Сглаживать острые углы.

Если бы у Персиваля Грейвза спросили с чего все началось и почему теперь Криденс Бэрбоун стабильно несколько раз в неделю проводит время у него в квартире — он бы не смог ответить на этот вопрос. Он мало помнит с чего всё началось в тот день. А, впрочем, ничего нового или уникального — все началось с алкоголя, желания хорошо провести время, и куда более острого желания забыться. Кто бы мог подумать, что он, Персиваль Грейвз, окажется сентиментальным дураком, а Криденс Бэрбоун, привязчивым, словно доверчивый щенок. Сначала короткий звонок в дверь, потом через какое-то время еще два. Это уже стало условным сигналом. Криденс всегда звонит так, будто готов к тому что его прогонят. Это не то к чему его стоило бы приучать, но привычки вроде этой возникают обоюдно. Он плетется, накидывая на себя халат. В коридоре сквозняки, а он не то чтобы неженка, просто из-за образа жизни, что он ведёт в последнее время из-за того что с ним было, можно и правда простыть от сквозняка. Криденс мнется, обнимает себя за плечи, смотрит в пол. Перси пропускает его без лишних слов. Это тоже своего рода привычка. Чем чаще они видятся, тем чаще в голове Перси возникает желание немедленно прекратить эти недоотношения. Выставить Криденса за дверь ради его же блага. Или ради себя. Потому что в груди что-то ноет и болит каждый раз, когда он срывается, потому что ощущение неправильности уже осточертело преследовать его всюду, потому что отношения, где ты чувствуешь себя полной скотиной — нужно прерывать сразу и на корню. Криденс выглядит так, что его хочется сломать. Надломить если не тонкий хребет внутри, то хотя бы что-то абстрактное, что этот самый хребет держит. Это совсем гадкие мысли, и они вызывают желание стереть свои же кулаки о бетонную стенку. Но его покорность, его готовность выполнить в секунду любой приказ, сделать все — развращает. Так нельзя. Так просто нельзя. Криденс словно ждет боли, будто просит о ней. И что-то глубоко спрятанное внутри, что с рычащим животным оскалом, заставляет Грейвза закусывать щеку изнутри, чтобы не сорваться, не набросится, не… Криденс сам тянется к нему смотрит с молчаливой просьбой, в глазах что-то похожее на доверие, но не нет. Скорее это глаза человека, которому нечего терять. И Перси страшно от этого, но с другой стороны, кому как не ему понимать Криденса. Криденс подставляет свою худую шею под его руки. Приглашающе откидывает голову назад. Он ищет той легкости, какая бывает, когда уже ничего не держит. Ты такой юный, почему же ты… — Почему тебе не жаль себя, — Перси едва не произносит это вслух. Но настоящие мысли за этими словами остаются не высказанными, ведь Криденс тянется за поцелуем жадно, закрыв глаза, как будто летит куда-то в пропасть. А может и летит. — А ты? Почему тебе не жаль себя? — Криденс смотрит прямо на него, прямо в душу. И ему важен ответ здесь и сейчас. Но Грейвз не тот, кто сможет дать ему ответ или дать хоть что-то, что тот заслуживает и в чем нуждается. У него — бронежилет, панцирь из пофигизма, самоиронии и усталости. А этот мальчик куда честней. Он словно ждет, когда его ударят прямо в открытую грудь. И самое страшное он знает, что так и будет. Криденс проводит ладонью по его щеке. Не смело, будто заранее готов к тому, что его оттолкнут. У Персиваля от этого жеста что-то внутри переворачивается. Во рту появился противный кислый привкус. Запомнить на будущее — отношения без обязательств работают только тогда, когда человек не вызывает вообще никак чувств. То есть не работают практически никогда. Всегда найдётся цепляющая мелочь, червоточина, изъян — и вся оборона, которую ты строил вокруг себя разрушится. Прямо как сейчас. Все что ему хотелось сейчас — это притянуть Криденса ещё ближе, сжать его в объятьях. Их отношения изначально не предполагали никаких нежностей и всей этой романтической чепухи. Каждый получал что хотел и ушёл дальше своей дорогою. И это совсем неважно, что одно присутствие Криденса рядом заставляет его хотеть того почти невыносимо. А когда тот уходит — каждый раз сжимается сердце от мысли что с ним может что-то случится. И что ему делать теперь? Он знает прекрасно что мальчишка зависим от него. Это знание льстит, а вместе с тем пугает. И вот сейчас, когда тот смотрит на него доверчиво как щенок. На душе муторно и тошно. Он понимает, что даже если сломает его и себя, то все равно ни за что не сможет прекратить все это. Осознание бьёт по вискам и кружит голову. Он сделает все ещё хуже при любом раскладе. Криденс качает головой каким-то своим мыслям и глубоко целует его. У него шершавые сухие губы, острые зубы, которые мешают и оставляют царапинки. ОН чувствует привкус метала во рту после их поцелуя. Он хочет, чтобы это продолжалось. Вот так. Поцелуй меня. Смотри на меня. НЕ отпускай меня. Он утыкается носом Криденсу в шею (пахнет дымом, улицей и дезодорантом) и шепчет, не глядя ему в глаза: — Оставайся, — едва слышно, — Останься. Вместо ответа Криденс крепко, на сколько может, сжимает его руку, гладит его волосы, льнет ещё ближе. Он никогда не предлагал остаться. А Криденс никогда и не напрашивался. Он все время стремился поскорее выставить его за дверь и сделать вид что его ничего не касается, и не касалось никогда. Ему кажется, что полюса сместились, что-то поменялось безвозвратно и навсегда. Но когда он сам едва не тянется за прикосновением этой мягкой ладони — его сердце стучит спокойнее. Ощущение какой-то правильности происходящего пронизывает и накрывает с головой. Он целует по очереди руки с острыми костяшками. Они сухие и все ещё холодные. Пусть так будет и дальше. И только сейчас он впервые за столько недель не чувствует зуда под кожей, беспричиной вины и беспричиной злобы. Согретый и разморенный Криденс задремал, уткнувшись ему лицом в грудь. Перси мягко целует его в висок и накрывает их двоих одеялом. Сегодня не будет никакого секса. В конце концов нужно им не это. Так. Именно так все и должно было быть. Наверное, это то что они искали друг в друге с самого начала. Если не получается спасти того, кто на против. Если одному разрушать себе страшно. То просто найди того, кто тебе в этом поможет и помоги ему. Взаимовыгодное предложение и созависимость. Пусть так. Впервые за долгое время, если не впервые в жизни Персиваль Грейвз чувствует сопричастность к чему-то недоступному остальным. Одиночество вдвоём это не так страшно — думает он и закрывает глаза.