Условие

Солнце, разгоравшееся все сильнее и сильнее всю последнюю неделю, сейчас устало бросало свет сквозь стеклянный массив единственного огромного окна. Нагретые солнечными лучами прямоугольники на поверхности стола были симметричны затейливому рисунку решетчатой деревянной рамы. Казалось, что в этих местах полированный дуб тяжелой столешницы игнорирует прожитые годы и становится моложе, вспоминая свою молодость, когда он, зеленый и усыпанный желудями, коротал время в родной роще. Примерно такими были мысли молодого брюнета, который уже больше получаса созерцал прямоугольники света. Когда парень мучился ожиданием, он всегда начинал представлять историю окружающий его вещей. Вот и сейчас он буквально видел усыпанную росой опушку, на которой растет маленький дубенок, белок, которые снуют по подросшему деревцу, капли, барабанящие по могучей кроне уже большого, мощного дуба. В конце концов, воображение показало ему двух прокуренных лесорубов, с гэканьем заносящих топоры и мебельную фабрику со спящим сторожем. Лесорубы и сторож напоминали нечто среднее между фольклорными гномами и бомжом Андреичем из его двора и были чем-то глубинно похожи, как плоды массовой штамповки. Трагическая судьба дерева не оставила брюнета равнодушным. Он бы и дальше развивал эту всесторонне актуальную и несомненно бредовую тему, но тут в приемной послышались голоса. В небольшой просвет между дверью и косяком вкатился маленький ухоженный человечек. Продолжая уже начатый разговор, он бегло что-то тараторил не слишком приветливым тоном. За ним, распахнув дверь до предела ее возможностей, широким расслабленным шагов вошел другой персонаж. Если с человечком брюнет уже встречался, то высокого блондина он видел впервые. Тот скользнул взглядом по кабинету, задержав взгляд на парне не дольше, чем на дорогом тяжелом кресле, в которое без приглашения уселся. Его вид не то что выдавал пижона, он был пропитан позерством крайней его стадии. Таким уровнем самолюбования обычно отличались молоденькие певички из дальнего Подмосковья, которым удалось пробиться «наверх» и выступать на корпоративах. «Пустышка,» - определил про себя брюнет и перевел взгляд на обладателя кабинета. Человечек тем временем развел кипучую деятельность, не переставая причитать что-то про безответственную секретаршу, которая в аду будет сама сажать, собирать и фасовать кофе. Смысла в словах было мало, но толстячку он, видимо, и не был нужен. Ему просто требовалось постоянно что-то говорить. Еще в первый раз, как только брюнет поднял трубку телефона, он понял, что разговор будет долгим. Главное, что он с трудом выцепил в куче ненужной информации – слово «нотариус» и адрес, по которому нужно было прийти в среду, то есть сегодня, утром. Парень страдал крайней формой ответственности, поэтому игнорировать звонки людей, говорящих громкие слова с юридическим подтекстом, не мог. Из-за лишней пунктуальности даже появился на двадцать минут раньше, хотя можно было и спокойно опоздать на то же количество времени. Все равно сам толстячок проводил его в кабинет и, не переставая болтать, испарился, чтобы вернуться через полчаса в компании с блондином. Вспомнив о парне, брюнет начал бросать на него незаметные взгляды. Все-таки тот привлекал к себе внимание. Несмотря на самодовольный вид, внешностью он обделен не был. Длинные пшеничные волосы собраны в свободный хвост, из расстегнутой на верхние пуговицы рубашки видно загорелое накачанное тело, дополняют картину высокие скулы, волевой подбородок и капризно изогнутые губы, хоть и окруженные трехдневной щетиной. Не строящий иллюзий насчет своей внешности брюнет ощутил себя одним сплошным комплексом. Все показатели были явно не в его пользу. Он тихо вздохнул и перевел глаза выше. Как оказалось, блондин тоже решил проявить любопытство, только в отличии от брюнета разглядывал его с насмешкой и в упор. Тот смутился и отвел взгляд. Блондин в ответ на это усмехнулся еще шире и принял как можно более эффектную позу, положив ногу на ногу и слегка запрокинув голову. Брюнет передернул плечами и отвернулся окончательно. Потакать самодовольству этого манекена у него не было никакого желания. - Кхм-кхм, - подал наконец голос нотариус, закопавшийся в бумажках. – Извините за ожидание, друзья, сейчас я введу вас в курс дела. Блондин молча вскинул одну бровь. Он в друзья явно не набивался. Брюнет готов был поклясться, что он долго репетировал этот жест перед зеркалом. Нотариус, видимо, обладал чрезвычайно полезной способностью не замечать то, что не приносило ему выгоды. - Итак, друзья, расскажу вам краткую предысторию. Меня, как вам известно, зовут Петр Иннокентьевич Шлендер, и я являлся поверенным и близким другом ныне почившего Андрея Викторовича Янковского. Я понимаю, что это имя мало о чем вам говорит, но, поверьте, он имеет к вам самое непосредственное отношение. Янковский – известный в определенных кругах …ммм… бизнесмен. Не афишируя свое благосостояние, он умножал его, и я могу с уверенностью сказать, что на момент смерти он был одним из самых богатых в России людей…» Адвокат говорил бегло, но теперь был абсолютно серьезен. Говоря о смерти друга, он не показывал ни грусти, ни сожаления, лишь отточенную собранность. Метаморфоза в поведении адвоката повлияла и на парней – даже блондин привел брови в обычное состояние и сел нормально, брюнет же и так был вытянут в струнку. - Андрею Викторовичу принадлежало множество заводов и фабрик, я даже не говорю про магазины и прочую мелочь. Большей частью инвестиции были вложены в фармакологию и медицинское оборудование, однако были и еще несколько направлений, не столь значительных. Так же в его собственности находилось движимое и недвижимое имущество, вклады и банковские счета, не только в России, но и за рубежом… Впрочем, сейчас не об этом. К сожалению, два месяца назад Андрей Викторович Янковский скончался от сердечного приступа. Даже владея всеми мировыми медицинскими знаниями от смерти не убежишь… - впервые в лице толстячка промелькнула грусть. - Сегодня я собрал вас, чтобы огласить условия завещания. - Так, хочу кое-что прояснить, - подал голос блондин. - Это все здорово, но я впервые слышу имя этого Ярковского…. - Янковского, - поправил его юрист. -Ну пусть Янковского. Сути вопроса это не меняет. Главное, что я до сегодняшнего дня не знал о его существовании. Я понятия не имею, кто это такой и зачем меня сюда вызвали, но если это как-то связанно с долгами, то я вообще ни при чем. Ни у какого Янковского я точно не занимал… Адвокат скупо улыбнулся. Выжатая через силу улыбка была лишней на румяном и обычно радостном лице. Она создавала впечатление смертельной усталости и явного раздражения. Брюнету стало понятно, что это дело доставляет юристу явный душевный дискомфорт, который тот пытается скрыть. «Может не такой он и сухарь, каким показался,» - подумал парень, с небольшой ноткой сострадания. Такая бесстрастность в поведении адвоката, говорящего о смерти друга, вызывала в нем невольное уважение, хотя и смешанное с растущим недоумением. Никаких бизнесменов с туманными источниками дохода в его скромном кругу общения не было. По большому счету, ему была безразлична смерть хоть сотни олигархов, если только они не явили своей последней волей украсить головой брюнета вершину своего надгробия. - Кхм… На самом деле, вы чрезвычайно правы. – обратился к блондину Шлендер. – Настолько, что даже не сможете себе вообразить. Речь действительно пойдет о долгах. Не о тех, конечно, которые имели в виду вы. Андрей Викторович был выше выбивания грошей из нищего молодого актера… «Так и думал, актер,» - глядя на сидящего с каменным лицом пижона, мысленно хмыкнул брюнет. Температура в комнате словно понизилась на несколько градусов. Несмотря на явный укол в его сторону, блондин сохранил насмешливый прищур, но теперь с небольшим стальным блеском. Однако промолчал. Брюнет мысленно поставил ему плюсик. Теперь он был уже не так уверен, что блондин просто напыщенный глупый манекен. - Я имею в виду долги, которые стоят на более высоком уровне …ммм… нравственности. Возможно, то, что я сейчас скажу, шокирует вас и, быть может, станет для вас тяжелой ношей. Не только в духовном, но и в материальном плане. И если от вещественной тяжести своего бремени вы сможете отказаться, то от моральной вряд ли… - нотариус прикрыл глаза, как будто выдерживая паузу. Его собеседники уже начинали терять терпение, но он явно никуда не спешил. Юрист выдохнул и продолжил. – Итак, сегодня я собрал вас здесь, чтобы огласить волю Андрея Викторовича Янковского, вашего, Глеб Андреевич, и вашего, Матвей Андреевич, покойного отца. В любом третьесортном романе после таких слов описывается повисшая тишина. В реальности же никакой тишины не было. Был лай бродячих собак за приоткрытым окном и шум машин на шоссе, был треск клавиатуры секретарши и были звуки оповещения в какой-то социальной сети, которые она периодически путала с сигналом селектора. Жизнь шла дальше, независимо от поворотов в судьбе отдельных ее песчинок. Мир не раскололся, и планета не сошла с орбиты, но у обоих парней было такое ощущение. Даже блондин растерял все свое хладнокровие и пораженно присвистнул. -Надо же… Оказывается, мой то папаня был большой шишкой… А я думал, он спился или валит лес где-нибудь на бескрайних просторах… Ну надо же… - впрочем, Матвей быстро отошел от шока и снова нацепил самодовольный вид. – И с чего же мой дорогой родитель обо мне вспомнил на старости лет? Решил загладить вину и искупить годы детства без отцовской руки? Брюнет воспринимал его голос как нечто ненужное и мешающее, не дающее собраться с мыслями. -Постойте, тут какая-то ошибка… Мой отец, Андрей Луганский, был летчиком-испытателем. Мама мне даже фотографии показывала! Да, точно, это просто ошибка! – убеждал он больше сам себя. Блондин посмотрел на него даже с некоторым сочувствием. -Да что ты? Хорошо хоть не моряк дальнего плавания. -Никакой ошибки нет, это абсолютно точно, - нотариус смотрел на них обоих поверх скрещенных толстых пальчиков. – Все проверено. Было сложно найти вас обоих, но Андрей был настойчив. А вот насчет «загладить вину» я сомневаюсь... – адвокат усмехнулся. - Впрочем, вы сами все поймете после оглашения завещания. -Вы специально тянете резину? Давайте уже начнем. Если я торчу здесь уже почти час из-за какой-нибудь паршивой картины или личных дневников какого-то старика, то я, пожалуй, сразу пойду. -Хорошо, - адвокат зашелестел бумажками и вытянул запечатанный конверт без марок и подписей. На дорогой вощеной бумаге была всего одна витиеватая роспись. Матвей, не скрывая интереса, покачивал ногой из стороны в сторону. Даже такой жест выражал волнение. Глеб же сидел с потерянным лицом брошенного ребенка. Он был так поражен сказанным, что не сразу включился в происходящее. - «Я, Янковский Андрей Дмитриевич, находясь в здравом уме и трезвой памяти, все свое движимое и недвижимое имущество завещаю в равных долях своим детям Луганскому Глебу Андреевичу, Минно Матвею Андреевичу и Янковской Евгении Андреевне. Право сохранения наследства сохраняется за наследниками-мужчинами только в случае, если они обязуются стать опекунами моей младшей дочери, Янковской Евгении, и проживать до ее совершеннолетия совместно, в принадлежащем мне доме по адресу: …. , а так же, в случае, если ни один из них не вступит в узаконенные отношения. В случае заключения брака наследником, его отказа от опекунства или совместного проживания, его доля будет в равных долях поделена между оставшимися наследниками, в случае отказа от наследства обоих наследников-мужчин, все в полной мере перейдет к моей дочери….» Парни недоуменно смотрели на адвоката. Глеб и Матвей не сразу поняли, что услышали завещание своего настоящего отца.