Cruor quod Sapor

Первое, что ей вспоминается — темно-зеленый цвет её крови; разительный контраст с более светлым оттенком кожи. Она, похоже, допустила небрежность — или ей просто хотелось взглянуть, что он будет делать — продолжит ли поддерживать их маленькую игру, — но её запястье оказывается в осторожном захвате этих его когтей, а его губы скользят по порезу на её пальце. Ей стоило бы этого ожидать, думает она теперь, оглядываясь назад. Но нет — она настолько ошеломлена неожиданностью, что даже не отшатнулась от его прикосновения. Не чувственного — по крайней мере, ей не кажется, будто он подразумевает нечто подобное (но, с другой стороны, быть может и да), — просто проникнутого исследовательским любопытством. Он ни разу и ничем не давал понять, что намерен углублять эти отношения сильнее, чем того требует их союз в деле реконструкции Мэйнфрейма — ни разу не оказывал никаких настоящих знаков внимания, — и всё же действие было чересчур смелым, при всей его простоте. И когда его язык быстро выстреливает наружу, чтобы слизнуть каплю, примостившуюся на кончике её пальца, она сопротивляется, но он не отпускает её. Дело не в том, что его действия неудобны ей и вызывают желание отшатнуться, — нет, он уже какое-то время прикасался к ней неявными способами; пальцы мазнут по запястью здесь, рука ляжет на талию там, — но в том, насколько чуждым он кажется. Спрайты — мягкие и тёплые, скруглённые углы и безупречная внешняя оболочка. Он весь состоит из жёстких краев и острых углов. Она ожидала, что хотя бы язык у него окажется мягким, но даже тот — прохладный и неожиданно гладкий. Её рука застывает от его мерного дыхания, капельки конденсата выступают на её коже из-за разницы в температуре их тел, и когда он обхватывает ртом её указательный палец, это похоже на то, как если бы она попала под ледяной душ. И всё же ленивое тепло сворачивается где-то внутри её живота. Это отнюдь не неприятное чувство. Она может поклясться, что чувствует все три ряда зубов, и одно это должно пугать её — оно и пугает, в какой-то мере, — но вместо этого она захвачена удивлением. Его зубы — острые и неровные, и ей стоило бы испугаться, что он нарочно разорвет её рану, только чтобы посмотреть, как она будет до смерти истекать кровью из обрубков пальцев, но нет — похоже, он осторожно избегает каких-либо дополнительных повреждений. И когда она наконец обретает голос и спрашивает: «Почему?», он втягивает язык, освобождая от захвата её палец и оставляя невесомый поцелуй на самом кончике, смотрит на неё из-под опущенных век, и его глаза сверкают, когда он отвечает: — Потому что у вирусов не может течь кровь.