть что-то в том, как кассир разглядывает их, сузив глаза. Тайлер задумывается, что кассир может быть одними из них, если вообще возможно отличить их от обычных людей, после того сколько сил вложено в реалистичность их облика, но как только кассир открывает рот, Тайлер опускает голову, чтобы их взгляды не пересеклись. — Вы ребята бездомные? — Нет, мы нищие, — говорит Дж. Они убирают продукты гигиены для полости рта в сумку. Тайлер несёт блок с соком подмышкой, пока Дж выуживает бумажку с адресами. Сверху — адрес клиники, затем — резиденция мистера Мистера, адрес девушки, которая сделала им удостоверения, и на обратной стороне листка нацарапано предположительное местоположение мотеля. Последний адрес записан рукой Дж, немного неряшливо и криво. Впрочем, они с Тайлером могут его прочесть, так что всё в порядке. Тайлер думает, что скоро им придётся отправить бумажку на переработку. Дж складывает лист так, чтобы на виду остался только адрес мотеля. — Знаешь, что? — говорит он, постукивая по бумажке. — Думаю, я знаю, где это. — В пешей доступности? — Ага, думаю, это в паре домов отсюда. Нужно, чтобы я держал тебя за руку? — С чего бы мне это понадобилось? — Ты никогда раньше не был снаружи. Я предположил, что у тебя могла развиться тревожность, и, если ты будешь держать меня за руку, тебе будет легче справиться с этим. Не удосужившись ответить, Тайлер хватается за протянутую руку Дж и позволяет ему отвести их в мотель.*
Мужчина за стойкой не спрашивает у них документы. Он лениво поднимает руку и шевелит пальцами над лежащей перед ним, запятнанной кофе и почти полностью исписанной именами гостевой книгой. К ним подкатывается ручка, и Дж выводит ДжДж & ТДж на свободной строке. — Подожди, почему ты…? — спрашивает Тайлер. — Я обязан рассказать, что у нас есть вай-фай и мы не заглядываем в историю вашего браузера, — растягивает слова мужчина. — Ещё я обязан известить вас о том, что если вас поймают за чем-то нелегальным, не только убийством, и сюда приедет полиция, мы будем обязаны сдать им информацию о ваших поисковых запросах. Тайлер тянет Дж за край футболки. — Раньше мы разрешали постояльцам платить после выселения, но из-за участившихся случаев передозов в наших номерах, теперь мы обязаны просить деньги вперёд. — Повторите это ещё разок, — бурчит Тайлер. Дж улыбается и оставляет на стойке достаточно наличных, чтобы они могли остаться на несколько дней. Тайлер держит в руке ключ, холодный и замызганный. Он думает о старых пенни. Он вручает Дж ключ и вытирает руки сзади о футболку Дж, улыбаясь в качестве извинений. На улице ещё даже не стемнело. Солнце садится вдалеке, неразборчивая болтовня в коридорах и на парковке в некотором смысле умиротворяет. Тайлер никого не видит. Он и не хочет никого видеть. Он опускает козырёк кепки пониже и поднимает голову, чтобы пялиться на Дж. Дж болтает, говорит что-то о том, что Тайлер может первым пойти в душ. — Душ? Дж открывает дверь в их номер и заходит внутрь. Тайлер пытается не обращать внимания на единственную кровать и раздвинутые шторы. — Ага, душ, — говорит Дж, задёргивая занавески. — Можешь пойти первым. — Я не хочу. — Просто пытаюсь быть вежливым. — Нет, я не хочу принимать душ. Большинству людей стало бы противно, думает Тайлер, но Дж смотрит на него, сведя брови и покусывая нижнюю губу. Он пожёвывает её, размышляя о чём-то. — Хэй, — наконец, говорит он и садится на кровать. — Знаю, что я сам прикалывался и даже серьёзно подумывал о том, что я наполовину робот, но ты должен понимать, что мы не развалимся на части, если попадём в воду. — Разумеется, я знаю об этом. Дж всматривается в него некоторое время, после чего встряхивает головой и снимает обувь. — Думаю, мне известно больше, чем тебе, — он стреляет в Тайлера взглядом: — Спроси меня о чём хочешь. — Я просто запутался. Я не знаю, зачем я здесь. Не знаю, в чём моя цель. Она присутствовала при моей первоначальной сборке и ничего не сделала. Ей просто хотелось заработать. Она сказала, что не могла попробовать снова, и-и это сбило меня с толку. Снова попробовать что? Она всё говорила о том, что моей страховки хватило только на одну попытку, и что моя семья в любом случае не получит возмещения. Но потом она начала говорить <он>, типа… его страховка покрывает только одну попытку, и его семья, и… и потом она… Он всё говорит и говорит, пока Дж раздевает его и подталкивает в сторону ванной. — … перестала называть меня по имени. Она сказала, что я не был настоящим Тайлером, и мне очень не понравился тон, которым она со мной заговорила. Дж включает горячую воду. Тайлер растирает руки. — И они выкинули тебя, потому что ты ничего не мог вспомнить? — не глядя на него, спрашивает Дж. — Она требовала, чтобы я рассказал ей какое-нибудь детское воспоминание, но я сказал ей, что самое раннее воспоминание у меня о том, как я открыл глаза. — Где это было? — В кровати. Белые стены. Больничная роба… Она… Я подслушал, как она разговаривала с одним из других врачей и сказала, что я должен быть в идеальном состоянии, потому что я состою в браке, но я не помню, чтобы состоял в нём. Дж всё ещё не смотрит на него. Он находит полотенце. — Они не пытались стриггерить твои воспоминания, чтобы вернуть их? — Им это под силу? — хмурится Тайлер. — Может быть. Залезай в душ. Я буду… снаружи, если понадоблюсь. Поначалу вода слишком горячая, но Тайлер не регулирует температуру. Кожа скоро привыкнет. Он наслаждается процессом, насколько может, растирая по телу гель для душа и дважды моя голову шампунем. Сперва пены нет, тогда Тайлер продолжает массировать кожу головы и наблюдает, как мыльные облачка соскальзывают с его пальцев и стекают к ступням. Тайлер поджимает пальцы ног. — Мне нужно тебе кое-что сказать, — говорит Дж, внезапно оказываясь снова в ванной с Тайлером. Он протягивает Тайлеру полотенце, когда тот высовывает голову из кабинки. — Что такое? — Эмм, не выключай воду. Тайлер не выключает. Он вылезает из душа и насухо вытирается. Теперь Дж смотрит. — Я расскажу тебе после… — он не договаривает, но Тайлер понимает. — Хорошо. Они меняются, и теперь Дж принимает душ, а Тайлер в спальне. Повязав полотенце на бёдрах, Тайлер возится с их сумкой на кровати. Мистер Мистер сложил для них немного одежды. После того нелепо сидящего наряда, что ему пришлось носить, ожидания Тайлера не слишком высоки. Он выбирает по минимуму, оставляя остальное для Дж и на последующие дни. Им придётся купить побольше одежды. Какой-нибудь секонд-хэнд или благотворительный магазин вполне подойдут для этих целей. Если уж есть клиники, в которых обслуживают таких, как они, логично предположить, что есть заведения, удовлетворяющие и другие их нужды. Повесив полотенце на плечи, Тайлер усаживается на покрытый ковром пол. В футболке и шортах, которые могли бы быть и подлиннее, он балансирует телефонами в руках. Он нажимает на кнопочки сбоку и наблюдает за тем, как загораются экраны. Телефоны абсолютно одинаковые, так что невозможно сказать, где чей. Зайдя в список контактов, Тайлер понимает, что телефон в левой руке его, а в правой — Дж. Одних имён достаточно, чтобы убедиться; в левом вбито <Кид с соком>, а в правом — <Друг кида с соком>. Дж выключает воду и вытирается. Он открывает дверь с точно так же повязанным на бёдрах полотенцем. Он не выходит, склоняясь над раковиной и хватаясь за её бортики руками. Пар обволакивает зеркальную дверцу с аптечкой. Дж выглядит нехорошо. Забыв про телефоны и позволив полотенцу упасть на пол, Тайлер резко поднимается и заглядывает в ванную. Тайлер касается руки Дж. — Чел, — он изучает профиль Дж. — Ты в порядке? — Я не знаю. — Может, присядешь? — Нет, дай мне просто… дай мне просто постоять тут чуток, — Дж зажмуривается, до побелевших костяшек сжимая края раковины. Он весь бледный. — Голова? — Да, чувак. И челюсть ещё. Она, типа, как… лезвиями набита. — Я знаю, что ты не хочешь двигаться, но думаю, если бы ты лёг на кровать, тебе… — Заткнись. Сейчас Дж не в состоянии быть милым. — Жди здесь, — Тайлер почёсывает подбородок. Дж чуть наклоняется вперёд, пока его голова легонько не стукается о шкафчик с аптечкой. Тайлер вытаскивает из сумки ушные устройства, и хватает телефон. У него снова ощущение дежавю, прямо в желудке. — Надевай, — говорит Тайлер Дж, сосредотачивая внимание на телефоне. Дж делает, как ему велят. Тайлер открывает настройки в телефоне и листает вниз, пока не находит кнопку подключения к вай-фай споту — 2102060406. После подключения экран телефона гаснет и начинает выдавать двоичный код. 01000011 01110010 01111001 01110011 01110100 01100001 01101100 00100000 01000011 01101100 01100101 01100001 01110010 00100000 01001001 01101110 01110011 01110100 01101001 01110100 01110101 01110100 01100101 01110011 повторяется снова и снова, мигая, заставляя Тайлера прижать телефон к груди, чтобы рефлекторно не закрыть глаза. — Зачем ты заставил меня это надеть? — спрашивает Дж с широко раскрытыми глазами, со слабым намёком на слёзы. — Я думал,.. что мне удастся что-нибудь сделать, — Тайлер рискует взглянуть на экран. Двоичный код пропал, и на его месте появилось что-то вроде меню. Дж смотрит на него вместе с Тайлером, в таком же шоке, что и тот. — Как ты это…? — Я не знаю! — улыбается Тайлер. — Запустить диагностику? — Думаешь, сработает? — Кто знает! — пожимает плечами Тайлер. Он жмёт на кнопку. И ждёт реакции Дж. Он ожидает чего-то плохого. Но Дж просто стоит и ждёт вместе с Тайлером. На экране — тело в миниатюре, при нажатии на которое, можно получить доступ к разным системам организма. — Может, нажать сюда? — дрожащими пальцами Дж указывает на голову на экране. Тайлер нажимает. — Это так круто. Окей… думаю, я могу сделать небольшой… перезапуск…? Ты будешь в порядке, если я сделаю? Я не знаю, что может случиться, — Тайлер не перестаёт улыбаться. — Будем надеяться, что это как подуть в картридж с игрой. — Если я тебя потеряю, я хочу поблагодарить тебя за всё, — коротко кивает Тайлер. — Не думаю, что мне удалось бы зайти так далеко без тебя. — Хэй, я тоже. — Держи меня за руку. — Держи меня за руку. Тайлер зависает пальцем над кнопкой перезапуска, смотрит на Дж, а затем касается экрана, нажимая, и ждёт. Он наблюдает. Дж медленно моргает. Дж трогает свой лоб. — Я серьёзно думаю, эти штуки, — пожимает плечами он, указывая на ушные устройства, — просто продули мне голову. — Тебе больно? — Нет. Это было на самом деле странно. Что ещё ты можешь сделать? — Похоже, что только диагностику и устранить небольшие поломки, прежде чем обратиться ко врачу? В ванной тепло, и испарина медленно исчезает с зеркала. Волосы у Дж на затылке завиваются к ушам. Они тёмные, и с них стекает вода, потому что Дж не удосужился как следует вытереть их полотенцем. — Вот, — говорит Тайлер. Одной рукой Тайлер закрывает приложения в телефоне и суёт его за пояс шорт. Он подхватывает полотенце с пола, встряхивает и наматывает уголок на свой кулак. Он вытирает Дж, легко промакивая мягкой тканью бледную чистую от следов кожу. Тайлер ловит себя на том, что рассматривает грудь и правую руку Дж. И у него снова сводит живот, это чувство настолько сильное, настолько оглушительное, что Тайлеру приходится зажмуриться — Может, тебе тоже подуть в уши? — подначивает Дж. Он так близко, и продолжает приближаться, наклоняясь вперёд и склоняя голову набок. Быстро, ещё до того, как Тайлер может открыть глаза, Дж прижимается губами к изгибу уха Тайлера и дует. От медленного дуновения, тёплого, как воздух в комнате, у Тайлера встают дыбом волоски на руках. Сохраняя ничтожную дистанцию, Дж нащупывает устройства в ушах и вынимает, бросая на бортик раковины позади Тайлера, сталкиваясь с Тайлером плечами. — Одежда в спальне. Я постарался оставить для тебя размер побольше, но… там не особенно было, из чего выбирать, — Тайлер пытается отвлечься на складывание полотенца. — Спасибо. И он выходит. Тайлеру становится чуть проще дышать. Балансируя на одной ноге, Тайлер захлопывает дверь ногой. Пока не забыл, Тайлер кладёт телефон на край раковины вместе с ушными устройствами и поднимает крышку унитаза. — Принеси эти штуки сюда, когда закончишь. Я хочу кое-что посмотреть, — кричит Дж из спальни. — Понял! Тайлер думает, что возможность тормозить потребности организма — одна из привилегий не-совсем человека. Ему кажется, что моча, вытекающая из его уретры, разбавлена маслом. С телефоном в руке и ушными устройствами, между пальцев Тайлер приоткрывает дверь в комнату. Несколько капель воды падают из душевой головки. Удары по дну ванны напоминают сердечный ритм. Они стихают, когда Тайлер присоединяется к Дж на кровати. Постель уже разобрана, ночные светильники на тумбочках зажжены, Дж лежит на животе, подпирая голову рукой. На подушке лежит его телефон. Он немного смущённо листает пальцем по экрану. Сумка валяется рядом с тумбочкой, блок с соком — там же. На тумбочке стоит открытая коробочка сока, согнутая трубочка, торчащая изнутри, уже покусана белыми-белыми зубами. — Хэй, — говорит Дж, улыбаясь Тайлеру. — Размер этого матраса избалует нас. — Зачем тебе было это нужно? — Тайлер залазит на кровать, накрывая ноги одеялом. — Хотел посмотреть сам. Покажи мне, что ты сделал, чел? — Дж забирает у него ушные устройства и вставляет в уши. — Зайди в настройки вай-фая. Тайлер тоже переворачивается на живот и укрывается одеялом, оставляя небольшой кусочек Дж, когда тот сужает глаза. Дж смеётся, и Тайлер присоединяется, стаскивая коробочку с соком с тумбочки. Он глотает немного и передаёт Дж. Дж паникует, когда его экран становится чёрным и заливается двоичным кодом, но Тайлер поглаживает его по руке и говорит, что так и должно быть. Передав сок Дж, Тайлер откидывает голову на подушку и закрывает глаза. Но ненадолго. Он пялится на Дж и не может перестать. Совсем, как в их первую ночь вместе, только теперь Дж в сознании, Тайлер не может понять, как возможно, что лицо Дж — самое прекрасное, что он когда-либо видел. — Зацени, — Дж придвигается ближе. — Можно посмотреть, когда я последний раз спал, и ещё проверить уровень масла. Надо думать, должна быть возможность заглянуть ко мне в голову, так? Возможно, даже в воспоминания? Пожалуй, это было бы слишком просто. Если бы мы могли влезть в воспоминания через эту штуку, тогда мы могли бы стереть всё лишнее. Но, какими бы неприятными ни были некоторые события в прошлом, я никогда не смог бы забыть их. Тайлер закрывает глаза. Но ненадолго. — Если к тебе когда-нибудь вернётся память, — говорит Дж, вытаскивая устройства из ушей и кладя на тумбочку рядом с уже пустой коробочкой из-под сока, — я надеюсь, она вернётся к тебе мягче, чем это случилось со мной. Следом на тумбочку отправляется его телефон и телефон Тайлера, когда Тайлер передаёт его Дж. — Как? — Тайлер устраивается на своей стороне, пряча нижнюю часть лица под одеялом. — Прикосновением, — начинает Дж, двигаясь на его сторону, ложась с ним на одну подушку, задевая его колени. Шорты Дж длиннее, а у его футболки нет рукавов. — Сначала я вспомнил прикосновения, потом — лица. Только так это и можно было вспомнить, в ретроспективе. Руки, губы… Я проснулся днём и почувствовал их на коже. Меня охватил жар. Это было так… горячо. — Ты не из деликатного отдела, что бы это ни значило, — замечает Тайлер, — но, я думаю, ты достаточно деликатный, чтобы делать то, что ты делаешь. — Я слишком милый. Я покупал слишком много цветов. И плакал слишком часто. Никому не нравится, когда с ними в постели кто-то внезапно начинает всхлипывать без видимой на то причины. — Я слишком долго не был в реальном мире. Я только недавно осознал, что я даже не обыкновенный человек. Но я думал, что был им. У меня была квартира. И соседская собака всегда приветствовала меня, когда по утрам я проверял почту. У меня были друзья. И клиенты, которые хорошо платили. Большинство из них были людьми, но были и синтетические, как мы, — Дж моргает, его глаза блестят. — Каково это? — тихонько спрашивает Тайлер. — Та девушка, которая сделала нам удостоверения, сказала, что видела человека, по чьему образу её сделали. Разумеется, они этого не признали бы, но… думаешь, где-то есть кто-то точно такой же, как я? Мы бы отличались, я полагаю. Она сказала, что у неё глаза были другого цвета, и губы полнее, она была худее — будут ли черты лица человека, с которого меня скопировали, такими же, как у меня? Будет ли отличаться их нос? На моём теперь горбинка от удара о стену. Надеюсь, кто бы они ни были, их нос выглядит лучше, чем мой, — Дж его не слышит. — Заткнись. У тебя отличный нос. — Ты так считаешь, бро? — Я знаю это. Дж медленно улыбается. Робко. Он стаскивает у Тайлер с лица одеяло, чтобы прикрыть своё собственное. И приглушённо хихикает. У Дж блестят глаза, и он закрывает их. Он закрывает их, а Тайлер открывает рот и пробует снова: — Каково это? — Каково что? — Заниматься сексом с человеком. Дж открывает глаза и не смеётся. Он убирает одеяло ото рта. — По моему опыту, точно так же, как спать с синтетическим человеком. Когда ты задыхаешься под одеялами или прижат к стене, и в воздухе витают феромоны, прилипая к потной и скользкой коже, довольно трудно различить, где пальцы, а где гениталии. Я кончаю быстрее с синтетическим человеком. У нас больше эрогенных зон, а те, что совпадают с человеческими, они… обостряются. Так что мы даже в чём-то… выигрываем. — Где? — щёки Тайлера пылают. — Они маленькие, не столь важные. Они чувствительны к людям, — Дж приподнимается на локте. Он нависает над Тайлером, и Тайлер переворачивается на спину, глядя вверх на Дж. — У нас больше нервных окончаний по бокам и на задней стороне бёдер. Такая невинная вещь, как похлопывание по спине или прикосновение к плечу, может пройти сквозь тебя волной. — Видимо, все эти нервные окончания поместили мне в голову, потому что не думаю, чтобы я когда-нибудь реагировал подобным образом. — Ты не можешь сделать этого сам. — Я и не пытался. — Смотри, вот здесь… — голос Дж переливается, пока он сокращает расстояние между ними до нуля. Он кладёт руку Тайлеру на бок, сталкивая их грудные клетки, и скользит левой ногой Тайлеру между ног, пока левая нога Тайлера вклинивается между ног Дж. Дж переносит вес, и Тайлер вытягивает ступню на простыне, чтобы удержать Дж на месте. Дж нависает над Тайлером и теряет способность двигаться, теряет способность соображать, потому что Тайлер упирается бедром в его задницу. Когда он приходит в себя, он пялится на Тайлера, приоткрыв дрожащие губы. Не говоря ни слова, он начинает плакать. Тайлер округляет глаза и мгновенно опускает ногу на простыню. — О-оу, Боже, мне так жаль. Прости меня, пожалуйста, я… Дж упирается ладонями и коленями в матрас. Он подгибает ноги под себя и садится между раздвинутыми ногами Тайлера. Одеяло падает позади Дж, но сейчас оно никому не нужно. — Я не хотел тебя напугать, — говорит Тайлер. — Я просто сделал то, что показалось мне… естественным. — Ты помнишь? — вдруг спрашивает Дж. — Эм, — хмурится Тайлер. — Не знаю, принадлежат ли мне воспоминания, которые у меня есть, или они искусственно сформированы для каких-то диких целей, или, может, удар по голове, открыл мне доступ туда, куда я не должен был влезать, — продолжает Дж. — Я не знаю, что… — Всё в порядке, если не помнишь. Может, не в этом твоё предназначение, — Дж медленно наклоняется вперёд, снова нависая над Тайлером. Он медленно сокращает расстояние и вбирает в рот кожу у Тайлера на ключицах. — Может, это больше не твоё предназначение, — шепчет Дж, пробегая кончиками пальцев вниз по бокам Тайлера, хватая его за бёдра. У Тайлера перехватывает дыхание. — Я чувствительный, — шепчет он. — Я покажу тебе, насколько ты чувствительный, — ухмыляется Дж. Когда Дж его целует, Тайлер ждёт, что у него изо рта потечёт густое чёрное масло. Его сердце бьётся быстрее, а тело немеет. Его трясёт, когда он пытается убедить себя стать кем-то большим, чем выброшенной куклой. Он пробегает пальцами по волосам Дж. Сцепляя их у Дж на затылке, Тайлер притягивает его ближе. Пальцы Дж порхают под его футболкой, подобно бабочкам. От прикосновений то тут, то там, Тайлер выгибает спину, требуя, чтобы рот Дж накрывал его. Тайлер наблюдает, как соединяющая их липкая ниточка слюны удлиняется и собирается на его шее, куда его целует Дж. Дж начинает посасывать и прикусывать. Это вызывает острые микро-судороги. Тайлер отрывает ступни от кровати, полностью перенося вес на спину. Ему нужны разговоры, но он боится, что выйдет только какая-нибудь тарабарщина. Вместо этого он пугливо наблюдает, как Дж потирает его соски и наклоняется чтобы укусить за левую грудную мышцу. — Ах, — вырывается у Тайлера. Дж смотрит на него. — Я не знаю, скоро ли я, но, кажется, что да, — Тайлер краснеет. — Ты дрожишь. — Слезь с меня. Дай мне одеяло. Дж слушается и выключает свет. В темноте уютно. Под одеялом комфортно. Теперь Тайлер сверху. Он обхватывает голову Дж ладонями, как в ту первую ночь в контейнере, и целует его. Это ни в коем смысле не первый поцелуй, но Тайлер ведёт себя так, будто это так. Внутри него разгорается пламя. Он разжигает его большими пальцами и нежным скольжением бёдер о чужие бёдра. Тайлер думает, что мог бы навечно остаться под одеялом с Дж, получая всё необходимое для жизни, соприкасаясь с ним губами и языком. Дж покусывает губы Тайлера, снова пробираясь руками Тайлеру под футболку, впиваясь ногтями в поясницу Тайлера. Не больно, скорее массируя. Желудок Тайлера делает сальто. Они кувыркаются и делают трюки, которых никто не видел миллионы лет. Дж направляет их, заставляет их возбуждённые органы сблизиться. — Вот здесь, — говорит он, потому что Тайлер только теперь замечает, в каком направлении двигался на бёдрах Дж. Медленно покачиваясь, Тайлер опирается на предплечья по обе стороны головы Дж, чуть дразня, и, не дышит, когда приподнимает бёдра вверх и опускается вниз. С руками у Тайлера под футболкой, Дж повторяет: — Вот здесь, вот здесь, — и целует верхнюю губу Тайлера. Это ничто. Это всё сразу. — Я хочу кое-что попробовать, — говорит Тайлер. Он соскальзывает вниз по телу Дж и прячется под одеялом. Дж не нужно смотреть. И Тайлеру не нужно, чтобы Дж смотрел. Он прокрадывается под шорты Дж, скользя вверх по ногам Дж к его ляжкам. Он ощущает тепло и открывшуюся возможность. И он пробирается всё выше, пока не достигает лобковых волосков, и говорит себе, отступить, отодвинуться. Дж тяжело дышит. Он безумно хочет помочь Тайлеру. Он раздевается, выскальзывая из шорт и отбрасывая их на ковёр. В темноте. — Мне нужно тебе кое-что сказать, — его голос возвращает Тайлера в реальность. Но Тайлер грубый. Ему нужно, ему хочется, и он это получит, он получит… — После, — обещает он, — пожалуйста, Дж, я… И Дж кивает. Тайлер юркает под одеяло и дюйм за дюймом пропускает его член в горло. Он не может похвастаться техникой. Он двигает головой и слишком много времени уделяет головке, и слюны слишком много, но, как бы это ни выглядело потом в ретроспективе воспоминаний, для Дж это значит так много. Он мягко зарывается пальцами в волосы Тайлера и больше ничего толком не делает. Если и есть хоть что-то, что Тайлер помнит, это то, что Дж принадлежит тому типу парней, который скорее купит цветочный магазин, чем букет. Там внизу трудно дышать, и Тайлер понимает, что ещё сложнее как следует удерживать бёдра Дж на месте. Он глубоко впивается ногтями в кожу Дж, тянет, толкает, придавливая его бёдра вниз, вниз, вниз. Согнув одну ногу, а другую оставив вытянутой, Тайлер снова начинает покачиваться. Медленно и неустойчиво Тайлер давит на матрас, на простыни, потираясь о них бёдрами. Задыхаясь, Тайлер подводит себя к пику почти одновременно с Дж. И, когда Дж приближается к разрядке, Тайлер чувствует такое потрясающее тепло, которого не испытывал никогда прежде. Он устраивается у Дж между ног, чувствуя что-то вроде пролитого масла. Он глотает всё, что может, Дж чрезмерно извиняется, несмотря на действия Тайлера. — Мне так жаль. Я должен был сказать, что собираюсь… — Нет, закрой рот. Это не… ты всё сделал отлично. Ты отличный. Спустя мгновение тишины, Дж кивает. — Тебе нужно…? — Я…эм… — С каждым случается хотя бы раз, — Дж наклоняется к сумке. — Я такого не ожидал. — Если честно, мне кажется, это мило. Заставить кого-то кончить без прикосновения — это сильно. Притворяться взбешённым тоже мило, судя по тому, что Дж улыбается ему. — Ага. Я знаю. Тайлер встаёт с кровати прямо перед Дж. Они одеваются в тишине. — Это не токсично, — говорит Дж, позволяя Тайлеру первым забраться в постель. — Ну, знаешь, для людей. — По вкусу напоминает масло. — Как я и сказал, это не токсично, — Дж обнимает Тайлера. — Мы можем забеременеть? Или оплодотворить кого-то? — Не думаю, — Дж зарывается лицом в волосы Тайлера. — Что ты собирался мне сказать? Дж собирается с ответом так долго, что Тайлер думает, что он уснул или попытался проигнорировать Тайлера. Стоит ли ему повторить вопрос? Или оставить, как есть? Дж обнимает Тайлера и не отпускает. — Меня зовут Джош. У Тайлера перед глазами плывёт. Он ничего не видит. Поэтому он закрывает глаза. — И каково это быть Джошем? — понизив голос почти до шёпота, спрашивает он. — Каково быть Тайлером? — Я могу прожить собственную жизнь. Если бы Тайлер приподнял голову, то увидел бы слёзы в глазах Дж, в глазах Джоша. Но он не поднимает головы. Он слышит слёзы в голосе Дж, в голосе Джоша. Они густые, Дж шмыгает носом и сглатывает. Дж, Дж, Джош баюкает Тайлера, прижимая щекой к своей груди, ухом — к сердцу. — Я был счастлив, — говорит он. Иногда у Джоша сбивается сердечный ритм. Иногда пальцы Джоша остывают у Тайлера на голове. Иногда Тайлеру становится очень страшно. — Думаешь, это могло быть моим предназначением? — Тайлер кладёт руку на голое бедро Джоша. — Быть счастливым? Да. Думаю, да. — Сейчас я счастлив. — Держись этого. — Буду, — улыбается Тайлер. Тайлер уже почти не хочет вспоминать, кто он такой и кем он должен был быть. Он растворяется в этом самом моменте, лёжа на Джоше и слушая неравномерное биение его сердца.*
Джош просыпается от вернувшейся острой боли. Теперь она вспыхивает в руках. Услышав скулёж Джоша в нескольких дюймах от своего уха, Тайлер думает, что не сможет уснуть в ближайшее время. — Д-давай посмотрим… пожалуйста, не мог бы ты потише? С задёрнутыми шторами практически невозможно определить время, но судя по слабости, которую ощущает Тайлер, можно предположить, что сейчас утро. Если утро, им нужно вести себя потише. Джошу нужно вести себя потише. — Пожалуйста, я знаю, тебе больно, но нам не нужны жалобы на шум, — повторяет Тайлер. — Сделай что-нибудь. — Я стараюсь… я стараюсь. Тайлер делает единственное, что кажется правильным в данный момент, — хватает с тумбочки свой телефон и ушные устройства, помещая Джошу в уши, подключается к интернету. Джош плачет, прижимая руки к груди. — Держись ради меня. Ещё самую малость, — Тайлер перекладывает телефон в правую руку, а левую кладёт Джошу на грудь, рядом с его скрюченными пальцами. Он накрывает их и сжимает, и боль на мгновение утихает. Тайлер нажимает на руки миниатюрной модели тела на экране телефона после того, как заканчивается общая диагностика. Никаких новых опций не появляется. Тайлер слабо улыбается Джошу, нажимая кнопку перезагрузки. Джош делает медленный и глубокий вдох: — Продуй мне уши снова. — И всё? — Руки горят. — Можешь ими пошевелить? Попробуй взять меня за руку. Это удаётся Джошу не с первой попытки, но когда он хватается, то держится крепко, как будто окоченевший труп, но когда он ослабляет хватку, руки больше не болят, ощущается только остаточное онемение. Он трогает руки и плечи Тайлера. Тайлер отвечает. Они соприкасаются лбами, Джош касается шеи Тайлера, проводит по бокам головы, и Тайлер думает, что это отличный момент, чтобы вытянуть губы трубочкой и поцеловать Джоша. Джош реагирует мгновенно. — Бабочки, — тихонько говорит он и улыбается. Тайлер целует Джоша в нос, не глядя на экран, закрывая все приложения. Он забирается к Джошу на колени, чтобы положить телефон на тумбочку. Он делает это потому, что может. Затем он вытаскивает устройства из его ушей и надеется, что зарядки хватит на несколько недель или месяцев. Джош втягивает Тайлера в очередной поцелуй. — Хэй, чел, у меня хорошие новости, — щекотно бормочет он. Тайлер оставляет поцелуй у Джоша на горле. Он мурлычет в ответ. — Я выяснил кое-что довольно важное, — он заводит руку назад, устраивая её у Тайлера на загривке, удерживая его в комфорте, удерживая его на месте. — Пообещай, что не разозлишься, — прибавляет он. — Почему я должен злиться? — Просто пообещай. Тайлер извивается, чтобы дотянуться до мизинца Джоша. Он переплетает его со своим и говорит: — О чём ты говоришь? Не разнимая рук и избегая зрительного контакта, Джош смотрит на задёрнутые шторы и говорит: — Раньше я говорил тебе, что мои инициалы ДжУД — Джошуа Уильям Дан. Но это не моё имя. Не может быть. Когда я думаю о своём имени, оно звучит иначе. — Ещё ты говорил, что думаешь, что должна быть ещё одна Дж в твоём имени, — напоминает Тайлер. — Как раз это я и выяснил. Я понял, откуда она взялась. Джош крепко цепляется мизинцем за мизинец Тайлера. — Меня зовут Джош Джозеф, — говорит Джош. Тайлер моргает. — Не знаю, почему это кажется таким правильным, но это так и… — Ты лжёшь. — Прости? — Джош замирает. Тайлер кривит губы и начинает хмуриться. Он хмурится так долго, что у него начинает болеть лицо. У него всё болит, когда Джош произносит его имя, когда он смотрит на Джоша, когда наблюдает, как лицо Джоша тоже искажает гримаса. — Что-то не так? — спрашивает Джош. — Это не может быть твоим именем, — говорит Тайлер. — Оно моё. — Нет. Твоё имя Тайлер Джозеф. — Джозеф, — шипит Тайлер. — Да… — Это моё. Ты его не получишь. У нас не может быть одна и та же фамилия. — Почему нет? — Тебя это не беспокоит? — кричит он. Судя по ощущениям, он кричит. У него болит горло. — Тайлер, пожалуйста, потише. Почему меня должно это беспокоить? — Джош машет рукой перед лицом Тайлера, больше не дотрагиваясь до него. — Твоё имя принадлежит кому-то ещё. Как тебя может это не волновать? Снова кричит он, слишком близко к Джошу, прямо ему в лицо. В дверь стучат. Джош забирается на Тайлера, садится ему на грудь, зажимая рот рукой. — Извините! — говорит он в сторону двери. — Кошмар приснился! Тайлер мог подвергнуть их опасности. Он ожидает начала схватки. Он ожидает, что у него изо рта польётся плотная чёрная жижа. Он ожидает, что его сердце откажет. Ничего подобного не случается. Джош всё ещё сидит у него на груди, закрывая ладонью рот, он сужает глаза, глядя Тайлеру в глаза. Тайлер плачет. Джош медленно убирает руку. — Почему это не должно тебя волновать? — хрипло повторяет Тайлер. — Потому что это моё блядское имя, — вздыхает Джош, роняя голову Тайлеру на плечо. — Не имя делает тебя тем, кто ты есть. А ты делаешь имя. И что с того, что у кого-то такое же имя, как у тебя? Это всего лишь имя. — Но ты не особенный, — Тайлер закрывает глаза и дрожит, так что Джош укрывает их одеялом. — Как нам проживать свои жизни, если наши жизни были прожиты уже миллион раз? Никто из нас не особенный, и это больнее всего.^ — Нет, знаешь, что больнее всего? Тайлер открывает глаза. Джош склоняется ближе, прямо к лицу Тайлера. — Что ты думаешь, что всё это имеет значение. Джош устал быть милым. Может, фамилия Джоша не <Джозеф>. Тайлер плачет. Джош уходит в ванную. Дверь закрывается не полностью, тогда он толкает её рукой изнутри, чтобы захлопнуть. Некоторое время он не выходит. Тайлер вжимается лицом в подушку. А может, фамилия Джоша <Джозеф>. В туалете смывается вода. Тайлер вытирает слёзы. Джош возвращается, и его лицо пылает: — Я думал, ты будешь счастлив. Тайлер роняет голову на подушку. — Ладно, то, что ты будешь счастлив, было второй мыслью. Первая — ярость, но ты пообещал, что не будешь злиться. — Если ты знал, что это меня расстроит, мог бы вообще мне этого не говорить. — Но я думал, ты будешь счастлив! — С чего бы?! — скинув одеяло, Тайлер садится и вздевает руки к потолку. — Ты забрал моё имя! Ты искренне считал, что я буду в восторге, когда услышу это?! — Блять, я же говорил тебе, Тайлер. Твоё имя ничего не значит! Это… — быть милым утомительно. — Моё имя — это всё, что у меня есть! У меня больше ничего нет! У тебя есть воспоминания! Тебе не нужно было отбирать моё имя! Джош выслушивает это, расхаживая по комнате и вытаскивая один за другим предметы одежды из сумки. Он спокоен. Он не забывает дышать. В дверь снова стучат. Джош быстро напяливает что-то несочетающееся и синее, суёт в карман телефон, надевает кепку и тычет в Тайлера, будто собираясь проткнуть воздух: — Я никогда не крал твоего имени. Ты дал его мне. Ты разделил его со мной. И не моя вина, что ты, блять, не можешь этого вспомнить. С этими словами он открывает дверь и убеждает человека за дверью, что у них всё в порядке, просто немного повздорили, а затем дверь закрывается, и Тайлер остаётся наедине с мокрой подушкой и часто колотящимся сердцем. _____________ ^ это напомнило мне текст песни Logic – Waiting Room (почитайте на genius -- https://genius.com/Logic-waiting-room-lyrics)*
Чтобы создать иллюзию того, что он спокойнее, чем притворяется, Тайлер раздвигает шторы, позволяя солнечному свету затопить ковёр, и выпивает две коробочки сока. Он не голоден. Он не знает, каково это. Возможно, ему забыли подключить эту функцию. Тайлер ещё раз принимает душ и чистит зубы. Он надевает чистую одежду, которую Джош разбросал по всей комнате, потому что это был его способ выбрать, что надеть ему самому. Джош остановил свой выбор на голубой футболке и спортивных штанах. Тайлер тоже одевается в голубое: комбинезон, на этот раз покороче — детский комбинезончик, комбинезончик. Это Тайлер помнит. Он осторожно вставляет ушные устройства и проверяет, на что они способны. Не зная, что ещё он может сделать при помощи смартфона, Тайлер делает то, что он уже знает: обновляет, сбрасывает, перезагружает. Он не делает полную перезагрузку с возвратом к заводским настройкам, Тайлер кликает на каждую часть тела, начиная со ступней, и перезагружает всё. Каждая перезагрузка продувает ему голову. Ступни чешутся. Голени жжёт. Колени хлопают. Бёдра содрогаются. В животе завывает. В груди пульсирует. Кисти горят. Руки ломит. Шея хрустит. В голове раздаётся визг. Он нажимает на голову на миниатюре тела на экране и перезапускает. А затем снова, и снова, и снова и… За этим занятием его и находит Джош. На кровати со слезами на щеках его движения почти механические. Тук-тук-тук Тайлер не замечает возвращения Джоша, он не замечает, что Джош приходит с едой и добрейшей улыбкой. Сперва, когда Джош только заходит в комнату, он не осознаёт, что Тайлер тупо пялится в одну точку. Он заходит в комнату с этой улыбкой на лице и двумя коробками горячей пиццы подмышкой, закрывает дверь и говорит: — Хэй, надеюсь, ты проголодался. Тут с сыром. Только, когда он поворачивается, чтобы положить коробки на кровать, он видит Тайлера — по-настоящему видит. Опустив пиццу на кровать, он опускается на неё тоже, подбирается к Тайлеру и вырывает телефон из руки. Большой палец Тайлера дёргается. Джош выключает телефон Тайлера и вынимает устройства у него из ушей. — Мне жаль, — говорит он. — Ты в порядке, — отвечает Тайлер, качая головой. — То есть… тебе не за что извиняться. Подушечками пальцев Джош стирает слёзы с лица Тайлера. Он делал это не раз. Ничего не изменилось. Ничего никогда не меняется. — Я хотел посмотреть, вернёт ли это мои воспоминания. Джош переворачивается на кровати, снимая обувь, носки и кепку. — Сработало? — с наигранным интересом спрашивает он, пытаясь казаться действительно заинтересованным. Распахнутые глаза, изогнутые брови, приоткрытые губы — всего этого достаточно, чтобы убедить Тайлера, что ему интересно. — Нет, не сработало, — Тайлер разглядывает пальцы, ковыряя кутикулу. — Только голова разболелась. Ощущение такое, будто я под водой или что-то в этом роде… — Не волнуйся об этом так сильно, — говорит Джош и протягивает Тайлеру коробку с пиццей. — Тебе не нужны эти воспоминания. Ты можешь создавать новые прямо сейчас. — Сказал парень, который помнит, кто он такой. — Я не помню. Я не… — Джош хмурится, — слушай, Тайлер. Я всего лишь игрушка для секса. Мне не обязательно вспоминать всё, что было до этого. Я знаю, что я искусственно создан, и, подозреваю, что моё лицо было позаимствовано у кого-то, но меня это не беспокоит. Знаешь почему? Тайлер откидывает крышку, из-под которой на него приветливо смотрят четыре жирных кусочка с сыром. — Потому что это был не я, — продолжает Джош. — Но ты говорил, что начал вспоминать что-то, что на самом деле не твоё. Могут ли это быть воспоминания реального Джоша? — В этом нет никакого смысла, Тайлер, — говорит Джош, набивая рот пиццей и шаря рукой в поисках пульта от телевизора. — Мне не следует помнить это дерьмо. Они запрограммировали меня на самые новые сексуальные позиции и предпочтения, и я прохожу обновление, когда это необходимо. Мне не нужны воспоминания какого-то старого придурка, чтобы функционировать. — Возможно, это и было твоей поломкой. — Я плакал слишком часто — вот, что было моей поломкой. — Может, реальный Джош тоже часто плакал. — Заткнись, Тайлер! Я Джош. Я реальный Джош, так заткнись, чёрт побери. — Ты напуган, — удовлетворённый таким исходом, Тайлер отрывает себе кусочек пиццы, не беспокоясь о том, что жир течёт у него по подбородку, когда он откусывает. — Я в ужасе, окей? Но я не… я, — Джош сужает глаза. — Потому что ты не помнишь. Ничего не помнишь… обо мне. — Может, это мне следовало быть секс-игрушкой, — усмехается Тайлер. — Заткнись. Нет. Ты точно нет. Они выкинули тебя, потому что ты не мог вспомнить, а это жизненно необходимо для того, кто ты есть, — подталкивает его локтем Джош. — Вау, разумеется, я хотел бы помнить… — с сомнением произносит Тайлер, с чавканьем жуя корочку пиццы. — Она прямо там, — с торчащей изо рта корочкой, частично прилипшей к щеке, кричит Тайлер, размахивая руками, одной — указывая на телевизор, второй — ударяя Джоша по лицу. — О ком ты говоришь? — Джош убирает руку Тайлера от своего лица. — О ней. На экране идёт реклама с доктором, которая выглядит слишком знакомо, с главным врачом, управляющей. Высокая блондинка в белом халате с широченной улыбкой и поддельно участливым выражением лица вещает перед аудиторией, прежде чем экран становится небесно-голубым и на нём выступают белые буквы, сопровождающиеся её голосом. Тоном, напоминающим Тайлеру о времени, когда он отходил от операции на сердце, она говорит: — В нашем Институте Кристальная Ясность всё кристально ясно. А потом начинается шоу о дьявольских кошках. Рука Тайлера всё ещё висит в воздухе, он указывает пальцами на телевизор с глазами, открытыми так широко, насколько возможно, чтобы их не повредить. Но повреждения происходят у него внутри. Тайлер пялится в экран и прокручивает в голове рекламный ролик. Снова и снова, раз за разом, Тайлер закрывает глаза и сжимает пальцы. Корочка пиццы падает изо рта прямо в коробку, которую он держит на коленях. Джош отрывается от телевизора и смотрит на Тайлера. Он прекращает есть, когда остаётся три кусочка. Он не понимает и спрашивает: — Ты… знаешь хоть что-нибудь о том месте, откуда вышел? — Т-только основное. Она сказала, что они могут… могут излечить обыкновенную простуду и другие вещи… — И ты не знал, как они называются? Тайлер откусывает кусочек пиццы. — Итак, — говорит Джош, засовывая большой палец в рот, — ты и правда понятия не имеешь, что ты такое. — Разумеется, нет! — Тайлер снова вскидывает руку, и с неё сыплются крошки. — С чего бы мне лгать? Какую выгоду я могу с этого получить? — Я не знаю! Просто, я думал, что ты старался быть милым, когда называл это <деликатным>. — Спасибо, конечно, но я на самом деле, не знаю, что я такое, Джош. Я знаю только, что не человек. Типа, она рассказала мне про секс-кукол и ещё сказала, что они, типа, лучшие компаньоны для человека, так что я… я — окей, тот парень, что подвёз нас до клиники, он сказал, что его жена тоже синтетически выведенная, но она не была сделана <по особому заказу>. Значит ли это… Что ты делаешь? — Ничего, — Джош издевается над кусочком пиццы и отключает звук в телевизоре, переворачивается на живот и тянется за своим телефоном, начиная печатать безымянным пальцем, потому что его указательный жирный. — Не похоже на ничего. — Просто ешь пиццу. Тайлер ест. Он приканчивает второй ломтик, когда Джош, наконец, находит то, что так захватило его внимание. Оставаясь на животе, Джош притягивает коробку с пиццей к себе за крышку, кладёт телефон на подушку и кивком зовёт Тайлера посмотреть. Он ничего не говорит, только нажимает кнопку, чтобы проиграть видео, как только Тайлер склоняется поближе. Ещё не перевернувшись на живот, Тайлер безучастно ест пиццу и смотрит. Там снова она, в центре сцены, в центре внимания. Подобно дирижёру или кукловоду, она улыбается и держит руки перед собой. Когда она властно толкает речь, годами наученная сохранять идеальную доброту, несмотря на яростных демонов, прячущихся за её великодушным взглядом и расслабленными губами, её плечи отведены назад, голова чуть наклонена вбок, призывая обратить внимание. У Тайлера от одного её вида закипает кровь. — Привет! — начинает она. — Надеюсь, у всех вас хороший день. Эти видеоролики подготовлены для того, чтобы познакомить вас, наши дорогие клиенты, с нашим новейшим проектом. Ходили ужасные слухи о том, что стоит за этим экспериментом, но я здесь, чтобы убедить вас, что вам не о чем беспокоиться. Итак, позвольте представить вам… ну… меня. Камера отъезжает, чтобы показать синтетического человека рядом с ней. Абсолютно одинаковые, до каждой волосинки на голове, они подмигивают и улыбаются, маша в камеру. Доктор снова начинает говорить. — Здесь, в Институте Кристальная Ясность, мы научились истреблять и создавать удивительные вещи. Этот проект — только начало следующего чуда. А теперь, прежде чем мы продолжим, я бы хотела рассеять слухи, которые вы могли слышать в эфире. Во-первых, вам не угрожает опасность. Мы не снабжаем их достаточным интеллектом для того, чтобы поставить под угрозу вашу семью или государство. Затем вступает её синтезированная версия: — Мы являемся самостоятельными личностями, однако одновременно с этим нас можно запрограммировать на выполнения самых разных задач, но об этом речь пойдёт в другом видео. Мы — углеродные копии — сделаны из подобных настоящим органов, кожи и крови; мы даже можем пользоваться ванной совсем как вы! Единственное, чем мы с ней отличаемся, — подталкивая её плечом, говорит она, — это то, что мне для нормального функционирования необходимо регулярно обновлять систему и менять масло. В каждую часть нашего тела подмешано нетоксичное масло! Таким образом, чтобы вы знали, что мы всего лишь большие машины. В её улыбке целая бездна эмоций. Доктор взмахивает рукой, и её синтетическая копия, очевидно, управляемая дистанционно, закрывает глаза и падает вперёд. Неважно, что они с ней сделают. Камера возвращается к доктору, выстраивая кадр, который был в начале видео. — Человеческое общение, — говорит она, — это всё, чего мы желаем. При помощи наших синтетических личностей, мы надеемся утолить нужду в человеческом общении не просто другим человеком, но синтетическим человеком. Вы, вероятно, думаете: <Вау, разве это не странно? Как я смогу продолжать своё существование в мире, как высшая форма жизни, если эти штуковины будут бродить рядом?> И снова я скажу, что вам не следует переживать. Мы не выпускаем в мир лишь бы каких синтетических людей. Большинство, если не все они, остаются в стенах нашего Института, чтобы помочь нам собрать новое поколение. Наши синтетические люди проходят обширное тестирование, прежде чем им разрешается занять своё место на работе и приобрести собственный дом, но, я убеждаю вас, таких можно по пальцам пересчитать. Шанс, что мы вытолкнем нашего синтетического человека на все четыре стороны просто так, равен нулю. На экране появляется окошко с исправлением. Джош останавливает видео, чтобы прочитать вслух. Текст слишком мелкий, так что Тайлер не может прочитать его из своего сидячего положения. — На сегодняшний день, — зачитывает он, называя дату, — Институт Кристальная Ясность является главным поставщиком синтетических людей без специальности, выпуская пятнадцать единиц товара общественного потребления в год. Тайлер грозно смотрит на телефон Джоша. — В нашем следующем видео, — говорит она, — мы подробнее поговорим о наших главных нуждах, которые имеем в виду, говоря о <человеческом общении>, — она подмигивает. Джош закатывает глаза. — И помните, мы Институт Кристальная Ясность, и наша задача кристально ясна. Тайлер доедает корочку. Джош тянется за коробочкой сока, пока загружается следующее видео. Тайлеру он тоже вручает одну. — Это видео будет, — тихонько отмечает Тайлер, — о таких людях, как ты? — Думаю, да, — говорит Джош. Оно начинается точно таким же небесно-голубым фоном, посреди которого стоит она. Рядом с ней — мужчина с коричневой кожей и колечком в губе почёсывает подбородок наманикюренными ногтями. Он улыбается, но так же, как его коллега из предыдущего видео — эмоции, которые передаёт изгиб губ, не отражаются в его глазах. Она заговаривает первой: — В этом ролике мы обсудим возможности применения наших синтетических людей для общения. И сейчас мой друг расскажет вам об этом. Камера фокусируется на нём. Он продолжает улыбаться, и Тайлера тошнит от одного только взгляда на это. — Привет, — говорит он, взмахивая пальцами. — Можете звать меня О. Джош фыркает. — Я синтетический человек и был изготовлен для того, чтобы удовлетворять нужды тех, кто располагает средствами для их удовлетворения. В целях данного видео, буду откровенным, я проститут. И, благодаря светлым умам Института Кристальная Ясность, я и мои коллеги одни из лучших в этой сфере бизнеса, потому что, благодаря Институту Кристальная Ясность, мы больше не страдаем от инфекций, передающихся половым путём. — Ты знал про это? — спрашивает Тайлер, тыкая Джоша в бок большим пальцем ноги. — Нет, — говорит Джош, чтобы заставить Тайлера почувствовать себя лучше. — Я наполнен безопасным для употребления маслом, и оно смешано со всеми жидкостями в моём организме. На вкус оно напоминает пенни, но привкус настолько слабый, что вы практически не почувствуете разницы. Кроме того, мои гениталии снабжены сенсорами, которые позволяют мне выполнять свои функции наилучшим образом. Я могу контролировать, сколько семени покинет моё тело, и нам практически совсем не нужна подготовка перед проникновением, потому что наши отверстия тщательно увлажняются самостоятельно. У меня больше эрогенных зон, и они более развиты, чем у людей. Несмотря на то, что я выделяю семя, оно не способно к оплодотворению. Синтетики с влагалищами, в свою очередь, тоже не могут быть оплодотворены, — продолжает О. На экране всплывает очередное окошко, и Джош снова зачитывает текст вслух: — «В настоящее время Институт Кристальная Ясность упорно работает над тем, чтобы позволить синтетическим людям вынашивать детей. С прошлого года нам удалось добиться образования зародыша в лаборатории, как из синтетической спермы, так и в синтетических яичниках, однако при перенесении зиготы в синтетическую матку, происходит выкидыш. Исследований на предмет возможности создания жизнеспособных зародышей между синтетиком и обыкновенным человеком не зарегистрировано». — Думаешь, эти ушные устройства помогают от тошноты? — спрашивает Тайлер. — Ляг и дыши глубоко, — Джош сгребает коробки из-под пиццы и коробочки из-под сока и выкидывает в мусорное ведро у двери в ванную. Тайлер растягивается на кровати, кладя руку за голову, и позволяет Джошу устроиться на сгибе его вытянутой руки. Несмотря на то, что это Тайлер нуждается в утешении, он с наслаждением баюкает Джоша. Они лежат на спине, телефон Джоша покоится у него на груди, а голова — на плече Тайлера. Он дотрагивается до экрана, возобновляя воспроизведение видео. В тёмных, мёртвых глазах О нет блеска. — Я создан для занятий сексом. Я создан, чтобы дарить клиентам счастье. Я не уйду, пока вы не будете удовлетворены. Нас с коллегами не смущают различные гендеры или специфические предпочтения в постели. Мы запрограммированы делать всё, что вы пожелаете. Мы не можем отказать — не то, что бы нам вообще захотелось отказывать, — он улыбается, и Тайлеру приходится закрыть глаза, чтобы не видеть этого. Затем в кадре снова появляется она. Ей отлично даётся поддельная улыбка. — Теперь вы, наверное, думаете: <если я обращусь в эту службу, увижу ли я лицо моего соседа или сестры, когда открою дверь?> Я отвечу, что ваши страхи совершенно не обоснованы. Наши художники делают наброски, а дальше мы прогоняем их через базу данных, чтобы убедиться, что они не совпадают ни с одним существующим человеком. Мы не пытаемся создать клонов. Нет, мы поговорим о клонах в следующем видео. — До следующего раза, — говорит она, и О присоединяется: — Мы Институт Кристальная Ясность, и наша задача кристально ясна. Когда видео заканчивается, Джош с Тайлером какое-то время смотрят на чёрный экран. Тайлеру хочется что-то сказать, но он не может — не может говорить, не может шутить, он может только пялиться на телефон Джоша. Джош трёт уголок глаза и загружает следующее видео. Теперь она одна и на её лице ухмылка. Это видео пропитано насильственно-гнетущей атмосферой: оттенок голубого на фоне несколько темнее, а вместо привычного белого халата на ней чёрная водолазка. — Сегодня мы поговорим о смерти. Тайлер неосознанно притягивает Джоша ближе. — Смерть — это не радостная тема, я знаю. Однако о ней необходимо поговорить, и мы обязаны помнить об этом, ложась спать каждую ночь или глядя на наших детей и супругов. Что если на следующей неделе с нами что-то случится? Что если уже завтра? Трагедия может произойти в любой момент, и здесь, в Институте Кристальная Ясность, мы хотим дать вам и вашей семье второй шанс. Тайлер зажимает рот рукой. — Что такое? — Джош немедленно останавливает видео. Тайлер звучит монотонно, как робот. Он пялится в одну точку и заученно повторяет: — «Ты всего лишь жестокое напоминание о том, что некоторые люди в этом мире не заслуживают второго шанса». — Это она… она тебе это сказала? Когда Тайлер кивает, Джош прижимается к его боку, телефон оказывается у Тайлера на животе. Он целует Тайлера в шею: — Всё ещё хочешь досмотреть? — Да. Они смотрят дальше. — Смерть — деликатная тема, — говорит она, складывая пальцы крышечкой. — Вот почему мы называем этот отдел <деликатным отделом>. Мы позаботились о том, чтобы записаться на приём в любую из наших клиник в городе было максимально легко. Вам больше не придётся ждать, когда станет слишком поздно. Вот, как это работает. Из-за наших взглядов на смерть, мы принимаем заявления только от неизлечимо больных, но в любой ситуации, у всех есть возможность заполнить заявление. Уже на сайте наши специалисты решают, подходящий ли вы кандидат. Как только вас выбрали, вы переходите на следующий уровень. Он очень короткий. Мы берём анализ крови. И только! Наши технологии настолько развиты, что нам достаточно одной капельки крови, чтобы узнать о вас всё: как вы выглядите, как вы думаете, как вы чувствуете — всё это в крови. Мы берём анализ и, для ровного счёта, делаем несколько снимков, а затем запускаем процесс создания вашего двойника. Несмотря на то, что мы далёко продвинулись, это может занять некоторое время. И даже мы, какими бы гениальными ни были, иногда ошибаемся. Прежде чем запросить второй шанс, сверьтесь с условиями вашей страховки. После того, как ваша синтетическая копия закончена, мы проводим обширное тестирование, чтобы убедиться, что получили вашу стопроцентную версию. Когда проверка завершена, мы помещаем вашу синтетическую копию в гибернацию до решающего дня. И когда этот день наступает, мы будим синтетического вас и отпускаем домой. Это просто и безвредно. Ваши родные даже не успеют забыть ваше лицо, потому что вы появитесь прямо на пороге со всеми вашими человеческими воспоминаниями. Как будто вы никогда и не умирали. В случае трагедии мы позволяем скорбящим членам семьи пойти на чрезвычайные меры, и ставим их приоритеты выше прочих. Мы не можем позволить молодым родителям оплакивать ребёнка, которого они вчера потеряли в результате автокатастрофы. Наши синтетические версии стареют совсем как мы, так что можете не беспокоиться о том, что ваши супруги состарятся в одиночестве. Они готовы влиться в общество и служить своей цели. Однако не пропускайте проверки! Всё же вы не полностью человек, и вам требуется столько помощи, сколько вы в состоянии получить. Если вам кажется, что чего-то не хватает у вас, ваших супругов или членов семьи, вы всегда можете заехать в наш местный филиал в Колумбусе, и мы проведём бесплатный осмотр. В конце концов, третьего шанса у нас нет. Ей хватает дерзости подмигнуть. Тайлер не дышит. — До следующего раза, — бодро говорит она, фон приподнимается, снова приобретая небесно-голубой оттенок, — мы Институт Кристальная Ясность, и наши задачи… Джош закрывает видео, не давая ей закончить. Джош не берёт паузу, чтобы помолчать или заново научиться дышать, он пихает телефон под подушку и меняет их местами. Очень просто. Он сгребает Тайлера в охапку, и Тайлер с радостью это принимает. Ему так это нужно сейчас. Нужно. Нужно. — Я здесь, малыш, — шепчет Джош. — О, Тайлер, не нужно плакать, окей? Я… окей, всё в порядке, поплачь. Можешь поплакать. Тайлер не осознавал, что плачет. Но он плачет. Влажные губы Джоша склоняются к его уху. — Я всегда знал… я всегда знал… — говорит Тайлер. — Твои воспоминания где-то там. Они там, в твоём подсознании. Они там. — Я состоял в браке… — Вот именно. Вот именно. Я здесь. Совсем рядом. Всё хорошо. Они мокро целуются. Тайлер неуклюже двигается. Джош уговаривает его, забираясь пальцами под одежду, обнимая и крепко сжимая. Тайлер прячет лицо в шее Джоша. Она тёплая. Джош совсем рядом. Джош всегда будет рядом. — Уедем завтра, — говорит Джош, поглаживая Тайлера по плечу. — Куда мы пойдём? У Джоша нет ответа на это. Тайлер думает, что это нормально. — Повторим алфавит? — Джош кладёт ладонь Тайлеру на поясницу. — Начинай, бро. — Alpha, — говорит Джош, потирая шею Тайлера большим пальцем. На границе с небытием Тайлер не отвечает и хихикает, когда чувствует, что пускает слюни Джошу на ключицы. Джош проговаривает алфавит, потому что знает, что Тайлеру это помогает. Потому что он хочет, чтобы Тайлер уснул. Потому что он безумно влюблён. Тайлер проваливается в сон, когда он шепчет <Juliet>.*
Ему снова снятся золотые кольца и голуби в небесах. На этот раз он не просыпается в слезах. Зато Джош просыпается. Он всхлипывает и пытается приглушить это, но Тайлер просыпается от сбивчивого дыхания Джоша. Вслепую Тайлер тянется за телефоном и ушными устройствами. — Что болит? Скажи мне, где тебе больно? — Г-голова. Она… я не могу…я… Тайлер скользит сверху, подгибает под себя ноги, наклоняется и устанавливает устройства на место. — Не разговаривай. Я сделаю так, что тебе станет лучше. — Я… ничего… не вижу. — Я сделаю так, что тебе станет лучше, — повторяет Тайлер, встряхивая головой. Телефон дрожит у него в руках. Когда доходит до зрения Джоша, боль настолько сильная, что он не может держать глаза открытыми. Кроме этого, жидкость, которая из них течёт, немного темнее, чем Тайлеру хотелось бы. Он быстро стирает её. — Я сделаю, чтобы стало лучше, — повторяет он и нажимает кнопку перезагрузки. — Тайлер, мне так больно, — Джош икает, яростно сгибает колени, поднимая их к потолку, и сжимает простыню пальцами ног. Тайлер моргает. Он нажимает на перезапуск снова. Безуспешно — Джош стонет. Тайлер переживает, что это его вина. Он разрядил аккумулятор вчера. Должно быть, должно быть… — Джош, я пытаюсь. Я… Джош, мне так жаль. В приложении есть индикатор заряда ушных устройств. Тайлер, чуть поколебавшись, открывает его. При виде того, что батарея разряжена только немного больше, чем наполовину, нервозность и тревога Тайлера взлетают до небес. Он бросает взгляд на Джоша в надежде увидеть хоть какую-нибудь реакцию на его лице, когда он в третий раз нажимает кнопку перезагрузки. Его губы дрожат, по щеке катится новая слеза, Джош произносит что-то одними губами. Он пинается. — Это… — Мне жаль, мне жаль, мне жаль, — Тайлер хватается руками за волосы и тянет. — Нет, чел, стало лучше. Стало получше. — Правда? — Боль поутихла, только немного покалывает. Нужно подышать. И отдохнуть. Тайлер возвращает устройства обратно на столик вместе с телефоном. — Мне сделать что-нибудь? Джош достаёт телефон из-под подушки, Тайлер встаёт с кровати и поднимает с пола сумку. Тайлер садится на краешек кровати и достаёт с самого дна клубочек зарядных устройств, начиная его распутывать. — Можешь мне спеть? Тайлер слегка дёргается, в голове пустота. — Я не умею петь. — Умеешь. Тайлер не решается спорить с парнем, страдающим от мигрени, поэтому говорит: — Окей, что тебе спеть? Он подсоединяет зарядки к ближайшей розетке и заряжает телефоны. Ему любопытно, каким образом они заряжаются. — Что-нибудь с сюжетом. Тайлер выглядывает в окно на заходящее солнце и задёргивает шторы. — Знаешь, — говорит Джош, — что-нибудь с элементами повествования. — Ага, — Тайлер поправляет одеяла, и Джош укладывается на живот. Он открывает глаза, истекающие оливковыми слезами, и сосредоточивается на Тайлере и только на нём. Судя по тому, как искажается его лицо с каждым движением, боль Джоша распространилась из головы на руки и бёдра, но она уходит на второй план из-за ссутулившегося и расстёгивающего верхнюю пуговицу комбинезончика Тайлера. — Тебе очень идёт синий, — говорит ему Джош. — Спасибо. — Есть песня на примете? Тайлер расстёгивает комбинезончик до конца и поёт: We are two mariners Our ships' sole survivors In this belly of a whale… Джош закрывает глаза, и на его лице не видно боли. Its ribs are ceiling beams Its guts are carpeting I guess we have some time to kill^… _____________ ^ <The Mariner’s Revenge Song> by The Decemberists: Мы два моряка, Единственные выжившие с корабля, В животе у кита Рёбра его — наш потолок А кишки — ковёр Пожалуй, придётся зависнуть тут…*
— Есть ещё песня, — говорит Тайлер, убирая волосы со лба Джоша и наблюдая, как они завиваются и распускаются на его безупречной коже. — У неё пока нет слов. Я слышу её каждый раз, когда засыпаю. Она врывается в меня мощным потоком. Думаю, она у меня в крови. Джош скулит во сне. — Я спою её тебе однажды, когда у неё будут слова, — Тайлер поглаживает бровь Джоша.*
Он плохо спит. Вообще не спит. Он наблюдает за Джошем и не может заставить себя не смотреть на него. Разумеется, он позволяет себе больше, чем играть волосами Джоша. Кончики пальцев порхают по коже рук и шее Джоша, задерживаясь там, потому что Тайлера беспокоит пульс Джоша. Иногда его нет. Иногда Тайлер сбивается со счёта. На следующий день Джош просыпается со слабой болью. Он медленно моргает, быстро облизывается и прижимается к Тайлеру. Он тёплый и почёсывает Джошу спинку. — Нам нужно уходить, — бормочет Джош. — Почему мы не можем остаться? — Почему ты хочешь остаться? — Потому что я боюсь того, что снаружи. — Не бойся, — Джош приобнимает Тайлера за плечи, приподнимаясь за счёт того, что Тайлер выступает в роли рычага. — Я бывал там, и, что бы ты ни думал, это даже примерно не так ужасно, как ты себе представляешь. Тайлеру хочется верить Джошу. — Ты позволишь отвести тебя ко врачу? — Я в порядке, — хмурится Джош. — Нет, не в порядке. Ты мучаешься от болей. Джош, вчера у тебя отказало зрение… — Всего лишь дурацкая головная боль. Знаешь, что мы можем сделать? Заскочить в аптеку. За прилавком продаются болеутоляющие. Вот они-то мне и нужны. Тайлер поднимается на ноги и неустойчиво бредёт в ванную. Большая часть зубной пасты оказывается в раковине, а не на щётке. — Окей, можем и так сделать, — говорит Тайлер. Джош заправляет постель, и Тайлер слушает, как он собирает все вещи в сумку. — Ты наденешь это? — Ты наденешь это? — Только если ты не снимешь это с меня. — Может позже, — Тайлер сплёвывает. — Я знаю подходящее местечко, — Джош с Тайлером меняются местами, и теперь Джош чистит зубы, а Тайлер думает обо всём плохом в этом мире. Тайлер приносит рюкзак, держа его за лямки, и ждёт, пока Джош закинет туда зубную щётку и пасту. Белые носки выглядывают из ботинок Тайлера, все пуговицы на его комбинезончике застёгнуты и сияют, он тихонько предлагает: — Не хочешь заехать поесть панкейков, прежде чем отвезти меня в это подходящее местечко? — Обязательно. Дай-ка мне только взять наши телефоны и эти божественные устройства для ушей, — пальцы Джоша ледяные.*
Они едут на автобусе. Тайлер ведёт себя так, как будто всё нормально: покачивает ногами, держит Джоша за руку и смотрит в окно. Джош сказал, что он в порядке. Джош кладёт голову Тайлеру на плечо.*
Первым делом они идут в аптеку, и Джош глотает пару обезболивающих, запивая остатками сока. Он стекает по подбородку Джоша, пока Тайлер делает всё возможное, чтобы не попадаться никому на глаза. Они сидят на парковке, прислонившись спинами к кирпичной стене, но парковка не лучшее место для пряток. — Тебе лучше? — спрашивает Тайлер, щурясь от бьющего в глаза солнечного света. — Немного, — Джош изучает этикетку на баночке. — Тут говорится, что это действует на синтетических людях. — Ага, — Тайлер вспоминает, как врач в клинике сказала, что прививка от гриппа работает на них менее эффективно… но лучше всё же какая-то защита, чем вообще никакой. И как будто Джош может читать мысли Тайлера, он потряхивает баночкой и спрашивает: — Думаешь, стоит принять ещё? — Нет. Мало ли, что может случиться. — Возможно, это лучше, чем… — Положи их в сумку, — неожиданно оборачиваясь, говорит Тайлер. — Я заметил кафе с панкейками по пути сюда. Убирая баночку и доставая немного наличных, Джош тянется и целует Тайлера в подбородок. — Отведи меня туда. Тайлер берёт Джоша за руку.*
— Как думаешь, как мы умрём? — Неподходящая тема для панкейков. — Из этих видео понятно только, что синтетические версии могут умереть от естественных причин, так как они тоже стареют, — несмотря на неодобрительный взгляд Джоша, продолжает Тайлер. — Кто угодно может попасть в чёртову катастрофу, — Джош вытаскивает соломинку из бумажной обёртки. — Полагаю, тут ты прав, — Тайлер втыкает вилку в горку блинчиков и наблюдает за маслом и сиропом, которые сочатся из колотых ран. — Я думаю, все синтетические люди стареют, — бормочет Джош, плотно скатывая бумажную обёртку между большим и указательным пальцами. — Не думаю, что было бы честно позволять стареть лишь избранным отделам. Разве это была бы не дискриминация, или типа того? — Думаю, это возможно. Учитывая, что нам не дали права выбрать… — Ага, — соглашается Джош, потягивая кофейно-масляный микс, поставив локти на стол и вытянув шею, чтобы дотянуться до трубочки губами. Поднести чашку ко рту было бы больно. Тайлер не задаёт вопросов. Он хочет задать. Когда он пристально смотрит на Джоша и видит, как он морщится, чувство дежавю искрится на кончиках его пальцев. В отличие от Джоша, похоже, вспоминающего не свои воспоминания, Тайлер думает, что к нему начинают возвращаться воспоминания, появления которых он ждал намного раньше. Всё, что от него требуется, это терпение. Может быть, Тайлера всего лишь интересует механизм, благодаря которому они функционируют. Это не значит, что настоящий Тайлер — не считая его самого, потому что он и есть реальный Тайлер — был механиком. — Не знал, что проспал так долго. Мог бы разбудить меня в порядочное время, — дрожащими руками Джош отрезает уголочек панкейка. — Сон — это хорошо, — говорит Тайлер, краем глаза замечая маленького мальчика, засовывающего красный восковой карандаш в playmat.^ — Самое время нам вернуться ко сну, — какое-то время Джош продолжает жевать, склонив голову и глядя в окно позади Тайлера. — Можем посмотреть на закат вместе. — Думаешь, мы можем убить себя, или они установили бы датчики, не позволяющие нам сделать это? — Тайлер склоняется вперёд, и сидение скрипит под ним. — Тайлер, я же сказал тебе, что не хочу обсуждать смерть, пока ем панкейки. — Тогда давай о докторах, — говорит Тайлер. — Пожалуйста, просто… прекрати… разговаривать. Тайлер возвращается к рассматриванию маленького мальчика. Теперь он рисует синим карандашом. — Нам, вероятно, понадобится сесть на автобус, чтобы добраться туда, куда я задумал. Или на такси. — Да? — К тебе возвращается память, так? Маленький мальчик размалывает кончик карандаша о лист бумаги. Тайлер стискивает челюсти и заставляет себя оторваться от восковых следов на столе. — Думаю, только крохотные кусочки. Джош протягивает руку через стол, накрывая пальцы Тайлера. Он улыбается, как будто это самое естественная вещь в мире. — Я здесь для тебя, бро. Готов идти? Тайлеру улыбка даётся не так легко: — Отведи меня в это идеальное место, мэн. _____________ ^ playmat — вид творческого конструктора*
Они идут по тротуарам и вдоль обочин, не расцепляя рук. В итоге они решают обойтись без такси и стараются по возможности уклоняться от фасадов зданий и не поднимать головы. Слова звучат редко. Однако чаще, чем хотелось бы Джошу. Но Тайлер этого не замечает. — Я знаю, что состоял в браке. Теперь я это чувствую. Впрочем, я не знаю… с кем. Я… я думаю, что помню светлые волосы. Нет, подожди, может… Джош тянет Тайлера за руку в сторону скопления деревьев, в сторону леса с маленькими деревцами. Приглушенными шагами они петляют между деревьями и наблюдают за обитателями домов. — Куда мы идём? — на цыпочках подбираясь к Джошу и почти касаясь его уха губами, шепчет Тайлер. — Мы близко. —Мы собираемся что-то нарушить? — Заброшен, — говорит Джош. — Что заброшен? Это место — то самое идеальное место, о котором подумал Джош, — гордо возвышается над ними, совсем как в день своего основания. Домик на дереве над их головами, потускневший, с облезшей от солнца краской, заросший и уже некоторое время покинутый, создаёт впечатление, что мог бы одновременно подойти для декораций к фильму ужасов или беспечной мелодраме, в зависимости от времени суток. В закатном солнце, спускающемся за крыши соседних домов, домик подходит для обоих случаев. Джош осматривается, прежде чем помочь Тайлеру забраться по лесенке. — Сюда. — Мне не кажется, что нам следует… — Я буду прямо за тобой. Тайлер впивается ногтями в поскрипывающие и нуждающиеся в добротной шлифовке во избежание заноз ступеньки. Он влезает так быстро, как только может, не отрывая взгляда от дома. — Джош, он не может быть заброшенным. В кухне горит свет. — Домик на дереве заброшен, — говорит Джош, уже начавший карабкаться вслед за Тайлером. — Лес прибрал его к рукам. Мы в безопасности. Люк в полу домика непрочный. Тайлер не будет чувствовать себя в безопасности, встав на него. Он скрипит, когда Тайлер надавливает на люк. — Поверить не могу, что я позволю тебе выебать меня в домике на дереве. — Лезь быстрее. Сначала нам нужно успеть полюбоваться закатом. Джош мог сколько угодно говорить, что домик заброшен, но, судя по интерьеру, он более обжитой, чем могло показаться сначала. Тайлер не расспрашивает Джоша. Возможно, в прошлом Джош жил неподалёку отсюда. Возможно, ему известно, что жители дома больше не проводят так много времени в домике на дереве, как раньше. Что бы это ни было, Тайлер подходит к импровизированным самодельным занавескам на одном из окон. Он раздвигает в стороны белые простыни и смотрит в просвет на лес. Если какое-то окно и должно быть занавешено, то именно это, чтобы защитить тех, кто проводит в домике время, от тьмы леса. В конце концов, Тайлер решает, что ничего не случится, если они здесь переночуют, а после вернут всё в первозданный вид. Он берётся за уголок одеяла и осторожно разворачивает, растягивая от одной стены к другой. Джош выбирается из люка, когда Тайлер расшнуровывает ботинки. — Хэй. — Хэй. Джош закрывает люк. Другое окно выходит на дом и сияющее солнце. Оно согревает кожу Джоша. Тайлер забывает, как дышать и забывает, как вспомнить, как дышать, когда Джош опускается на четвереньки и ползёт к нему. Джош помогает Тайлеру стащить рюкзак с плеч и снять ботинки. Всё это отправляется в угол, накрытый одеялом. — Я позволю тебе выебать меня в этом домике на дереве, — говорит Джош, и Тайлер падает, Джош летит на него. — Ох, абсолютно. Джош смеётся в грудь Тайлера. — После того, как посмотрим закат, — добавляет он в паузу между хихиканьем. — После того, как посмотрим закат. Они усаживаются повыше, чтобы было удобнее смотреть, используя одеяло, как подушку. Всё ещё осторожничая, они убеждаются, что находятся достаточно далеко от окна, чтобы, если кто-то снаружи посмотрит вверх, их не было видно. Тайлер подтягивает носки повыше и обнимает колени. — Думаю, я состоял в браке с кем-то, чьё имя начиналось на Дж. Дж… Дж-Е…нет, не то. Я,.. — говорит он. Джош хватается пальцами за комбинезончик Тайлера и придвигается ближе, целуя Тайлера в плечо. — Расскажешь позже. Он не может злиться, когда прямо перед ним садится солнце. Солнце скрывается из виду, и Тайлер наблюдает за Джошем, наблюдающим за тем, как исчезает солнце. Никому не видно, как высоко над землёй, в укрытии дубовых ветвей, Джош склоняется и целует Тайлера в скулу. С наступлением темноты Джош перестаёт тянуть комбинезончик Тайлера вниз, вниз, и Джош опускается с ним вместе. Они соприкасаются губами и обмениваются слюной с капелькой масла; Тайлер обхватывает лицо Джоша руками и позволяет Джошу расстегнуть пуговицы его комбинезончика. Джош проводит языком по его груди. — Знаешь, нам запрещено иметь татуировки. Нам не дают такой возможности, пока мы там. — Что если у человека, который получил второй шанс, они были изначально? Джош влажно выпускает сосок Тайлера изо рта, и он мгновенно твердеет от холода. — Тогда они обязаны нанести их на финальной стадии тестирования. Возможно, тебе было необходимо иметь татуировки, но… Не давая ему закончить, Тайлер притягивает Джоша за шею и сталкивает их губы снова. Когда они встречаются, их зубы стукаются друг о друга, носы врезаются в скулы. Свободной рукой Тайлер пробирается Джошу в штаны. — Расскажи мне об этих самоувлажняющихся отверстиях. Лицо Джоша розовеет, и он качает головой. — Почему бы тебе самому мне не рассказать, — говорит он после паузы. Джош в шутку дерётся, пока Тайлер раздевает его, так что теперь Джош сидит у Тайлера на бёдрах с широко расставленными ногами в спущенных до колен штанах. Глядя на Джоша, Тайлер хватается за его задницу, оттягивая половинку, другой рукой скользя дальше, внутрь. Тайлер чуть не спускает себе в штаны. — Иисус Христос. — Ага, я знаю. Я могу убрать это, если ты описаешь меня… — Я буду хорошим мальчиком, — дразнит Тайлер, два пальца проходят внутрь легче, чем он ожидал. — Думаю, тут влажнее, чем во влагалище. — Ох, так ты помнишь это? — Заткнись и помоги мне избавиться от этого грёбанного комбинезончика. Они ведут себя отчаяннее, чем каждый из них ожидал. Оба остаются в основном одетыми, сдвинув в сторону мешающие предметы одежды. Комбинезончик Тайлера болтается на бёдрах, штаны Джоша съехали к щиколоткам — им нужно быть ещё ближе. Им это нужно. Джош целует Тайлера и дрожит, когда Тайлер разводит половинки в стороны и скользит в него. Почти в этот же момент Тайлер теряет равновесие, спасая себя от падения, выставив локоть. У Джоша уходит немного времени на то, чтобы начать руководить процессом самому, седлая его бёдра и скача. Тайлер вцепляется рукой Джошу в колено, впиваясь ногтями, оставляя следы. — Это… чёрт побери… как в аду, — Тайлер откидывается на спину. Джош просовывает руки под Тайлера и приподнимает его, переворачивая, чтобы Тайлер был сверху. Он поджимает пальцы ног и стонет, Тайлер держит ритм. — Да, да, так… о-ох. Положив руку Джошу на шею, не сжимая, пока тот не попросит, Тайлер целует Джоша и вколачивается в него. Джош задыхается от каждого жёсткого шлепка, отчаянно цепляясь за скользкую от пота спину Тайлера. Всё что он делает — сосредоточивается на затылке Тайлера, потираясь костяшками пальцев о его волосы. Тайлер толкается бёдрами в последний раз, изливаясь в Джоша, запрокинувшего голову к потолку, а ногу — Тайлеру на плечо. Джош кончает себе на живот, к счастью, не прикрытый футболкой. Первым заговаривает Тайлер: — Полагаю, ты запрограммирован кончать одновременно с партнёром? — Иногда это не срабатывает, и я кончаю слишком рано. — Случается с каждым, хотя бы однажды, — улыбается Тайлер и, прикусив губу, выходит из Джоша. — Так, ты просто… всасываешь мою сперму? — Ага. Это немного… мерзко. Она фильтруется в нижней части тела и выходит наружу либо вместе с мочой, либо со следующим оргазмом. Если я всасываю больше, чем можно отфильтровать, она… застревает… и приходится идти к ним, чтобы её вычистить. — Ох, мужик, сочувствую. — Хэй, по крайней мере, вместо этого я могу воспользоваться членом разок-другой. Если бы у меня было влагалище? Это было бы большим недостатком. Они одеваются в тишине. Джош останавливает Тайлера, прежде чем тот успевает натянуть комбинезончик, говоря: — Дай-ка мне, — и глубоко заглатывает член Тайлера. Тайлер не может сдержать высокого писка, который вырывается из его горла. Всё заканчивается немыми извинениями… и рукой, машущей из открывшейся в отдалении двери. Джош, напуганный гораздо меньше Тайлера, поднимает голову и ползёт к окну. Он всматривается. — Оу, — говорит он мягко, едва слышно. Тайлер неуклюже надевает комбинезончик, пропуская пуговицу при первой попытке. — Ч-то происходит? — Я знаю, кто это, — говорит Джош, быстро добавляя, — я думаю. — Ты сейчас серьёзно? — Тайлер следует за Джошем, медленно подбираясь к окну, не позволяя себе расслабиться, пока не оценит окрестности. Ночью всё выглядит более мирным. Стрекочут цикады, на крыльце загорается свет, Тайлер рассматривает раскинувшийся под ними двор и отмечает, что в таком, наверняка, часто гуляют с детьми и питомцами. Газон идеально подстрижен, на крыльце — удобные лавочки – Тайлер был бы не прочь вырасти в таком доме. Лишь мужчина, вышедший из дома, заставляет их насторожиться. Его плечи опущены, и он опирается на трость, чтобы дойти до скамейки на крыльце всего в футе от входной двери. У него редкие волосы, и он выглядит худым. Тайлер смаргивает слёзы. — Ты знаешь его? — спрашивает он у Джоша. — Как вышло, что ты его знаешь? — Я сказал, что, думаю, что знаю его, — сузив глаза, отвечает Джош. Они оба пригибаются, когда дверь открывается во второй раз. — Тебе не стоит выходить одному. Ты даже не обулся. От второго мужчины исходит невидимое тепло. Выглядывая из оконного угла, Тайлер наблюдает, как мужчина идёт внутрь и возвращается с парой носков и тапочками. — Вот, — говорит он, склоняясь перед другим мужчиной, чтобы надеть их ему на ноги. — Спасибо, — натянуто отзывается тот. Джош протягивает руку поверх одеяла, и их с Тайлером руки соприкасаются. Двое мужчин вместе сидят на лавочке. Тот, что с тростью, оборачивает вокруг неё пальцы и кладёт голову второму на плечо. Несколько мгновений проходят в тишине. — Думаю, я не против разделить свою фамилию с тобой, — говорит Тайлер. Джош улыбается. Они наблюдают, как мужчины сливаются друг с другом. Трость падает на деревянное крыльцо, они переплетаются ногами, прячут лица в сгибе шеи, оплетают друг друга руками, слабо дрожа и плача. Чрезмерная чувствительность Тайлера идёт ему на пользу. Их шёпот звучит, как ветер. — Ну же, — говорит Тайлер, едва ощутимо дёргая Джоша за руку. — Давай-ка поспим немного. Я чувствую себя неправильно: мы не должны были это видеть. — Хэй, — говорит Джош, но это не Джош. Тайлер слышит слово и думает, что его произнёс Джош, но это не так. Это не Джош. Это мужчина на крыльце. У него густые волосы, и он выглядит так, словно ещё способен протянуть до конца года. Он касается лица партнёра, его шеи, плеча. — Хэй, — повторяет он и начинает трястись, кричать, вопить. — Не поступай так со мной, — умоляет он. — Не сейчас. Ты не должен уходить сейчас. Завтра ты записан на приём ко врачу, а потом мы собирались поехать в приют для животных и… — Что нам делать? — Тайлер не может отвернуться. — …ты не можешь покинуть меня. Ты не можешь оставить меня сейчас. — Джош, нужно вызвать скорую. А затем Тайлер оборачивается. Чёрные, густо-масленые слёзы катятся у Джоша из глаз, носа и приоткрытых губ. От него пахнет бензином. Он выговаривает: — Тайлер, — и падает, падает, падает… Тайлер смотрит, как в замедленной съёмке, но недостаточно медленной. На мгновение Тайлеру кажется, что он оказался в кошмарном сне, и ему нужно лишь ущипнуть себя. На мгновение Тайлеру отчаянно хочется, чтобы Джош подшучивал над ним. На мгновение Тайлера накрывает осознание, что он должен был предвидеть, что это случится. Он моментально склоняется над Джошем. Тайлер садится по-турецки и кладёт голову Джоша себе на колени, убирая волосы со лба. Он обливается потом и задыхается, пытаясь сделать вдох. — Держись для меня, ладно? Я сделаю так, что станет лучше, — Тайлер шарит руками по полу, дотягиваясь до рюкзака, и роется внутри, в поисках ушных устройств. Но Джош говорит: — Нет, Тайлер, это не важно. Я… — Тогда я отведу тебя ко врачу. — Тайлер… Но Тайлер его не слушает. Он впрыгивает в ботинки и закидывает сумку на плечо. — Пожалуйста, ради меня. Потихоньку, нам нужно сделать это потихоньку. Я буду рядом. Со своей скоростью Джошу всё-таки удаётся встать. Через несколько скользящих шагов он достигает лесенки. — Я полезу первым, чтобы быть уверенным, что ты не упадёшь и не поранишься, — говорит Тайлер. И всё-таки они падают. Потому что Джош говорит: — Я ничего не вижу, — и поскальзывается. И всё-таки они падают. И всё-таки Джош не ранится. Тайлер проверяет на всякий случай. На крыльце больше никого нет. Вдалеке Тайлер слышит сирену скорой помощи — Вставай. Пожалуйста. Обопрись на меня. Пойдём. Я отведу тебя куда-нибудь. Как только Джошу удаётся встать, он складывается пополам, и его рвёт. Тайлер ждёт, пока он закончит, после чего обхватывает Джоша за бёдра и приподнимает, освобождая Джоша от необходимости самостоятельно держаться на ногах. Ему всё ещё неизвестно, насколько больно Джошу на этот раз. Но частота его стонов заставляет Тайлера перейти на трусцу. Выброс адреналина даёт ему силу, как матери, спасающей своё дитя. И Джошу тоже достаётся немного этой силы. Он задевает ветки босыми ступнями, сбивая парочку насекомых. Масло всё ещё обильно течёт из носа, и Джош клещом вцепляется в предплечье Тайлера. Он вертит головой из стороны в сторону, чтобы оглядеться, и пачкает маслом руки Тайлера по всей длине. — Тайлер, я… — Нужно унести тебя подальше отсюда, — говорит Тайлер. Впереди виднеется выход — между деревьями мелькает свет фонарей. Ещё пара шагов… — Ещё пара шагов, — сообщает он Джошу, кивая и ускоряясь. — Почти добрались. Мы тебе поможем. Внезапно, как будто его мозг перестаёт понимать, что от него требуется, ноги перестают слушаться Джоша. Он пытается поставить правую ногу на место левой, но не может её поднять, и снова падает. Тайлеру не нравится так падать. Он спотыкается и тоже падает. Они приземляются на пугающего вида корявые корни деревьев. Лицо Тайлера покрывается кусочками коры, его губы разбиты. Это его беспокоит. Это больно. Он проводит руками по лицу и отряхивает всё, что может. Позади него, скрючившись у подножья дерева, кашляя и хрипя, Джош зовёт: — Тайлер. Оба с трудом садятся, покрытые порезами, царапинами и неизбежными синяками. Тайлер добирается до Джоша, прежде чем тот успевает поднять голову. — Нужно тебя поднять, — кряхтит Тайлер, просовывая руки под спину Джоша и прикусывая щёку. — Пожалуйста. Цикады продолжают стрекотать. Мелькает луна. Лёгкий ветерок остужает кожу Тайлера и нарушает покой Джоша. Тайлер вытаскивает из-под Джоша руки и растирает его от плеч до запястий, чтобы разогнать мурашки. — Не сейчас, — ругается Тайлер. — Тебе нужно… Внезапно, намного живее, чем ожидал Тайлер, Джош поворачивается, вставая на четвереньки, и тянется к Тайлеру рукой. Газ и масло, масло и газ, Джош выглядит… он выглядит… Тайлер придерживает голову Джоша руками, залитыми маслом, и у него перед глазами плывёт. — Мне нужно, чтобы ты попытался встать, — шепчет Тайлер. Из ноздрей Джоша идёт дым. — Пожалуйста, вставай — просит Тайлер. Один глаз Джоша закатывается и закрывается. — Я не хочу запомнить тебя таким, — плачет Тайлер. Дрожащей рукой он дотрагивается до рта Тайлера, приоткрывая губы. — Голова болит, — говорит он — открытие века. Он вцепляется пальцами в нижнюю губу Тайлера и тянет, дёргает её на себя с такой силой, что Тайлер едва успевает подставить локоть, чтобы не упасть. Джош застывает. Тайлер кричит. Он кричит, кричит, кричит. Он прекращает только, когда из ушей Джоша вылетают искры. Уничтоженный, он мчится прочь из леса, чувствуя, будто обе ноги у него левые, и треск костра никак не выходит у него из головы. Как только он выбирается из частокола деревьев, накатывает безразличие. Он бредёт в ночи, спрятав руки в карманы и разглядывая развязанные шнурки. Покачиваясь, он переставляет ноги и не позволяет себе взглянуть вверх, пока не повторит алфавит хотя бы дважды. К счастью для него, никому не хочется идти рядом с тем, кто бубнит фонетический алфавит НАТО себе под нос. Это успокаивает. Почти как считать овец. Вместо того чтобы заснуть, он приходит на заправку. С дырой в груди Тайлер на автопилоте заходит в маленький продуктовый магазинчик. Он снова не поднимает глаз и едва успевает уворачиваться от плеч других покупателей, берущих энергетики из холодильника. Он пробирается в конец магазинчика, стараясь быть незаметным. Если он не будет привлекать внимания, может, никто не заметит потёков масла на его ладонях, предплечьях и комбинезончике. Туалет свободен. Тайлер закрывается внутри и отвинчивает кран. Он наблюдает за потоком воды. Смотрит на своё отражение. И плачет от увиденного. — Возьми себя в руки! — бранится он, глядя в свои красные глаза, и утирает сопли рукавом комбинезончика. Он подставляет руки под автомат с жидким мылом, а затем под воду. Горячая вода — то, что нужно. Он трёт, и трёт, и трёт, и шипит, когда видит, что чернь с его кожи окрашивает раковину. Он шипит потому, что под чёрным проступает розовый. Он шипит на своё отражение, прислоняясь лбом к зеркалу. За первым ударом следует второй, потом — третий, и он знает, он знает, он знает: неважно, сколько раз он стукнется головой о твёрдую поверхность, он никогда не сможет стереть память об уставившемся на него Джоше с бледным лицом и тёмными глазами. Тайлер видел, как последний огонёк жизни погас в них. Он видит его и теперь. Тайлер сжимает горло руками. Всё ещё грязная, горячая вода успокаивает царапину. Глотать немного больно. Когда он надавливает большими пальцами на трахею, не больно вообще. Прежде чем выйти из туалета, он смывает масло с рук и шеи. Он промакивает переднюю часть комбинезончика и надеется, что на первый взгляд пятна примут за пищевые. Напоследок, чтобы завершить камуфляж, он вынимает кепку из сумки и натягивает козырёк до бровей. Он больше не в состоянии на себя смотреть. Он больше не знает, что ему делать. Поэтому он делает то, что кажется правильным на данный момент. На улице Тайлер подходит к молодой девушке рядом с газовым насосом. У неё выцветше-розовые волосы и добрая улыбка. Она смотрит на Тайлера, и он думает, что откуда-то знает её. — Я вас знаю? — спрашивает он, пропуская приветствие. — Я, эмм… А мы должны знать друг друга? — она удивлённо моргает. У Тайлера щемит в груди. — Ты напоминаешь мне кое-кого, но… ты не можешь быть им, — говорит она и вынимает шланг с газом и закрывает дверцу отсека на машине. Тайлер двигается вместе с ней. Сжимая лямку рюкзака и перевешивая его на одно плечо, он вытаскивает, разворачивает и протягивает ей клочок бумажки. Она касается её пальцами, но не забирает у него из рук. — Поможешь мне? Тогда она подносит бумажку к глазам. Он подсовывает другую руку под лямку рюкзака. — Хочешь, чтобы я подвезла тебя туда? — Если это удобно. Мне больше некуда пойти. Изучив бумажку, она переключается на него, видимо, беря на заметку состояние его одежды и, без сомнений, психики. Но есть что-то ещё. Её губы подрагивают в преддверие улыбки, но она останавливает себя. — Я могу тебя подвезти. — Правда? — Правда, — она возвращает ему бумажку. — Думаю, я и так знаю, где это. Залезай. Включить печку? — Пожалуйста. В машине на Тайлера накатывает очередная волна узнавания. Он игнорирует её. Ставит сумку на колени, пристёгивается и смотрит перед собой, начиная рассеянно покачиваться. Она ничего не говорит и заводит машину. Тайлер закрывает глаза. Может, он не знает, что ему теперь делать, но он знает о далёком от дома доме — доме, где всегда рады таким, как он. Свет горит только в одном окне. Уже из машины Тайлер может различить виниловый сайдинг. — Это оно? — она выпрямляется и поворачивается, глядя на Тайлера. — Ага, спасибо. Я, типа, эмм, для меня это много значит. Хочешь, чтобы я заплатил?.. — Не парься. — Спасибо… ещё раз, — Тайлер протягивает ей руку для рукопожатия. Она выглядит впечатлённой. — Без проблем. Я… Дженна. — Тайлер. Здесь что-то ещё. Сначала её глаза, затем рот озаряются в предчувствии улыбки, и она улыбается, но тускло. Её плечи опадают, и место улыбки занимает гримаса. Она указывает на него пальцем и качает им. — У меня был друг по имени Тайлер. Мы, эмм… мы… — она не договаривает. И всё ещё качает пальцем. — Что произошло? Она не договаривает. Просто не может. Она отворачивается к рулю и сжимает его до побелевших костяшек. — Маленький мирок, да? Этот мир такой маленький. Тайлер поглаживает её по локтю: — Было приятно познакомиться. — Ага. Мне тоже, Тайлер. Она уезжает, когда входная дверь открывается. За ней показывается мистер Мистер в своём многослойном наряде, со скрещенными на груди руками и суженными глазами, неуверенный, кто мог пожаловать в такой час. Тайлер думал, мистер Мистер будет рад его видеть. Нет, мистер Мистер только… хмурится. Медленно открывает дверь до конца и хмурится. — Не думал, что не увижу тебя в ближайшее время. Тайлер смотрит себе под ноги. — Ты в порядке? — Я в ужасе. — Где твой друг? — мистер Мистер задумчиво подпирает щёку языком. — Кажется, умер. Мистер Мистер продолжает стоять, реагируя медленно и слабо. — Дерьмо. Вот неудача. Тайлер шмыгает носом. — У меня есть свободная кровать. Всё как обычно — другие постояльцы полуголыми танцуют в кухне вокруг сковородки с яичницей. Мистер Мистер ведёт Тайлера в первую комнату вдоль по коридору. — Располагайся. Кровать не заправлена, но, клянусь, простыни чистые. Сам только что тут спал, когда услышал стук в дверь. — Я не хотел вас будить. — Я проспал весь день. Хорошо, что ты разбудил. Я сейчас. Скомканные простыни большей частью валяются на полу. Первым делом Тайлер поправляет их. Он старается не обращать внимания на порно, крутящееся по телеку. С косячком в руке и зажигалкой в кармане куртки мистер Мистер захлопывает дверь и бросает взгляд на телевизор, говоря: — Виноват. — Всё нормально. — Это должно быть, типа… феминистское порно, — пожимает плечами мистер Мистер и шагает к Тайлеру. — Открывай рот. Тайлер подчиняется без вопросов. Мистер Мистер всовывает косячок Тайлеру между губ и поджигает, выщёлкивая большим пальцем пламя. — Хочешь об этом поговорить? — спрашивает он, из вежливости переключая на что-то менее эротичное. Дышать становится легче. — Я ни о чём не хочу говорить сейчас. — Тогда я скажу. Забирайся в постель и кури свою травку. Мистер Мистер помогает ему снять рюкзак, ботинки и кепку. Он забирается вместе с Тайлером в уютное тепло одеяла. Тайлер стряхивает пепел на постель. Но это ничего. Не обращая внимания на дымящийся косячок, мистер Мистер оборачивает руки вокруг Тайлера и шепчет ему в волосы: — Хочу, чтобы ты знал, что окружив себя плохими вещами, ты сделаешь только хуже. У тебя может быть нормальная жизнь. Ты можешь вступить в брак, стать опекуном, завести кучу кошек. Это может показаться недостижимым, но это не так. Мы можем быть счастливы. Мы можем быть счастливы точно так же, как люди. Нужно только немного времени, чтобы привыкнуть. Большинство наших слоняются без дела, когда начинают вспоминать, что с нами сделали, но если тебе понадобится местечко, чтобы вписаться, я выделю тебе кровать хоть дюжину раз. Тебе нужно быть в безопасности, и я обеспечу её тебе настолько, насколько смогу, пока тебе не станет лучше. Всё наладится. Важно, чтобы ты поверил в это. А теперь тебе нужно поспать, хорошо? Сейчас темно. А когда темно, мы спим. Через боль Тайлер закрывает глаза. У него текут сопли, и звенит в голове. — Я не птица. — Нет, любовь моя, — приговаривает мистер Мистер, целуя его в лоб и забирая из пальцев косячок, — ты не птица. Тайлер считает овец. Он не ребёнок. Тайлер засыпает. Он не птица.*
Он мечтает снова проспать три дня. Но спит всего три часа. Он просыпается от собственного крика. Мистер Мистер цепляется за него. — Я не понимаю, — приглушённо говорит он в воротник куртки мистера Мистера. — Всё стало так плохо. У него болела голова, а потом дело больше было не только в голове. — Он взорвался, да? — пальцы медленно и бережно массируют кожу его головы. — Я мог что-нибудь сделать? Такое чувство, словно… я мог сделать намного больше. — Возвращайся ко сну. На этот раз Тайлер спит почти спокойно.*
Тайлер просыпается, когда мистер Мистер суёт еду ему под нос. Тайлер берёт свой завтрак — два ломтика бекона и стакан апельсинового сока — с собой. Мистер Мистер помогает Тайлеру сесть. — Как себя чувствуешь? — интересуется он. — Нормально. Я думаю. Мне нужно… — Ты останешься тут и отдохнёшь ещё некоторое время. — Они… они будут расследовать то, что случилось? — Тайлер приподнимает бровь. Повисает многозначительная тишина. Тайлер жуёт бекон. — Когда они установят, что он синтетический, да ещё и секс-кукла… ага, как же, ничего они не сделают. — В этом апельсиновом соке есть масло? — Есть. Что теперь будешь делать? Тайлеру почти удаётся не произнести эту абсолютно жалкую идею вслух. Он только нервно усмехается, тем самым обнажая всё, что у него на уме. Он знает, что это глупо, но всё же говорит: — Я хочу жить. Мистер Мистер не находит это смешным. Смех тут неуместен. Он улыбается. — Желаю тебе удачи, — говорит мистер Мистер и улыбается, поглаживая Тайлера по бедру.*
Когда он в состоянии уйти, а мистер Мистер его отпускает, Тайлер уходит. В качестве прощального подарка он стирает вещи Тайлера и прячет маленький мешочек с марихуаной на самое дно внутреннего кармана рюкзака. — В лечебных целях, — предписывает он, обнимая Тайлера за шею. — Я позвоню, чтобы тебя отвезли. Тайлер пахнет кондиционером для белья. — Спасибо.*
Расплачиваясь банкнотой, он знает, что чувство дежавю, которое он испытывает в этом такси, подлинное. Когда машина останавливается перед домом, он отсчитывает нужное количество мелочи и краем глаза замечает колыхание занавесок на окне, будто кто-то проходил мимо и решил поправить шторы. Тайлеру лучше знать. — Спасибо, что подвезли. Водитель, тот же, что в прошлый раз, уезжает, как только открывается входная дверь. Независимо от времени суток, она одета в пижаму; с зубной щёткой во рту и мешками под глазами она выглядит знакомо. На мгновение он задумывается, может, это прикрытие. — Вы не могли бы мне помочь? — спрашивает он, сворачивая, разворачивая и снова сворачивая бумажку с адресом. Как нервный тик. Она не обращает на это внимания. — Я усомнилась, когда прочла об этом в сети, — говорит она, вынимая щётку изо рта, указывая ею на пустое место рядом с ним. — Впрочем, это… всё подтверждает. — О чём вы прочитали в сети? — Недалеко от леса нашли тело. Но шумиха так и не поднялась, когда стало ясно, что тело синтетическое и без маячка. Так что оно перешло в руки местных сборщиков мусора. Полагаю, только это и оставалось, когда выяснилось, что тело было куклой для секса, — от её взгляда Тайлеру стало холодно. — Пожара не было, — говорит она, как будто ему должно полегчать от этого, — только много дыма. Отчего-то ему всё же становится легче. Он точно не знает, почему. Едва ли Джош был в сознании после того, как произнёс свои последние слова. Он был мёртв ещё до того, как упал на Тайлера. Джош не мог чувствовать ничего, что случилось с его телом после. Поначалу Тайлеру хочется закатить глаза и рассмеяться, но он знает, что это было бы неуважительно. Похороны устраивают не просто так. Возможно, это настолько же эгоистично, как спасение жизни Джоша в том контейнере. Тайлер пристыженно утирает нос и натягивает козырёк кепки пониже. Она вздыхает и облокачивается на дверной проём. Прижимая зубную щётку к боку и потирая локоть свободной рукой, она сдаётся: — Я знаю, чего ты от меня хочешь. Тайлер перестаёт сворачивать бумажку и ждёт, затаив дыхание. — Я не могу ничего обещать, — говорит она, глядя ему в глаза. — Я хочу, чтобы вы попытались. Это всё, о чём я прошу. — Даже если я найду его, он не будет прежним. — Мне плевать. — Даже если я найду его, — повторяет она, — ты не будешь прежним. Когда он оставляет её слова без ответа, она качает головой, прикрывая глаза, и крепче вцепляется в зубную щётку. — О, точно, — она поднимает голову с налипшей на лицо прядью волос. — Нужно же найти этого неприкаянного милашку, не так ли. На самом деле ты здесь не за этим. Тайлер открывает рот. Она размахивает щёткой в его сторону. — Даже если, — выплёвывает она, — я и смогу сделать это, что заставляет тебя думать, что ты имеешь право вот так просто врываться в его жизнь, будто ничего не случилось? — Я был создан, чтобы… — И тебя выбросили. Насколько ему известно, тебе не полагался второй шанс. Нет… подожди. Она бледнеет, ровно встаёт на ноги и снова тычет щёткой Тайлеру в грудь. — Насколько ему известно, — говорит она, — тебя, возможно, даже нет на его радаре. Почему ты так уверен, что знал его? Вы могли быть незнакомцами. Он мог быть родом из Японии или из какого-нибудь очень далёкого места. Она стирает пену из уголка рта и выходит за порог. Тайлер смотрит на неё сверху вниз. — Ты влюбился в секс-робота-плаксу с личиком, о котором мечтает каждый человек и каждая мать. Скажи, почему ты хочешь, чтобы я нашла его? Скажи, почему ты хочешь, чтобы я вернула тебе память? — сузив глаза, говорит она. — Потому что я эгоистичен, — говорит Тайлер. — Потому что я хочу быть счастливым. Потому что я не знаю, что мне делать, но нужно же хоть с чего-то начать. Ночной фонарик на крыльце начинает мигать. — Как я и сказала, я не могу ничего обещать. Возможно, у тебя будет только жуткая мигрень, — теперь её глаза излучают тепло. Тайлеру кажется, что он вот-вот потеряет сознание. — Так вы мне поможете? Подталкивая его в плечо, призывая следовать за собой, она направляется в дом. — Я проведу полную перезагрузку. Больше ничего предложить не могу. Посмотрим ещё, удастся ли мне это сделать. Моё оборудование довольно базовое, так что может сработать не полностью. Повернувшись, он протягивает ей ушные устройства из Института. Она таращится на них, прикрывая рот рукой: — Откуда?.. — Эти подойдут? Они забыли вынуть их, когда выбрасывали меня. Она перекатывает их на ладони как игральные кости. Теперь уже она выглядит так, словно вот-вот упадёт в обморок. — Однозначно. Устраивайся поудобнее на диване в комнате. Нам предстоит серьёзная работа. Устроиться удобно непросто. Тайлер делает всё, что, как ему кажется, должно помочь расслабиться: снимает кепку, сумку, даже ботинки; но, когда он садится на двухместный диван рядом с компьютерным столом, всё, о чём он может думать, это проколотые большие пальцы и Джош, поглаживающий его по руке… Его накрывает теперь… горе, неверие. Он совсем один. Она присаживается рядом с ним, и он всё ещё один. Касается его руки, но он один. Прижимает его голову к своей груди, но он один. — Это займёт какое-то время, — говорит она ему в шею. — Это не пройдёт за одну ночь. Ты сильный, и я в тебя верю. Она крепит устройства к его ушам и садится за стол. — Помнишь, что я тебе сказала? О твоей голове? Ты даже близко не настолько похерен, насколько думаешь. То, что твой мозг имеет форму желудка, не значит, что ты капитально похерен. У тебя есть воспоминания Тайлера — твои воспоминания. Терпение — благо, — она разворачивается в кресле, чтобы посмотреть на Тайлера, и забирает волосы наверх. Половина выпадает из причёски, но таков план. — Вы хотите сказать, что, если бы они только подождали, я мог бы, в конце концов, вспомнить, кто я? — Но, знаешь ли, они та ещё кучка придурков. — Они Институт Кристальная Ясность, — говорит Тайлер, уткнувшись в ладони. — И их задача, — передразнивает она, — кристальна, как мет, который я вдыхаю. Она принимается кликать мышкой и прокручивать страницы на чёрном экране, виднеющимся из-за её головы. — Тебе удобно? — Вы хотите, чтобы я прямо лёг? — он всё равно ложится, вытягивая ноги на подлокотник. — Я не знаю, как это подействует на тебя, — в комнате темно, и она включает лампу, начиная осторожные приготовления. — Я проводила полную перезагрузку некоторым друзьям. Иногда нам нужны альтернативные методы, чтобы выпустить пар. Это не так действенно, как секс или кусочек вкусного торта, но тоже помогает. Ты не можешь делать это самостоятельно. Нужно, чтобы кто-то тебя разбудил. Она стаскивает подушку с кровати и подкладывает Тайлеру под голову, после накрывая одеялом. — Готов? — спрашивает она, возвращаясь в кресло. Джош тоже прошёл через полную перезагрузку, чтобы очнуться. Может, так будет и с Тайлером. — Будет больно? — Не должно быть. Это похоже на провал в глубокий сон. — Как долго я буду в отключке? — Совсем недолго. Поначалу ты можешь не вспомнить, где ты. Ты можешь даже не помнить, что проснулся. Я разбужу тебя и задам ряд вопросов. Я могу проникнуть в твои воспоминания, а потом проверю, есть ли у тебя к ним доступ тоже. — Думаю, я готов, — говорит Тайлер, натягивая одеяло до кончика носа. — Окей, — говорит она. И у него перед глазами всё расплывается.*
Он дышит. Потому что в этом есть смысл. Она сидит рядом с ним на диване на небольшом расстоянии и поворачивает голову, чтобы посмотреть на него, когда он садится, опираясь спиной на спинку дивана, откидывая голову наверх к вертящемуся, вертящемуся, вертящемуся вентилятору. Вентилятор доказывает, что он не в Институте. Отправить его туда, не составило бы труда, но она не сделала этого. Он сидит на диванчике в её спальне, в её рабочем кабинете, и, когда он поворачивает голову, чтобы взглянуть на неё, он замечает кусочек тёмного неба за тонкой занавеской. На секунду ему кажется, что времени вообще не прошло. Но на ней другие пижамные штаны и фиолетовая футболка с волком. Руками она остужает его кожу. Она проверяет его пульс по старинке, касаясь сначала шеи, а затем запястья, и указывает на термос на полу. — Больше не буду этого делать, — говорит она, помогая ему поднять термос. Она подносит горлышко к его рту, и он пьёт. Куриная вермишель наполняет его энергией. Он глотает. Она опускает термос и ставит себе на колени. — Ну, а теперь ты знаешь, как тебя зовут? Слова всплывают не так быстро, как ему бы хотелось. Он немного хмурится и понимает, что его трясёт. Когда он тянется за супом, она снова помогает ему пить. — Прости, — говорит она. — Мне не следует давить на тебя. Каждый раз это действует по-разному на всех. Кажется, я устала. — Я тоже устал, — наконец, выговаривает он, чем очень её удивляет. — Тогда… может, поговорим утром? — Ага. Она ждёт, пока он допьёт суп, выключает свет и сваливается в кровать. Он без труда засыпает.*
В следующий раз его будит мигрень, жесткая и ослепляющая настолько, что он, в конце концов, оказывается на полу, запутавшись ногами в одеяле, которым она бережно его укрыла. Произведённый им шум будит и её тоже, и он с радостью замечает, что, когда она свешивает ноги, чтобы встать, на пол перед ней падает свет. — Хэй, — говорит она, щёлкая пальцами, — постарайся не шевелиться. Она встаёт над ним и тянется к клавиатуре на компьютерном столе. Он слушает, как она печатает, стараясь окончательно не развалиться на части. Он моргает, и его глаза перестают пульсировать. — Мне не следовало этого делать, — говорит она, присаживаясь рядом с ним и обнимая колени. — Я многое могу. И ты тоже, если тебе когда-нибудь придётся. Он безмолвно приподнимает брови. Она легонько проходится мозолистыми подушечками пальцев по линии его волос. — Пока ты спал, я пролистала твои воспоминания. Я имею в виду воспоминания, собранные в этом теле, а не те, которые они внедрили тебе, чтобы ты лежал с ними в спячке неизвестно, сколько. Я просмотрела их. И это, как… увидеть мир твоими глазами. Есть визуальная картинка и звук. Я только слушала. Я прослушала то время, что ты провёл в Институте, и я услышала, что она с тобой сделала. Мне было необязательно на это смотреть. С её ресниц срывается пара слезинок. Её челюсть напряжена. — У тебя чертовски достаточно доказательств, чтобы предпринять что-нибудь, — со злобой в глазах и на языке говорит она. — Ты можешь хотя бы убрать её со столь могущественного поста. У меня есть связи. Я могу найти тебе адвоката по защите гражданских прав. Ты можешь… Она внезапно останавливается, хлопает себя по щекам, смахивая слёзы, и говорит: — Нет, ничего из этого не имеет значения, пока ты не вспомнишь, как тебя зовут. — Тайлер, — говорит он. — Моё имя… Тайлер Джозеф. Роберт. Тайлер Роберт Джозеф, вот. Я родился в декабре… Она смотрит на него и ждёт, ждёт, ждёт. Он упускает большой кусок паззла. — Я не был рождён Тайлером, — продолжает он через минуту. — Тебе необязательно говорить мне об этом. Это всё уже давно прошло и забылось. Он садится и убирает одеяло в сторону. — Если ты не против, я спрошу, — заговаривает она вновь, обхватывая колени руками, — думаешь ли ты, что Тайлер — человек, который стал второй версией тебя, — сам попросил сделать его цис-, а не транс-мужчиной? Или ты думаешь, они решили снабдить его пенисом без его согласия? — Я… — он качает головой. — Пока я лежал в контейнере, я, определённо, подумал, что чего-то не хватало. Я чувствовал… себя подделкой, но… это чувство ушло. Думаю, я больше беспокоился о, — он разглядывает своё запястье, — нехватке чего-то другого, особенно… на Джоше. — Татуировок, — говорит она. — Они были у вас обоих. Словно оглохший, он переключает внимание на кисти рук и запястья, и на голубые вены под кожей. Её слова бессмысленны, но он медленно расширяет глаза и размыкает губы: — Вы нашли его? Нашли Джоша? Кажется, этот вопрос сбивает её с мысли: — Тайлер, ты… Ты у меня дома уже месяц. Всё ещё увлечённый своими руками он начинает частично вслушиваться. Он тщательно выцепляет наиболее важные для себя вещи, но реагирует на них несколькими мгновениями позже. В подобной ситуации замедленная реакция нормальна. Тайлеру следует быть внимательнее. Он снова расширяет глаза и размыкает губы: — Это не… — Я говорила тебе, что ты не вспомнишь, как проснулся, — прерывает она. — Всё потому, что, каждый раз, когда я выводила тебя из перезагрузки, ты просто… ничего не помнил. Я не могла дать тебе уйти отсюда в таком состоянии. Это было бы нечестно, поэтому я продолжала. Проводила полную перезагрузку. Перезагружала тебя снова. И снова. Я была так блядски напугана, что напортачила где-то, когда ты очнулся в предыдущий раз и не мог вспомнить, кто ты и … норовил меня укусить, — она потирает предплечье. — Так что, когда я перезагрузила тебя снова, я решила дать тебе отлежаться недельку, на всякий случай. Тайлер разглядывает свои ступни с накрашенными ногтями. — И вот я здесь. — И вот ты здесь, — она поднимается, снова похлопывая себя по предплечью. Тайлер наблюдает, как она садится за компьютер. — Я не рассказываю тебе, где Джош, потому что это ты должен вспомнить сам. Это важно. Теперь всё его внимание принадлежит ей и только ей. Он садится на кисти рук. — Что..? — Это важно, — с нажимом повторяет она, еле удерживаясь от новых слёз. — Когда ты вспомнишь это, я позволю тебе уйти… позволю тебе записаться… на сеанс татуировки… и снова быть собой — но только, когда ты вспомнишь всё это сам. Это важно. — Это важно, — говорит он. — Это важно, — подтверждает она. Так что он кивает и говорит: — Окей. Что может помочь мне вспомнить? — Время, — отвечает она, — я надеюсь. Джош вспомнил не сразу. Так что Тайлер чувствует себя уверенно. — Окей, — повторяет он и вынимает устройства из ушей. Без них он чувствует себя лёгким, как воздух. Он протягивает их ей. — Можно воспользоваться душем? — И зубы почисть, — говорит она. — И поспи. Я дам тебе что-нибудь обезболивающее. Мигрень может вернуться. — Вы можете растворить его в соке? Она не смеётся. Только пристально смотрит, перекатывая устройства между пальцами. — Конечно, могу. Все вещи, что он вынимает из рюкзака, не сочетаются друг с другом, и это никак не исправить. Синий, красный, белый — он решает, что в такой ситуации цвет не имеет значения. Даже, если бы кроме девушки за компьютером в комнате был бы кто-то ещё, это было бы неважно. Тайлеру наплевать. Он носит этот комбинезончик уже много дней подряд. — Хэй, — говорит он, с белой безразмерной футболкой и чёрными баскетбольными шортами, свисающими с руки. — Как вас зовут? Она снова пялится. — Бет, — говорит она. — Можешь звать меня Бет. — Спасибо за всё, что вы сделали, Бет. — Пожалуйста, — тихонько ухмыляется она. Он может поклясться, что по пути в ванную слышал, как она втянула воздух и медленно выдохнула.*
— Это избавит тебя от боли, но нагонит ужасную сонливость. — Это ничего. — Я пригляжу за тобой. Завёрнутый в длинное одеяло, с фруктовым пуншем в животе и медленно восстанавливающимся мозгом в голове, Тайлер спит крепче, чем когда-либо.*
Теперь его не должны удивлять сны о золотых кольцах и голубях в небесах. Он лишь разочарован, что не понял этого раньше. Бет видит все эти мысли по его лицу, как только он просыпается. С тарелкой хлопьев сбоку от клавиатуры она сидит за компьютером в очередной футболке с волком, на этот раз зелёной. Так проходит два дня. Он знает, что у него смешно высохли волосы, а изо рта тянется ниточка слюны, но ему всё равно. Он готов уйти, забраться на самое высокое дерево, высокое как небоскрёб, потому что он знает — о, Боже, он знает; он знает, знает, знает, что он беспомощно — безнадёжно — влюблён в Джошуа Уильяма Дана. Но он спотыкается. Пока на него снисходило озарение, он встал с дивана и теперь стоял с широченной ухмылкой на лице — но он споткнулся. Споткнулся, упал и утоп в диване, погрузив пальцы в разорванный шов на сидении. Он спотыкается, но старается, чтобы это не было заметно. Он старается быть сильным и настолько же уверенным, как два дня назад. Получается медленно. — Думаешь, он… захочет меня? — медленно и риторически вопрошает он у комнаты. Комната отвечает. — Я не эксперт в человеческой природе, — говорит она. — Вероятно, у тебя было бы больше шансов на то, что он примет тебя, ближе к моменту, когда… другой Тайлер умер, допуская, что он уже мёртв, — говорит она. — Вероятнее всего, он уже мёртв, — говорит она. Она прекращает есть, когда он не отвечает. Ложка замирает на полпути от её рта, молоко проливается на край тарелки, и она говорит: — Впрочем, ты Тайлер, а он влюблён в Тайлера. — Я хочу быть… идеальным. — Дай-ка я доем. — Что вы собираетесь делать? Бет допивает остатки молока и причмокивает губами: — Сделаю тебя идеальным. Он пытается отвлечься, пока он ходит по комнате. Одеяло, под которым он спал, большое и больше всего напоминает брезент. Две трети его упали на пол, пока он ворочался во сне. Он мог бы трижды обернуть его вокруг себя и почувствовать себя запеленатым младенцем, если б захотел. Но он сворачивает его и суёт в него руки, как в муфту. Она, извиняясь, смотрит на него. — Ты мог бы развернуть его? — просит она с набором и машинкой в руках. — Разложи его. Оно мягче, чем ковёр. А тебе предстоит на него лечь. Он почему-то не задаёт вопросов и пассивно ей подчиняется. Голова — она не болит, по сути, — как будто выключена. Она тяжёлая, но это не имеет значения. Вскоре он уже ровно лежит на спине, подложив под голову подушку с её кровати. Она включает лампу. — Я сделаю тебе татуировки. Ты же помнишь их, так? Он кивает. — Можешь, — она даёт ему большой планшет, — нарисовать их? Тайлер не хочет поднимать голову. — У вас линейка есть? Они геометрические. Она достаёт линейку из стола. Тайлер переворачивается на живот.*
— Держи, — говорит она, вкладывая ушные устройства ему в руки. — Думаю, я смогу сделать так, чтобы твои воспоминания проигрывались в твоей голове, как слайдшоу. Поможет убить время, пока я буду занята. Если закроешь глаза, будет похоже на сон. Ты как будто будешь там. Тайлер снимает футболку. Она склоняется к его правому бицепсу.*
В детстве мама не позволяла ему читать Гарри Поттера. Ему приходилось просить друзей из школы приносить ему книги, когда они должны были делать проект об образовании пещер. Сгорбившись над книгой, Тайлер пожирал глазами одну жёлтую страницу за другой, приканчивая роман за день. Он полюбил его от начала до конца. Обставляя свою первую квартиру, он сходил в книжный магазин в конце улицы и купил все семь книг. Издание было старым и слегка потрёпанным, но ему не было до этого дела. Каждый день он забирался в постель и со сгорбленной спиной погружался в знакомую атмосферу жёлтых страниц, запах которых возвращал его в отрочество, когда он только-только перестал обучаться дома и не обладал никакими социальными навыками, а его моральные ценности и мировоззрение совершенно не сочетались с родительскими.*
В переходном возрасте, он не отдавал предпочтения ни одному из родителей. Если что-то случалось, он всегда был предан своим братьям и сестре, посвящая всего себя им. Его мало заботило, что у него между ног, или кому бы он показал это, когда настало бы время. Он был ребёнком, пред-подростком, а в таком маленьком возрасте дети не должны быть сексуализированы.*
Подростком он заинтересовался робототехникой и, так или иначе, касающейся её медициной. Он не знал, чем себя занять. Однажды, поздно ночью, провозившись пальцами в тёмных кудряшках до тех пор, пока кожа не сморщилась от влаги, и стараясь не завопить от разочарования, он впервые увидел рекламу Института Кристальная Ясность.*
Он встретил Джоша на выпускном вечере в старшей школе. Тогда он ещё не знал, что это Джош — просто какой-то бедолага, который без конца спотыкался и улыбался невпопад. Всякий раз, когда Джош попадался его матери на глаза, она хмурилась, качала головой и говорила, что он может не рассчитывать на чаевые. Она оставила свою сумочку в распоряжении Тайлера, когда вышла в туалет, так и не узнав, что он вытащил двадцатку и засунул в лифчик. Его семья подумала, что ему приглянулся кто-то из поваров или обслуги, и поэтому он умолял их подождать снаружи, когда они доели. Они решили, что он их стыдится, и только посмеялись над этим. Тайлер не мог опровергнуть их предположения. Он обнаружил Джоша снаружи, болтавшегося с остальными едва ли более профессиональными официантами около мусорных контейнеров позади ресторана. Джош не курил. Он по-доброму улыбался и выглядел совсем неопытным. Глаза Джоша затопил страх, когда он подошёл к нему. По многим причинам Тайлеру там было не место. Помимо формального наряда и распрямлявшихся кудряшек, Тайлера снесло волной того, что, как он позже узнал, было дисфорией, и он утонул в этом чувстве, стоя там перед Джошем. Но Джош был ничем. Он стоял в вызывающей позе, и за его колечком в носу прятался прыщик. У него даже пробивалась щетина. И всё же Джош был всем. Тайлеру было наплевать, что Джош не был самым симпатичным парнем, который там работал. Значение имело лишь то, что Джош смотрел на него, пусть и немного напугано, и отдавался тревожности, стоя в тишине. На секунду Тайлер его возненавидел. На секунду Тайлер захотел быть им. Под смех и свист стоявших вокруг работников Тайлер вынул из лифчика двадцатку и протянул Джошу. Джош тотчас принял её. — Мои родители не планировали оставлять тебе чаевые, — объяснил Тайлер, — но я украл это из маминой сумочки, пока её не было. Джош переводил взгляд с чека на Тайлера и на деньги. — Спасибо, — остановившись на Тайлере, пискнул он и, прочистив горло, повторил: — Спасибо тебе. Тайлер ненавидел его голос и то, как хрустнул его нос. Тайлер подумал, что, если прищурить глаза, Джош, возможно, трансформировался бы в кого-то, кого ему не захотелось бы отпинать. Но из этого ничего не вышло. Прежде чем он ушёл, Джош заговорил снова: — Мне нравятся твои ноги. — Спасибо, я сам их вырастил, — сказал Тайлер. Он изо всех сил старался игнорировать допросы матери. Она утверждала, что видела, как Тайлер разговаривала с мальчиком, на что его отец покачал пальцем и сказал: — Кажется, я говорил тебе: никаких свиданий до колледжа. Перед сном, когда его родители уже готовились ложиться спать, Тайлер пробрался в комнату к братьям, Заку и Джею. Мать не позволяла Тайлеру жить в одной комнате с Заком, даже не смотря на то, что между ними была наименьшая разница в возрасте. Его заставили делить комнату с сестрой. Ему не было до этого дела. Он думал, что розовые стены были отличной попыткой подчеркнуть их женственность. Но дело было не в этом. Тайлер на цыпочках пробрался к братьям. Они не спали и ещё долго не собирались ложиться, потому что были летние каникулы. Тайлер уселся в изножье кровати Зака и, уперев ладони в колени, нагнулся, чтобы прошептать: — Умеете хранить секреты, парни?*
Тайлер смог позволить себе переход только после двадцати, когда съехал из дома. У него была новая квартира и скучная работа в кафе-мороженом, но Тайлер мог сконцентрироваться на себе, и это делало его счастливым.*
Во второй раз он встретил Джоша на пляже. Семейный Джозеф-отдых, которого Тайлеру удавалось избегать годами, застал его врасплох, как лев свою добычу. Так как Зак с Джеем были единственными, кто знал о нём, они предложили сами отвезти его на пляж в отдельном автомобиле. Его мать не видела в этом никаких проблем, если на этом условии Тайлер был согласен провести время с семьёй. Когда они выбрались из машины, меньше всего её беспокоили его растрёпанные волосы, небритые ноги и подмышки. Ей даже не было дела до того, что Тайлер не обнял её. Он просто была счастлива снова увидеть своего старшего ребёнка. За столом на пирсе отец спросил Тайлера, не лесбиянка ли он. — Что совершенно нормально, — добавил он. — Я не лесбиянка, — сказал Тайлер. — Ты болен, — заключил он. — Хронически болен. Иначе как ещё объяснить, что у тебя такой низкий голос. — Я не хронически болен. Не будь смешным. — Тогда в чём дело? Его братья переглянулись. Сестра понимающе улыбнулась. Мать схватилась за нож. — Я уже несколько лет принимаю тестостерон, — признался Тайлер. — Деточка, — неодобрительно воскликнула его мать, намазывая маслом его булочку, — как тебе пришло в голову начать принимать тестостерон? Его у тебя должно быть как можно меньше. — Меня не устраивает меньше. Она изогнула бровь. Тайлер не понимал, почему они не могли этого понять. — Серьёзно? — спросил он. — Я сижу тут, прямо у вас перед носом, а вы так и не поняли? — Мы уже сказали, что нормально, если ты лесбиянка, — проговорил его отец. — Я не лесбиянка, — простонал Тайлер. — Милая, — причитала его мать. — Я больше не голоден, — сказал он и буквально выскочил из ресторана. Вот тогда-то он и столкнулся с Джошем, в прямом смысле. Они столкнулись лбами, споткнулись и замахали руками в воздухе. Первым упал Тайлер, а Джош смягчил падение, чуть не приземлившись на него сверху. Тайлер потёр торс и обхватил себя руками. — Это было бы… — Мне жаль, — выдохнул Джош. — Несколько месяцев назад у меня была операция, так что ещё немного побаливает. — Мне действительно жаль. — Не, чел, не парься. Всё в порядке. Джош помог Тайлеру встать и даже отряхнул его. Его прикосновения были такими же осторожными, как и у самого Тайлера. — Итак, эмм, что ты, типа… почему тебе делали операцию? Тайлер прищурился. Джош покачал головой: — Проигнорируй меня. Это было грубо и агрессивно. Прости. Я не планировал врезаться и сбивать тебя с ног… и я не хотел тебя обидеть, когда спросил про твоё здоровье. Я был… просто… я… ты очень красивый. По-рыбьи приоткрывая рот, Тайлер ответил совсем тихо и был прерван очередной волной бормотания Джоша: — Я полностью имел это в виду в… братском смысле… Типа, хэй, парень… ты выглядишь… очень привлекательно… сегодня. Он покраснел, как помидор, и Тайлер уставился на него, улыбаясь. Он улыбнулся. Джош выглядел лучше. Тёмные и кудрявые, его волосы выглядели лучше, и его щетина теперь ровно покрывала лицо. За колечком в носу больше не было прыщика, и от него так хорошо пахло. Наверное, океаном. — Ты меня не помнишь, да? — спросил Тайлер. — То есть, прошло столько времени. Как ты мог запомнить. Всё ещё красный, Джош наклонил голову и хрустнул носом. Тайлеру больше не хотелось его отпинать. — Ты работал официантом в ресторане. Я нашёл тебя снаружи и дал двадцать долларов чаевых. Звоночек. Джош начал улыбаться шире: — И ты вынул их из своего… И ещё один звоночек. Джош не опустил глаза. Он смотрел на Тайлера и улыбался. Ему не нужно было ничего объяснять, чтобы он понял. — Я, типа, имел в виду, что ты красивый, когда сказал это. Я… Это… не было в… — Хэй, чел, думаю, ты тоже красивый. Они просидели на скамейке до темноты. Сестра написала Тайлеру сообщение, но он не ответил. Он ответил только Заку. Сказал, что он в безопасности. Тайлер положил голову ему на плечо, Джош приобнял его за талию и сказал: — Мне нравятся твои ноги. — Спасибо. Я сам их вырастил, — ответил Тайлер.*
За неделю отпуска Тайлер побывал в таких ситуациях, которые раньше считал невозможными. Он спал почти весь день и допоздна гулял, не проводя ни минуты с семьёй, несмотря на то, что это была семейная поездка. Даже его мать, когда её ожидания от поездки рухнули, перестала спрашивать, куда он уходил каждый вечер. Отец заставлял его ужинать с ними, но после этого Тайлер был волен шататься где угодно. И он шатался с Джошем. Джош тоже отдыхал с семьёй, которая ничего не имела против того, что их старший сын исчезал и проскальзывал обратно в номер только поздней ночью. Тайлер даже видел их однажды, пока ждал Джоша с обязательного семейного ужина. Он представился родителям Джоша и помахал его сёстрам. Брат у Джоша был просто потрясный. Тайлер был от него в восторге. Неважно, где они с Джошем проводили время вместе. Большую часть времени, если не всё, они зависали на тёмном и пустынном пляже. Джош всегда держал его за руку и рассказывал что-нибудь интересное. Они стелили полотенце на песок, и Джош целовал его. У него не было опыта. Он не знал, что делать. У него тряслись руки. Когда он, наконец, набрался смелости ответить на поцелуй, Джош отстранился и уставился на него. Он просто пялился, а потом наклонился снова, и теперь уже Тайлер знал, что делать.*
Вернувшись из отпуска в Огайо, Тайлер и Джош дождались трёхмесячной годовщины, прежде чем перейти на следующий уровень отношений. Это было трудно. Языком Джош творил магию у Тайлера во рту, руками — на бёдрах. Тайлер сказал себе, что он может это сделать. Кровать Джоша была мягкой. Кровать Джоша хорошо пахла. Джош был нежным. Он целовал Тайлера. Баловал его. Он погрузил лицо между ног Тайлера. — Я могу вставить пальцы? — прошептал он Тайлеру в половые губы, посасывая складочки, скользя языком вверх, вверх, вверх по его клитору. — А-ага. Но было больно. Тайлер не знал, почему ему было больно. — Без проникновения. Всё в порядке. Нам не нужно проникновение, — Джош вернулся к клитору Тайлера. Он целовал его. Он любил. — Спасибо, — сказал Тайлер. Он вплёл пальцы в волосы Джоша. Он не расстроился. Он не мог расстроиться. Джош был таким милым. Джош был добрым. В те выходные Джош пришёл к Тайлеру с набором расширителей. Розовощёкий, с капельками дождя в волосах, Джош переминался с ноги на ногу. — Я слышал,.. они могут помочь. Чтоб ты знал, тебе совсем не обязательно их использовать. Нам не обязательно заниматься сексом с проникновением. Мы можем и без этого обойтись. К тому же, рассматривать секс, исключительно как взаимодействие пенис-во-влагалище, очень гетеро нормативно. Это как говорить, что пары с двумя влагалищами не занимаются настоящим сексом, потому что в их сексе не участвует пенис. Но, типа, в любом случае, я купил их, потому что они могут помочь, если ты захочешь. В благодарность Тайлер отсосал Джошу и заказал пиццу. Он не знал, сработают ли они, но ему было необходимо проверить. Было только немного больно. В конце концов, он привык к этому. В конце концов, ему хотелось узнать, сможет ли он принять Джоша. Он выждал ещё три месяца. Думая, что в долгосрочной перспективе, чем больше времени, тем лучше. Они снова были в квартире Джоша, в кровати Джоша. Тайлер разделся и сказал: — Я хочу, чтобы ты вошёл в меня. — Ты уверен? — спросил Джош. Тайлер уже был таким мокрым. — Да. На всякий случай, Джош потянулся за смазкой. И, несмотря на то, что Тайлеру понадобилось около часа, чтобы привыкнуть к ощущению двух пальцев Джоша внутри, он почувствовал облегчение. Он успокоился и хотел большего. — Пожалуйста, — сказал он, проведя языком по губам Джоша, и Джош раскатал презерватив. И, несмотря на то, что это тоже заняло дольше, чем Тайлеру хотелось бы, Джош вошёл в него, растянул его. Кончая, он кричал Тайлеру в плечо. Тайлер держался за него, уткнувшись носом в его щёку. Тайлер уснул. Утром Тайлер пробрался пальцами к боку Джоша. Утреннее дыхание их не беспокоило. Использование защиты — тоже. Как только Джош проснулся, согласно улыбнулся, игриво прикусил Тайлера за нос и сказал: — Залезай на меня, чел, — Тайлер оседлал бёдра Джоша, и на этот раз было не больно. Тайлера также почти не обеспокоила грибковая инфекция, которую он в итоге подхватил. Джош купил Монистат и ввёл ему, говоря приободряющие слова, пока вводил аппликатор. После этого он прижался к спине Тайлера и помассировал паховую область, взад-вперёд, от одного бедра к другому. Это никак не помогло, но послужило моральной поддержкой, движения напомнили Тайлеру те, к которым он прибегал при менструальных болях. — Думаю, я люблю тебя, — сказал Тайлер, игнорируя жжение во влагалище. Джош продолжил поглаживать живот Тайлера: — Думаю, я тоже тебя люблю.*
— Прекрати, прекрати. Пожалуйста. Я не хочу больше на это смотреть, — обращается он к открытому слева окну. Он обращается к ночным совам. Он обращается к Бет. Бет вгрызается зубами в ледяные чипсы. Слёзы оставили следы-дорожки к его ушам и на подушке. Его уши, кстати, пусты, и он ничего не хочет вставлять в них ещё долгое время. И хотя Тайлер знает, что подобная реакция может показаться драматичной, он также знает, что она здравая, насколько подсказывает ему здравомыслие. Он цепляется за ушные устройства, держится за них, как за жизнь — вот, в чём ирония. — До чего ты дошёл? — спрашивает она, и придвигает к нему миску, молча предлагая лёд. Это щедрое предложение. Тайлер принимает его, ему это нужно. Чипсинка плачет на его кожу, стекая вниз по запястью. — У меня была грибковая инфекция. — Не мог досмотреть до своей свадьбы, хотя бы? Или до того дня, когда ты усадил Джоша и сказал ему, что хочешь вто… Он не попадает в рот. Она замолкает. Хмурится. Продолжает: — Я закончила с твоими татуировками. Намажь их вот этим кремом. Он немного осветлит их, но зато они будут выглядеть естественнее. Растаявшая ледяная чипсинка стекает у него по подбородку и присоединяется к лужицам от слёз на подушке. — Ладно, — говорит она, — я сделала не все. Та, что была у тебя высоко на бедре, слишком личная. Я не могла заставить себя её сделать. Он сделает её тебе, не так ли? Как подарок в честь возвращения домой. Тайлер просто лежит. — Я уверена, он сделает её тебе, — говорит она. Тайлер закрывает глаза. Долго моргает. — Я всё помню. Мне больше не нужно переживать всё это. Пожалуйста. У вас ещё осталось то лекарство от мигрени? — Добавить в сок? Он кивает и садится. Он слушает, как она жуёт по пути на кухню. Смотрит вниз на свою грудь. И на руки. Он смотрит совсем недолго, но уже чувствует себя собой. Бет возвращается с коробочкой сока в руке. — Это тебя вырубит. А через денёк-другой, когда ты проснёшься, Джош уже будет здесь. Сок быстро заканчивается. — У нас есть дом. Глотая слова и спотыкаясь, ему хватает сил только, чтобы поставить пустую коробочку из-под сока на стол и опереться на него самому. Он упирается локтями в деревянную столешницу, чтобы не уронить на неё голову. Тайлер кладёт ушные устройства рядом с клавиатурой и больше не двигается. Она обхватывает его руками и ведёт к дивану. — Дом? — наигранно интересуется она. — Впечатляющее достижение. Он скрещивает лодыжки. — У нас есть… Его правая нога с глухим стуком опускается на ковёр. Одеяло, которым она его накрывает, настолько большое, что прячет и правую ногу. — Засыпай, — говорит она. — У нас… у нас… — у Тайлера закрываются глаза. — Ты уже почти там, — шепчет она, расплывчато и приглушённо. — У нас на заднем дворе был домик на дереве, — говорит он и проваливается в пустоту.*
Когда его атакуют кошмары, он принимает вызов. Пульсация в венах помогает ему чувствовать себя сильным. Но кошмары жестоки. Они причиняют боль. Пробираются глубоко-глубоко, и Тайлер не хочет позволять им себя сломить, но ему снится Джош. И в этих снах Джош мёртвый. Он ползёт к Тайлеру со сломанным позвоночником и вывернутыми конечностями, ползёт непрестанно, ползёт слишком быстро. Его зубы покрыты маслом. И он плюёт Тайлеру в лицо. И Тайлер просыпается. Ему снится, что он просыпается. И Джош здесь. И у него почему-то синие волосы. Он касается руки Тайлера, потирая запястье большим пальцем. — Хэй, — шепчет он, придвигаясь ближе, чтобы поправить одеяло. Он хватает Тайлера за запястье. — Ты в порядке. Тайлер молча пялится. Джош улыбается. Но, прежде чем Тайлер успевает улыбнуться в ответ, лицо Джоша тает, как будто оно сделано из того же льда, что и чипсы у Тайлера на ладони. Летят искры. Летят искры, и это не к добру. Тайлер скулит. Он плачет, пока не просыпается. И даже тогда он не перестаёт плакать. Бет сидит на кровати и, кажется, скоро прогрызёт дыру в губе. — Может, тебе станет лучше, когда ты его увидишь. Может, твоё подсознание пытается тебя предостеречь. Может, твоё подсознание пытается тебя подготовить, — предполагает она. Она подплывает к компьютеру, бьёт по клавиатуре и кликает одновременно слишком и недостаточно часто. — Вот, — говорит она, наконец, покачивая флешку на цепочке указательным пальцем, удерживая мизинцем ушные устройства. — Тебе не нужно смотреть или слушать. Даю слово. Они все тут — твои воспоминания. Те, что из Института Кристальная Ясность, я поместила в отдельную папку. Я не хочу сказать, что это поможет, когда ты встретишься с ним лицом к лицу, потому что, возможно, он тебя и на порог дома не пустит. Но… может, это поможет ему понять. — Понять что? — Почему ты так нервничаешь. Почему ты боишься собак. Почему ты не до конца понимаешь, как устроен мир. Почему на самом деле ты не до конца понимаешь самого себя. Она пожимает плечами. — Почему ты хочешь, чтобы он был счастлив, — добавляет она тише. — Почему ты хочешь быть счастливым. Он вытирает глаза. — Я не знаю, что надеть. — Тот милый комбинезончик, — предлагает она.*
Он всё же надевает комбинезончик. Никто не оборачивается на него. Человек, с которым он делит сидение в автобусе, точно не собирается смотреть на него дважды. Народу почти битком, и Тайлер мечтает, что освободится место у окошка — из прохода совершенно невозможно следить, куда он едет. Он отводит плечи назад и надвигает козырёк кепки до самых бровей. На сидении перед ним — группа девчонок, они подпрыгивают и мычат, тихонько что-то напевая. Они шепчутся, прикрываясь ладошками, и поют песни, которые запускают обратный отсчёт в сознании Тайлера, и он смутно припоминает эти мелодии из раннего детства. Он ковыряет кутикулы. Девчонки выходят с ним на одной остановке. Он смотрит на ноги и замечает, что один носок стильно съехал в ботинок. Месяц в четырёх стенах мог повлиять на него гораздо хуже. У него сосёт под ложечкой, но все прочие признаки тревожности, которую он приобрёл после Института, отсутствуют. Колени не слабеют, голова не пульсирует, подмышки потеют не обильнее обычного — Тайлер ожидает, что всё это начнётся, но… ничего не происходит. Он идёт по тротуару, по той же дороге, где когда-то кто-то с его именем и лицом проходил бессчётное количество раз, пока за его спиной садилось солнце, и чувствует, как внутри разгорается предвкушение. Ещё толком не понимая, откуда это ощущение взялось, он предвкушает жизнь, предвкушает встречу с Джошем. Он знает, что следовало бы нацепить защитную маску. Знает, что следовало бы ожидать худшего. Как сказала Бет, даже если удастся найти Джоша, нет никаких гарантий, что он будет прежним. В воспоминаниях, когда Тайлер зажмуривается так сильно, как только может, он видит всё того же Джоша. Искусственный или нет, Джош, которого он знал в том домике на дереве, полностью соответствует образу Джоша в его голове, не считая незначительных, в основном косметических, различий. Тайлер решает держаться ближе к фасадам домов. Нырять в лес по соседству, как он однажды сделал, было бы крайне нежелательно. Неизвестно, как бы он отреагировал при виде того места, где Джош пытался за ним ползти, пока бесцеремонно не рухнул на землю, чтобы бы больше никогда не подняться. То же касается домика на дереве. С лужайки перед домом Тайлеру не видна закреплённая на дубе конструкция. Только расплывчатые очертания деревьев на фоне тёмного неба. Где-то в доме горит свет, озаряя переднее окошко рассеянным светом. Может, стоило подождать до утра. Может, ему лучше уйти, сесть в автобус и начать новую жизнь в каком-нибудь незнакомом штате. Может, следует постучать. Он стучит. Одного этого хватает, чтобы он начал жалеть о том, что вообще пришёл сюда. Как только его рука безвольно падает вдоль тела, вся уверенность падает вместе с ней. Опустошённый и заметно дрожащий, он неосознанно хватается руками за лямки рюкзака, перекатывается на пятки, и отшатывается, как от чего-то пугающего. — Дурак, дурак, дурак, — шепчет он себе под нос, спускаясь с крыльца. Если поторопиться, он будет в двух улицах отсюда к моменту, когда откроется дверь. Если поторопиться, дверь, может, и вовсе не откроется. Он пытается съёжиться, но дверь всё равно открывается, и он слышит сбитый с толку голос: — Я могу вам помочь? Интонации достаточно, чтобы он остановился. На газоне перед домом трава так высока, что скрывает мыски ботинок. И вот он стоит там и понимает, что нужно что-то сказать, но он не может — не может. Ему едва хватает сил поднять голову и обернуться через плечо. Неузнанный, с незаметно колотящимся сердцем, Тайлер пялится на Джоша, Джоша — Джоша. Он смаргивает слёзы. Джош предстаёт перед ним с синими волосами и бородой, совсем как его синтетический аналог. Он стоит в дверях и держится за косяк одной рукой, смело протягивая другую вперёд. Фактически это бесполезно, потому что Тайлер очень далеко, но это не останавливает Джоша. Что-то вынуждает его выйти вперёд и дотронуться до незнакомца. Может, где-то очень глубоко в мозгу Джоша что-то свербит, запуская механизм узнавания человека, стоящего перед ним на лужайке. — Нужна помощь? — спрашивает он. Тайлер видит, как он оглядывается на дорогу, ожидая увидеть там заведённое транспортное средство. Тайлер осознаёт, что у него нет никакого плана. Он без понятия, чего он ожидал от Джоша, когда тот откроет дверь. На что он точно не рассчитывал. Тело умоляет его убежать. Он разворачивается, костяшки пальцев белеют от того, как сильно он сжимает лямки рюкзака, и идёт обратно к крыльцу. Джош не узнаёт его из-за низко надвинутой кепки, но к тому моменту, когда мыски военных ботинок Тайлера возникают у Джоша перед глазами, он уже просканировал каждую татуировку на руках Тайлера. Поэтому он качает головой. Поскуливает. Закрывает лицо ладонями, с натянутыми на них рукавами свитера. Тайлер рассматривает ноги Джоша и замечает своё имя, вытатуированное над левым коленом, едва прикрываемое кромкой шорт. И Тайлер начинает плакать, когда это видит. У него нет слов. Джош стирает слёзы с мокрых щёк. — Точно, — говорит он. — Это какая-то жестокая шутка, да? Они так не поступают. Они не посылают своих ёбанных синтетиков прямо людям на порог и не велят им вести себя, как будто ничего не случилось. Это мы должны прийти туда, к ним, и они — это должно происходить спокойно. Это должно быть чем-то особенным. Это не должно быть вот так. Он говорит ледяным тоном и тычет пальцем: — Я не знаю, кто ты, потому что… нам они сказали, что ничего не вышло. Они сказали, что ничего не вышло, а теперь ты стоишь тут и… я говорил ему не делать этого. Я говорил ему, что буду в порядке без него, но он не послушал. Когда нам позвонили, чтобы сказать, что ничего не вышло, что это его сломало, я подумал: <это сделало его только хуже>. Иронично, да? Можно подумать, что таким образом он хотел поднажать и прожить дольше, потому что его ёбанный второй шанс не… Джош замолкает. Тайлер вытирает глаза. — Ты украл его личность, не так ли? — спрашивает Джош. — Решил, что придёшь сюда вот так и притворишься им, чтобы у тебя была крыша над головой, но так не пойдёт. Я позвоню кое-кому, и тебя заберут, и разберут на маленькие кусочки, и… что ты делаешь? Тайлер сбрасывает сумку с плеча, чтобы сунуть руку внутрь. В неловкой тишине он с минуту роется в вещах, после чего вынимает флешку. Ещё минута проходит в тишине — Джош ждёт, пока он наденет рюкзак обратно. И когда Тайлер заканчивает с этим, он поднимает голову и протягивает флешку Джошу на открытой ладони. И когда Тайлер делает это, он встречается взглядом с Джошем. Это должно было быть ужасным клише. Любовным воссоединением после долгой разлуки. Это должно было быть… — Ты выглядишь таким здоровым, — говорит Джош со слезами в уголках глаз. — О, боже мой, посмотри, что они с тобой сделали. Тайлер вжимает флешку Джошу в грудь. Джош забирает её. Опускает на неё взгляд. — Мои воспоминания, — говорит Тайлер, он больше не может смотреть на Джоша. Ему нужно отвернуться, прикусить щёку, или сделать что-нибудь ещё. — И что, мне нужно загрузить их в тебя? — Просто загляни в папку с названием <Институт Кристальная Ясность>. Пожалуйста. — Ты ржавеешь? Тайлер смотрит на Джоша: — Что? — Сегодня обещали дождь. Ты ржавеешь? — пожимает плечами Джош. — Нет. — Всё равно заходи внутрь. Он снова застывает, чувствуя это непреодолимое желание сбежать. Кончиками пальцев он наступает в лужу и вынужденно переносит вес на пятки. Он думает, что может отклониться назад. Думает, что, может быть, сейчас, пока Джош сканирует взглядом его тело, проникая в самую глубину его души, самое время уйти. Это глупо. Тайлер говорит себе, что это глупо. Ему хочется верить, что Джош — незнакомец. Ему хочется верить, что Джош скорее столкнёт его в канаву, чем пригласит войти, но Джош приглашает его войти. И вот он стоит там и не понимает, шутка это или нет. Джош вертит флешку в руке. Кивает головой назад, указывая на дом и гостиную за спиной. Ещё не успев войти внутрь в этих ботинках и с синтетическим лицом, Тайлер знает, как там всё выглядит. — Ты, мм, голоден? — заманивает Джош. Не так уж успешно. Кулинарные навыки Джоша ограничиваются блюдами для микроволновки и нарезкой. Это всё, что Тайлер мог есть — не Тайлер — Тайлер. У него нет аппетита. У него никогда не было аппетита. Тайлер хочет вдохнуть запах Джоша у сгиба его шеи, хочет, чтобы его губы горели от прикосновений бороды. — Нет, я не голоден. Я… я всё же зайду, если ещё можно… — Не то чтобы я собирался забрать свои слова обратно. Я же предложил. Это было бы грубо. Ну же, — повторяет Джош чуть мягче на этот раз. — Я посмотрю на, что бы там ни было на этой штуке, — он потряхивает флешкой на цепочке, — а ты просто можешь расслабиться. Джош смотрит на него, оглядывает с головы до ног всё внимательнее. Но есть что-то ещё. Тайлер оборачивает пальцы вокруг горла. Второй рукой обнимая себя за талию. — Я не стану никому звонить, — говорит Джош. Джош излучает недоверие. Оно сквозит в каждом взгляде, в каждом движении. Джош видит перед собой кого-то, кто напоминает его любимого человека, но не является им. Воспоминания, лицо, мысли — может быть, ему знакомо всё это, но точно так же именно они могут его одурачить. Тайлер его не винит. Джош так непринуждённо впускает незнакомца в дом; Джош не может поверить, что Тайлер — незнакомец, точно так же, как Тайлер не может поверить, что Джош — незнакомец. И, тем не менее, Джош возводит стену. Ему не хочется быть с Тайлером в одном помещении на случай, если его синтетический двойник выкрал индивидуальность Тайлера, чтобы пробраться к нему домой. Это было бы слишком просто. А ещё опасно. Чего стоит Институту Кристальная Ясность сместить мировых лидеров и захватить мир? Тайлер приближается к двери. Джош отходит вправо, давая ему пройти, и захлопывает дверь, как только Тайлер достигает дивана у противоположной стены. Она садится на него. Подушки принимают его форму. Тайлер почёсывает лицо. Нащупывает царапины и чувствительные зоны, оставшиеся после падения из домика на дереве. Он роняет голову на руки. — Устраивайся поудобнее, — в некотором замешательстве говорит Джош и исчезает дальше по коридору. По телевизору, что стоит на полке рядом с пустыми фоторамками, показывают местный прогноз погоды. Тайлер слышит гром. Минуту спустя, у него начинает болеть живот, кожа зудит. Он обхватывает живот руками, надавливая, но это не помогает, так что он сгибается, утыкаясь лбом в колени. Его прошибает сильная дрожь. Воспоминания без разрешения захлёстывают Тайлера, и он вспоминает, как сидел на этом диване с зеркалом в руках. Он вспоминает, как повернул голову и увидел закрытые глаза Джоша. Он вспоминает, как, вскоре после этого, Джош проснулся и убеждал его в том, что он всё так же прекрасен, как, когда они встретились во второй раз. Милостивый боже, Тайлер вспоминает, как он уронил зеркало и, схватив Джоша за воротник футболки, притянул к себе и поцеловал его, любил его. Он вспоминает, как Джош раздевал его, как потирал покрытую короткими волосками вершинку, как раздвигал его бёдра локтем. Он помнит, как Джош посасывал его клитор губами, массировал его языком — и, милостивый боже, Тайлер вспоминает, как Джош придерживал себя у основания, проникая в Тайлер дюйм за дюймом. Но было больно. Было так больно, что Тайлер взвизгнул, и Джош сгрёб его в объятия и стал покачивать и шептать: — Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь снова был таким узким. Боже, боже, боже, Тайлер вспоминает, как Джош отнёс его в спальню и достал набор расширителей, выбрав самый маленький, потому что Тайлер сказал ему, что хочет попробовать, а Джош не мог ему отказать. Он не мог отказать, а потому раскрыл складочки Тайлера и стал проталкивать расширитель, но Тайлер не смог принять его. Он не смог принять его, и у него ужасно заболел живот, так что Джош снова коснулся Тайлера руками и поцеловал его, размыкая складочки языком. Его язык был избавлением, и Тайлер забился под ним. А теперь… теперь Тайлер сидит на этом диване и до смерти боится за свою жизнь. Ему необходимо сбежать, покинуть это место, но тут приходит Джош. Он встаёт перед телевизором в гостиной — на его щеках слёзы, совсем как у Тайлера. Он стоит, и всхлипывает, и говорит: — Мне так жаль. Тайлер смотрит себе под ноги. — Если бы я знал, что это случится, я бы настойчивее убеждал Тайлера этого не делать, — говорит Джош. — Но ты был эгоистом, — говорит Тайлер. — А ты бы не был?, — Джош подходит к Тайлеру, смотрит глаза в глаза, стена, которую он так старательно возводил, рушится, а он даже не подозревает об этом. — Если бы ты был с кем-то, и они были бы для тебя всем ёбанным миром, и они бы умирали, неужели ты не сделал бы всё возможное, чтобы они остались в живых? Неужели не пытался бы убедить себя, что нанимать компанию, которая изготовит синтетического человека с их лицом и воспоминаниями, самое гуманное решение, когда тебе предстоит прожить в одиночестве до конца твоих дней? Джош наклоняется вперёд, впиваясь Тайлеру в колени. У него тёплые руки. Тайлер закрывает глаза. Джош усиливает хватку, и Тайлер открывает глаза. — Неужели ты не был бы убеждён, — продолжает Джош, — что заслуживаешь второго шанса, чтобы они, наконец-то, делили с тобой постель и улыбались самой широкой улыбкой, и болезнь больше не раздирала бы их на части? — Всё в порядке, — говорит Тайлер. — Я тоже эгоист. Лицо Джоша смягчается. — Посмотри, что случилось после. Ты уже знаешь, что было до, — говорит Тайлер. — Что случилось после? — спрашивает Джош. — Это ты мне скажи. Джош снова исчезает. Он больше не появляется. В конце концов, Тайлер скидывает ботинки и придвигает к себе сумку. В конце концов, он сворачивается клубочком, не сняв даже кепки, и пытается уснуть. И на этот раз, когда он спит, ему ничего не снится.*
Он думает, что, с позитивной точки зрения, ему ничего не снилось, потому что он нашёл настоящего Джоша — Джоша, которому он предназначался, когда жизнь дала ему второй шанс. Этот Джош — тот, кого этот Тайлер знал, о ком заботился и кого любил всем сердцем. Реакция Джоша была естественной. Единственное, что удивило Тайлера, Джош предложил ему переночевать в доме, а не выкинул на обочину. — Чтоб ты не заржавел, — объяснил он, и Тайлер всё ещё слышал стук дождя. Теперь же Джош сидит на ковре перед диваном, наблюдая за Тайлером, когда он поднимается. В соседней комнате готовится завтрак. Тайлер не знает, долго ли Джош здесь сидит; его, кажется, удивляет слабая улыбка у Джоша на лице, но он ни о чём не спрашивает. Он перекатывается на живот и приподнимается на локтях. Джош улыбается чуть шире. — Перестань, — бурчит Тайлер и тянется пальцами к глазам, чтобы стереть остатки сна. — Он тоже спал в кепке, когда начал терять волосы. Тайлер опускает руки. — Знаешь, я посмотрел всё, как ты мне и сказал. Вероятно, я ошибся, но это… я не знаю, как это описать. Ты провёл четырнадцать дней с тем синтетическим парнем, который выглядел в точности, как я, и за это время ты по уши в него влюбился, — пожёвывая уголок рта, говорит Джош. — Ты злишься? — Злюсь, что они использовали мою внешность для создания секс-куклы без моего разрешения. — Может, у них остался какой-нибудь хорошенький снимок, когда ты подписывал бумаги, позволяющие… Джош качает головой. Тайлер прикусывает язык. — Это не… это не измена — говорит Джош, — потому что ты не — ты не мог. Он резко поднимается под предлогом того, что ему нужно следить за едой. И всё же на его лице отпечатывает отчаяние. Он торопится уйти. Тайлер идёт за ним. — Как ты это объяснишь? — спрашивает Тайлер, вставая у обеденного стола. Неосознанно, но не так уж и неосознанно, он касается спинки стула, который им подарила бабушка Джоша. Ему это известно. Джош высыпает яичницу на тарелку. — Ты не можешь быть им. Не можешь. В этом нет никакого смысла. Они сказали… и потом то, что ты мне принёс… и… я не знаю. Я двигаюсь дальше. Я думал, что двигался дальше. Я только успел привыкнуть к пустоте в доме, когда ты пожаловал и вскрыл все раны, которые, как я думал, уже затянулись. — Я могу уйти. — Не глупи. Я приготовил тебе поесть. Может, всего лишь по старой привычке он ставит тарелку на стол перед стулом, за который держится Тайлер. Опустив голову, он исподлобья наблюдает, как Джош раскладывает столовое серебро, и замечает горбинку у него на переносице. Однажды она была лишь результатом удара о кирпичную стену, теперь этот маленький изъян выглядит скорее как совершенство. Может быть, в Институте двойнику Джоша намеренно сделали прямой нос, а потом он подвергся трансформации, но Тайлер не может сдержать слёз. Он пытается беспечно смахнуть их большим пальцем. Но Джош видит. Джош видит, и бесшумно выходит из комнаты, чтобы принести коробку салфеток с тумбочки у дивана. Возможно, раньше она стояла там без дела, служа только, чтобы убирать мусор, или Тайлеру, рассыпавшемуся от каждого слова, и теперь она снова пригодилась. Джош легонько промокает щёки Тайлера, немного удивлённый странной пигментацией слёз. Ничего подозрительного — на коже Тайлера они выглядят вполне человеческими. Тайлер вспоминает, что Джошу многое известно о синтетических людях. Знал ли Джош всё о них и о том, как их содержать? Смотрел ли он что-то помимо тех видео в интернете? Нет, Тайлер помнит, что после первого приёма у врача им вручили пособие о том, как заботиться о синтетическом любимом человеке, чтобы они убедились, что точно готовы взять на себя такую ответственность. Тайлер помнит, что, когда они вернулись домой, Джош подробно изучал каждое слово, как только выпадала возможность. Джош знает. Ему хочется обнять Тайлера. Тайлер знает об этом. — Я тебя покормлю, — говорит Джош, выдвигая для Тайлера стул. Это — тоже часть рутины, рутины, к которой приятно вернуться, и Тайлер не чувствует вины, следуя ей. Он садится — Джош занимает стул напротив. Они не разговаривают. Тайлер открывает рот, когда зубчики вилки касаются его губ. Тишина между ними на удивление комфортная, она заставляет Тайлера ценить молчание больше, чем когда-либо прежде. Пока Тайлер жуёт, Джош немного ест сам, а когда жуёт он, он подносит еду ко рту Тайлера. Тайлер думает, что этот момент со взаимными уступками может претендовать на место одного из самых мирных воспоминаний за последнее время. — Думаешь, я могу принять тут душ? Джош собирает остатки их завтрака пальцами на вилку и осторожно подносит ко рту Тайлера. — Да, думаю, можешь, — говорит он, поддразнивая и избегая смотреть в глаза. — М-м, ты… Если тебе нужна одежда, у меня… осталось немного после Тай… Хватка Джоша слабеет, и Тайлер прикусывает зубчики вилки зубами, чтобы она не стукнулась о тарелку. Он сжимает ручку пальцами — Джош сжимает пальцами кудри на макушке. — Прости, — шепчет он. Видно, что Джош плохо справляется. У него сальные волосы, глубокие тёмные круги под глазами, потрескавшиеся губы — Джош — словарное определение термину <не может отпустить>. Проглотив то, что было во рту, Тайлер кладёт вилку на тарелку и робко высвобождает кудри Джоша из его хватки. Он держит Джоша за руки, поглаживая костяшки, и говорит: — Всё хорошо. Вот и всё, что он говорит. Джош опускает голову куда-то между его плечом и локтем, туда, где у него будет возможность плакать и иметь быстрый доступ к салфеткам. Он дрожит, хнычет, расклеивается у Тайлера на руках. Тайлер не имеет ни малейшего понятия, что ему делать. Джош, что сейчас перед ним, не тот Джош из его воспоминаний. В его воспоминаниях Джош сильный, уступчивый, неунывающий. Он добрый, заботливый, но, прежде всего, он создаёт иллюзию безопасности. Этому Джошу до этого далеко. И Тайлер знает, почему, и сжимает руки Джоша. Джош поднимает голову. — Теперь я здесь, — говорит Тайлер. — Может быть, ты представлял себе это иначе. Прости, что тебе не удалось в последний раз уложить меня отдохнуть, отвезти в Институт в тот же день и увидеть, как я проснусь от гибернации. Прости, что тебе пришлось смотреть, как опускалась крышка моего гроба, а потом уехать в опустевший дом и пытаться вернуться к нормальной жизни. Мне действительно жаль, что в Институте тебе солгали насчёт меня. Я… я не знаю, могу ли я что-то сделать, чтобы помочь тебе почувствовать себя лучше, но… я здесь для тебя… чел. Джош закатывает глаза. — Чел, — сопит он. — Послушай, это займёт какое-то время. Я не… Ты не… Я на стадии неверия. Вот и всё, — Джош кивает, убеждая себя: — Я на стадии неверия. Джош встаёт из-за стола, прежде чем Тайлер успевает что-либо ответить. Он берёт тарелку и опускает её в раковину. Стоя к Тайлеру спиной, он говорит: — Я бы показал тебе ванную, но, вероятно, ты и сам помнишь, где она. А затем он уходит. Сначала из кухни, потом через заднюю дверь. Он уходит. Тайлер помнит, где ванная, так что он тоже поднимается из-за стола и уходит.*
От тщательного мытья кожа становится розовой, а волосы — мягкими. Он привык к этому. Он знает, что эта спальня принадлежит ему, но всё равно не чувствует её своей, стоя перед вереницей рубашек на вешалках, разбросанными на полу джинсами и непарными ботинками. На секунду он подумывает надеть одежду Джоша — может, футболку с символикой NASA с крошечными дырочками внизу, или жёлтую — с Mountain Dew, — с более крупными дырками. В конечном счёте, Тайлер отказывается от этой идеи. Одно дело — надеть одежду, в которой Джош привык видеть его каждый день, другое — надеть одежду Джоша. Это может только оттолкнуть его, а это последнее, чего хочет Тайлер. Поэтому он надевает толстовку с танцующими человечками и джинсы — ничего вычурного. Он пренебрегает обувью. Ему не хочется надевать ботинки. После ночного дождя спрятавшаяся под травой земля должна пачкаться, но Тайлер отталкивается от последней ступеньки на крыльце и утопает ногами в тёплой траве — траве, после пробуждения поцелованной солнцем. Тайлер оставляет позади крыльцо со скамейкой и пересекает двор, направляясь к большому дубу, к домику на дереве, едва различимому с тех пор, как лес решил заявить на него свои права. Что-то тянет его туда. Возможно, интуиция; он не удивлён, когда находит там забившегося в угол, обнявшего колени, содрогающегося от рыданий Джоша. С занозами в ладонях и ступнях Тайлер осторожно открывает старый и покосившийся люк. Джош настолько погряз в своих мыслях, что внезапно распахнувшийся люк, стукнувший об пол, не приводит его в чувство. Тайлер забирается внутрь и опускает люк, Джош не перестаёт всхлипывать и дрожать. Одеяло, которое Тайлер растянул от стены к стене, всё ещё здесь, нетронутое, и ботинки Джоша — Джоша с маслом внутри — валяются в углу. Тайлер садится к ним спиной и зубами пытается вынуть занозу из ладони. — Хэй, — говорит Джош. Тайлер предпочитает промолчать. По зубам течёт кровь. — Я, эмм, я уж думал, что никогда больше не увижу твои волосы такими, — говорит Джош. Тайлер роняет руку на колени. — Ага, — говорит он с улыбкой. Место, где поработали его зубы, болит. Он игнорирует боль, сколько может. Вскоре он начинает без конца потирать занозу большим пальцем, чувствуя, как она движется туда-сюда. Массаж успокаивает боль, но приносит жжение. Всё горит. Тайлер шипяще выдыхает сквозь зубы. Джош наблюдает за ним. — Мы можем вернуться в дом, — предлагает он и перекатывается на пятки. Тянет за рукава слишком розового для окружающей атмосферы свитера. — После того, как я посмотрел, я не уверен, как ты чувствуешь себя здесь, наверху… после того, что случилось. Я не знал, что вы были здесь, пока не посмотрел новости и не увидел, сюжет о найденном неподалёку теле. Я лежал в кровати и думал: <Невозможно, чтобы это был лес позади моего дома>. Так что я пошёл на поиски доказательств и нашёл масляный след, который привёл меня обратно сюда… и… Снова усевшись на задницу, Джош пожевывает щёку изнутри, беря паузу, чтобы подобрать слова. Он изгибает бровь. Тайлер суёт кровоточащую руку между икрой и ляжкой. — Мы с Тайлером постоянно забирались сюда и болтали о будущем. Пока ему не перестало хватать сил, чтобы взбираться. Тайлеру это всё известно. И от этого знания его живот скручивает в двести раз сильнее. И улыбка Джоша совершенно не помогает справиться с этим. — Каждый вечер мы смотрели отсюда на закат. Расстилали вон то одеяло, — Джош указывает рукой, — и всегда были счастливы. Мы договорились, что это будет безопасным местом, что, если одному из нас понадобится укрытие, он придёт сюда. — Я тогда и не думал, что окажусь здесь, — говорит Тайлер. — Всё в порядке, — говорит Джош, глядя на него. — Это правило действовало только в тех случаях, когда ему нужно было место подуться. Думаю, тут мы отличались. Когда мне грустно, я ищу комфорта, а когда было грустно ему, он искал одиночества, — Джош останавливается. — Прости, что говорю о нём, как о ком-то отстранённом. Я знаю, что ты это он. Я знаю, что в Институте тебе устроили тяжёлую жизнь, и не хочу вызвать у тебя очередной приступ экзистенциального кризиса. Как я уже говорил, я в стадии неверия, и мне понадобится какое-то время, чтобы привыкнуть к тому, что в доме опять есть кто-то ещё. — Это так несправедливо, по отношению к тебе, — говорит Тайлер. — По правилам, они должны были… предоставить меня, как только… тот, другой исчез со сцены. Прости — это прозвучало… — Я знаю, что ты имел в виду, — прерывает Джош. Но Тайлер продолжает: — Если бы они сделали, как полагается, тебе не пришлось бы проходить все эти стадии горя. У тебя был бы я, и мы бы пошли домой, и, может быть, мы держались бы друг за друга чуточку крепче той ночью перед сном. Тебе бы не пришлось узнать, каково это — просыпаться и не видеть моего лица рядом. Но они похерили нас обоих, и тебе пришлось испытать все стадии горя от того, что ты потерял меня. Думаю, мне было проще. Такое ощущение, что я потерял тебя только сейчас. Я проспал весь прошлый месяц, пытаясь вернуть воспоминания, и… вот теперь я здесь. Я помню. — Я горевал так долго, — признаётся Джош, — возможно, ещё с тех пор, как у него нашли рак. Ужасно смешно, что, случайно или нет, тебе в голову поместили желудок, потому что у него как раз был рак мозга, и он говорил, что всему виной избыток мыслей. Глаза Джоша блестят, и он начинается смеяться. Смех скорее мрачный, чем весёлый. Смеху полагается быть весёлым. Джош утирает слёзы. — Он всё шутил про это и сравнивал свою голову с желудком, который набили вреднятиной. Мне — Мне жаль, я… — Джош не заканчивает. Он скрючивается, складывается пополам, утыкаясь лбом в колени и, как и прежде, жалко покачиваясь, но теперь Тайлер здесь, а два человека, плачущие вместе, это уже не жалко. Это успокаивающе. В этом есть смысл. В конце концов, плач стихает до приглушённого сопения, превращаясь в неожиданно спокойную тишину. Джош отважно улыбается. Он больше не выглядит жалким, притягивая колени к груди. Они просто двое мальчишек, сидящих в своём домике на дереве. Джош садится ровно, улыбается и говорит: — Я так по тебе скучал, Тай. А Тайлер, Тайлер может только прижаться к Джошу поближе, прижимая ноги к груди, почти копируя позицию Джоша, только у Тайлера заноза в руке и лужица засохшей крови. — Я тоже по тебе скучал, — говорит он, позволяя Джошу положить голову себе на плечо, чтобы поплакать. Ресницы Джоша щекочут его плечо. Тайлер только самую малость наклоняется, на мгновение теряя равновесие, и утыкается носом в волосы Джоша. Джош так хорошо пахнет. Или это лес.*
После заката они возвращаются в дом и заказывают пиццу. Ожидая доставку, они сидят за столом на кухне, и Джош пинцетом вытаскивает занозы у Тайлера из ладоней и ступней. Его ступни покоятся на столе, и, когда Джош склоняется над ними, вентилятор и свет от лампы делают его волосы более пастельными, чем их истинный полночно-синий цвет. Тайлер теряется в его кудряшках. — Чем ты занимался вчера, когда я пришёл? — спрашивает Тайлер. — Подстригал ногти, — говорит Джош. — Не волнуйся. Я быстро. Они сидят бок-о-бок в гостиной, так что между ними нет ни одной подушки, и поглощают пиццу настолько тихо, насколько это вообще возможно, когда речь идёт о пицце. А потом Джош зачем-то решает уточнить очевидное: — Итак, у тебя нет влагалища. Тайлер не может не рассмеяться. Он почти давится, но Джош вовремя подаёт ему баночку с содовой, прося прощения. Придя в себя, Тайлер говорит: — Нет, влагалища у меня нет. Я тоже подумал, что это странно. Поначалу я чувствовал себя подделкой. Но, в общем-то, мне и с пенисом удобно. Он, э-э-э, хорошего размера. — Ага, Тайлер… у тебя… мы думали, у тебя был вагинизм. Так никогда и не удостоверились в этом официально, впрочем, когда я купил расширители, стало полегче. Хотя, ты терпеть их не мог. Мы… о, боже мой… мы превращали это в игру. Так глупо вспоминать об этом теперь, но, типа, мы делали ставки на то, как долго ты сможешь сжимать один из них внутри. А потом, кто бы ни выиграл или кто бы ни был ближе всего к загаданному времени, получал оральный секс. Ты побеждал всегда. И хотя ты говорил, что я знаю твою пизду, будто она принадлежит мне, ты всё равно знал её лучше. Щека Тайлера дёргается от улыбки, пока он отколупывает сыр, присохший ко дну коробки, которую держит на коленях. Картонка сальная от жира. Это не останавливает Джоша от того, чтобы взять ещё один кусочек и сжать его кончиками пальцев, так что по ним потёк жир. Он слизывает его, а Тайлер складывает подсохший сыр в центр коробки. — Ага, — говорит он, хмурясь. — Ты, наверное, помнишь всё это, да? — О, пусть это не останавливает тебя от подобных разговоров со мной. Все мы рассказываем одни и те же истории одним и тем же людям. Наступает очередь Джоша хмуриться и соскребать засохший сыр со стенок коробки ногтем большого пальца. Дожевав всё, что было во рту, он говорит: — Думаю, тут ты прав. Сейчас тишина между ними уже гораздо менее комфортная. Краем глаза Тайлер наблюдает, как Джош несколько раз открывает и закрывает рот. Он напрягается, пытаясь выразить словами простейшие мысли, что вертятся у него в голове, но запинается и разочарованно трясёт головой. Тайлер не может расшифровать звуки, слетающие с его губ, только отмечает, что они больше напоминают животные, чем человеческие. Когда Джош, наконец, заговаривает, Тайлер весь внимание. — Почему ты захотел быть человеком? И-и прежде, чем ты разозлишься, позволь объяснить. Когда я говорю <человеком>, я имею в виду… Тайлером. С моей точки зрения, по крайней мере, я думаю, многие согласятся с тем, что будь они синтетическими людьми, которых выбросили в мусор, они бы попытались выяснить, кем они были. Но… если бы я был синтетическим человеком, которого выбросили, не думаю, что я непременно захотел бы узнать, кем я был. Я бы воспринял это, как… второй шанс построить жизнь, наверное. Я знаю, что это твоё предназначение — быть вторым шансом Тайлера, но тебе не нужно было этого делать. Если тебя выкинули… если бы меня выкинули, я бы попытался убраться как можно дальше и сменил бы личность. Попытался бы быть… собой, куда бы эта попытка ни привела меня. Не думаю, что смог бы… жить жизнью, которая первоначально не была моей, знаешь? Возможно, всё было бы иначе, если бы у меня были какие-то воспоминания в голове. Но… если бы их не было, я бы ушёл и начал жизнь где-нибудь ещё. — Кем бы там мне ни предназначалось быть, — с засохшим соусом от пиццы под ногтями говорит Тайлер, — я тот, кто я есть. Я тот, кем хочу быть. Я не был кем-то там. Я всегда был Тайлером Джозефом. Мне не нужно было проходить тест Обращения, чтобы дать людям понять, что у меня есть чувства, или что я такой же человек, как все остальные. Я Тайлер, когда ложусь спать. И когда просыпаюсь, я Тайлер. Когда я ем и пью, когда писаю или трахаюсь — несмотря на то, что у меня искусственные органы, кровь и кожа, — несмотря на то, что мне нужно масло и регулярные обновления, я Тайлер. Я всегда был Тайлером. Я никогда не стал бы пытаться быть кем-то ещё, потому что, с момента, когда я открыл глаза и сделал первый вдох, я был Тайлером. И я должен был быть Тайлером. Это… это было моим предназначением. Я никогда не знал, в чём моё предназначение. Думал, может, в том, чтобы попытаться быть счастливым. Или в том, чтобы элементарно жить своей жизнью. Но, как это делать, я тоже не знал. Моя жизнь никогда не принадлежала мне полностью, пока воспоминания не вернулись. Кто знает, где бы я сейчас был, если не вспомнил бы или если бы я был брошен в одиночестве. Не знаю, что мне делать теперь, когда я нашёл тебя. Мы оба всё ещё раздумываем об этом, и это окей, я думаю. Думаю, я был бы рад прожить всю оставшуюся жизнь с тобой. Не делая ничего из ряда вон. Просто сидя на диване перед телевизором и поедая жирную пиццу. Пока я с тобой, я счастлив. Потому что, чем больше я думаю о том, что моё предназначение заключалось в том, чтобы стать счастливым, живя своей жизнью, тем больше понимаю, что моё предназначение в том, чтобы быть счастливым, проживая свою жизнь рядом с тобой до самой старости. — Тайлер, — внезапно говорит Джош. — Что? — Ты слишком много болтаешь. Это должно было так его обидеть, что он поднялся бы и вышел из комнаты. Это должно было разозлить его. Но не злит. Он смеётся, и из-за его смеха Джош тоже начинает смеяться. — Ты прав, — говорит он, приглушая хихиканье коленями. — Ты абсолютно прав. В следующий раз вели мне заткнуться, ладно? Джош складывает коробку от пиццы и кидает её на пол. Впервые с тех пор, как они вернулись в жизнь друг друга, у Джоша нет ничего за душой, когда он обнимает Тайлера. Полностью, мягко, крепко, сжимая и оплетая его, Джош по-медвежьи его обнимает и рычаще смеётся. Тайлер поглаживает Джоша по руке и посмеивается над белым лаком, которым накрашены ногти у Джоша на ногах. — С радостью, — говорит Джош, — чел.*
Ночью начинается дождь. С громом и случайными вспышками молний, иногда он превращается в сплошной поток, так что Тайлер радуется, что он внутри. Он знает, что не ржавеет, но окружающая среда способна творить разные странности. Ему интересно, ржавели ли старые синтетические модели-предшественники вместо того, чтобы седеть. Разрешалось ли им стареть? Или их заставляли проживать всю жизнь в одиночестве, скитаясь по миру, пока не сломаются. Нет, этого точно не могло быть: Институт Кристальная Ясность не позволил бы им и шагу ступить за пределы учреждения. Подогнув под себя ногу, Тайлер сидит на кровати и слушает, как шум душа соперничает с дождём. Мерный стук воды из ванной комнаты напоминает о доме больше, чем что-либо другое, случившееся с Тайлером до сих пор. Он слышит, как Джош берёт бутылочки с шампунем, гелем для душа, пеной для бритья и расставляет их на полке по цвету. Тайлер помнит, что специально для Джоша перепутал их, расставив по размеру. Он говорил, что так логичнее, и Джош впрыскивал немного розового пигмента в кондиционер Тайлера за его спиной. У Тайлера на волосах цвет не проявлялся так же хорошо, как у Джоша, но на солнце Джош мог отыграться. Он пробегал пальцами по его волосам и называл его куском непрожаренного мяса. Вода в душе выключается. Тайлер переводит взгляд на дверь в ванную. Вообще-то планировалось, что он будет в другой комнате, возможно — на диване. Джош сказал ему, что собирается принять душ, и прибавил: — Увидимся утром. Тайлер не планировал оказаться в спальне Джоша, в их спальне, но вот он сидит на кровати и пытается сосредоточиться на телевизоре. Выключенном телевизоре, пульт от которого он даже не пытается использовать. Джош открывает дверь и оставляет её приоткрытой. Тайлер улавливает запах мяты. Свежести. И чего-то ещё. Не до конца высохший после душа Джош останавливается перед кроватью в майке-безрукавке и баскетбольных шортах и выглядит в равной степени озадаченным и довольным, когда находит Тайлера на кровати. На мгновение он ловит его взгляд, прежде чем посмотреть в сторону с ярким румянцем на щеках. — Хэй, мэн. Ты что-то хотел? Тайлер всё ещё полностью одет в огромную толстовку и остальное. Он не двигается: — Просто хотел… — Ага. — … быть рядом с тобой. Джош кивает. И ещё раз кивает: — Ага. — Это… нормально? — Конечно, нормально, — говорит Джош, но, когда он садится на кровать рядом с Тайлером, их разделяет заметное расстояние. Когда Джош садится, он опускает голову. Когда он садится, на его щеках всё ещё горит румянец. Тайлер наблюдает за Джошем: — Моя сумка всё ещё… в гостиной, но можно мне поставить здесь телефон на зарядку, как думаешь? — Твой телефон? Твой телефон у меня… — прикусывает губу Джош. — Оу… оу, я… вот дерьмо, — Тайлер встряхивает головой, и Джош трясёт своей тоже, никак это не комментируя. Тогда Тайлер продолжает: — У меня новый телефон с тех пор… с тех пор… и… слушай, мы можем считать это усовершенствованием. Бесплатным усовершенствованием. Джош задумывается об этом, глядя на Тайлера. — У меня были небольшие проблемы с телефоном. Я перестал брать его куда-либо, потому что думал, что деньги можно потратить и на… что-то другое. Тайлер поднимает руку и тянется к Джошу, затем быстро опускает её на покрывало и ощупывает пальцами воздух, где секунду назад сидел Джош. Без предупреждения Джош встаёт и склоняется к ночному столику. Теперь, когда он возвращается на кровать и откидывается на спину, дистанция между ними меньше. Они сидят по-турецки, соприкасаясь коленями. — Может, я забегаю вперёд, но… ты сам пришёл сюда. Захотел быть рядом со мной. Мы… я… может, я действительно тороплю события, — Джош хмурится и выглядит так, словно снова собирается встать с кровати. И всё-таки остаётся. Пялится на Тайлера и продолжает: — Я знаю, что нам нужно разобраться с некоторыми вещами. Очевидно, есть некоторые… н-некоторые… Тайлер, я…я, — голос Джоша подрагивает, — я просто хочу, чтобы между нами всё было, как прежде. Я так и не продвинулся дальше. Не мог продвинуться. Не мог привыкнуть к тому, что дом принадлежал мне одному. Я лгал самому себе. Притворялся. Я устал плакать, чтобы уснуть, каждую ночь. Устал делать вид, что я в порядке. Устал быть один. — Теперь ты здесь, — говорит Джош, протягивая простое обручальное кольцо на раскрытой ладони, — и мне больше не нужно тебя оплакивать. Тайлер закрывает глаза. — Что-то подсказало мне сохранить его. Думаю, я собирался носить его на шее. Не знаю, на самом деле. Н-но… теперь ты здесь. Так что, если хочешь, можешь его взять. Как я и сказал, возможно, я… — Ага, — говорит Тайлер и протягивает Джошу левую руку, растопырив пальцы, удерживая их от дрожи, чтобы показать, что он сильный. Впрочем, ему это не удаётся. Джоша это не беспокоит, потому что его самого трясёт не меньше Тайлера. — Я не представлял, что сделаю тебе предложение вот так, — замечает Джош, когда Тайлер вертит пальцами, разглядывает украшение. Он отмечает, что Джош своё кольцо так и не снял. — Ты орал, как младенец, когда я опустился на одно колено, — говорит Тайлер. — Мог бы сделать это снова, — фыркает Джош. — Что ты тогда мне сказал? — напевает Тайлер. — Тайлер и Джош Джозеф, — вздыхает Джош, — что за отличная пара имён. Воцаряется уютная тишина, а потом Джош кладёт руки Тайлеру на плечи. Ведёт ими вверх, обхватывая его шею ладонями, наклоняется, так что они соприкасаются лбами, и шепчет: — Нормально, если я тебя поцелую, муж? Одно это слово посылает разряд по позвоночнику Тайлера. Ему хочется заплакать, закричать, взлететь — вместо этого он сокращает дистанцию и целует Джоша. Легонько клюёт в губы, выдыхает, посмеиваясь, и целует его во второй раз — и в третий — и в четвёртый. Тайлер не в состоянии стереть улыбку с лица, не то что бы ему этого хотелось изначально. Его переполняет ликование с капелькой уныния. Он гаснет вместе с улыбкой. И Джош охотно это принимает. Он держит Тайлера, обхватывая затылок. И Тайлер плачет. Он не кричит, потому что это было грубо. Он не взлетает, потому что не знает, как. Он плачет. Тихонько. Джош замечает это, только когда слезы капают-капают-капают на сгиб его шеи, почти неотличимые от капель после душа. Тайлер сцеловывает их, приоткрыв губы и прикрыв глаза. Как только слёзы касаются его губ, он отталкивает их прочь кончиком языка. Он снова прижимается ртом к шее Джоша с бесхитростными намерениями. Ему хочется быть ближе, ему хочется… хочется. — Тайлер? — гортань Джоша щекочет Тайлеру губы. Тайлер приказывает себе не останавливаться и продолжает целовать Джоша в шею, уткнувшись носом ему в челюсть. Его борода несильно царапается. Тайлер целует его снова и снова. Целует рот Джоша, его подбородок, щёку и снова шею. От него так хорошо пахнет. От него пахнет домом. Тайлер приклеивается к Джошу и не отпускает его всю ночь.*
Утром Тайлер нехотя отцепляется от него. Ещё рано, слишком рано, но Джош уже проснулся. Он уже не спит и вертится до тех пор, пока Тайлер не оказывается под ним. Они не разговаривают. Они целуются. Касаются друг друга. — Можно тебе отсосать? — спрашивает Джош. — Ты уверен? — смеётся Тайлер. — Вкус будет неприятный? — Не отравишься. Джош игриво сужает глаза и говорит: — Дай-ка взглянуть на твоего малыша. Джош отклоняется назад, садясь на пятки, и помогает Тайлеру снять джинсы за штанины, пока сам Тайлер стягивает их с талии. — Он вовсе не малыш, — бормочет Тайлер, Джош лишь сильнее смеётся. — Я просто шучу, чел, — скинув штаны Тайлера на пол, Джош просовывает пальцы под резинку его боксеров, сдвигая её в сторону. Бесшумно. Немного встревоженно Тайлер наблюдает за этим, и его тревога возрастает, когда Джош смотрит на его бедро и говорит: — Я думал, у тебя все татуировки на месте. — Кроме этой, — говорит Тайлер, беспечно натягивая толстовку пониже. Джош скользит руками по ляжкам Тайлера. Тайлер смотрит на него: — Она слишком личная. Я подумал, может, мы могли бы… — В следующий раз, когда поедем в город, хорошо? Мне бы не хотелось набивать тебе стик-энд-поук версию. Разговор окончен, и Джош переводит взгляд на колени Тайлера. Задирает его свитшот и разглядывает его брюшную полость, которую Тайлер всё ещё частично прикрывает тканью. Тайлер приподнимается на локтях, всматриваясь, чтобы оценить реакцию Джоша. Воспоминания подсказывают ему, что Джошу всё равно, как выглядят его гениталии. Джош посмотрел все воспоминания Тайлера на флешке. Так что он знает, что произошло в домике на дереве: газ, масло на голой коже и всё прочее. Поэтому, когда он смотрит на член Тайлера, ничто не должно его удивлять. Он и не удивляется. Джош улыбается. Улыбается и целует Тайлера в нос, мурлыча: — А вот и он. Тайлер закатывает глаза и шлёпает Джоша по лицу, но Джош толкает его на спину и целует Тайлера в щёку и ещё раз в нос, спускаясь вниз по шее. Прикосновения его губ невесомые и мягкие; они оба не двигаются, когда Джош ложится на Тайлера, просто ложится и дышит, заставляя Тайлера извиваться, выгибать спину и оборачивать руки вокруг плеч Джоша. — Пожалуйста, — говорит он, сам не зная, почему. Джош выдыхает на его кожу, их тела сплетаются в танце, распаляются, и на мгновение Тайлер его ненавидит. Он легонько пихает Джоша в плечо кулаком, и Джош смеётся над этой слабой попыткой. — Ты неудачник, — шипит Тайлер, толкая Джоша вниз, чтобы он оказался у него между ног. — Это я неудачник? — восклицает Джош в притворном шоке. — Ты проверяешь мои эрогенные зоны. — Просто хотел посмотреть, что если… Тайлер вплетает пальцы в волосы на затылке Джоша и направляет его к паху: — У-у-ах. Зарывшись лицом в лобковые волосы, Джош выглядит самодовольнее, чем ему следовало бы. Но он доволен собой, и Тайлер ослабляет хватку в его волосах. Джош ценит это только потому, что так ему проще двигать шеей. Он поднимает глаза на Тайлера, просто смотрит на него и целует его тазовые косточки. Тайлер закрывает глаза. — Ты в порядке? — спрашивает Джош. Тайлер говорит <да>, и Джош снова целует его бедро. — Я тоже в порядке.*
Пока они завтракают хлопьями, Тайлер меняет настройки в их новых телефонах. Джош стоит рядом и смотрит на это не в силах стереть улыбку с лица: его радует, что у него будет новый телефон. С ложкой за щекой Джош ликующе держит в одной руке тарелку, в другой — телефон. Его глаза ярко горят, и он лучится смехом — Тайлеру хочется, чтобы Джош выглядел так всегда. — Ты настолько… умнее меня, — говорит Джош, и Тайлера досыпает побольше Waffle Crisp в рот. Когда приходит время заново знакомить Тайлера с семьёй, они начинают с малого и представляют его не всем сразу. — Дженна, — с заметным благоговением говорит Джош. — Она любит тебя, Тайлер. Всегда любила. Если есть кто-то, к кому мы можем пойти и не бояться их реакции, это она. Тайлеру кажется, что они уже познакомились на заправке. Он оставляет эту мысль при себе и просто кивает, улыбаясь: — Поехали. — И если вдруг случится что-то плохое, мы тут же поедем в тату-студию, и я вытатуирую из тебя все страдания. — Думаю, припасём это на тот день, когда я поеду встретиться с мамой. Джош считает, что для всех будет лучше встретиться где-нибудь в людном месте. — Не так много людей, у которых может случиться срыв на публике, — объясняет он, — и, судя по нашей последней встрече, у неё очень даже может случиться небольшой срыв. — Что произошло? — спрашивает Тайлер, смывая пену от зубной пасты. Джош натягивает футболку с NASA на голову, чтобы избежать встречи с взглядом Тайлера в зеркале. — Она была со мной в больнице, когда ты… А потом она сидела со мной на похоронах, держа меня за руку. Она сказала, что, если мне когда-нибудь понадобится с кем-то поговорить, я могу поговорить с ней. Я выходил из дома только на работу и за продуктами. Тайлер сплёвывает в раковину: — Я вообще проспал весь последний месяц, так что, что бы ты ни делал, это всё равно лучше, чем то, что делал я. — Ну, когда ты представляешь это в таком свете… ага, — Джош достаёт обувь. — Я поведу.*
Они встречаются в парке. Тайлер стоит у ствола дерева, крона которого навесом укрывает его от солнца, и смотрит, как Джош обнимает Дженну. Он натягивает козырёк кепки пониже и делает всё возможное, чтобы слиться с окружающей средой, стать невидимым до тех пор, пока он не выберет момент, чтобы показаться. Большую часть времени это работает. Дженна касается руки Джоша и спрашивает, как у него дела. — Я беспокоилась о тебе, — говорит она. — Думала, тебе нужно побыть одному. Я не… — Всё в порядке, — говорит Джош. — Всё хорошо. Он прячется, но, несмотря на это, Дженна пересекается с ним взглядом. Поначалу она никак особо не реагирует и быстро переводит взгляд обратно на Джоша, но потом она медленно поворачивает голову — потом она узнаёт чёрную кепку, прячущую его лицо, — и ей даже не нужно видеть черты его лица. Она узнаёт его по тому, как он сутулится, по линиям, опоясывающим его руку, по вечно хмурому выражению лица. Она узнает его и не устраивает сцену. Совсем как в ту ночь на заправке. Она с любопытством оглядывает его и движением пальцев подзывает подойти. Так что Тайлер идёт к ним и встаёт рядом с Джошем. Ему хочется взглянуть на неё, но он боится того, что может увидеть в её глазах. Он не уверен, что может снова пройти через это. Но ему не нужно волноваться, потому что Джош говорит за него. Приглушённо, будто он под водой. — Помнишь, я позвонил тебе и сказал, что ничего не сработало? Оказывается, сработало. Знаешь, я не особенно вдавался в детали… я просто был так ужасно счастлив, что ему всё же выпал второй шанс. Она закидывает ему руку на шею, и он мгновенно обнимает её, стискивает, покачивая их из стороны в сторону, плечом чувствуя мокрые дорожки на её щеках. — Я тебя расстроил? — спрашивает Джош. — С чего бы мне расстраиваться? — говорит Дженна Тайлеру в плечо. — Потому что я рассказываю тебе о нём только сейчас. — Я не расстроена. Как я могу расстраиваться, когда он живой. Тайлер целует её в ухо, улыбаясь Джошу через плечо. Джош улыбается в ответ.*
Что бы Джош ей ни рассказал, как только они садятся пообедать, она упирает локти в стол, склоняясь вперёд, и шепчет: — А теперь расскажи, как всё было на самом деле. Джош что-то лепечет. Тайлер накрывает рот Джоша ладонью и мягко гладит его по руке. Когда Джош улыбается, Тайлер поворачивается к Дженне, наклоняется ближе и рассказывает ей правду. Дженна трясёт головой: — Такое ощущение, что вы, парни, забыли, что мой брат — адвокат. Перешлите всё, что у вас есть, мне на почту, а я отправлю это ему. Позвольте мне вам помочь. Теперь — теперь, теперь, теперь Тайлер принимает предложение.*
Вполне логично — сначала навестить семью Тайлера. Такое преображение будет для них тяжёлым ударом. С Дженной было просто; такой резкий прыжок из одной крайности в другую едва ли хорошо для них закончится, вот почему лучше было бы отправиться в тату-салон. Джош говорит, что его семья может подождать до завтра. — День будет долгий, — говорит он Тайлеру, перекладывая телефон из одной руки в другую. — Кроме того, думаю, моя мама, скорее всего, заставит нас пообедать где-нибудь или что-то в таком духе. — Думаешь, они мне поверят? — Тайлер играется с окном, наблюдая, как оно то поднимается, то опускается. — Может быть… не сразу. Даже я не сходу поверил. — Но они-то не узнают, что на самом деле произошло. Ты многое понял, потому что посмотрел то, что было на флешке. — Всё было бы иначе, если бы ты показался ни с чем, но я здесь. У них не должно возникнуть проблем с тем, чтобы поверить мне. Взгляни на моё лицо. Тайлер смотрит: — Очень честное лицо. — Так и есть! Если дела пойдут неважно, я подхвачу тебя на руки и выбегу с тобой через дверь, и мы отправимся во второй медовый месяц. Тайлер качает головой, в последний раз нажимает оконную кнопку, оставляя окно наполовину открытым. — У нас хотя бы деньги на это есть? — Мои запросы не так уж высоки. Можем поехать хоть в Диснейленд. — Это тоже не бесплатно. — Когда тебе начало становиться хуже, твой начальник сказал нам больше не беспокоиться о том, что тебе нужно приходить на работу. Он сказал сосредоточиться на выздоровлении. Только после похорон, он признался, что продолжал начислять тебе зарплату. Он перевёл все деньги на мой счёт и выразил соболезнования, что ты навсегда нас покинул. Не думаю, что он будет против твоего возвращения на прежнюю работу. — А где я работал? — спрашивает Тайлер, только чтобы Джош продолжал говорить. — Чинил компьютеры и синтетических людей на стороне, — говорит Джош, улыбаясь телефону. — Ты уже написал им? — Я подумывал о том, чтобы сообщить им, что я хочу кое-что им показать. Следует ли мне… просто сказать, что я… оказался неподалёку? Тайлер откидывает голову на подголовник и хохочет, закрывая рот руками. — Ты, типа, бля… просто скажи моим родителям, что едешь к ним домой, а потом просто… посиди несколько минут и медленно поезжай к их дому по этой улице и припаркуйся на лужайке перед домом. — Припарковаться на лужайке? — Расхерачь их блядский газон. Уничтожь его. — Если бы я не знал тебя, — говорит Джош, поворачивая ключ в зажигании, — я бы подумал, что ты ненавидишь свою семью, — Джош знающе смотрит на него, Тайлер копирует этот взгляд, только более стоически. — Чел, всё будет нормально. Нам необязательно задерживаться там надолго. — Как думаешь, они спросят, что у меня в штанах или как у нас с сексом? Женщина с собачкой быстро проходит мимо машины Джоша. — Думаю… ничто из этого их не касается. Тайлер ковыряет кутикулы. — Ты же постучишь в дверь, да? — Просто стой за мной и постарайся не испариться. Он натягивает кепку пониже. — Может, не стоит им писать, — говорит он. — Может, мы появимся просто так — будет сюрприз. Даже сейчас, в синтетической коже, с синтетической тревожностью, Тайлер ненавидит саму мысль оказаться в кругу семьи. Он думает, что если Джош припаркуется на лужайке, это его взбодрит, но, в конечном счёте, становится только хуже. Он не знает, зачем он здесь, или как идея навестить его семью вообще могла показаться хорошей. Может, дело в том, что он помнит, как они пялились на него на семейных обедах, куда он заставлял себя приезжать силой. Может, в том, что он помнит, как сказал своей матери о том, что у него рак, и первое, что она спросила: — Это потому, что ты принимал столько тестостерона? Или в том, что она толком не принимала никакого участия в свадебных приготовлениях. Или в том, что она до конца верила, что он может родить ей биологического внука. Тайлер тянет Джоша за рукав рубашки. Джош протягивает руку, и Тайлер переплетает их пальцы. — Знаешь, что? — шепчет он, и Джош нагибается к нему с водительского сидения. — Что? — Джош сжимает его руку так, что белеют костяшки. — Я бы предпочёл, чтобы они считали меня мёртвым. Так что, вместо того, чтобы увидеть семью, Тайлер наслаждается поездкой в районную тату-студию. Джош не может спокойно говорить по телефону, не запинаясь на каждом слове — тем более, он ведёт машину — поэтому Тайлер сам расспрашивает, обслуживают ли они синтетических людей и как записаться на сеанс. Он показывает Джошу большие пальцы и улыбается, так что Джош везёт их прямо туда. Меньше часа спустя, на бедре Тайлера снова красуется имя Джоша. Мастер, работавший с Тайлером, был милым и по возможности поддерживал непринуждённую беседу. Тайлер оценил это. — Мне всегда больше нравилось делать татуировки синтетическим людям. У нас на коже чернила держатся лучше — и краски ярче. Хочешь, сделать что-нибудь ещё? У меня есть время. — Нет, — говорит Тайлер, — это идеально. Спасибо тебе. Дома они смотрят на закат из домика на дереве. — Как думаешь, что брат Дженны может для нас сделать? — спрашивает Джош, потупив взгляд. — Не думаю, что это изменит что-нибудь в скором времени. — Никогда не знаешь, — пожимает плечами Джош. — Ага. Никогда не знаешь. Они идут внутрь с наступлением темноты. Тайлер ведёт Джоша в спальню и губами по его уху, говоря: — Хочу, чтобы ты меня трахнул. Это безболезненно и нежно. Так, как и должно быть. Какими бы сильными ни были кости Тайлера, в руках Джоша он распадается на части. Это не так уж романтично, особенно в комплекте с подсыхающей на животе спермой и ранкой на губе. Но Джош прижимается к нему, потому что он тоже не такой уж романтик. Вместо букета Джош купил бы цветочный магазин. — Разве я заслуживаю всего этого? Джош прижимает ладонь к щеке Тайлера, поглаживая хвостик его брови, и кивает, смаргивая слёзы. — Каждый заслуживает второй шанс. Ему всё ещё снятся золотые кольца и голуби в небесах. Джош тут рядом с ним. И всегда будет.*
Когда они приезжают навестить семью Джоша, семья Тайлера уже там. Предполагается, что это псевдо воссоединение, устроенное на заднем дворе Данов, будет таким же приятным, как и все прочие семейные встречи. Джош сказал, что хочет им кое-что показать. Он рассказал об этом матери по телефону. По тону его голоса, мать заключила, что новость хорошая. А когда дело касается Джоша, всё хорошее, что случалось с ним в последние годы, — из-за Тайлера. Тайлер не знает, кто сообщил его семье. Сейчас злиться уже бессмысленно. Это наполовину публичное место. Если бы он повёл себя необычно — а из всех присутствующих, его мать в особенности посчитала бы выплеск злобы необычностью, — ему бы вряд ли понравились последствия. Возможно, они попытались бы отослать его обратно в Институт, утверждая, что он дефектный. Он слышит шум крови в венах. — Ох, — говорит Тайлер. Джош встаёт перед ним: — Я буду направлять. — Нет, это… Весь день наполнен именем Тайлера и разговорами о его и Джоша здоровье. Всем не терпится узнать, собирается ли Джош записаться на второй шанс для себя. — Как-то ещё не задумывался об этом всерьёз, — сконфуженно отвечает он. Не проходит и пары секунд, чтобы кто-нибудь не коснулся Тайлера, спрашивая: — Тайлер, это, правда, ты? Ему приходится отвечать на бессмысленные банальные вопросы о семье, чтобы подтвердить свою личность. Мать допрашивает его с особой жестокостью. — Прости, но я не вижу в тебе своего малыша, — говорит она. Пока они все сидят на задней веранде, отец и брат Джоша готовят обед на гриле во дворе. Тайлер — на своём законном месте рядом с Джошем — пристально смотрит на свою мать, что сидит напротив и выглядит слегка потревоженной. — Что мне ещё сделать? — спрашивает Тайлер, складывая пальцы домиком и не прерывая зрительного контакта. — Я не хочу, чтобы ты делал что-то. Я говорила тебе, что не хотела, чтобы ты делал это. И Джош, между прочим, поддерживал меня, пока ты не переубедил его. Так что я повторю: это против природы. Ты не мой ребёнок. Ты умер, и так тому и быть. То, что ты представляешь из себя теперь, ненастоящий ты. Может, у тебя такое же лицо, голос и воспоминания, но, когда я смотрю на тебя, я вижу машину. Когда я смотрю на тебя, я не чувствую семейного родства. Я чувствую тошноту. Ты украл лицо моего малыша и облапошил всех вокруг, так что они поверили в твою ложь. Неважно, что ты скажешь или сделаешь, чтобы попытаться убедить в этом и меня, я всегда буду видеть в тебе лишь искусственную замену. — Но это то, что я есть, — говорит Тайлер, наклоняясь вперёд, уперев локти в колени. — Я и есть искусственная замена. Меня создали именно с этой целью. Ты зришь в самую суть, так почему же ты никак не можешь соединить все точки? — Это зло. Не следует возвращать мёртвых к жизни. Они умерли не случайно. — Что, если бы папа сегодня умер? Или завтра? Ты была бы готова к этому? — Никто к этому не готов, — горько улыбается она, думая, что подловила его. — А теперь мы можем подготовиться. Никому не приходится гибнуть от несчастного случая. Никому не приходится умирать, оставив бизнес без присмотра. Никому не приходится умирать, не получив шанса полноценно прожить свою жизнь. — Некоторые люди в этом мире, — говорит она, хватаясь за соломинку в заплесневелом бочонке, — не заслуживают второго шанса. Джош хватает запястье Тайлера, который резко поднимается. Отец Тайлера тоже встаёт, давая понять, что без сомнений разнимет Тайлера и свою жену, если придётся. Семья Джоша нервно наблюдающая за словесной перепалкой, теперь, кажется, готова защищать Тайлера. Во дворе отец и брат Джоша перестают готовить и встают на цыпочки. Братья Тайлера, Зак в особенности, в бешенстве. Тайлер не может точно сказать, на кого именно. Его сестра выглядит так, будто вот-вот заплачет. Джош тянет Тайлера за запястье, но тот не сдвигается с места. Он смотрит только на свою мать. — Я не собирался тебе рассказывать, — спокойно говорит он, — потому что я думал, что тебе будет наплевать. Ты не уважала меня в той жизни, так почему я должен тратить на тебя хотя бы день из этой? Я не хотел, чтобы ты была здесь, но ты пришла, так что теперь, — он выступает вперёд, насколько позволяет крепкая хватка Джоша, и отец Тайлера шагает навстречу, — тебе просто придётся смириться с тем, что в лучшем случае у тебя есть искусственный сын. Она поднимается — никто не останавливает её. Идёт в дом — и снова никто не останавливает её. Никто её не останавливает. Тайлер чувствует, как Джош отпускает его запястье. — Поверить не могу, что она с тобой так разговаривала, — говорит Зак. Тайлер поворачивается к нему. — Почему она не может быть благодарна? Почему не может..? — Хэй, — вмешивается отец, — она твоя мать. Не говори… — Я бы никогда не повела себя так со своими детьми, — говорит мать Джоша. Тайлеру интересно, как отреагировала бы его мать, если бы он был в комбинезончике.*
Этим вечером ужин выходит особенно неловким. Тайлер делает вид, что его матери нет. И это срабатывает. Когда приходит время прощаться, Тайлер обнимает братьев и сестру дольше, чем изначально планировал. Они знают, что, даже с искусственной начинкой, болтиками и прочим, это их брат, и они не собираются упускать эту возможность. Отец пожимает ему руку. По крайней мере, он не боится прикоснуться к сыну. — Хорошо выглядишь, — говорит мама Джоша, — совсем как в день вашей свадьбы. — Да ладно вам, — отмахивается Тайлер. По дороге домой Тайлер тыкает Джоша в бок и, как ни в чём ни бывало, заявляет: — Мы заслужили поездку в Диснейленд после всего этого. — Как насчёт следующей недели? — улыбается Джош. Тайлер думает, что его предназначение в этой улыбке. И он не думает, что это жалко.*
В отеле Диснейленда они берут номер с лесной тематикой и огромными окнами, откуда можно смотреть на закат. Тайлеру звонит Дженна. Тайлер с Джошем окружают телефон, соприкасаясь головами, и слушают её голос из динамиков. Она произносит самые потрясающие слова, которые Тайлер когда-либо слышал: — Ребята, мой брат считает, что ваше дело очень хорошее. Типа, вы двое действительно могли бы что-то с этим сделать. Результат появляется лишь через месяц. После бесчисленных имейлов, телефонных звонков и случайных встреч за кофе с братом Дженны, Джош, наконец, зовёт Тайлера в гостиную. Тот выходит из душа, начисто забыв о полотенце и не дожидаясь, пока высохнет, Тайлер останавливается перед телевизором. — Что? — спрашивает он, и Джошу необязательно отвечать. Тайлеру достаточно увидеть бегущую строку на экране: «Исполнительный директор Института Кристальная Ясность отстраняется от службы до дальнейшего судебного разбирательства». Это всё, что ему нужно. Ему даже не нужно смотреть интервью с мистером Мистером и врачом из клиники, которых он убедил помочь. Ему это не нужно. Ему нужен Джош. Тайлер шлёпает Джоша по руке: — Дай мне одеться и жди снаружи. На этот раз он не забывает обуться. Оказавшись на улице, он переплетает их с Джошем пальцы и бежит по лужайке. По зелёной траве, мимо высокого дерева с домиком, они устремляются к скоплению деревьев, в лес, и Тайлер кричит. Кричит изо всех сил, и Джош кричит с ним вместе. Они рукоплещут и обмениваются улыбками, срывая голос до хрипоты, а потом снова кричат. Тайлеру больше не страшно.*
— Споёшь для меня? — просит Джош той ночью, едва способный держать глаза открытыми. Он лениво выбрасывает руку, слабо хватаясь, как ему кажется, за лежащего рядом Тайлера. Тайлер высвобождается и откатывается в сторону. — Я не умею петь, — дразнит он. — Нет, умеешь. Джош нащупывает рукой его обнажённую грудь и скользит пальцами по рёбрам и соскам, ожидая наткнуться на шрам, но не находит его. Тайлер придвигается ближе и говорит: — Ладно. Что ты хочешь, чтобы я тебе спел? Он снова оказывается на спине, а Джош наполовину взбирается на него сверху, распластываясь по груди Тайлера, прильнув ухом к сердцу и поглаживая дорожку волос, спускающуюся вниз от пупка. — Что-нибудь личное, — шепчет он. — Что-то, что имеет для тебя значение. Тайлер убирает волосы со лба Джоша и считает прыщики, до этого прятавшиеся под кудрявой чёлкой, которая теперь зажата у него между пальцев. — Думаю, у меня есть кое-что подходящее. — Пой или заткнись — возмущается Джош, последнее слово со свистом покидает его лёгкие. Тайлер обхватывает Джоша за талию и переворачивает их, растягиваясь поверх Джоша. Он утыкается лицом Джошу в шею, чувствуя, как его борода щекочет макушку. Джош обхватывает его голову руками и дышит. Медленно Тайлер начинает дышать вместе с ним. — I don’t know why I, — напевает Тайлер, — feed on emotion. Он слышит, как сердце Джоша бьётся под его ртом. Тайлер нащупывает руку Джоша, заботливо сжимая обручальное кольцо. — There’s a stomach inside my brain… ^ ________________________ ^ Twenty One Pilots — Forest: Я не знаю, почему я питаюсь эмоциями У меня в мозгу желудок ________________________ <All men are just accumulations dolls stuffed with sawdust swept up from the trash heaps where all previous dolls had been thrown away> William Faulkner