Шагая строем в Ад

Когда Авраам Эрскин, старый облезлый хитрожопый еврей, создавал быстро обучаемого суперсолдата, способного одной рукой тягать седан, вряд ли он думал о том, что тот свою обучаемость и любознательность будет применять на гражданке. Вряд ли ему приходило в голову, что Стивен Грант Роджерс, которого он выбрал в качестве подопытного, окажется с такими тараканами, которыми и современный-то человек похвастаться может не каждый. Брок Рамлоу, командир группы огневой поддержки был уверен в одном: он не знал, что сделал бы, будь Эрскин жив — пожал руку или придушил собственными руками? То, что он открыл Ящик Пандоры было ясно ещё в первый раз, когда Капитан, мать его, Америка, кончал под ним с медленно сходящими следами от пальцев на горле. Неебически узкий, он чуть член Броку не оторвал, стоило только перекрыть подачу кислорода. Со временем это стало одной из любимых забав Стива. Командиру на это оставалось только благодарить гребанную сыворотку за то, что Кэп не выглядит после секса как жертва изнасилования. Жадный, дорвавшийся до удовольствия и лишенный какого бы то ни было опыта, Стив учился также, как учился всему остальному. В какой-то момент лишился минимального налета приличий, зажимая Брока в кабинете — блокируя окна, двери; в душевых — бесшумно подкрадываясь со спины и вжимаясь горячим, как раскаленные угли, гладким, как мрамор, телом; запросто мог во время простого похода за продуктами рывком потянуть за угол и поцеловать. Жадно, голодно, немного безумно. И не было ни сил, ни желания сопротивляться этому напору. Любознательности, с которой Стив-Блядский-Роджерс изучал этот аспект отношений, с которой понимал, что нравится ему и Броку. Вот и сегодня, спустя почти год с начала их странных отношений, у Стива был очередной вечер откровений и познания нового. Привязанный к изголовью, Брок готов был убить супер...гада, сидящего у него в ногах и с блаженным стоном вылизывающего стоящий колом член. До минета Броку у них доходило редко. Дорвавшийся до “десерта”, Рамлоу с ума сходил по Кэпу и не считал нужным это скрывать за закрытой дверью, едва ли не обожествляя крепкое, сильное, идеальное тело, поклоняясь ему, даже не представляя, что у Роджерса на него другие планы. Иногда Стив думал о том, что же такого в командире Страйка, что он становился озабоченным животным, жадным до прикосновений. Брок был словно домик улитки — с ним было хорошо, спокойно, ново. Почти идеально. Без него даже стены собственной квартиры давили. У них, двух суровых мужиков, не хватало времени для слов. Да и не считал Стив, что обязательно говорить вслух очевидное. А вот показывать свою… любовь ему не запрещал никто. Никто не запрещал широкими мазками языка изучать вены на стволе, прихватывать нежно губами крайнюю плоть и медленно, с особым садизмом нырять кончиком языка к головке, толкаясь в уретру. — Блядь, Стив, не дури… Ох, твою ж мать… — Брок не хотел задаваться вопросом, где Роджерс набил руку (ну или рот в их случае) в “глубокой глотке”, но то, с каким наслаждением Стив прикрыл глаза, принимая член по самое основание и, уткнувшись носом в гладко выбритый лобок, замирая на несколько секунд способно было довести даже монаха. От попытки сглотнуть у Брока искры посыпались из глаз — его сжало прямо под самой головкой, которая благополучно преодолела сфинктер гортани. Запястья саднило несмотря на мягкую кожу наручников — так сильно пытался вырваться Рамлоу. Вырваться и просто оттрахать эту глотку в том темпе, котором хотелось самому. — Рано, — пережав у основания и медленно выпуская член изо рта, Стив усмехнулся, глядя на командира снизу вверх той самой блядской улыбкой, которую большинство людей считало охуеть какой застенчивой. Одна только Романов в своё время предложила постоять гребанному Роджерсу у зеркала, да потренироваться, чтобы она, эта самая улыбка, выходила не такой похабной. Иногда Стиву казалось, что не давая себе получать удовольствия слишком много, Брок за что-то себя наказывает. То, каким податливым он стал буквально за пятнадцать минут только уверяло в правильности доводов, но не умаляло ощущения неправильности. Слишком многое показал ему Брок Рамлоу за этот год. Брок терпеть не мог, когда Стив давил в постели серьезными разговорами. Это была одна из немногих вещей, в которых они не могли найти общий язык от слова вообще. Даже сейчас — началось всё с банального вопроса: “Почему Брок Рамлоу не терпит в постели, когда удовольствие доставляют ему?” И на ответ о том, что есть люди, которым собственное удовольствие не принципиально, Стив-ёбанный-Роджерс принялся опровергать это утверждение, нежно обдавая тяжелым, заполошным дыханием мошонку. Командир Страйка вспоминать о своей патологической вине не любил, но рассказывать о своих демонах… просто вспоминать о них… От этих воспоминаний у него не только не вставал член, но и настроение катастрофически приближалось к отметке: “глубокий запой”. Вот и в этот раз, стоило только замаячить мыслям на горизонте, стояк начал медленно сходить на нет. — Развяжи, Роджерс. Мне остопиздело говорить, что я терпеть не могу разговоры о работе, когда ты ебёшь меня. — Брок, слушай, мы можем… — Что можем, Кэп? Что мы, блядь, можем? У тебя свои тараканы, у меня — свои, — безуспешно дергая цепи, Рамлоу в упор смотрел на Стива. Понимал, что надо плюнуть на всё, послать к черту всех и рассказать в каком дерьме он плавал задолго до того, как встретил непогрешимого Капитана Америка. Брока наизнанку выворачивало от осознания, что правда разрушит то хрупкое, что они успели построить за год с небольшим. И пойти бы ва-банк, да вот непогрешимым Капитан Америка был во всем, что касалось правды. Каждая собака в окружении Роджерса знала, что больше человеческой натуры продаваться за пару медяков он ненавидел Гидру. Нет, не так. Он НЕНАВИДЕЛ Гидру. Видя, что тщательно создаваемый настрой сменился тягостным молчанием, Стив освободил любовника, устало спуская ноги с кровати. Броку, глядя на ссутулившегося Кэпа, стало совсем невыносимо. Хотелось, чтобы последние двадцать лет до Роджерса остались за железным занавесом. Стали мороком, иллюзией, тщательно навеянной какой-нибудь забористой отменной дурью. — Я понятия не имею, что у тебя на уме, Брок. Понятия не имею, что ты вкладываешь в понятие “мы”. Зато я знаю, как это вижу я. “Мы” либо есть, Рамлоу, вместе до самой грани, либо нет. И тогда мы делаем то, что делаем сейчас, — Стив редко обращался к Броку дома по фамилии. Должен был настать феерический в неебичности свой конец света. И он, судя по всему, стоял на пороге, тихо постукивая костлявыми пальцами по косяку. Иногда Брок Рамлоу думал о том, что он зря не плюнул на всё, послал к черту, да рассказал в каком дерьме он плавал задолго до того, как разморозили Кэпа. Но он, как обычно, промолчал, отупело смотря как Стив, гребанный прямолинейный Стив, одевается и едет в свой сраный Трискелион. У них бывали дни, когда они категорически не понимали друг друга. Но Брок ещё не знал, что эта размолвка заставит Стива наплевать на правила приличий и начать копаться во всем, что было “ДО”. Если бы Брок знал, что Стив будет знать о том, кто он — шагу за порог этого дома бы больше не сделал. Потому что выводы, которые напросились Стивену Гранту Роджерсу были неутешительны, когда он зацепился за ниточку, на конце которой замаячил, казалось, уничтоженный ещё во Вторую Мировую, красный осьминог...