Грань

— Как далеко ты готов зайти, следуя за своей жаждой? Вопрос заставил Валитара снова вздрогнуть. Безжизненный холод Шакураса не имел ничего общего с изменчивым, но полным жизни холодом северных провинций Айюра, в которых под белыми снегами всё равно дремали цветы, дожидавшиеся сезона гроз. Он был ощутим даже здесь, в святилище Матриарха, и заставлял бесконечно жалеть о том, что судящий не догадался накинуть меховой воротник поверх многочисленной одежды, которой, он полагал, будет предостаточно для праздной прогулки по миру тёмных храмовников. Но он не шёл ни в какое сравнение с энергетическим холодом, пронизывающим каждый камень антимира, разносимым ветрами, дувшими из самой Пустоты. — Разве я уже не зашёл достаточно далеко, чтобы ты поверила в серьёзность моих намерений? — ответил он, в иррациональном порыве заматывая окоченевшие ладони в тонкий орарий, не предназначенный сохранять тепло. Он действительно зашёл далеко и поражался тому, как его так легко пропустили на встречу с этой женщиной, о которой он помнил лишь имя. Имя и прикосновение её смертоносной энергии к своему сознанию. — Ты — судья, Валитар. Такой уязвимый и беззащитный перед прикосновениями Тьмы, — Рашагал усмехнулась. Её тело, облачённое в длинное чёрное платье, в полумраке святилища выглядело как чёрный провал, за которым двумя звёздами сияли жёлтые глаза и тускло блестели вшитые по краю одеяния алые камни. Она была видима — и в то же время едва различима. — Я не стану делиться с тобой — из милосердия. Любой из тёмных братьев с радостью посмотрел бы на то, как ты сгинешь в неуправляемой Пустоте. — Я — Зератул. Тот, кто преодолеет любые преграды через великую скорбь. Как мне доказать тебе, что я достоин быть подле тебя? — он понимал, что выглядел жалко, и она смеялась над ним справедливо. Но когда-то и она была перед ним также уязвима. — Встань на колени, — приказала Рашагал голосом, не приемлющим возражений. Их глаза были на одной линии, но Матриарх всё равно смотрела на него сверху вниз. Валитар поколебался. Её аура была скрыта от его восприятия непроницаемой стеной обжигающей Тьмы, гораздо более мощной, чем в день их первой встречи. Тогда она была пульсирующим пятном среди хрупких нитей, оплетающих Айюр на перекрестье космических энергий. Сейчас она была продолжением чёрного вихря, его владычицей, унаследовавшей титул от предыдущей верховной жрицы. — Если ты не готов сделать что-то настолько простое, не смей даже думать о том, чтобы переступить порог тёмного знания, — звёзды её глаз гневно сверкнули. — Я хочу быть учеником, а не слугой. — Вы сгибаетесь перед Конклавом до земли. Моя мудрость не заслуживает почестей, судящий Валитар? — Конклав есть наша единая воля… — Замолчи. И встань. На колени. Или убирайся туда, откуда пришёл, читать проповеди о мнимом равенстве! Прежде чем Валитар подумал, его тело подчинилось. Слова Рашагал били холодными плетями, пугая праведника, личина которого приросла к нему за сотни циклов, и пробуждая грешника, тянувшегося к этой женщине, шаг за шагом толкавшего молодого Судящего на кривую дорожку искушения, которая была единственным путём, способным привести его к желанной цели. И сейчас, стоя в шаге от того, чего он так жаждал, он просто не мог развернуться и уйти. — Не двигайся. Не говори. Не пытайся сопротивляться, — каждая телепатема была испытанием, но Валитар был полон решимости. Она не требовала ничего невыполнимого — пока. Сомнения одни за другими опадали с него, как мёртвые листья. Она имела право получить от него намного больше, чем поклонение, и глубоко в сердце он жаждал отдать ей всё. Он чувствовал холодные прикосновения её мыслей, тянущихся словно смертоносные щупальца из Пустоты, вгрызающиеся в его внутренний свет холодными, острыми краями. Рашагал сделала несколько шагов к нему и остановилась, когда чёрная ткань её одежд оказалась от него на расстоянии вытянутой руки. — Не двигайся, — повторил голос в его голове, и он сжал кулаки, подавляя желание коснуться её и приоткрыть тёмную завесу, за которой, он не сомневался, скрывалась обнажённая кожа. Его обдало жаром изнутри от мыслей о том, как он касается её — намного ярче, чем это бывало, когда он мечтал об этой встрече в уединении, притворяясь, что изучает очередную историческую хронику. Здесь и сейчас, в святилище, отрезанном от Кхалы, он не стыдился своих мыслей, и позволял ей видеть их, плавающими на поверхности разума пеной страсти. Рашагал подняла руку и положила ладонь на его витую диадему, тускло блестящую в сумраке святилища. Кхайдариновые кристаллы, вплавленные в центре и по бокам, почти потухли, словно испугавшись прикосновений тьмы. Подцепив когтем, Матриарх потянула её на себя и медленно сняла, нарочито неаккуратно царапая поверхность щитка острыми креплениями. Несколько секунд она выжидающе держала её перед его глазами, затем отбросила. Украшение со звоном покатилось по каменному полу, и Валитар снова вздрогнул. Он почти никогда не снимал кастовые украшения — это считалось почти святотатством. Разумеется, куда меньшим, чем стоять на коленях перед верховной жрицей падших и позволять ей касаться себя. — Ничего не говори, — Рашагал усмехнулась и следующим движением поддела обнимавший его плечи орарий. Лёгкая ткань, расшитая священными символами, также полетела на пол светло-коричневой змеёй, и обнажившуюся шею Судящего ущипнул холод. Пальцы тёмной легли на его ключицы и, процарапав по натянутой в месте сгиба чешуе пару кровавых борозд, спустились по полам туники к металлическому поясу, перехватывавшему её на груди. Заведя руки за его спину, она без труда разжала крепления, и ещё одно металлическое кольцо зазвенело, улетая прочь. Полы туники, не поддерживаемые ничем, соскользнули с его плечей, осев на ладонях. Холод вгрызался Валитару под кожу, но властный взгляд Рашагал требовал неукоснительного повиновения. Подобно хищному зверю, ожидавшему, что жертва выбьется из сил, Матриарх неспешно прохаживалась вокруг него. Он стоял на коленях, полураздетый, и ноги стремительно затекали от непривычной позы. Края длинных одежд Матриарха задевали его колени, когда она проходила мимо. Он завороженно наблюдал за тем, как чёрная ткань приподнимается на сгибах ног от каждого её шага. Сейчас мысли о ней стали для него целым миром — новым миром, в который он сбегал от слабости собственного тела. Следующим стало кольцо, обнимавшего его нервные отростки близ основания. Она не стала расцеплять его, но грубо потянула вниз, больно дёрнув чувствительные ткани. Валитар вскрикнул — прикреплённые к кольцу ленты неравномерно натягивались, передавливая вибриссы и нарушая кровоток, в то время как Матриарх поднимала всю копну вверх и грубо вытряхивала из собранной причёски. Он закрыл глаза, сосредоточившись на её руках, шероховатых от возраста и многочисленных шрамов, грубых, и в то же время противоестественно приятных, которые касались его самого драгоценного сокровища, совершенно бесполезного здесь, куда даже самый могущественный из детей Айюра не смог бы докричаться. Освободившиеся узы лежали в её ладонях и в них пульсировал жар, разгонявший все остальные чувства. Тёмная сжала ладони, медленно вдавливая когти в тёмный эпидермис. Из ранок выступили сияющие голубым капли. Валитар затрясся — качели ощущений вновь бросили его в объятия холода и боли, пустившей каскад конвульсий по всем его нервам. Остатками воли он заставлял себя не поднимать рук. — Не сопротивляйся, — повторила Рашагал, не отпуская его отростков, припухших от притока крови. Валитар не мог больше сдерживаться и заполнил эфир жалобным стоном. Его глаза покраснели, и пара нитей слёз оторвались от сияющей в них энергии. Казалось, сейчас тёмная голыми руками лишит его Кхалы, и он колебался, не уверенный в том, что готов на эту последнюю жертву. Хватка ослабла, и Матриарх почти нежно погладила вибриссы, которые только что терзала, размазывая светящуюся кровь по их поверхности. С неожиданной осторожностью она отпустила их, не дав больно удариться об пол. — Ты не готов к моим знаниям, судящий Валитар, — выйдя перед ним, она опустилась на колени напротив него и взяла в ладони его лицо, очерчив когтями впадины глаз. — Ты хочешь быть со мной — это правда. Но ты слишком ценишь то, кто ты есть, — с усмешкой она снова положила ладони ему на плечи, сгребая в беспорядке золотое ожерелье из испещрённых священными символами золотых пластин и вновь отпуская, оставив на нём тёмно-синие следы его собственной крови. Валитар чувствовал, что она была права. Он держался изо всех сил, но несмотря на решимость всё его существо продолжало отрицать происходящее, словно это был всего лишь ещё один порочный сон, слишком реальный и болезненный, но всё равно возбуждающий. Тёмная была прекрасна и ненасытна в своей жестокости. Он этого не ожидал — и ему это нравилось. Но верховная жрица тёмных признавала лишь себе подобных. — Убирайся, пока я не передумала, — Рашагал повернулась к нему спиной, готовая вновь уйти за незримую грань, отделявшую алтарное возвышение от внешнего мира. Но он не мог отпустить её теперь, после того как она была так близко, после того, что он позволил ей сделать с собой снова. Валитар поднялся, сбросив на пол тунику. Звон упавших следом браслетов заставил Матриарха вновь повернуться к нему. Он выпрямился перед ней, теперь совершенно обнажённый, оставив лишь испачканное ожерелье. Боль и холод отступили на второй план, проиграв разгоревшейся с новой силой страсти. Рашагал приподняла надбровные дуги, и в её ауре снова промелькнуло удовлетворение, когда она разглядела физическое подтверждение его желания. Неуловимым движением руки она сорвала скрывавший её тело покров, обнажив тёмно-зелёную чешую. — Хочешь падшую, но не хочешь падать. Как удобно, — она снова шагнула ему навстречу, встала вплотную и сжала показавшийся член. — Ты и я — дети Айюра, — сказал он изменившимся от боли голосом. — Нет ничего противоестественного в том, что наши души и тела стремятся друг к другу. — С чего ты взял, что я стремлюсь к тебе? — Ты ждала меня. — Я ждала Зератула, — Рашагал прильнула к нему, зажав его возбуждённый орган между их телами. Он обхватил её спину, широкую и сильную, и прижал к себе сильнее. — Ты — судящий Валитар, и твой путь ещё не окончен. Однако, я могу притвориться, что это не имеет значения. Ведь я всё ещё жива благодаря тебе. В её ауре промелькнуло нечто, что окончательно разбило в пыль всю сдержанность Валитара. С неожиданной для себя силой он схватил её и бросился вместе с ней на каменный пол. Она вновь сжала его растрёпанные вибриссы, но он уже не чувствовал прежней боли. Его разум нырнул в открывшуюся перед ним тёмную бездну, на дне которой пульсировало её сознание, звавшее и манившее его больше сотни циклов. Он был сияющей в лучах звёзд кометой, летящей через космос, оторвавшейся от водоворота Кхалы, и пока притяжение не повлекло его обратно к родной звезде, он был готов на миг притвориться, что свободен. Он развёл её руки, вцепляясь пальцами в шершавые ладони. Матриарх обхватила его ногами, властно притягивая к себе, принимая в своё тело, столь невероятно горячее здесь, на полу холодного храма. Вся страсть Валитара обрушилась на неё в рваном ритме — он толкался и замирал, пытаясь охватить восприятием каждый миг этого единения. Он нырял во тьму души Рашагал, терялся в ней и выпрыгивал на поверхность, забрав частицы её мыслей и воспоминаний как драгоценные трофеи. Она сжимала его внутри себя сильнее, изгибаясь в усиливавшемся экстазе, и вынуждала ускоряться, спотыкаться о неспособность охватить всё, и снова, и снова продолжать. Выгнувшись в очередной раз, она отняла руки от пола и почти повисла на Валитаре, упершись в пол лишь боковым краем щитка. Казалось, их кожа была единым целым. Он вжался лицом в её плечо, заслоняясь ею от тусклых бликов зелёного света, спадавших со стен. Как и тогда, Рашагал обволакивала его мягкой тёмной сетью, но больше не было боли и страха юного Судящего перед тьмой. Маятник ощущений вновь забросил его в высшую точку наслаждения и задержался в ней. Его кожа светилась, и светлые всполохи срывающейся с неё энергии сплетались и гасли в обжигающе холодной энергии Матриарха. Они сливались в идеальном равновесии, в этот миг отменявшим их бесконечно далёкие взгляды. Время застыло. Валитар сильнее сжал её руки, чувствуя, как часть его отделяется, чтобы навсегда остаться в ней. Скоро его тело расслабилось, а разум прояснился. Достигшая высшей точки свободы комета развернулась на обратный путь к своему солнцу. — Ты… мы оба получили то, чего хотели. Теперь ты должен уйти, — голос Рашагал звучал совсем близко теперь, когда все барьеры между ними были сметены взаимным притяжением. Почти все. — Ты прогоняешь меня, — судящий разжал её ладонь и погладил короткие растрепавшиеся вибриссы. — Почему? Почему не заставишь меня остаться? Я мог бы принять и смириться с отсечением, я мог бы… — Я же уже сказала. Мне не нужен судья, — она провела когтем по ожерелью, всё ещё остававшемуся на нём. — Но я знаю, придёт время и ты станешь чем-то большим. Моим слугой. Моим оружием. Моей смертью, — она запустила пальцы меж его уз у самых корней, поглаживая ранки, почти затянувшиеся от выплесков света. Мягко отстранившись, она спустилась с него, и нити её энергии отрывались от него одна за другой. Валитар продолжал стоять на коленях, почти погасшим взглядом глядя в пол. Рашагал подняла с пола его диадему, стряхнула пыль с блестящего металла и вернула украшение на законное место. — Я буду ждать.