***
Бокуто не знал, каким образом Куроо всё-таки удалось уговорить его отправиться в парк на выходных. Он помнит, как на них то ли устало, то ли укоризненно посмотрел Кенма — глава программистов, — а потом глубоко вздохнул и кивнул. Куроо ему кто-то вроде друга детства, почти как и Бокуто, с той лишь разницей, что для Кенмы он единственный. И дело не в том, что он так и не научился общаться с людьми за все эти годы, а в том, что ему не интересно ни с кем, кроме Куроо и машин. Иногда даже кажется, что этого парня назначили главой целого отдела как раз из-за этого качества и непредвзятости. А Тетсуро был жутко собой доволен, потому что мало кому удавалось выбить разрешение на «дополнительный осмотр», как он это назвал, и всё равно продолжал искренне верить, что Кенма так и не понял его истинный замысел. Мир парка грязный, даже чересчур. Бокуто знает, что каждое мелкое происшествие здесь — начало большого сюжета, знает, что старик около вот того дома роняет мешок с вещами не просто так, знает, что будет, если случайно задеть того парня плечом, знает, что как только ты приблизишься к той кучке солдатов, они тут же зазовут тебя на войну, идущую у самых границ. Знает так же характер почти каждого, кто здесь находится. Смотрит, и перед глазами мелькает статистика. Один — ужасно неуклюжий, другой — жадный, как чёрт, третий — необыкновенно преданный и дружелюбный. У каждого здесь своя роль. И Бокуто будет играть свою. — Может, сразу в салун? А то с твоей кислой рожей даже идти развлекаться как-то не хочется, — едко заметил Куроо, и Бокуто прекрасно понимает всех тех людей, которые считают его заносчивым и отчасти высокомерным ублюдком. — Спасибо за комплимент, — не менее ядовито последовало в ответ. Идеей пойти и пропустить по две-три стопки виски довольны оба, отчего они резко сменили курс, развернувшись к ближайшему заведению, известному своим совсем-не-разбавленным пойлом. И, о чёрт, Бокуто знает много об этом месте. Больше, чем полагается обычному посетителю. Местные рабочие и персонал стараются не посещать парк, зная, что скрывается за всем напускным пафосом, и сам Котаро бы тоже не посещал, если бы его не тянуло. Он знает слишком много, но забывает об одной немаловажной вещице. Самый отвратительный с его точки зрения сюжет. Ограбление дома шерифа. Дом шерифа находится здесь, за углом, и старт уже дан — кто-то неудачливый и совсем не подставной спотыкается и зовёт на улицу хозяйку дома вынести бинты. Бинты — отправная точка всего того мракобесия, что скоро начнётся. А если быть точнее, то через двадцать две минуты. Десять — чтобы хозяйка нашла бинты. Две — чтобы их вынести. Четыре — чтобы помочь бедному страннику замотать рану на ноге. И шесть — чтобы другой не-подставной странник пробрался в дом и устроил ту самую перестрелку, в процессе которой достанется всем, кто находится в ближайших четырёх домах, и о которой страшно даже думать. А ещё, как только они с Куроо сели за барную стойку и заказали виски, в двери вошла та самая проблема Бокуто — Акааши, который чёрт знает как вообще здесь оказался. Он слишком выделяется, или, может, это всё разыгравшееся воображение Бокуто, но всё же. Он одет в непривычно-белую свободную рубашку и брюки, заправленные в высокие кожаные сапоги. За поясом висит кобура с револьвером, а на лице — сплошное разочарование. А потом он садится рядом с Бокуто и Куроо, заказывает целую бутылку самого крепкого пойла, что здесь есть. — Плохой день выдался? — спросил бармен, которого потрепало время, и Котаро, спустя несколько лет работы здесь, видит любые изъяны. Мясники плохо поработали — шрамы на руках и висках у него слишком явные и неестественные, можно было бы сгладить ещё больше. — Слова «плохой» будет недостаточно, — процедил сквозь зубы Акааши, уставившись в деревянную поверхность стойки. А потом коротко взглянул на потрёпанного бармена и прошипел. — Что стоишь? Шевелись давай. Так вот что имелось ввиду под «больше всех достаётся из-за милого личика и острого языка». Бармен здесь не такой злопамятный и раздражительный, как в салуне через две улицы, поэтому покорно идёт выполнять практически приказ. А Бокуто тем временем не прочь ввязаться в небольшую игру. Акааши — не тот персонаж, который втягивает в очередное бессмысленное путешествие по пустыне, так что можно себе позволить. — А какого же слова будет достаточно? — с усмешкой спросил он, опрокидывая в себя стопку, что мгновением позже сделал и Куроо, подозрительно молчавший. Обычно он начинал комментировать ситуацию и смеяться над всем подряд. Но не сейчас. — Отъебись-от-меня лично тебе будет достаточно? Кто же знал, что этот вроде как вежливый на диагностике парень окажется таким грубым здесь? И не то, чтобы Бокуто был недоволен, просто слегка удивлён. Будь Акааши так же вежлив в парке, его, вероятно, убивали бы в первые минуты запуска сюжетов. А не на двадцать второй. Кстати, оставалось всего двадцать. — Хей, я вообще-то серьёзно, — наигранно оскорбился Бокуто. — Может, я смогу чем-то помочь, если подгоню тебе ещё больше виски? — Может, — Акааши, наконец, оторвал взгляд от деревянной поверхности, и заискивающе посмотрел в их с Куроо сторону. — Но мне понадобится о-о-очень много виски. — Без проблем, я смогу это обеспечить. Бокуто подозвал к себе потрёпанного бармена, и заказал ему ещё одну бутылку, которую они втроём вместе с подозрительно тихим Куроо смогут распить на раз-два. И что вообще случилось с Куроо, почему он внезапно перестал болтать и шутить по любому поводу? Это настораживало. — И что же это за день такой, раз даже одна бутылка не сможет заглушить? — поинтересовался спустя какое-то время Бокуто, отлично зная причину. Именно из-за неё диалог построить — проще некуда, и бояться ошибиться или задеть за что-то, за что нельзя, не стоит. — Вот скажи, тебя каждый день увольняют с самой прибыльной работы в городе? — вид у Акааши был затравленный: он действительно жалел. Жалел так, как мог жалеть андроид, у которого никогда не было работы, чувств, и продолжительность жизни которого в городе равняется получасу. — Каждый день забирают всё, что у тебя есть? Каждый день тебя отчитывает шериф самолично и сдирает с твоей рубашки значок? Бокуто только промолчал и отрицательно покачал головой. — Хорошо хоть оружие оставили. Мне же нужно теперь как-то выживать, — и сделал несколько крупных глотков прямо из горла бутылки, слегка поморщившись после. Бокуто помнил — полчаса. «Не хочу тебя расстраивать, но выживать тебе не придётся». Так они и сидели, стопка за стопкой, глоток за глотком, сознание мутнело, а беседа шла оживлённее. Куроо по-прежнему молчал, осушая стакан за стаканом, и нечитаемым взглядом смотрел в стену. Бокуто очень хотел бы знать, что творится у него в голове. К тому времени Акааши чересчур сильно разговорился, учитывая его характер. Бокуто старался помнить об этом всём до самого конца, пока разум не отшибло совсем. Но забыл он только об одном — полчаса. В какой-то момент он, перекинувшись парочкой фраз и усмешек с Куроо, повернулся обратно к Акааши, увидел широкую ненатянутую улыбку, такую счастливую, и ему трудно поверить, что Кейджи ещё некоторое время назад убивался из-за потерянной работы, и, практически, жизни. А теперь он наклонился чуть ближе к Бокуто, попутно допивая из почти опустевшей бутылки неизвестное пойло. — А знаешь, что ещё может осчастливить меня сегодня? — Что? — непонимающе переспросил Бокуто, чуть наклонив голову. Акааши оказался ещё ближе, и в какой-то момент коснулся чужой щеки пальцами, проскользив ими до подбородка, и заставил приподнять голову и удержать зрительный контакт. Кажется, Куроо поперхнулся виски. — Ты. Бокуто осознаёт, что таких, как он, было уже далеко не десятки, это выученная схема, по которой действует Акааши, если кто-то обращается к нему здесь, после чего следует небольшой бонус, который в данный момент времени Котаро очень даже устраивал. Даже не то, что устраивал, скорее, радовал. И Куроо тоже понимал, к чему идёт дело, но только посмеялся и присвистнул, когда Бокуто потянули за рукав наверх, где были гостевые комнаты, вслед крикнув что-то вроде «Развлекайся!». Бокуто уверен — он найдёт себе занятие: тот уже нетвёрдой походкой направлялся к столикам с милыми девушками вполне известной профессии. Лестница кажется чересчур длинной, а ступеньки — то слишком высокими, то слишком низкими, что заставляло изредка спотыкаться о собственные ноги и тихо чертыхаться, и прерывалось это лёгким смехом Акааши, в один последний глоток опустошившего немаленькую бутылку. Это всё слишком нереально, боже, Котаро не мог вспомнить, когда он вообще в последний раз был так счастлив. А тем более настолько, насколько он почувствовал себя, когда дверь комнаты за ними захлопнулась. Бокуто не позаботился о закрытых занавесках, хотя надо было бы, поскольку его тут же утянули на кровать, случайно легко стукнув пустой бутылкой по голове, и все посторонние проблемы отошли на второй план. Кровать оказалась отвратительной — скрипучей, жёсткой и неудобной, но всё это — мелочи, пока Акааши пальцами вцепляется в пуговицы рубашки и пиджака и так отчаянно целует, будто это последний раз в его многочисленных жизнях. Через какое-то время Котаро стало слегка неудобно, и он в одно движение перевернул их двоих, оказавшись сверху и зажав запястья Акааши над головой одной рукой, другой пытаясь справиться с дрожью и слишком мелкими пуговицами на свободной непривычно-белой рубашке. Кейджи как-то вывернулся, освободив руки, и скользит по спине, попутно стягивая пиджак, намереваясь стянуть и рубашку тоже, но запутался в ткани. Акааши издал смешок и снова притянул к себе для поцелуя. За дверью был слышен смех Куроо, который наверняка смог найти себе даму по вкусу, и тоже шёл на поиски новых ощущений, но это всё не важно. — Знаешь что, — Акааши на мгновение остановился, чтобы отстраниться и заглянуть в глаза. — Мне почему-то кажется, что мы уже где-то виделись. — Всё может быть, — туманно ответил Бокуто, не зная, что нужно говорить прямо сейчас. Они не на диагностике в центре управления, чтобы снова говорить что-то про сны, и он на некоторое время встал в ступор в поиске ответа на этот простой вопрос. — Например, в прошлой жизни, или… или только в моих снах. Котаро вздрогнул. Та самая фраза, которую он повторяет чуть ли не каждый день. Которую он сказал Акааши на опросе несколько дней назад, с той же интонацией и расстановкой. У него действительно память больше, чем нужно, или же это всё просто плод импровизации? Или тот самый один злосчастный пункт в самосознании? — И в моих тоже, — не раздумывая, сказал Бокуто, совершенно не понимая, к чему этот разговор. Он не прописан в скрипте, не прописан в «роли» Акааши, а плодом чистой импровизации такой диалог стать вряд ли может. Это всё повреждения памяти, точно, они. Потом Акааши немного больно дёргает его за волосы, притягивая к себе, и шепчет, как будто намеренно касаясь губами мочки уха. — А ещё я знаю твоё имя, Котаро. Только послышался звук разбивающегося стекла, как хватка его пальцев на затылке тут же ослабевает, если не сказать, что пропадает совсем, а когда Бокуто отстраняется, то видит тёмно-бордовую кровь, стекающую по виску и волосам на белоснежную подушку. За окнами слышна стрельба и крики, и Бокуто вспоминает, что полчаса, отведённые Акааши на жизнь в этом мире, истекли. Он смотрел на бледное безжизненное лицо и разметавшиеся волосы, на пулевое ранение прямо в висок, и почему-то чувствовал себя слишком плохо. Так плохо, будто умер кто-то очень дорогой и важный ему. И изо всех сил кричит «Остановить моторику». Мир вокруг замер, стрельба на улице прекратилась, из соседней комнаты прибежал Куроо без рубашки, то ли зло, то ли раздражённо жестикулируя и спрашивая «Какого чёрта ты творишь?!». А у Бокуто по щеке скатилась неизвестно откуда взявшаяся слеза.***
Сомневался ли ты когда-нибудь в своей реальности? С той неудавшейся вылазки в парк прошло всего четыре дня, и за это время Бокуто не отчитали разве что уборщики, которым глубоко плевать. Он остановил немаловажную часть города прямо в разгар сюжета из-за одного-единственного мёртвого, которого всё равно потом вернули к жизни. Хотя, это вряд ли можно назвать жизнью, скорее функционированием. Следующие дня два Котаро не мог притронуться к работе. Совсем. То, что он наделал, грозило ему увольнением, но в управлении сжалились, не желая терять профессионала, и поставили испытательный срок в два месяца. Нужно было всё отрабатывать, оставаться сверхурочно и браться за любую работу, которую подкинут. Но нет. От строчек кода мутнело в глазах, от вида любого андроида становилось не по себе, и в воображении регулярно всплывал тот самый момент: выстрел, кровь на виске, крик и Куроо, который хватается за голову и матерится, ожидая, как им влетит за такое. Внезапно прекратившаяся работа многих машин. Перепуганные гости. И камеры, боже, камеры повсюду. На третий день стало чуть легче, и Куроо то ли сочувственно, то ли с сожалением смотрел через два слоя стекла в кабинет напротив, а через пару часов решился и зайти. — Ты как? Всё в порядке? — аккуратно поинтересовался он. Обеспокоен. Волнуется. — Нет, всё ничерта не в порядке, — Бокуто смотрел в одну точку, сквозь стеклянные стены кабинета, не отрывая взгляда. — Он назвал моё имя. — Но он… — Не может, — закончил за друга Котаро, отстранённо взяв в руки планшет, будто не держал его не то, что два дня, а минимум пару лет. — Я не представлялся, это противоречит этике, и к тому же, им всем стирают данные после каждой… — он осекся на слове «смерть». — Перезагрузки. — Ты точно уверен, что не видел его до той диагностики? Ты не сомневаешься в этом? — Нет, не сомневаюсь. — Тогда, — Куроо сел на стул рядом, потянувшись и размяв плечи, после чего долго выдохнул, раздумывая над ответом. — Попробуй, не знаю, проанализировать всё это. — Как машины? — невесело усмехается Бокуто. — Да. Прямо как машины, — в улыбке Куроо проскальзывает что-то грустное. Ему тоже досталось, и Бокуто даже и близко не может представить себе, что с ними будет при встрече с Кенмой. Сомневался ли ты когда-нибудь в своей реальности? К следующим выходным с Котаро всё почти что в порядке, за маленьким исключением неприятного осадка от посещения парка. Акааши ещё два раза попадал к ним в отдел за эту неделю, но Куроо всегда услужливо забирал его к себе, зная, что будет с Бокуто, когда тот снова посмотрит тому в глаза. В третий раз, когда он оказывается здесь, всё ощущается немного по-другому. Бокуто не чувствует головокружения от картинки с замершим бледным лицом перед глазами и уже не так переживает. Он смотрит, как Куроо проводит опрос, как вздыхает из-за очередной неполадки с блоком памяти, как устраняет лишние символы в коде, и подтверждает всю историю действий, попутно записывая на диктофон. Черти из управления обязали подтверждать и обосновывать каждое своё действие, и теперь работы и возни с бесполезными файлами становится в разы больше. Бокуто смотрит, как Куроо начинает проводить финальный тест на реакцию — такой делают каждый раз после серьёзных поломок, — встать, сесть, поднять руки и другие базовые движения. Только где-то на середине Куроо внезапно откладывает все дела и уходит. В управлении любят внезапные проверки. И Бокуто не знает, что им движет, когда он, максимально незаметно для камер, отпихивает какие-то провода с чипами под стол, и уверенно идёт в кабинет Куроо, чтобы «временно одолжить» точно такие же. Мысль о том, зачем он на самом деле туда идёт, он старается задвинуть куда-нибудь подальше. Как только он наклоняется, чтобы подобрать разноцветные провода с чипами для разных тестирований на концах, чья-то рука перехватывает его запястье. Он оборачивается и видит Акааши, который смотрит пронзительным взглядом, прямо как тогда, когда Бокуто задавал ему контрольный вопрос. Машины в кабинетах программистов не должны себя так вести. — Я же говорил, что мы виделись в моих снах. Бокуто быстро скользит взглядом из стороны в сторону и понятия не имеет, что на это ответить. Бокуто уже слышал историю о том, что случилось, когда машины стали запоминать так называемые «сны» и запланировали побег. Хорошо, что он этого не помнит. Бокуто боится. Совсем малость. — Это же всего лишь сон, верно? Не реальность. Здесь всё может быть иначе, чем в твоём мире. Судя по всё такому же жёсткому взгляду, аргумент оказался неубедителен. — Тогда почему мы не можем видеться чаще? — следует другой вопрос, и Бокуто уже несколько раз жалеет, что пошёл за этими чёртовыми проводами. Вот кто его дёрнул? Точнее, что? — Анализ, — не зная, что делать в такой ситуации, выпаливает Котаро. Хватка на запястье тут же исчезла. — Причина этого разговора? — Причина неизвестна. — Он прописан в скрипте? — Интеллектуальная импровизация. Составлено из когда-либо услышанных слов. Бокуто боится всё больше. Машины не способны запоминать. Не способны вспоминать то, что было удалено техниками и программистами. Это не работает так, как память людей. Можно сейчас же удалить сразу всё и превратить его процессор в чистый белый лист, на который можно будет записать новую личность, но… Котаро не может. Что-то его останавливает. — Услышано в парке или в центре управления? — Центр управления, одну неделю шесть дней два часа назад. А потом он снова видит тот медленно фокусирующийся пугающий взгляд. — Я найду способ вырваться из этого мира.***
Сомневался ли ты когда-нибудь в своей реальности? В кабинет буквально врывается Кенма, с, как и обычно, нечитаемым выражением лица, швыряет прямо на рабочий стол Бокуто планшет и с расстановкой спрашивает: — Что это такое? До Бокуто долго доходит, а к тому моменту, как, наконец, доходит, в кабинете появляется Куроо и спрашивает у Кенмы причину столь неожиданного визита. Обычно тот ходит по кабинетам подчинённых только когда случилось что-то действительно катастрофическое. Наверное, спрашивать и не стоило. — Ваш излюбленный клиент отклонился от сюжета. Два дня не появлялся в заданном ему квадрате. Котаро неверяще смотрит на экран планшета, и то, что он там видит, — это трансляция в реальном времени с камер, расположенных в парке, — немного настораживает. Это Акааши, чёртов Акааши, стоит посреди огромного поля, под деревом, к которому привязана лошадь, и смотрит в камеру. Прямо в камеру, будто вообще может её заметить. Андроидов программируют так, чтобы они не видели следы цивилизации внутри парка, и такого просто не может быть. А потом он, похоже, начинает говорить. Камера не улавливает звук, но по губам чётко можно прочесть «Я найду тебя». Бокуто знает, к кому это относится. Бокуто видит укоризненный взгляд Кенмы, который тщательно следит за каждым их с Куроо действием и определённо догадывается обо всём. Бокуто кажется, что аура Куроо буквально состоит из множества огромных «Ты труп». И его впервые за долгое время охватывает настоящая паника. А ещё он чувствует необходимость снова вернуться в парк и защитить. Защитить от всего, что может встретиться в этом чёртовом поле, от всех, кто есть в этом парке, и больше никогда не оставлять. Он вряд ли осознаёт, что это такое, почему оно внезапно возникло и с чем это вообще может быть связано, но… Бокуто подрывается с места, чтобы скорее добежать до служебных лифтов, ведущих в парк, но что-то идёт не так. — Остановить моторику. И останавливается вопреки самому себе. Сомневался ли ты когда-нибудь в своей реальности? Нет? — Надеюсь, на этот раз ты справишься сам, — невзначай сказал Кенма, и, получив в ответ кивок, неспешно покинул кабинет, планшет забрав с собой. Что значит «справишься»? Что значит «в этот раз»?! Куроо выглядит очень странно. Он одновременно расстроен, устал и обеспокоен чем-то. Он сел напротив замеревшего в неестественной позе Бокуто, и, скомандовав «Включить моторику», пронаблюдал, как его друг упал на пол, впечатываясь в твёрдую поверхность лицом. Котаро одновременно рад, что снова обрёл контроль над своим телом, и одновременно, чёрт возьми, шокирован, что голосовые команды сработали и с ним. — Сразу скажу, что я не хотел, чтобы это произошло снова, — начал Куроо, протягивая руку и помогая встать. — То есть ты… То есть… — Давай так, — на лице нет ни тени обычной ухмылки или улыбки, Куроо абсолютно серьёзен, и Бокуто не может вспомнить, видел ли он своего друга настолько серьёзным хоть раз. — Мы сделаем всё быстро, а ты не будешь задавать лишних вопросов. — Я не могу не задавать их. — Я знал, что ты так скажешь. Ты всегда так говоришь. Это уже происходило? Или что вообще Куроо имеет ввиду? — Тогда задавай все те вопросы, над которыми ты думал последние две недели. Все. Я уже знаю ответы на них. Бокуто сильно сомневался в реальности всего происходящего, начиная с серьёзного тона и заканчивая всеми намёками на то, что этот разговор между ними уже когда-то был. — Кто, — он заикается на секунду, но продолжает, уже более уверенно. — Кто создал Акааши? — Ты находишься с его создателем в одной комнате. А я сижу прямо напротив него. Точнее, напротив копии создателя. — Этим ты запутал меня ещё больше. — Ого, надо же. Ты сократил импровизацию на целых два вопроса, и это сэкономит мне лишние минут десять, — наигранно обрадовался Куроо, посмотрев на своё запястье, будто на нём были часы. — Прости, что я так прямолинеен, но Акааши мёртв. — В смысле? Он же… — Да, он машина. Но живой прототип, он же — любовь всей твоей жизни, как ты сам мне говорил, мёртв. — Что… — Потом ты создал его копию, — Куроо даже не дал возможности вставить хотя бы слово. — Работал над ним два долбанных месяца, пропустил открытия новых сюжетов, отвлёкся от работы. Но зато прописал характер до мельчайших деталей, идеально воссоздал внешность, даже воспоминания какого-то чёрта вложил. Практически произведение искусства. Но увы, руководство не пропустило его работать к нам в отдел, потому что это «могло натворить дел». Тебе пришлось понизить его коэффициент самосознания и отправить в парк, чтобы иметь хоть какую-то связь. — А пятнадцать. Почему не четырнадцать, как максимум? — Тут спасибо Кенме. Он помог тебе создать в его памяти резервное хранилище для всех воспоминаний, которые ты в любой момент мог воспроизвести. А запоминание возможно при коэффициенте выше четырнадцати, и здесь мы обманывали управление как могли. Фактически, ты ничего не терял. И управление тоже. Но… — Что «но»? Почему я ничего этого не помню? — Ты и не можешь помнить. Ты стащил револьвер прямо из цеха производства оружия и застрелился у себя в квартире. Я до сих пор предпочитаю думать, что у тебя, то есть, у другого Бокуто были на то причины. А потом, — Куроо самодовольно усмехнулся и горделивым жестом сложил руки на груди. — Потом в игру вступаю я и создаю копию уже тебя. Потому что… — он затихает на секунду, запуская руку в волосы и отводя взгляд. — Ты — мой лучший друг и очень хороший программист. И я совсем не хотел тебя лишаться. Три месяца, более сорока процентов потерянных воспоминаний и куча моих бессонных ночей. И вуаля, ты здесь, снова болтаешь со мной! — То есть я… — начал переспрашивать Бокуто. Он не хотел в это верить, нет-нет-нет! — Ты — машина, Бо. Ты чёртова машина, как и многие здесь, просто с невероятно высокими характеристиками. Ты мог бы натворить всякого в парке, мог бы захватить весь центр, но не сделал этого. А почему? — Почему? — тупо повторил Бокуто, у которого такой исход вещей не мог уложиться в памяти. Ему определённо стоило сомневаться в своей реальности, как и всем его посетителям. — Потому что всё, что тебя притягивает — это Акааши. Те сорок процентов твоей памяти, которые потеряны, содержали и некоторые воспоминания о нём. Проще говоря, тебя к нему тянет, но ты не знаешь, почему. — А как же его воспоминания? Почему просто нельзя скопировать их? — Способ вскрытия его памяти умер вместе с твоим живым прототипом, Бо. Для этого была специальная голосовая команда, известная только тебе. Это всё просто невероятно сложно, и, хотя я пытаюсь объяснить это в четырнадцатый раз, и ещё много раз буду пытаться, то всё равно не смогу. Ты просто не поймёшь, во что ввязался. — Когда? Когда это было, почему я этого не помню? Куроо уже уткнулся в свой планшет, что могло означать только одно. Если Бокуто — андроид, то сейчас к его мозгу подключат этот планшет, и всё разом сотрут. Как, видимо, делали и раньше. — Ты не должен этого всего помнить, Бо. Я всё ещё хочу здесь работать и работать с тобой, даже если мне регулярно приходится чистить тебе память. Бокуто почти что физически почувствовал, как что-то постороннее лезет к нему в мысли. Он не должен этого чувствовать, это всё просто разыгравшееся воображение. — Почему бы тебе просто не подпускать меня к Акааши? — Это бесполезно. Ты считаешь меня идиотом, раз думаешь, что я не пробовал. Исход всегда один — вы встречаетесь, не знаете, как контактировать друг с другом, потом грезите побегом из парка и в итоге переворачиваете вверх дном буквально всё, что здесь есть. У меня нет другого выхода, кроме как стирать вам обоим память. Это просто… ну, намного лучше, чем подсчитывать потери среди машин и гостей. — То есть, та история про пару сбежавших машин это… — Это были вы. Чёрт, натворили же вы тогда. От деактивации вас спас только Кенма, так что все мы должны быть ему бесконечно благодарны. Нет, это всё неправда, просто не может быть правдой. — Прости меня за это, ладно? Так будет лучше для всех. Нет. Это не может быть реальностью. На счёт три Бокуто просто возьмёт и проснётся. И вокруг не будет этого кабинета с прозрачными стенами, чересчур серьёзного Куроо рядом и бесконечного страха внутри. Раз. — Подтверди удаление всей памяти за последний временной промежуток. Два. Бокуто чувствует, что физически не может принять решение. Три. — Подтверждаю.