Цвета снега

Через северное сияние на задних улицах Я сказал кучеру: «Просто отвези меня, Это то же самое старое место Но другой мир, на котором можно петь ».       С чего вся эта история начиналась? Уже и не вспомнить за давностью лет! Но город, где она завязалась, остаётся почти всё тем же. До сих пор здесь фонари зажигаются по вечерам вручную, до сих пор в магазинчики ходят через улицу всё те же ворчливые тётки, расталкивающие локтями бедно, но опрятно одетых детишек, прячущих руки в карманы, тот же старый одноногий ветеран с протезом вместо руки, тот же боксёр с его ежедневно поколачиваемой женой.       До сих пор у многих жителей этого городка, и в частности этого квартала, в день генеральной уборки сохнущие вещи висят на бельевых верёвках на улицах под подоконниками. Также у многих снаружи прикреплены цветочные кадки и горшки. Практически ведь ничего и не изменилось с тех самых пор, как я после арестного дома, в котором провёл несколько лет и выучился многим нужным вещам, переселился в Швецию и сколотил там себе состояние.       Проезжая мимо своего дома, я ничуть не удивился бы, высунись из моего старого окна всклоченная неопрятная голова и начни меня отчитывать, грозя прибить, если я не вернусь домой и не успокою сумасшедшего брата-кретина. Нет, вы не подумайте, что кричавшим мужчиной был мой отчим — это был мой отец. Да… После того, как мать сбежала с районным следователем, отец сильно изменился.       — Отвезите меня в ближайший ресторан, — попросил я таксиста. Скажи я ему, что во времена моей молодости этот ресторан был всего-навсего простым баром с дурной репутацией, он стал бы это отрицать, а ведь фактически бар и ресторан — одно и то же здание, только с десятками лет разницы. Ну что же, годы летят, а любимые места остаются всё теми же и вспоминаются каждым человеком, проживавшим когда-то в этом захолустье, с нотками теплоты. Поэтому он откинул голову назад и пересчитал. Я выскочил где-то с пяти до девяти. И я помахал дверному врачу, Сказал: «Мистер, выведите меня на сцену вовремя».       Тогда то, что творилось в ресторане, представляло собой тотальный, просто космический пиздец, от которого пропадало желание не только находиться поблизости, но и жить в целом. Теперь же я стоял за сценой и наблюдал за танцующей парой, чем-то напоминающую ту, из рассказа «Господин из Сан-Франциско». Точно так же играют на зрительских чувствах, показывая свою любовь друг к другу. Так, ладно, лучше попытаться забыть об этом, а то возникает то самое чувство, когда заорал на весь зал неправильный ответ. Но всё равно это оскорбляет и огорчает.       Порой я никак не могу понять — лучшие годы моей жизни уже закончились или ещё не начались? Вот и сейчас, когда, казалось бы, лучшие годы мои пролетели, аки птицы, мне вдруг нестерпимо захотелось спеть. Просто спеть, но как много это порой значит. Свой голос я когда-то давным-давно потерял. Нет, не пропел его — содрал голосовые связки в переходном возрасте. Бестолково, несуразно. Голос ломался, а я, как дурень, полез на сцену. Ну и вот, допелся.       И вот теперь, стоя за кулисами, подав заявку на выступление, просил, чтобы предупредили вовремя, когда мой выход. Наступит очень важный момент. Родители говорили, что когда-нибудь я буду стоять в свете софитов, и он, этот свет, будет для меня. Я вспоминаю это с некоторой толикой сентиментальности, как впрочем и всё своё детство, проведённое в тихом уединённом городке. Все знакомые говорят о том, как сильно я повзрослел, но я остался ребёнком в душе и сердцем. О, но дождь не был сделан из воды, И снег не имел места на солнце. Так я поскользнулся за радугой И подождал, пока шоу закончится.       Не знаю, как я пел, что я пел. Слова сами рвались из груди, отдаваясь в каменных сводах ресторана. Всё это было ужасно, ни эмоций, ни полёта. Без толку было кричать, ну например, что-то вроде «Такие девушки, как звёзды». Хотя я мастерски научился голосом управлять. Потерял я своё подлинное место под солнцем, как и тот уличный снег. Пора заканчивать. Мой голос постепенно замокает и трудно понять — нравится слушателям или нет. Так что, пробравшись за ширму, потом за занавес, немощно опустился на пуфик и закурил. Я собрал свои боеприпасы. В толпе кричали «Бис», Но у меня было самое забавное чувство — Это не я кричал.       В зале что-то восторженно и залпом кричали и дружно аплодировали. И всё после моей песни, но у меня было странное чувство, ощущение — не я там пел, кто-то другой. Не сам я пел такое, а кто-то моими губами. Ну да, грех жаловаться, но… Почему-то я в себе не уверен. Поэтому, когда высокая тёмная дама улыбнулась мне, Я сказал: «О, детка, позволь нам покататься». И мы натолкнулись на два напитка или четыре, И выскочил их о так аккуратно внутри.       Я сидел и тянул коладу. Это долго и муторно. Меня бомбит, заказчики ждут, связь не работает, и я не знаю, что делать. Это мне даже нравилось, но вот… Наступил пиздец. Два часа я был счастлив, а потом случилась какая-то хрень — ко мне подсела женщина.       Мы выпили, опьянели, и понеслось. Оказалось, что я многого попросту не знаю. Мы катались по городу вместе, гуляли на катке, баловались сэлфи. Ну, в общем, жизнь удалась. О, но дождь не был сделан из воды, И на снегу не было места на солнце. Так мы скользнули за радугу И лежали там, пока мы не сделали.       Потом пошёл самый настоящий град. Посреди зимы, кто бы мог подумать. Мы побывали в её танцевальном клубе, пока не устали и не зашли в её райский уголок. Милости просим, сказала она. Позвольте мне уложить вас в свой чемодан. О, наверняка будет место для двоих. Или вы можете отвезти меня в самолет Но не дай мне поймать этот радужный блюз.       Пора уезжать домой. Конечно, я бы мог взять её с собой, а она могла бы меня оставить или задержать. Но мы оба понимали, что нам друг с другом нет места. Пора уходить. В конце концов, и мне хватит жить с кем-то, я хочу пожить для себя.       По дороге к вокзалу я рассуждал на тему того, что всё вокруг всё-таки окрашено самыми разными цветами и их оттенками, наполнено контрастами, насыщено отблесками света и тьмы. Что в жизни всё же можно всё, но в свой срок. Сцена научила меня этому. Я помню, как таксист тогда спросил меня, услышав мои размышления, которые оказались вслух, как профессионального художника и преподавателя рисования и изо, почему же тогда снег не имеет цвета.       Я недолго думал. Просто снег обесцветился, скрывая всю ту грязь, которую мы видим и от которой мы устаём. Он прячет, маскирует её, и взамен эта грязь обесцвечивает его, чтобы стать невидимой для людей. Пусть и не на долгое время. Да и, собственно говоря, если снег скрывает то, что нам неприглядно и не мило, то он и не должен быть цветным.