Сделай то, чего ты больше всего боишься, и обретёшь свободу.
Чувства буквально выкипали наружу. Я искренне старался их сдерживать, но сон было забыть сложно, да и слишком заботливое поведение Хосока выводило меня из себя. Вот он натянуто улыбнулся мне, было видно, что он сдерживает свою злость. Видимо, его раздражала моя истерика, но он ничего не мог с этим сделать. В тюрьму я обратно не собирался, но и оставаться здесь мне тоже не очень хотелось. Уши Чона смешно покраснели, и я еле сдержал улыбку от этого действия: я знаю его несколько часов, но уже успел понять, что он хороший парень. Но такого чисто теоретически быть не могло, да и логически, и как оно ещё там не может быть… Он бросил короткое: — Закончишь истерить — сообщи, — на что я состроил отвратительную гримасу, и Хосок исчез в глубине квартиры. Затем громко хлопнула дверь в спальню, и воцарилась тишина. Я тихо встал и раскрыл огромный шкаф, стоящий во всю стену и отражающий мое хлипкое тело в огромном халате Хосока. Отрыв джинсы и толстовку, натянул их на себя и вышел в коридор; дверь была не заперта, я это прекрасно помнил, да и рядом с окном на кухне вроде видел пожарную лестницу. Он словно не понимает, что я просто могу выйти из этой квартиры, и он больше никогда меня не найдёт… Ещё один вопрос по отношению к Хосоку — я не понимал его действий, не видел их логики. Прошло, наверное, около часа, после чего я решился проверить, спит ли Чон. Комнату освещало закатное солнце и, словно покрывало, окутывало лежащее на кровати тело Хосока. Я подошёл к нему и дотронулся до плеча, но ответа не последовало; но, чтобы убедиться наверняка, мои руки обхватили его и перевернули на спину, и тот, подобно игрушке, последовал их движениям. Я ухмыльнулся: это же смешно; он спал, спал, как ребенок, не одевшись, с абсолютно невинным видом, слегка приоткрыв рот. Аккуратно вытащив из-под него одеяло, накрыл спящего хозяина; это был знак моей благодарности за его отношение ко мне, короткое и непонятное, но вполне хорошее. И прощание. Когда я вышел в подъезд, меня словно подорвало, я кинулся на лестницу и буквально слетел с неё, цепляясь хвостом за деревянные перила. Улица встретила меня остывшим после дня воздухом и холодным ветром, отчего я поспешил натянуть на голову толстый капюшон. Бежать было бессмысленно, всё равно меня никто не хватится, по крайней мере в следующее пару часов. И я спокойным шагом поплёлся по улице, в последний раз опасливо взглянув на окна четвёртого этажа. Мне нравился ночной город, он как будто становился таким, каким и должен быть, его дневная маска лжи и притворства спадала и окунала эти улицы в грязь, похоть и безудержное желание. Таким я его не видел давно. Стены и решётка тюрьмы не позволяли этого сделать. Мне не хотелось вспоминать о том, почему там оказался, так что начал крутить головой, чтобы получше разглядеть место, в котором очутился. Время шло так быстро и неуловимо, что я и не заметил, как дошёл до центрального кольца, где вовсю вырастали великаны-небоскребы и отражали в своих стеклянных боках весь город. Мимо меня шли тысячи людей и гибридов, и им было абсолютно всё равно на стоящего посередине тротуара парня, довольно разглядывающего огни улицы и прохожих. Лишь парочка нервно что-то бросили мне вслед, когда случайно врезались в моё тело. Вдруг рядом с моей рукой что-то завибрировало, отчего я нервно дернулся, доставая из кармана небольшой телефон и с интересом изучая его. Пальцы тут же нажали на разблокировку и на автомате зашли в контакты. Сотни незнакомых номеров, часть из которых вообще были с кодами других стран, и у которых были имена: «Доставала» и «Я». Я тут же нажал на иконку со значением «Я» и задумался. Мои глаза поднялись вверх: где-то там, на окраине, в своей квартире мирно спит Хосок и не подозревает о том, что если со мной сейчас что-то случится или я что-нибудь натворю, то его будущим будем петля на шее или огонь. Меня передёрнуло от представленной картины, и я уверенно нажал на зелёную трубку. Долго ждать не пришлось, на том конце как будто уже ждали этого звонка. — Ну, хорошо, — неуверенно начал я, — в этот раз я помогу тебе найти меня. Но ответом последовало лишь ругательство Хосока и вопрос о моём местонахождении. Меня скривило, а на душе заскребли кошки от сомнений, правильно ли я сейчас поступаю. — Тихо-тихо, ты что, не хочешь меня найти? — строя из себя обиженного, проговорил я. — Будешь ругаться, я вообще тебе ничего не скажу. — Хорошо, я тебя слушаю, — прошипел Чон прямо мне в ухо, от чего по коже побежали мурашки. Я начал осматривать улицу вокруг, придумывая, что бы ему ответить, и мои глаза натолкнулись на стеклянный вход в один из небоскребов; глаза поднялись по нему наверх: его вершина утопала где-то в облаках, была такой недосягаемой. — Я даю тебе, пожалуй, — я примерно прикинул за какое время, Хосок точно не сможет доехать до меня, — 25 минут на то, чтобы добраться до центрального небоскреба, там ты и найдешь меня. — Это начинало походить на какую-то игру. Но играть в неё я собирался по серьёзному. — Но, пожалуйста, поторопись, иначе… — взглядом я вновь проскользил по небоскребу до самой верхушки, ветер от проезжающих машин начал трепать мой капюшон, — а иначе я спрыгну. В трубке повисла тишина, всё внутри меня ликовало. Я и подумать не мог, что мой серьёзный побег обернётся в игру на выживание. От неё мне становилось весело, мне нравилось, что теперь не я игрушка в руках человека, а он — в моих, и наказывать его буду я. — Хорошо, — сдавленный голос Хосока вновь возник рядом с моим ухом, — 25 минут, так 25 минут… И я отключил телефон. Нечего ему прохлаждаться, а мне надо было ещё забраться на крышу. Я осторожно приоткрыл тяжёлую стеклянную дверь, всматриваясь на наличие охранников, но, на удивление, там никого не оказалось и мне спокойно удалось добраться до лифта, который был абсолютно пуст. Такое везение начинало меня напрягать, главное, чтобы его не было у Хосока, а остальное я смогу решить. Лифт медленно и неторопливо поднимался наверх, приятный женский голос что-то постоянно говорил, и я полностью отключился, переставая её слушать. Но тут кабина дернулась, оповещая о конце моей поездки, о чём мне также говорила красная подсветка на нужной цифре. Это был пустой этаж без офисов и прочей ерунды, полностью заваленный каким-то строительным мусором и сломанной мебелью. Даже вход на крышу, и тот держался на хлипком замке, и я без особого труда выломал его. Ветер с силой оттолкнул назад, срывая с меня капюшон, глаза тут же заслезились, и я закашлялся от такого объёма воздуха. Когда мне удалось открыть их, вдруг стало страшно. Не от того, что я находился на высоте в несколько сотен метров, а от того, что посмел такое сказать Хосоку. Ведь я действительно подверг не только свою жизнь опасности, но и его. Я даже не представлял, каково ему было сейчас, ведь опоздай он хоть на пять минут — его бы уже скручивала охрана лишь с одной целью: увезти в тюрьму. А дальше — казнь. Я затряс изо всех сил головой, отгоняя такие глупые мысли, ведь я должен думать лишь о том, что мне сделали люди. А сделали они достаточно. Лишили дома, семьи, а потом и хоть какой-то имеющейся у демона, прислужника Сатаны, чести. Ноги сами ступили вперёд; передо мной был целый мир и парящие на уровне носа облака, а в груди — вся ненависть к человеческому роду. Я действительно не понимал, почему всё это делаю; ради Хосока, ведь я знал его всего лишь день, но он успел создать в моей душе столько эмоций, сколько я никогда в жизни и не испытывал. Странное чувство жалости и чего-то ещё. Это было глупо, очень глупо. Особенно после того, что со мной сделали там… В груди резко всё сжалось, а на руках выросли когти, что впились мне в ладони. Окровавленными пальцами я достал телефон и посмотрел на время; у него оставалось лишь две минуты, но ни шагов, ни тяжёлого дыхания я не слышал. Я залез на парапет и выпрямился, ловя порывы воздуха и вглядываясь в даль; мои глаза то и дело опускались на часы, которые неумолимо показывали, что время истекло. Я взглянул вниз, по позвоночнику прошёл холодок, а лопатки больно заныли. И, видимо, это и спасло Хосока. Мои уши уловили шум, и в следующую минуту на крышу ворвался Чон. Его лицо было красное то ли от злости, то ли от напряжения. Его тут же снес сильный порыв воздуха, но он успел ухватиться за ограду. Его глаза приоткрылись, и он замер, закрываясь от ветра рукой. Чужие веки приподнялись, а зрачки смотрели куда-то мимо меня; это начинало надоедать, и я громко произнёс: — Ты опоздал. Хосок резко вздрогнул, его взгляд упал на мои ноги, а затем поднялся к моему лицу. — На две минуты, — продолжил я строить из себя обиженную жертву, которая специально попала в капкан и ожидала, когда же охотники найдут её. — Юнги, это даже не смешно, — донесся до меня сквозь порывы ветра сдавленный крик Чона. — Я согласен. Я думал, что смогу уйти от тебя, — тяжело вздохнул и посмотрел на краснеющее вдали небо, — но мне стало искренне жаль тебя, — мои глаза скользнули по Хосоку, выжидая чужую реакцию. Волосы то и дело закрывали его лицо, губы были злобно искривлены, — как я мог позволить этому улыбающемуся парню повиснуть на петле или кричать от боли, когда его тело будет жечь костер, — становилось всё интереснее и интереснее, и меня вновь передёрнуло от подобных сцен. — Спускайся, немедленно! От такой наглости я поперхнулся, обиженно надув нижнюю губу, и специально перевалился из стороны в сторону. — А ты спусти меня. Чон ошарашенно замер, после чего шагнул вперёд. Ну, нет, так мы не договаривались. Мои брови нахмурились, и я выставил правую ногу за борт, прямо над пропастью. — Тихо-тихо, куда это ты собрался? Хосок вновь остолбенел. — Да чтоб тебя, — еле слышно донеслось до моего слуха, и парень резко рванул вперёд. Не ожидая такого поворота событий, я дернулся от лёгкого испуга, нога подкосилась, и я потерял равновесие. Моё сердце остановилось, а в глазах померк свет, стало холодно и страшно. На долю секунды я замер в воздухе, а дальше пустота, яркие картинки замелькали в мозгу, я не хотел, чтобы дошло до такого. Это была случайность. Глупая случайность. Но затем что-то тёплое обернулось вокруг моих рук и последовал резкий толчок, выведший меня из небытия. В глазах вновь появился свет, ветер опять трепал мои волосы, и я почувствовал. Почувствовал пустоту подо мной, ноги болтались над бездонной пропастью, где кишели люди; мышцы на руках сильно тянуло, а грудь больно упиралась в твёрдую поверхность. Я поднял взгляд и увидел полные страха глаза Хосока, в них просто больше ничего не было: только он, а его руки крепко сжимали мои. — Юнги, — прошептал он, но я услышал. Мышцы на его руках напряглись, моя грудь царапалась об бетон, а ноги перестали висеть в пустоте. Затем сильный рывок — и меня повалило на Чона; изо рта рефлекторно летели ругательства, я шипел и вырывался. Но затем он повалил меня на землю, прижав; моё тело оказалось под ним. Вновь. Как утром. И я услышал всхлипы, не переставая плеваться от страха, смешанного с гневом. Рука Хосока нависла надо мной, после чего ударила об бетон, прямо рядом с моим лицом. Внутри меня всё сжалось, а кулак продолжал колотить по крыше. — Если ты заставишь меня, — выдавил из себя парень, и всё внутри меня перевернулось, — пережить что-нибудь похуже этого, обещаю, — шипел он мне прямо на ухо, — я сам прикончу тебя, обещаю, слышишь?! Ты меня слышишь?! Я стиснул зубы, забывая дышать от леденящего душу страха. Чон выпрямился, наши взгляды встретились, и я перестал дергаться. Мою грудь вдруг начало раздирать от истерического смеха, который не заставил себя долго ждать. Я внимательно посмотрел на сидящего на мне рыдающего Хосока и произнёс: — Ну как тебе первый день знакомства со мной? — Я не хотел этого говорить. Моё самолюбие боролось внутри меня с благодарностью перед спасшим мою жизнь. Но первое, к сожалению, победило. — Поверь, дальше будет только хуже. Хосок ещё долго смотрел на меня страшными глазами, из которых, не прекращая, лились слёзы, а волосы липли к щекам. Я боялся шевельнуться, но вскоре Чон начал успокаиваться, смотря на меня каким-то пустым взглядом. Чувство вины начало грызть мою грудь. Парень медленно встал и, наклонившись надо мной, буквально вздёрнул за ворот толстовки и пихнул вперёд. Так мы дошли до лифта; я всё время буравил взглядом напряженную спину Хосока и боялся того, чего и сам не мог понять. Но, когда двери лифта закрылись, и кабина начала опускаться, до меня дошло. Живот скрутило в нервный узел, а в районе ануса зажгло. В голове тут же всплыли картины, и появилось ужасающее чувство входящего в меня члена. И лицо Хосока. Его руки, держащие меня за волосы, и озлобленное лицо. Мурашки побежали по всему телу, и я сглотнул. — Ты накажешь меня, хозяин? Плечи парня вздрогнули, и он ответил: — Какого рода наказание ты имеешь в виду? Всё словно обвалилось. Он не знал. — Разве ты не собирался? — Не собирался что? — нервно зашипел Чон. Я стыдливо опустил глаза в пол. — Ничего. Хосок лишь покачал головой, а мои глаза невольно принялись изучать тело Чона, ставшее вдруг более широким и сильным. Лифт дёрнулся, и парень, схватив за запястье, выволок меня в светлый холл. Я беспрекословно последовал за ним. Шум улицы ударил по ушам, стало больно от одного вида асфальта, на котором мог быть я. Я увидел, как Хосок посмотрел наверх, и проследил за его взглядом. — Садись, — вывело меня из состояния транса. Это Чон пихал мне шлем от мотоцикла, который я без вопросов взял, и тут увидел его. Чёрный, большой, блестящий от чистоты и Хосока, сидящего на нём и напряжённо сжимающего руки. Я натянул шлем и последовал примеру хозяина. Его спина тут же замаячила прямо перед моим носом, я опасливо обхватил Чона за торс, но тот лишь вздрогнул, так ничего и не сказав. Я обессилено опустил голову на ямку между лопатками Хосока и отдался дороге и маячившим расплывающимся картинкам просыпающегося, но на самом деле так никогда и не засыпавшего города.***
В подъезде Хосок не выдержал и, больно обхватив меня за запястье, силой затащил на четвёртый этаж. Я запинался, его, видимо, начинало это злить, и он, сдерживая себя, озлобленно пинал ступени. Комок вдруг начал подступать к моему горлу, в груди всё заныло, а глаза защипало, и я сжал зубы, чтобы стерпеть. Видимо, моё лицо стало от такого напряжения слишком злым, отчего глаза Чона испуганно, вперемешку с презрением всматривались в меня. Хосок открыл дверь в квартиру, запер её на ключ, после чего снова схватил за локоть и потащил прямо по коридору. Крепкая дубовая дверь оказалась прямо перед моим носом, и следующее, что почувствовал, было то, что я влетаю в узкое и тёмное помещение, а дверь за мной захлопывается. И тут меня пробило: слёзы градом потекли из глаз, я принялся истерически колотить ногами дверь, но это было абсолютно бесполезное занятие, так что я прекратил. Из коридора было слышно тяжёлое дыхание Хосока, а затем тихий стук его тела об пол. Я вздрогнул; от нагнетающей темноты, напоминающей о самом страшном времени в моей жизни, я просто стоял и тупо смотрел вперёд, а слёзы сами катились по моим щекам. — Юнги, — меня передёрнуло от звука собственного имени, — ты же понимаешь, что если ты и дальше будешь так вести себя, то мы ничего не добьёмся, и тебе придётся остаться в этой кладовке надолго? Чёрт побери, как же я хотел остаться здесь, был готов отдаться своим страхам, лишь бы Чон не увидел моих слёз. Это слишком подрывало мою гордость, так что моим ответом послужили громкие ругательства, как средство защиты, и злобный рык, чтобы скрыть всхлипы. — Понял. Ты не собираешься, вести себя нормально, — вздохнул Хосок. — Просто пойми: либо ты окажешься на виселице, либо я… Выбор-то не особо велик. А то я не понимал. — Да пошёл ты, — мне хотелось поскорее избавиться от уставшего голоса Чона, было слишком тяжело его слышать, ведь он вызывал слишком много эмоций в душе. — Ладно, я действительно постараюсь не срываться на тебя. — Но я лишь тихо всхлипнул, кусая свои губы. — Обещаю, что не буду тебя наказывать. — Ложь. Все люди хотят сделать с ним только одно. — Только позволь мне спокойно поговорить с тобой. — Ну, нет. Только не сейчас. Сейчас было нельзя… — Пожалуйста. Юнги. В коридоре послышалось шевеление, и я слегка отступил назад. Нельзя. Нельзя сейчас пускать Хосока сюда. Он не должен видеть, не должен… — Хорошо, — сорвалось с моих губ, отчего я сам замер на месте, испуганно вглядываясь в темноту и в панике сжимая и разжимая кулаки. Ручка скрипнула, и дверь распахнулась. Я поспешил опустить голову, чтобы Чон не смог увидеть моё красное от всё продолжающих течь слёз лицо. Я сглатывал непрошенную влагу, словно это помогло бы мне скрыть её, а Хосок молча, стоял передо мной, так что я видел его ноги и слегка подрагивающие колени. Вдруг что-то тёплое коснулось моих щёк, заставив сердце совершить оборот вокруг своей оси. Пальцы Чона мягко дотронулись до моей кожи, аккуратно подняв моё лицо на себя. Встретившись взглядом с парнем, я поспешил сделать как можно более озлобленное выражение глаз, в голове опять взыграло упрямство. Но, видимо, я её уже полностью проглотил вместе с солёными слезами. Сейчас во мне не осталось ничего. — Почему… — Я хотел спросить, почему этот день был настолько тяжелым, но вместо этого произнёс: — Почему ты так со мной? Почему ты так ко мне относишься? — голос забился в истерике и сорвался в крике. Это действительно был важный вопрос. Ведь он знал меня не больше суток, а я уже успел заставить его пережить всё это. — Ты должен ненавидеть меня, ты должен был наказать меня! — В пояснице вновь зажгло, спускаясь ниже. — Наказать, как это делали все! Рот Чона слегка приоткрылся от удивления. Ну не мог, не мог он быть другим. — Чёрт побери, Мин Юнги, что ты от меня хочешь? Ответь мне, и я сделаю это, только, прошу, не плачь. Внутри всё сжалось. Не может он быть таким хорошим, все люди одинаковые… Я поднял на него глаза. Не хотел верить в то, что он был другим. Но и не хотел, чтобы он поступил со мной подобно остальным. — Ты действительно не хочешь… Губы сильно обсохли, а стекающие едкие слёзы впитывались, начиная щипать повреждённую кожу. — Не хочу чего?! Видимо, и у Хосока была своя мера терпения, он устал за этот день и уже начал опускать руки, но я не хотел, чтобы он это делал; словно тонущий, хватающийся за тростинку, сжал его ладони, заставляя замереть. — Обними меня, — выдавил я из себя. Никто и никогда не делал этого для меня. — Что?.. Я хмыкнул: он прекрасно всё расслышал. — Ты слышал. Чон медленно повернулся ко мне лицом, а у меня не было сил отвести от него жадный и какой-то по-детски наивный взгляд. Хосок с секунду смотрел на меня, а затем одним быстрым движением прижал к себе, отчего я так и замер ошарашено в одном положении. Я почувствовал его горячее дыхание на макушке, то, как он ещё сильнее сжал свои объятия. Лёгкие перехватило, я не мог поверить в происходящее и готов был расплакаться ещё больше от тёплого прикосновения чужого тела к своему. И я обнял его в ответ, неуверенно, но так жадно, словно боялся, что он вдруг исчезнет. Нос уткнулся в плечо Хосока, и слёзы начали течь с новой силой. — Тебе надо умыться, — тихий голос Чона пробирал до мурашек, — пойдём в ванную. Я не хотел. Я хотел и дальше так стоять с ним, пока не прекращу плакать, и отрицательно замотал головой. — Давай-давай, — его руки разжались, но я так и продолжал стоять, вцепившись в него, — мы же не можем так стоять вечно. Можем, Хосок. Можем. Я вдохнул его запах и моргнул, смахивая слёзы с ресниц, поднимая на него лицо. Его глаза были практически на уровне моих, а нос легонько касался моего. В душе всё перевернулось. Хосок резко покраснел и принялся вырываться из моих объятий, ловко расцепляя мои пальцы на своей спине. — Я же сказал, пойдём, умоемся. — Его горячие пальцы дотронулись до моей щеки, вынуждая сглотнуть комок в горле. — Ты посмотри, какой ты стал чумазый, да и я, наверное, не лучше, — он улыбнулся, и тут я заметил слегка подсохшие дорожки от слёз на его уставшем от такого тяжёлого дня лице. Мой взгляд опустился ниже, и я испуганно глянул на протянутую мне узкую ладонь. Но всё же вложил свою, и пальцы Чона тут же крепко сжали её. Когда мы оказались в ванной, Хосок отпустил меня и развернулся, чтобы включить воду. Его плечи вздрогнули, и он в одно мгновение стянул с себя футболку, отбросив её в сторону. Мои глаза испуганно забегали по загорелой коже обнажённой спины, и я тяжело выдохнул, но, немного подумав, последовал чужому примеру. На его руке виднелась татуировка, которую я не заметил прежде, ещё одна украшала его пространство между лопатками, под которым перекатывались мышцы. Я сжал зубы и, медленно шагнув вперёд, обхватил нежную кожу Хосока руками и начал медленно поглаживать её. Я не понимал, какие силы движут мной, но единственное, чего я хотел — прижаться к его спине. Он задергался и ловко развернулся в моих объятиях. — Нет-нет-нет, — сверкая красными ушами, он снова попытался расцепить мои пальцы, — так не пойдет, ты должен умыться… — и его взгляд опустился на мои оголившиеся плечи. Уши покраснели полностью, а щеки залил румянец. Он наконец выпутался из моих рук, и его взгляд упёрся в пол. — Садись, — он пальцем указал в сторону ванной. Мне становилось смешно от такого его поведения. — Почему ты не смотришь на меня? Уши заполыхали вновь, и я довольно хмыкнул. Почему он так боялся посмотреть на обнажённое тело другого парня, причём не такое уж и симпатичное? Нет, я не считал себя уродливым, тело было подтянуто, но шрамы портили всю картину. И вот теперь мой новый хозяин боялся даже взглянуть на меня. Он поднял веки, мышца на шее нервно дернулась: его глаза жадно осматривали каждый сантиметр моего тела, задержав взгляд на животе. — Юнги, — он шагнул вперёд, — откуда именно ты попал в тюрьму? Ну нет. На это я не хочу тебе отвечать, Чон Хосок. — Почему ты решил, что я тебе это расскажу? — Юн… Не сейчас. — Ты же вроде собирался умыть меня? — перевёл я разговор на другую тему. — Или я ослышался? — голос стал сиплым от напряжения. — Да, конечно. Он отвернулся от меня и засунул руки под воду, после чего подошёл ближе и заскользил пальцами по моему лицу. Ладони тут же вспотели от нежных прикосновений, и я невольно прижался к Хосоковской ладони, но он испуганно глянул на меня и поспешил отойти обратно к раковине. Так продолжалось долго, я уже спокойно реагировал на его движения, смотря ему прямо в глаза, но он вечно отводил взгляд и старался не опускать его ниже моей макушки. Ладони опять погрузились под струю, а затем оказались в моих волосах, распутывая их, тёплые пальцы дотрагивались до моих чувствительных рожек, и я вздрагивал от приятных ощущений. В моих руках оказалось сухое полотенце, и Хосок встал перед раковиной, затем наклонился прямо под воду, начавшую стекать по его острому подбородку. Мой взгляд начал притупляться, и я, положив ставшее сырым полотенце на ванну рядом с собой, склонил голову на стену, наблюдая за движениями Чона. Глаза начали сами собой закрываться, мысли затуманились, и я стал впадать в сон. Шум воды неожиданно затих, и я, не поднимая век, прислушался к звукам. Сначала воцарилась тишина, нарушаемая тихим капанием воды на плитку, затем шаги в мою сторону, и рука Чона обхватила меня за талию, а другая подцепила под коленями, поднимая над землёй. Я максимально расслабился, на лицо так и просилась улыбка, но я сдерживался, пока Хосок, тяжело вздыхая, нёс меня до кровати. Я чувствовал его напряжённые мышцы и тяжёлое дыхание, затем телом почувствовал мягкую постель и слегка приоткрыл веки. Чон отошёл к окну, чтобы закрыть шторы, и я, расплывшись в довольной ухмылке, свернулся в калачик, обхватив колени хвостом. На мои плечи лёг тёплый плед, и я поёжился от приятных прикосновений к своему обнажённому телу. — Господи, — вдруг произнес Хосок — я видел его колени, находившиеся прямо на уровне моего лица, — кто бы знал, насколько сложно будет полюбить этого демона… Моё сердце сжалось от таких слов. И я почувствовал то же самое. Затем Чон развернулся и обессилено рухнул на свою кровать; уже через пару минут его дыхание успокоилось. Я полностью открыл веки и тихо, чтобы никто не слышал, произнёс: — Я тоже тебя ненавижу, Чон Хосок… И, закутавшись в плед с головой, обессилено погрузился в царство Морфея.