От края до края Небо в огне сгорает, И в нем исчезают Все надежды и мечты.
Пальцы касаются последнего луча солнца, готового уже вот-вот убежать, оставить в пустоте и холоде. Оставить одного где-то далеко от дома, на незнакомой планете. Но ему это только кажется. И больше ничего, хотя уже так привычно. Когда твоя жи... Когда твоя не-жизнь течет своей чередой, вдалеке ото всех и вся, начинает казаться все, что угодно, превращаясь из одного образа в другого. На грани безумства или же волшебства, перед глазами происходило все, что невозможно и реально, и скоро уже не видишь разницы между этими понятиями, будто стирая грань, что разделяла их, и делая из них нечто единое. В твоем мире они утратили былую разницу, обращаясь чем-то абсолютно одинаковым, как хозяин и его зеркальное отражение. Но давайте начнем с того, что для Широ в целом не существовало ничего «реального». Он был мертв. Он, черт бы тебя побрал, умер два месяца назад. Как герой, стыдиться нечего, и наверняка потомки будут вспоминать его с благодарностью, как того, кто смог направить юных паладинов, что смогли — а Широ не сомневался, что у них это получится — освободить всю галактику, что открыли новую эпоху, в которой не будет этой кровожадной войны, такой затратной и горькой, что ее вкус чувствовался на губах почти осязаемо. Смешавшись с пеплом и кровью, с соленым привкусом. Со сглатываемыми слезами и срывающим горлом крик. Как признак того, что ты жив, что ты сражаешься за свое и чужое будущее. К сожалению, Широ больше не мог сказать такого же и о себе. И он ведь не был верующим. После того, как весь экипаж вместе с ним попал в лапы к Заркону с пометкой «пленные», Такаши молился, стоя на коленях и прося Всевышнего, лишь бы его и остальных освободили, лишь бы этот ад закончился. Но Широ уже двадцать четыре, его называют «Чемпионом» и считают лучшим бойцом на арене, а молитвы все не были услышаны. Он прекращает верить, когда у него отнимают руку, даруя вместо нее кусок метала. Холодный, опасный, смертельный. Вот только не нужно это парню, эта сталь, когда он просто хочет убрать свою седую челку с лица. И вместо человеческого тепла ощущался лишь нечеловеческий холод, из-за которого он дергался и начинал тяжело дышать. Ему все еще двадцать четыре, но Широгане чувствует себя не по годам старым. А еще он совсем-совсем не верит в Бога. Из-за последнего пункта эта ситуация кажется ему до безумия забавной, до дрожи в горле и истерического смеха. Неужто его так не любят небеса, что и после истечения его срока земного продолжают мучить? Но сейчас все его прошлое, которое будто втоптали в грязь, испортили до безобразия, казалось неважным и таким далеким, будто было не в этой жизни. Ну, на самом деле, так-то оно и есть, но горьковатая соль истины и основная проблема не в этом. Сейчас все хуже, чем просто его нестабильность и вечная усталость. Сейчас был Кит.Засыпай, на руках у меня засыпай. Засыпай под пенье дождя. Далеко, там где неба кончается край, Ты найдешь потерянный рай.
Ранее Широ думал, что знал, с чем есть беспомощность. Чувство, которое поедает изнутри, отравляя мысли и душу. Думал. Но если раньше была беспомощность, то как назвать то, что он испытывал сейчас? Сейчас, когда Такаши имел возможность видеть все, слышать все и понимать все. И не имея сил что-либо изменить, просто потому что он чертов дух и по идее вообще не должен существовать. Но Широ вроде как, все еще «есть». Жаль что он не имеет возможности сказать об этом Киту. Киту, который не мог ночами заснуть, сжимая простыню в своих ладонях до хруста в костях. Киту, который старался быть сильным для команды. И, казалось бы, он справлялся, все было «неплохо», вот только Широ знает, что после очередной миссии нынешний черный паладин, заваливаясь к себе в комнату, может в какой-то момент попросту беззвучно заплакать, его выдадут лишь соленые капли на щеках и красные глаза. Знать, что Кит тоже человек и тоже может плакать — одно. А вот видеть это — совсем другое. Киту, который сейчас облокотился на стену, сидя в его, Широ, комнате. Он просто дышал, медленно и ровно, сгорбившись и обхватив руками ноги, что прижал к груди. Парень почти заснул, и его личному духу, как теперь сам себя Такаши называет в шутку, хоть это и было вовсе не смешно, эта картина дарила море облегчения. Потому что мешки под глазами черного паладина с каждой неделей все больше, но он не может с этим ничего поделать. Никто не может, сколько бы ребята не старались. Широ хочется провести пальцами по ним, убрать, а вместо них вернуть на губы ту яркую улыбку, что мог дарить только ему изредка Когане. Она будто сокровище, ведь была такой редкой и драгоценной, желаемой и редкой, а чего только стоило добыть ее. Но цена всегда оправдывалась. Однако перед Широ нет того дьяволенка с этой чертовой улыбкой, напоминающей чем-то оскал. А побитый жизнью паренек, что еле-еле мог спать, а если смыкал глаза, то видел кошмары, терзающие сознание огненной плетью. Широ хочется помочь, прижать к себе и прошептать что-нибудь, успокоить и защитить, но каждый раз он лишь черпает руками пустоту, не имея возможности коснуться, ощутить тепло живого, такого родного тела. Хочется закончить эти пытки и просто выколоть себе глаза, либо умереть снова, да на этот раз сразу прямиком в преисподнюю или куда там его отправят. Вместо этого он продолжает смотреть на Кита. Грудь мерно подымается вверх и вниз, пряди уже совсем неряшлевой прически падают на лицо, и их хозяин забавно, даже мило морщится, пока вдруг его лицо не искажается. Такаши, следуя порыву, тянется к нему, но его ладонь застывает прямо перед его лицом, подрагивая. Хочется так много сказать, столько сделать и объяснить, но даже голос как будто испарился, все никак не желая вырываться из глотки.Во сне хитрый демон Может пройти сквозь стены. Дыхание спящих Он умеет похищать. Боятся не надо, Душа моя будет рядом. Твои сновидения До рассвета охранять.
Лицо приобрело более спокойный вид, и Широ позволил себе успокоиться. Кошмары всегда приходили внезапно и были до безумия яркими, как вспышки агрессивного красного оттенка в кромешной темноте. И долго мучали, сковывая тело и сознание, заставляя неслышно кричать. Но иногда их прибывание было недолгим, что не могло не радовать, ибо после них наступала долгожданная и мирная пустошь, в которой не было ничего, кроме стойкого спокойствия. Широ ли об этом не знать. Но самое приятное было чувствовать кого-то рядом. Того, кто готов отдать тебе свое тепло, свой уют и покой. И словно беспокойная матушка, сидел бы на протяжении всей ночи и держал за руку. И уже само это касание отпугивало все кошмары, или хотя бы делая их не такими суровыми, полными лютого холода. Вместо этого они становились больше похожи на раннюю весну. Зябкую и все еще холодную, полную дождей и тающих белоснежных одеял, но более спокойную и тихую, имеющие даже свои очарования. Раньше Кит и Широ были друг для друга такими людьми. Те, что цеплялись друг за друга, видели опору и проводника в этом бесконечном космосе, полным холодных и одиноких звёзд. Они и сами были рождены из космической пыли. Прекрасны до инея на коже. Потерянные до сорванного голоса. Но ветер всегда меняется, и вот они уже вместе сидят на крыше гарнизона и смотрят на ночное небо, усыпанное миллиардами огней. Теперь их там не было. Теперь они другие. (Так казалось.) Да, раньше Кит и Широ были друг для друга такими людьми. Только вот проблема именно в том, что Широ «был». А Кит все ещё «есть». И сколько бы дух не цеплялся за него, за его кофту и волосы, сколько бы не пытался коснуться его лица и провести пальцем по изгибу плеч, все равно ничего не выходило. И никогда не вышло бы. И оставалось только петь. Петь на ночь, надеясь, что если паладин не услышит, то почувствует это на подсознательном уровне, и это ему хоть как-то поможет перестать видеть пугающие иллюзии своего сознания.Подставлю ладони, Их болью своей наполни. Наполни печалью, Страхом гулкой пустоты. И ты не узнаешь, Как небо в огне сгорает, И жизнь разбивает Все надежды и мечты.
Спокойной ночи, юный «герой». Теперь твои сны будет сторожить бравый «воин», что носит воздушные доспехи. ㅤ ㅤ ㅤ ㅤ Спокойной ночи, Кит Когане.