Это сделал капитан!

Акаши, может, и не подозревает ещё, но Тецуя испортился с первого дня их отношений. Испортился из-за него.

      Прошло уже около года, как после последнего матча на третьем году Куроко признался бывшему капитану в чувствах. И он не сказал банальное «Ты мне нравишься» или «Я тебя люблю». Он сказал: — Я нуждаюсь в тебе. Акаши-кун. Зачем ты появился в моей жизни?       Акаши не был особо удивлён. Его же чувства к парню были из разряда «Мы товарищи, но я жуткий собственник даже здесь». Но почему-то долго не решался ответить голубоволосому. Его терзали сомнения. Вдруг его чувства ошибочны, и он даёт мальчику лживые надежды? Конкретно эта мысль испарялась сразу, как только он видел парня. А вдруг сам Тецуя ошибается?Акаши часто думал об этом, но успокаивал себя мыслью, что Тецуя вряд ли будет лгать Сейджуро.       Примерно через месяц после того признания они и начали встречаться. Тецуя в этом не понимал ничего, не знал о романтике или о чем-то подобном. А Акаши всего такого не хотел, ему важнее чувства внутри, а не наигранные демонстрации при всех. Но двоим нравилось то, что их отношения составляло то, что они целуются наедине, без посторонних, в полутемных местах. Чаще всего инициативу берет капитан. Нет, Тецуя умеет, он просто не может сопротивляться его воле. Акаши часто зажимает его к стене или к дивану, или к кровати, да не важно, к чему, и целует. Сначала медленно, без напора, а как только Куроко собирается взять верх, поцелуй становится настойчивее, резче и грубее. Сейджуро не проиграет ему.       А чего стоила их первая совместная ночь… Родители Акаши предложили им вдвоём поехать на лето в Грецию. Они и согласились.       Море, солнце, песок и полуголый Тецуя, его влажные волосы, тело, на котором ещё блестят капли соленой воды и тёмные плавки, которые как-то вызывающе обтягивают его. Примерно такими и были мысли капитана весь отдых. И вот в последнюю ночь отдыха он сорвался.       Тецуя зашёл в номер медленно и нерасторопно, от него пахло фруктовым вином и чем-то ещё из алкоголя. Он не был слишком пьян, но его нетрезвое состояние выдавали нерасторопность и румянец на щеках. Он сразу ушёл в душ, не успев зайти, и Акаши пришлось лишь ждать, когда его возлюбленный выйдет и объяснит.       Куроко вышел через 10 минут. Уже почти трезвый, не считая все таких же покрасневших щёк. Или это уже не из-за вина?       В номере было тёмно, но через окно в помещение проникал лунный свет. Луна такая яркая, что Акаши спокойно мог разглядеть парня перед кроватью. Влажное тело и волосы, бледная кожа, что от воды, казалось, блестела под лунным светом, полотенце на худых бедрах, стройные ноги… Куроко отвел взгляд, видя, что капитан его рассматривает. — А-акаши-кун, я… — его милый голос разрезал тишину и… Зверь внутри сидел на цепи долгое время, скалясь и дергаясь, когда хотелось добиться своего. Каждый поцелуй с ним зверя дразнил, заставлял желать большего и большего. И сейчас цепь исчезла. Зверь не сразу понял, что преграды нет, машинально дергаясь, а как понял, резко вернулся навстречу желанию. Настолько резко, что пришлось медлить, чтобы не поранить…       Тецуя лежал под Акаши, он бы в шоке. Он и не заметил, как позиции сменились. А пока задавался насчёт этого, не заметил, что юркий язык капитана просится в его рот. Куроко простонал, открыл рот и захотел было обнять Сейджуро за шею, но ему не дали. Руки парня красноволосый держал над его головой, а ноги держал слегка раздвинутыми. Шанса на сдвиг тела не было ни одного.       Акаши избавился от всей своей одежды, а после только скинул полотенце с чужих бедер. Тецуя же и шевельнуться не смел, только тяжело дышал и краснел. — Замри. — послышался приказ императора, и верный слуга, поджав губы, застыл, как фарфоровая кукла. Даже, казалось, не дышал. Его худые ноги приподняли и развели в стороны, заставляя мысленно краснеть и желать свести ноги обратно. Возбуждения во всю демонстрировалось, и тот от стеснения незаметно дрожал. — Как мило, Тецуя, ты так желал этого? — с ехидной улыбкой проговорил император и опустился, покрывая поцелуями грудь слуги. Тот старался не издавать лишних звуков, но частые стоны все равно прорывались наружу, лаская слух. Император, держа его ноги приподнятыми, одной рукой провёл по ложбинке, касаясь совсем тугого кольца мышц. Слуга заскулил, но дернулся не назад, а, наоборот, вперёд, показывая готовность. И император, не медля, вставил один палец. Ничего, кроме дискомфорта, слуга не чувствовал, но мозг отчаянно искал в этом наслаждения, руководствуясь лишь одним: Это делает император!       Сейджуро очень нравилась податливость парня, и, если в первые недели их отношений он старался не вредить, то теперь он делал все, что хотел, зная, что Тецуя все равно против не будет.       Несмотря на то, что капитан делал все медленно, чтобы не так вредить, игнорируя тихие всхлипы парня о большем, он не заметил, что уже три пальца свободно скользят в теле. Вынув пальцы, он услышал последний всхлип и вошёл в него… Словно живая кукла сидит в клетке. Ни эмоций, ни слов, только подчинение. Ничего она не знает, ничего сама не умеет. Знает лишь, что ей управляют, и большего ей не надо. А сейчас её разрывает изнутри. Тело, что всегда было неподвижно, начало трястись, дергаться, все сгибы: шея, плечи, локти, кисти, таз, колени, ступни… Начали двигаться, скрипеть. Веки с искусственными ресницами и стеклянными голубыми глазами двигались, осматривая все вокруг. Она почувствовала себя свободной от всего, но зависимой от чего-то, что, как ей казалось, и дало ей эту свободу. Кукла поднялась, встала, отряхивая платье и… Простонала так громко.       Акаши даже удивился, настолько голос Тецуи в этот момент изменился. Он простонал не так громко, как могут люди, но этот стон прорезал слух его возлюбленного, снес крышу, сорвал цепи… Акаши, не задумываясь, медлить не стал, с силой вколачиваясь в тело. Он сошёл с ума от него. Кусал бледную кожу, царапал, оставлял засосы. Тецуя же выпал из реальности. Он не чувствовал боли, наслаждение затмило все получше дозы морфия. И тогда он понял — Акаши его индивидуальный сорт морфия: самый действенный, вызывающий пожизненное привыкание, ведь избавиться от такой зависимости можно лишь собственной смертью. Но лечится Тецуя не собирается.       Акаши продолжал его ломать. По-другому это уже не назовешь. Он менял позы, терзал тело. Теперь бледная и некогда чистая кожа покрыта синяками, царапинами, укусами, засосами и кровоподтеками. Акаши нравилось. Тецуя вообще не жаловался.       Первым кончил Куроко, даже не прикасаясь к себе, с тем же стоном, который срывал крышу капитану. И только после этого он начал постепенно приходить в себя. Пришла и боль, но он терпел, словно ещё не почувствовал её.       Акаши кончил чуть позже, одновременно искусывая кожу ниже плеча. Он вышел из тела и просто наблюдал, как же изменилось тело его любимого. Но тот не ревел, не жаловался на боль, а молча лежал, пытаясь прийти в себя после оргазма. Акаши оставил его и ушёл в ванную.       Куроко проснулся утром, чувствуя жгучую боль. Он зашипел, простонал. Подняться не было сил. Рука капитана лежала на нем. Лучшее утро, несмотря на его изуродованное тело. Но зато… Это сделал капитан! — Я жду объяснений, Тецуя. — голос капитана испугал, Куроко думал, что тот спит. Он не мог ответить. Он и сам не особо понимал, что заставило его сидеть у бара и просить все новый бокал вкусного вина. А потом медленно плестись до номера. — Ты же знаешь, что будет за такое? — только Тецуя хотел спросить «А разве не уже?», но его прижали к подушке, как ночью. — И нет, Тецуя, это только малая доля. Готовься.       Тецуя кивнул, слабо улыбаясь. Какую бы боль он не терпел с капитаном, в голове крутится одна фраза. Это делает капитан! Он действительно испорчен. Испорчен своей любовью и преданностью.