Мяч

Мяч был красным. Самым красным из всех существующих на свете. Будто составленным из блестящих сот медовой акварели. Без белой пластиковой сетки этот мяч был бы похож на большую, почему-то абсолютно круглую божью коровку. Но в сетке он напоминал крупное импортное яблоко, красивое и невкусное, почти восковое. Надкусить — обплюёшься потом, но зато так и хочется нарисовать. Мяч лежал на самой верхушке груды подарков, которые перед зимними каникулами привезли в Дом волонтёры, и при всей своей необыкновенности казался никому не нужным. — Ты точно хочешь этот мяч? — спросил Лось. — Да. — А как же чешские фломастеры? Двадцать четыре цвета? Разве не ты их просил? — Я хочу этот мяч. Лось вздохнул. Потянулся за мячом, бережно взял его большими ладонями и протянул воспитаннику. Тот улыбнулся и прижал выбранный подарок к груди. Плакса смотрел вслед Эрику и крутил пальцем у виска, пока этот странный новенький, разворачиваясь на коляске, пытался удержать на неподвижных коленях футбольный мячик. Эрик, конечно, хотел взять свои фломастеры. Чешские. Двадцать четыре цвета. Они лежали совсем рядом, на краешке парты, только руку протяни… Теперь их наверняка заберёт тот пацан с жуткой родинкой, но Эрику вовсе не было жалко. У всех должен быть праздник — он привык к этому, пока жил с родителями, а в Доме праздник был не у всех. Лось, конечно, не скажет ничего, но он тоже наверняка считает, что Эрик сглупил. Иначе с чего так широко улыбаться? Попался же ему на глаза этот мяч… Красивый. Большой. Красный. Совсем не такой, как тот, что гонял по коридору одинокий белобрысый мальчишка, ходячий и задиристый. То жалкое подобие мячика давно сдулось и обмякло и, ко всему прочему, отвратительно выцвело, но белобрысый умудрялся лихо пинать и чеканить даже такого уродца. Вот, наверное, почему его прозвали Спортсменом. Эрик попал в Дом недавно и с первого дня невзлюбил этого самого Спортсмена. То ли за крепкие, живые ноги, то ли за здоровый румянец, то ли за постоянно скачущий по коридору с глухим плюхом страшный обмылок мяча, норовящий влететь в голову или угодить под колесо коляски. Но сегодня, когда в классе все выбирали подарки, по одному в руки, Спортсмен этого сделать не мог, и Эрик счёл это несправедливым, несмотря ни на что. Три дня назад кто-то на прогулке заныл, что хочет мороженого. Спортсмен, поправив сбитую шапку, метнул в «изнеженную буржуазию» снежок и с видом неприхотливого бывалого полярника отломил с водосточной трубы сверкающую длинную сосульку. Он успел сгрызть её на глазах у всего двора, и у Эрика в том числе, до половины, когда Лось выбежал на улицу и начал укоризненно качать головой. Он увёл Спортсмена, объясняя, что сосульки есть небезопасно, а заодно интересуясь, откуда тот почерпнул такие изысканные оскорбления. Два дня назад бывалый полярник загремел в Могильник с ангиной. Перед самыми праздниками. Перед визитом волонтёров с заказанными подарками. И его почему-то никто, кроме Лося, не навещал. Эрик сразу понял: этот мячик должен достаться Спортсмену. Это его мячик и ничей больше. Будет неправильно, если кто-то другой заберёт подарок Спортсмена. И плевать на фломастеры. Фломастеров в его жизни будет много, а до следующего праздника ждать ещё долгий-долгий год. Спортсмен лежал лицом к стене, замотавшись в одеяло, как в кокон, и даже не повернулся, услышав скрип колёс. — Я что, теперь буду в палате не один? — хрипло спросил он. Эрик промолчал. Медленно и осторожно подъехал ближе к блеклой больничной койке. Почти взрослым усилием воли согнал с себя липкое отвращение к уже надоевшему Могильнику, к белым стенкам, к противному запаху лекарств. Наконец выдохнул: мяч не укатился с коленок. — Спортсмен, — осторожно позвал он. — Ты меня, наверное, ещё не знаешь. Я Эрик. Я привёз тебе подарок. — Да ну, — из кокона показалась светлая ершистая макушка, но весь Спортсмен так и не вылез. — И что там осталось? Какая-нибудь ерунда? — А ты повернись. Эрик крепко обнял круглую упругую божью коровку, наблюдая, как больной нехотя выпутывается из объятий одеяла, и ему было непонятно радостно смотреть на удивлённую улыбку Спортсмена. Она оказалась гораздо ярче новенького красного мяча.