Музыка Шерлока Холмса

      Шерлок не ложился допоздна. В этом для Джона не было ничего нового. Как и в том, что именно самые темные и глухие часы детектив, никогда не утруждавший себя соблюдением правил этикета, выбирает для игры на скрипке.       Но в последнее время… в последнее время эти полночные серенады стали невыносимы. В музыке Шерлока не слышалось мелодий. Да и можно ли было назвать это музыкой — этот визг и плач струн под яростным смычком?       Не раз Джон спускался по лестнице и останавливался, прислушиваясь, у двери соседа. Не раз хотел постучать — но Холмс словно угадывал его присутствие, и звуки прекращались.       Джон не понимал, что происходит. Уже несколько дней Шерлок почти не выходил из комнаты, и поговорить с ним не удавалось.       Однако, когда Джон заметил на пустой чашке, поставленной у раковины (чай, разумеется, налил Шерлоку он), кровавые отпечатки пальцев — он вскочил со своего места, бросился к соседу и схватил его за рукав прежде, чем тот успел скрыться за дверью.       Быть может, в этот миг Уотсон и напоминал наседку, квохчущую над цыпленком; но ему было плевать.       — У тебя кровь! — воскликнул он, как будто Шерлок мог этого не знать или не заметить.       Взяв Шерлока за запястье, он развернул его руку ладонью к себе и взглянул на стертые, окровавленные подушечки пальцев.       — Кровь — пища для струн, — спокойно, даже равнодушно бросил Шерлок.       Джон вздохнул, но не решился спрашивать, что он имеет в виду.       — Шерлок, — проговорил он умоляюще, — дай передышку скрипке и себе!       Шерлок взглянул на него с изумлением, даже с испугом.       — Нет, Джон. Не могу.       — Шерлок…       — Не могу, Джон. Это невозможно.       Странный ответ и какая-то упрямая обреченность, звучащая в голосе Шерлока, заставили Джона вздрогнуть. Поколебавшись, он избрал другую тактику:       — В последнее время ты играешь как-то… играешь что-то очень необычное. Ты начал сочинять музыку?       Фальшивая похвала и искренний интерес в голосе Джона, казалось, помогли Шерлоку немного расслабиться.       — Нет, это не мое сочинение. Мне пришло письмо… конверт с нотной рукописью. Рукопись не полна, нескольких страниц не хватает. К ней было приложено письмо по-немецки, а в нем сказано: быть может, великий Шерлок Холмс сможет восполнить недостающее. Немецкий я знаю не слишком хорошо, но общий смысл был мне понятен. С тех пор эта загадка не дает мне покоя. Я должен восстановить конец этой сонаты!       — Позволь мне взглянуть на письмо. Я неплохо знаю немецкий, так что, может быть…       — Нет! — немедленно и резко ответил Шерлок — еще резче, чем когда Джон попросил его прекратить играть.       — Шерлок…       — Нет, Джон, и не проси!       Детектив вырвал руку и скрылся за дверью своей комнаты. Хлопнула дверь, и щелкнул замок, обозначая конец разговора.       Джон вздохнул и задумался о том, что же ему делать.       В ту ночь музыка звучала еще более странно и страшно, чем прежде. Джон не подозревал, что скрипка, этот нежный инструмент, способна издавать такие звуки — то выть, то рыдать, то скрежетать. Джон накрыл голову подушкой и ворочался без сна, пока усталость не взяла над ним верх.       В следующие несколько дней Шерлок, казалось, не выходил из комнаты вовсе. По ночам дом исправно оглашали звуки скрипки; однако, даже на неискушенный слух Джона, странная музыка звучала теперь тише и не так уверенно. Быть может, над его другом берет верх усталость? Или постепенно отступает таинственная страсть, заставляющая его проводить ночи за музицированием?       Было почти десять вечера. С тяжелым вздохом Джон поставил на огонь чайник и, ожидая, пока тот закипит, поджарил тост с сыром. Его не оставляло подозрение, что уже несколько дней друг его ничего не ел. Быть может, Шерлок откажется от еды… ну что ж, по крайней мере, Джон сделает все, что в его силах.       Подойдя к двери с чашкой и бутербродом в руках, он толкнул дверь коленом. К его удивлению дверь приотворилась — она не была заперта. На миг Джон в нерешительности застыл на пороге.       Из комнаты не доносилось ни звука; и Джон толкнул дверь и вошел.       В комнате было темно, но не совсем — слабый свет уличных фонарей бросал сюда свой отблеск, выхватывая из темноты смутные, лишенные красок очертания. Было холодно; Джон заметил открытое окно.       Шерлок распростерся лицом вниз на кровати. Джон на мгновение замер — но в следующий миг понял, что друг его жив (он дышал) и спит (об этом говорило глубокое и ровное дыхание). Постель была в беспорядке, сам детектив — в измятой несвежей одежде, растрепанный и небритый. Темные пятна крови на простыне свидетельствовали о том, что он, должно быть, снова не берег пальцы.       Тихо, осторожно Джон поставил еду и питье на столик у кровати. Шерлок не пошевелился. Еще тише и осторожнее Джон пересек комнату, подошел к письменному столу и нотному пюпитру у дальнего окна.       По столу были в беспорядке разбросаны бумаги. На пюпитре Джон увидел нотную рукопись. В свете фонарей он разглядел, что ноты поблекли и выцвели — должно быть, рукопись была составлена много лет назад. Кое-где Шерлок обвел ноты, чтобы сделать их более читаемыми; в других местах перечеркнул и надписал над нотным станом собственные.       Названия у рукописи не было.       Джон повернулся к столу. Листы бумаги, ломкие, пожелтелые, исписанные мелким неразборчивым почерком, казались, как и ноты, очень старыми; кое-где их пятнали кляксы и помарки. Джон вгляделся, стараясь разобрать в слабом свете хоть что-то из послания на чужом языке. То немногое, что ему удалось прочесть, казалось, не имело никакого смысла; однако от этих усилий в голове его начала пульсировать тупая боль…       — Знаешь, это не потому, что темно.       Джон так и подскочил:       — Господи, Шерлок!       Шерлок сидел на кровати, глядя на него из-под прищуренных век. Он не произнес больше ни слова, и Джон заговорил сам:       — Что «не потому, что темно»?       — Головная боль, — небрежно ответил Шерлок. — Ты потираешь лоб, как будто у тебя разболелась голова.       В самом деле. Джон этого и не заметил.       — Все дело в этом письме, Джон. В том, о чем оно говорит. Ты, скорее всего, и не разобрал, и не понял — но твои инстинкты уже все поняли. Твое подсознание бьет тревогу, ибо чувствует опасность.       Боль не проходила, но и не усиливалась. Быть может, оттого, что он больше не смотрит на рукопись? — спросил себя Джон, но тут же оборвал эту мысль. Это просто смешно!       — О чем ты, черт возьми? — раздраженно спросил он.       — Все дело в музыке, Джон, — не поднимаясь с кровати, откликнулся Шерлок. — Музыка — вот ключ. Оно создает собственную симфонию — нет, какофонию! Кошмарные сочетания звуков, призванные проесть сквозь миры путь в наше время, в наше пространство! Каждую ночь оно пытается ворваться сюда! Не знаю, почему его так привлекает ночь: быть может, в отсутствие света ему легче путешествовать меж звезд, быть может, темная материя, в которой оно обитает, побуждает его приветствовать тьму — не знаю; сейчас у меня нет ни возможности, ни сил разрешить эту загадку. Но оно ненавидит наш мир, ненавидит его гармоничность. Оно стремится ворваться сюда и — нет, не захватить наш мир: мечты о завоеваниях лучше оставить людям, а это существо бесконечно чуждо всему человеческому. Но гармония причиняет ему боль: оно жаждет наполнить наш мир тем же диссонансом, в котором обитает само, и…       Голос детектива задрожал от волнения.       — Шерлок! Хватит! — резко оборвал его Джон. Он служил в армии — и знал, как остановить истерику и заставить собеседника умолкнуть.       Шерлок повиновался ему лишь отчасти. Он продолжал; но теперь голос его звучал куда тише, превратившись в лихорадочный шепот.       — Герр Занн подошел совсем близко к разгадке, Джон, — прошептал он. — Ему почти удалось закрыть Врата! Но… не знаю, на чем он запнулся — отвлекся ли на миг, или у него порвалась струна, или…       Джон снова бросил взгляд на пожелтелый лист бумаги, который все еще сжимал в руке. В глаза ему бросилась подпись в нижнем краю листа: «Эрих Занн». Автор письма — и, должно быть, человек, написавший эту музыку. Человек, ставший для его друга наваждением, опасно приблизивший Шерлока к нервному истощению и, быть может, к безумию…       Впрочем, все это неважно. Сейчас Джону необходимо позаботиться о Шерлоке. Заставить его поесть, вымыться и нормально поспать. Если понадобится, Джон употребит силу или рецептурные препараты: ведь очевидно, что Шерлок на грани срыва.       Джон отбросил письмо и повернулся к своему другу.       — Ладно, Шерлок. Давай-ка, вставай. Для начала примешь душ, а потом мы с тобой все это обсудим…       В этот миг его охватило странное чувство. Очень низкое, почти неразличимое гудение — не звук, скорее, идея звука — заполняло уши и мозг, и вместе с ним подступала распирающая боль, словно от перепада давления во время ныряния или в самолете. Боль быстро нарастала: Джон обхватил голову руками и согнулся пополам.       — Оно здесь! — воскликнул Шерлок.       Голос его донесся словно издалека.       Шерлок скатился с кровати и, оттолкнув Джона, бросился к окну. Поспешно отдернул шторы, схватил скрипку. Смычок его ударил по струнам, и комнату заполнили пронзительные звуки, словно противостоящие потустороннему гудению.       В прошлые ночи стены и двери защищали Джона от музыкальных упражнений Шерлока. Но теперь ничто не стояло между ним и нещадно мучимой скрипкой. Вопли и взвизги пытаемого инструмента, вой, скрежет, какие-то немыслимые ноты, для которых нет названия в человеческом языке и обозначения среди нотных знаков — все это вонзалось ему в мозг. Упав на кровать, Джон со стонами затыкал уши, но тщетно.       Мощный неземной гул несся снаружи, из открытого окна — но ему противостоял одинокий человек со скрипкой. Звуки вздымались и падали, сталкивались друг с другом в яростной схватке. Джон уже не мог отличить один от другого.       Что за кошмарная, противоестественная битва происходит здесь, в центре Лондона? Джон с трудом приподнялся на кровати и повернулся к окну.       Он не увидел там знакомого пейзажа — многоэтажных домов и рассеянного света фонарей. Все заоконное пространство поглощала тьма. Слишком черная для земной ночи; слишком полная смутных видений и бесформенных теней, чтобы принадлежать нашей вселенной. Но на фоне этого ожившего кошмара, каким-то немыслимым образом, светлел силуэт Шерлока, яростно терзающего скрипку.       Должно быть, инстинкт самосохранения подсказал Джону отвернуться. Зажав ладонями уши, он упал на смятую постель. Немыслимые звуки окружали его со всех сторон — вокруг него, внутри него; звуки пропитывали его, раздирали на части, пожирали изнутри… дальше он ничего не помнил.       Очнувшись, он поначалу не смог открыть глаза. Вскрикнув от ужаса, Джон принялся тереть глаза руками и обнаружил на веках какую-то засохшую корку. Когда ему удалось счистить эту корку и разлепить веки, под ногтями остались коричневые хлопья.       Кровь.       Запекшаяся кровь на скулах, щеках, на шее с обеих сторон. Потеки крови на простыне. Много крови — из глаз и из ушей.       Не без труда Джон сел.       Комнату заливал яркий свет солнечного утра. Легкий ветерок колыхал занавески. Из открытого окна доносился отдаленный шум машин и чириканье какой-то пташки.       Шерлока в комнате не было.       Не было его и в квартире. С растущим ужасом Джон обшарил все комнаты. Спустился вниз к миссис Хадсон и, не обращая внимания на ее изумленные и испуганные восклицания (не каждый день ей случалось видеть своего жильца всего в засохшей крови!), настойчиво спрашивал, не видела ли она, как Шерлок выходил из дома.       Нет, не видела. Впрочем, это Джон уже понял. Бумажник и мобильный телефон Шерлока, без которых его друг не выходил на улицу, лежали на своих обычных местах наверху.       Не слушая вопросов и возгласов квартирной хозяйки, Джон устало поднялся наверх. Вернулся в комнату Шерлока. Тяжело опустился на кровать.       Талантов Шерлока ему недоставало. Он не умел по нескольким деталям восстанавливать картину преступления. Но сейчас, обведя комнату взглядом, постарался сложить воедино все, что предстало его взору. Разбросанные по полу бумаги и ноты. Скрипка — покрытая темными пятнами, словно от ожогов, с глубокой трещиной в грифе, с потемневшими, покрытыми кровью струнами. Расщепленный надвое смычок.       И никаких следов Шерлока. Ни волокон порванной одежды, ни пятен крови на полу — ни одного намека на то, куда мог исчезнуть детектив. — Какой же ты идиот, Шерлок! — сказал Джон вслух. — Боже, какой же тупой упрямый идиот! Ну почему ты сразу не показал мне это письмо? Теперь-то я понимаю, о чем там говорилось! Свою музыку Эрих Занн писал не для скрипки, а для альта — для альта, понимаешь? И эта кровь на струнах… Нескольких капель крови оказалось достаточно, чтобы нарушить равновесие! Занн писал об этом, говорил и я — почему же ты нас не послушал? Почему?!..       Тут только он осознал, что кричит хриплым сорванным голосом, и по щекам его текут слезы.       Шерлок исчез. Исчез — но одержал победу.       Джон знал: никогда ему даже не приблизиться к тому, что совершил его друг. Он и скрипку-то ни разу в руках не держал. И все же… если та тварь, перед которой Шерлок захлопнул Врата, снова захочет прорваться в наш мир — встать у нее на пути придется Джону.       И, если — когда — он проиграет эту битву — быть может, снова встретится с Шерлоком Холмсом.