Пару слов о замещении

Началось всё с путешествия коллеги в Дулут, а закончилось сеансами психотерапии. Такое уж у Кларка везение. — Кент, мне от тебя нужна одна услуга. Мирна Хупер, семидесятилетняя дама, автор научно-технической колонки «Планеты», доковыляла до его рабочего стола. Курение убило напрочь весь средний диапазон её голоса, предоставив ей в пользование на выбор верхние ноты (скрипучие и пронзительные) или баритон, раскатистый, как у портового грузчика. Она также прибегала к услугам трости, которая, как было известно, превращалась в её руках в стенобитное орудие, буде окружающие не освобождали ей дорогу так быстро, как им надлежало. Кларку эта дама внушала объяснимый ужас. — Мирна, эм, чем я могу вам помочь? — спросил он, с опаской поглядывая на трость. — Моя внучатная племянница в первый раз рожает, и бедняжке нужна помощь, поскольку от её мамаши пользы никакой, — она изобразила, как опрокидывает стаканчик; очевидно, мамаша любила приложиться к бутылке. — Уезжаю в Дулут на две недели. Заменишь меня в моё отсутствие. Фраза эта не была помечена вопросительным знаком. — Эм… Мирна пригляделась к нему и решила: — Да, справишься, — она кивнула на прощание и похромала прочь. — Но… — попытался было возразить Кларк, но тщетно. На руки ему свалилась обязанность закрывать научный раздел Мирны, и тем ознаменовалось появление в его жизни Большой Проблемы. *** — Можешь себе представить? Мирна вот так запросто переложила на меня свои дела, — жаловался он Анараки, терапевту Лиги Справедливости, за которую ухватился в отчаянной попытке решить Большую Проблему. — Я во всем виню её. Да кто вообще может жить в этом Дулуте? Анараки смотрела на него своим пугающе пристальным взглядом. Она была родом с Зерона, и её раса не умела мигать; Кларк до сих пор не мог привыкнуть. — Может быть, стоило говорить с ней более решительно? — Мирна меня пугает, — буркнул Кларк себе под нос. У зеронианцев, впрочем, был отменный слух. — Но ты неуязвим, не так ли? — Анараки казалась озадаченной. — Эта Мирна случайно не носит с собой криптонитовое оружие? — Только трость. — Криптонитовую трость? Кларк испустил тяжкий вздох. — Может, хватит говорить о Мирне? Он, похоже, плохо поддавался терапии. Это был единственный вывод, к которому они успели прийти за пять сеансов. *** Первым шагом Кларка на его новой научной стезе оказалось интервью с действующим нобелевским лауреатом по физике о его новаторской разработке поля временного замедления. Вроде всё просто. Было бы просто, кабы не Большая Проблема. Виктор Тоскано преподавал в Калифорнийском Технологическом, потому Кларк вылетел в Лос-Анджелес (старым человеческим способом, чтобы не пришлось объяснять бухгалтерии, почему он не предъявил свои командировочные расходы) и встретился с Виктором за ланчем в ресторане, который, как утверждал лауреат, подавал лучшую к северу от границы мексиканскую еду. Они забрали свой заказ в окошке и устроились у обветшалого столика для пикника, и Кларк принялся задавать вопросы в промежутках между поеданием карне асада. Общение это казалось столь приятным и цивилизованным в сравнении с обычными для Кларка интервью с продажными политиканами и главарями уличных банд, что он даже начал радоваться нежданному дару Мирны. Но тут с его языка сорвался вопрос, который неожиданно задал этой очаровательной беседе совсем иное русло. — Так что же вас вдохновило? Почему вы решили довести эту работу до конца? Лицо Виктора Тоскано приобрело созерцательное выражение. — Я, конечно же, всегда был любопытен, но, рискну признаться, я ощущаю в себе жажду величия. Ночью, глядя на звезды в телескоп, подаренный мне дедом, я размышлял о безграничности вселенной и в конце концов решил, что мои интеллектуальные изыскания должны быть столь же необъятны. Там, где иные видят препятствие, я усматриваю вызов. Мое существование должно оставить след в истории науки и мира. На меньшее я не согласен. Тоскано был человек неприметной наружности, среднего возраста, с брюшком, но когда он говорил, его глаза блистали умом, страстью и яростной решимостью. Кларк осознал вдруг, что у него пересохло во рту, что некий беспокойный жар угнездился у него внизу живота, что каждое нервное окончание его зажило отдельной жизнью. К тому моменту, как Тоскано окончил свою речь, Кларк безостановочно ерзал в кресле и ощущал такое непобедимое возбуждение, что даже слёзы выступили на его всемогущих глазах. — Эм… — Вернулось его беспомощное заикание. — Да, мистер Кент? — Тоскано вперил в него испытующий взгляд, очевидно, ожидая следующего вопроса. Капля пота — настоящая испарина — скатилась по щеке Кларка и звучно шлепнулась на стол. — Эм… — повторил он глупо. — Вы в порядке, мистер Кент? Кларк продолжал растерянно смотреть. Что ответить на этот вопрос, он решительно не представлял. *** — Так значит, то, как мистер Тоскано говорил о своих амбициях, о своём желании раздвинуть границы возможного, и послужило причиной такой реакции? — спросила Анараки оживлённо, словно Кларк затронул некую чрезвычайно важную тему. Кларк непонимающе уставился на неё. — Да, и что? — Тебе это ни о чём не говорит? — спросила она тоном ласкового снисхождения, каким разговаривают с маленькими детьми. — Нет, пожалуй. — Я перефразирую. Эти качества никого тебе не напоминают? — Кроме мистера Тоскано? — Да, Кал-Эл, — ответила она с несколько преувеличенным терпением. Кларк нахмурил брови и задумался изо всех сил, но потом пожал плечами. — Ничего не приходит в голову. — Любопытно, — заметила Анараки, делая пометку в своём блокноте. Обложка блокнота содержала слой свинца; нечего было и пытаться подглядеть. *** Просто случайность. Точно. Неловкая, необъяснимая случайность, которая никогда не повторится. Так Кларк себе и сказал. Но потом он взял второе задание для научной колонки, и теория, изложенная выше, рухнула. Майлз Энг был миллиардером-плохишом, сделавшим себе состояние на программном обеспечении. Его революционная находка в области операционных систем чуть не пустила «Майкрософт» по ветру, кроме того, он «единолично сумел придать работе с электронными таблицами лоск сексуальности». Так, во всяком случае, утверждал его пиар-отдел. В свободное от работы время Майлз Энг гонял на стремительных машинах, разбивал сердца лицам обоих полов и развлекал свою трёхмиллиардную твиттер-аудиторию сообщениями, чьё тематическое разнообразие простиралось от зороастрийской философии и военных стратегий Ганнибала до проблемных куотербеков у «Фоти найнерс». Кого Майлз Энг не выносил, так это репортёров. Ходили даже слухи, что он имел привычку швыряться подручными предметами на пресс-конференциях, если ему казалось, что количество глупых вопросов стало критическим. Как раз этого Кларку не хватало, чтобы вернуться в профессиональную форму: дотошное журналистское расследование и спорный собеседник, который приложит все усилия, чтобы не сказать о себе ничего существенного. Да. И у случайности не будет никаких шансов на повторение. Встретились они в офисе «Энгкорп», высокой причудливой мешанине блоков, похожей на полусобранный конструктор «Лего», вздымавшийся в небо Сан-Франциско. Энг лично встретил Кларка у входа в бизнес-люкс, с бутылкой воды в руке и нетерпеливым выражением на лице. Был он крошечный, не выше пяти футов, с топорщившимися во все стороны колючками волос и ещё более лихорадочно-беспокойный, чем любой абстинентный торчок, с которым Кларку довелось столкнуться. Энг не стал дожидаться, пока Кларк представится, а сразу ринулся в нападение. — Я не знаю, что мои пиарщики наговорили вам, но у меня нет времени сидеть здесь и отвечать на глупые вопросы, которые я слышал всего только миллион раз прежде, — выпалил он, не переводя дыхания. — Успешную компанию не построить, просиживая штаны за столом. Нужно находиться среди своих людей, обходить свои владения. Хотите говорить — идите следом. Он пустился по коридору стремительными шагами, и Кларк поспешил за ним. — Что ж, мистер Энг, что меня на самом деле интересует... Энг нетерпеливо взмахнул рукой. — Ваша братия всегда спрашивает одно и то же. Давайте перейдём прямо к сути. Как мне удалось сделать то, что я сделал? Да я чёртов гений! Я так умён, что ваши крошечные мозги не способны охватить даже поверхностный блеск моего интеллекта. Почему я это делаю? Потому что могу! Ну, и ради денег, конечно. Я люблю красивые вещи, привлекательных людей и хорошо проведённое время. Каждый, кто заявит, что таким способом нельзя купить счастье, на самом деле никогда не пытался. Смогу ли я всегда держаться на вершине? Да. Потому что я беспощадный ублюдок. Попробуйте только перейти мне дорогу, и я перережу вам глотку, а уж потом стану задавать вопросы. А ваш труп будут искать в пригородах какого-нибудь Нью-Джерси ближайшие лет сто. Эта диатриба завершилась, когда они оказались на балконе, нависавшем над огромным рабочим залом, уставленным ровными рядами столов, за которыми сотрудники яростно барабанили по клавишам компьютеров, создавая новое поколение технологических прорывов во славу "Энгкорп". — Взгляните на это, — Энг театральным жестом обвёл открывшуюся картину. — Там внизу творится будущее. И это всё моё, моё, всё моё. Эти люди тоже мои. Самые лучшие, самые одарённые, и каждый из них готов продать последнюю почку, только чтобы работать здесь. А знаете, что ещё однажды станет моим? Весь этот чёртов мир, потому что я настолько умён. Есть что сказать по этому поводу? Как выяснилось, сказать было нечего. Кларк пытался отдышаться, и эта потребность элиминировала его шансы вымолвить хоть слово. Его тело, похоже, забыло, что оно всё делало с приставкой «супер», что оно могло выжить в безвоздушной космической бездне. Он чувствовал себя таким же запыхавшимся, как... ну, как всякий человек, который запыхался. Он даже немного дрожал, его бросало в жар, и, о боже, его брюки казались значительно теснее, чем когда он надевал их этим утром. Значит, всё-таки не случайность Поскольку Кларк не отвечал, Энг вперил в него нетерпеливый испытующий взгляд, и лицо его озарилось пониманием. — Ну, не могу сказать, что такого никогда не случалось прежде. Вы, разумеется, довольно привлекательны, но, боюсь, громилы с отвисшей челюстью не в моем вкусе. Мы закончили, так ведь? — Эм... — произнес Кларк слабым голосом. Уходя, Энг бросил через плечо: — Кстати, если вы напишите что-то, что мне не понравится, предупреждаю: в моём распоряжении большая неутомимая команда юристов, а кроме того, достаточно денег, чтобы таскать вас по судам до конца ваших дней. С этими словами он исчез. А эрекция Кларка осталась на месте. *** — Ты начинаешь улавливать взаимосвязь? — поинтересовалась Анараки, когда Кларк покончил с этой частью истории. — Какую взаимосвязь? — Кларк уже испытывал что-то вроде отчаяния. — Порой нас преследует некая неразрешённая ситуация, которая перекочёвывает из прошлого в настоящее, проигрываясь в разных вариантах и с разными людьми. Вернись мысленно в свои юношеские годы, Кал-Эл. Может быть, у тебя были отношения, которые значили особенно много, но закончились плохо? Может быть, ты скучаешь по кому-то, кто остался в этой поре твоей жизни? — Анараки подалась вперёд, словно ожидая, что вот сейчас он и обнаружит искомый ответ. — Правда, ничего не могу придумать, — сказал Кларк. — Ничего? Быстрые машины и острый интеллект, пристрастие ко всему самому лучшему и беспощадность в делах не кажутся тебе знакомыми? Кларк задумался всерьёз и надолго. — Нет. Нисколько. Анараки испустила вздох и махнула рукой. — Рассказывай дальше *** Третья соломинка оказалась той самой, которая переломила хребет верблюду. Бабетта Фишбиндер учинила переполох в художественном сообществе своим инновационным использованием видео- и лазерной техники для создания эфемерных человеческих портретов, сделав тем самым весомое заявление о сугубой коммерциализации искусства. Именно это, по крайней мере, Кларк вычитал в аннотации на обложке «Арт Ньюс». Кроме художественного сообщества, Бабетта сумела привлечь внимание и правоохранительных органов своим сколь неустанным, столь и изобретательным преследованием человека, с которым она училась вместе в школе пятнадцать лет назад. — Разве он не само совершенство? — этими словами она приветствовала Кларка, посетившего её в студии на окраинах Метрополиса. Она уставилась томным взглядом на изображение на стене. Изображение составлялось из пульсирующих точек света («Жорж Сёра, воплощенный в современных технологиях», как выразился один из рецензентов). Проекция изображала шестнадцатилетнего мальчика с причёской и в наряде, популярных в конце девяностых. — Ну? — Бабетта упёрла руки в бедра. Похоже, она и впрямь ждала ответа — Он, должно быть, славный парень, — заметил Кларк, нервно улыбнувшись. — Совершенный, — повторила Бабетта, не оставляя возможности для дискуссии. Изображение растворилось и появилось вновь уже на потолке. Оно стало делиться, как клетка, снова и снова, пока все свободные поверхности не заполнились ликами бабеттиного наваждения. — Ну же, не стойте там, — сказала Бабетта нетерпеливо. — Идёмте, я покажу вам остальные мои работы. Он углубился вслед за ней в лабиринты её студии, следуя узкой тропой, кое-как проложенной в завалах компьютерных внутренностей и разбросанных инструментов. — Конечно, меня всегда интересовали технологии. Я начала свою работу с видеонаблюдения, — Бабетта широким жестом обвела большую стойку с мониторами, демонстрировавшими интерьер ничем не примечательного дома, перемежавшийся изображениями молодого человека, воспламенившего её воображение, снятыми в разные годы. — Он выглядит довольно подавленным, — осторожно ввернул Кларк. Бабетта кивнула и улыбнулась мечтательно. — Эта моя работа посвящена критике объективации постороннего человека, и у него есть что сказать по этому поводу. Кларк про себя подумал, что у любого нашлось бы что сказать по поводу вооружённого камерой маньяка, неотступно следующего за своей жертвой, но благоразумно решил промолчать. Бабетта подвела его к другой экспозиции, расположенной на придвинутом к стене столике. — Несколько лет назад я позволила себе кратковременное уклонение от технологической эстетизации в сторону коллекционирования утерянных вещей. На столе лежали самые разнообразные предметы: золотая зажигалка, смятый клочок бумаги, расчёска, чёрный кроссовок «Адидас». — Эм, они ведь не принадлежат, ну, вы понимаете, — Кларк движением головы указал в сторону мониторов. — Разумеется, принадлежат, — Бабетта даже растерялась. – Чьи ещё это могут быть вещи? Кларк начал понимать: полицию привлекли не зря. — Позвольте спросить в таком случае… — …почему я решила привнести технологии в искусство? – Бабетта тяжело вздохнула. – Все об этом спрашивают. Источник моего вдохновения – вот что должно вас интересовать. Почему именно этот человек? Почему я не исследую чью-то другую жизнь? Ответ заключается не в его совершенстве. Дело в том, что он – загадка, тайна, скрытая за бесчисленными покровами, тайна, которую я должна постигнуть. Будь у меня такая возможность, я бы разъяла его на части, только чтобы увидеть, как организован этот удивительный состав. Её глаза сияли безумным блеском, и любой здравомыслящий человек уже набирал бы телефон службы спасения. Кларк же всё ниже опускал свой блокнот, надеясь прикрыть им… — Хм, — произнесла Бабетта, присматриваясь к нижней половине его туловища придирчивым взглядом художника. – А я могла бы поклясться, что вы гей. – Она оживлённо хлопнула в ладоши. – Так или иначе, я не показала вам и малой части своих работ. Она развернулась и упорхнула, оставив Кларка вариться в соку своего унижения. *** — И она оказалась права! – заявил Кларк Анараки. – Женщины не только не возбуждают меня, но их, ну, ты знаешь… - он свел ладони чашечками перед грудью, — меня всегда малость пугали. Эм. Только не обижайся, ладно? Анараки махнула рукой. — Какие могут быть обиды. Мы все наслышаны о твоем страхе перед грудями. — Ну так, в чём же дело? Почему я… с этими… — И ты не предполагаешь? – Анараки свела брови в замешательстве. Кларк моргнул. — Нет. Не предполагаю. — Человек, одержимый одной идеей? С комнатой, посвященной этому пристрастию? Безжалостный в своем устремлении знать всё до мельчайшей подробности об объекте своей одержимости? — Она устремила на него выжидающий взгляд, даже нетерпеливый, как показалось Кларку, хотя, конечно, известные своим невозмутимым спокойствием зеронианцы нетерпения испытывать не могли. – Ничего не звенит в голове, как выражаются люди? — Не-а. Анараки покачала головой и забормотала себе под нос. Кларк мог бы поклясться, что слышал нечто вроде «видать, супер-интеллекта ему на складе не выписали». Быть такого не могло, конечно же; зеронианцы славились на всю галактику своим тактом. Анараки деликатно выдохнула и произнесла: — В терапии не принято всучать пациенту готовый ответ. Вместо этого мы стараемся направлять их так, чтобы они этот ответ нашли сами. Видимо, в данном случае придётся отступить от общих правил. Неподобающая реакция твоего организма в присутствии эксцентричных и гениальных личностей имеет в основе своей задавленные чувства к другу твоей юности Лексу Лютору. Кларк добрую минуту молча разглядывал её. — И всё? Это и есть твоё откровение? Если она в этом видела решение Большой Проблемы, тогда Кларк готов был счесть психотерапию одним Большим Надуваловом. — Как только ты примиришься с Лексом Лютором, сразу же откроешь в себе способность интервьюировать нобелевских лауреатов без постыдных казусов, — заверила его Анараки. — Но это же смешно! И потом, как ты себе это представляешь? Не могу же я позвонить Лексу и сказать: приветик, мои задавленные чувства к тебе губят мою карьеру, так вот не пойти ли нам с тобой в кино? — А почему бы и нет? – серьезно спросила Анараки. — Да потому что, потому что… — Кларк опять стал запинаться. Не мог он сказать почему. Не мог, и всё тут. — Боюсь, наш нынешний сеанс подошёл к концу. Сообщи мне, если вы вместе с мистером Лютором захотите пройти курс семейной терапии, — она безмятежно улыбнулась. — Ты утратила связь с реальностью, знаешь ли, — заметил Кларк ядовито, поднимаясь с места. Она махнула рукой ему вслед, не переставая улыбаться. *** Кларк поплёлся домой, сердито бормоча себе под нос всю дорогу, сопровождаемый взглядами, в которых так и читалось: ух ты, а парень-то явно не в ладах с головой. Мысль, что он запал на Лекса, была смехотворна. Да больше, была… Кларк не мог прямо сейчас придумать подходящее слово, но если хорошо перетрясти словарь, так оно непременно отыщется. — Я совершенно точно не запал на Лекса, — сказал он себе. Тело отозвалось на это заявление приливами тепла к самым неожиданным местам. — Ну хорошо. Может, я слегка увлёкся Лексом, когда был подростком. Память тут же услужливо подсунула ему образ Лекса, представший перед Кларком при первом посещении особняка, куда он явился, чтобы вернуть так экстравагантно подаренный ему фургон, Лекса в фехтовальном костюме, метнувшего рапиру в дверной косяк и едва не угодившего в Кларка, Лекса, сорвавшего с себя маску с выражением удивления и тревоги на лице. У Кларка тогда подогнулись колени, и пришлось уцепиться за стену, чтобы не упасть. — Ну, может даже и не слегка, — признал он. – Но это было давно. Сейчас-то уж точно ничего такого нет. Память и тут подсуетилась, показав Лекса на пресс-конференции, данной неделю назад. Элегантный, в безупречно подогнанном чёрном костюме, стоящий на подиуме с осанкой человека, владеющего миром, с надменно запрокинутой головой; руки его с длинными изящными пальцами изредка совершали плавное сдержанное движение в такт словам. Кларк все смотрел и смотрел, не отрываясь, и ушёл тогда, даже не запомнив, о чём шла речь. — Ну хорошо, пускай. Может, и сейчас что-то такое есть, но ведь это не имеет никакого значения. Лекс творит всякие вещи – сомнительные вещи, — ну, ладно, ничего так и не удалось доказать. Но ведь он Лютор — так, я теперь говорю прямо как отец. Не в том беда, что он Лютор. А просто, ну – мы просто разошлись в разные стороны, и мы даже не друзья уже много лет, и он, может, и не думает обо мне вовсе. Уж у него-то точно нет никаких задавленных чувств. — Я уверен, что есть, мистер Кент. У всех нас они есть, — Эрнест, швейцар дома, где жил Кларк, мягко ему улыбался; Кларк до того задумался, что даже не заметил, как добрался домой. Он нагнул голову, покраснел от смущения и поспешил к себе. Войдя в квартиру, он снял пиджак, бросил его в кресло и отправился в кухню. До жути хотелось выпить. Он рванул на себя дверцу холодильника (петли жалобно заскрипели), вынул молоко и опрокинул в себя целую коробку, не позаботившись взять стакан. Видела бы его сейчас мама. Воистину, настали Тёмные времена. — Печально видеть, как ты пытаешься утопить свои проблемы в молоке, Кларк. Только исключительные рефлексы не дали Кларку уронить коробку при звуке этого низкого, богато интонированного голоса. — Лекс. – Кларк смутно помнил, что ему надлежит быть недовольным, и попытался изобразить пригвождающий на месте взгляд. – Теперь ты вламываешься в чужие дома? Лекс пожал плечами. — Можно сказать, что я проходил мимо и заглянул в гости. У тебя есть проблема. Я пришёл предложить свою помощь в её разрешении. — Что… — у Кларка округлились глаза, и, хотя он знал, что вот теперь-то и настал момент лгать и изворачиваться, лгать и изворачиваться, ничего не мог с собой поделать. – Ты подслушивал! Ты установил прослушку в Лиге Справедливости! Знаешь что, именно из-за такого вот люди считают тебя…. эм, то есть, что я могу знать о Лиге Справедливости. Лига Справедливости тут совершенно не причем. — Ну хватит, Кларк. – Лекс приблизился к нему на шаг. – Разве ты так хочешь провести время вместе – в спорах и взаимных обвинениях? Нет, конечно же. У Кларка было множество идей совместного с Лексом времяпрепровождения, и всё же… — Я хочу знать, зачем ты здесь, — проговорил он твёрдо. Вместо ответа Лекс приблизился вплотную, прижался к нему и поцеловал. — Я здесь, чтобы помочь решить твою проблему, — рука его нащупала выпуклость в штанах Кларка. Кларк издал какой-то звук (возможно, что и вхлипнул, тут трудно судить) и на некоторое время совершенно утратил представление о том, почему всего этого делать не следовало. Лекс был таким приятным на ощупь, с горячим, влажным ртом, и так хорошо пах… Кларк, по всей видимости, заявил это вслух, потому что Лекс внезапно притянул его к себе и поцеловал ещё настойчивее. — Нет, Лекс, стой. Я не могу… ты подслушивал, ты шпионил за мной… — А ты, значит, можешь с чистой совестью заявить, что не шпионил за мной никогда? – он поцеловал Кларка в шею. – Не использовал свои способности в неблагородных целях? — Я не… — начал он было, скорее по привычке, чем действительно веря, что Лекс о его способностях знать не мог. — Не начинай, — заметил Лекс строгим тоном. — Ну хорошо, но это было не то. Когда я подслушиваю, это совсем… — Другое? – предположил Лекс не без горечи. Похоже на самоистязание, хотел Кларк сказать. Он совсем-совсем не нуждался знать о том, с каким азартом ассистент Лекса был готов ему… ассистировать. И вовсе даже он не хотел слышать, какие звуки Лекс издавал, когда занимался сексом с другими. — Я сожалею, — сказал он в конце концов, потому что у него накопилось достаточно поводов для сожаления. Лекс замер; по всей видимости, этого он не ожидал. Он прижался к Кларку ещё теснее и пробормотал ему на ухо: — Мы оба ждали достаточно долго, Кларк. Нам пора приступать к решению твоих проблем. И не без намёка провёл рукой по его спине. Кто тут устоял бы? Точно не Кларк. Он обнял Лекса и поцеловал, а притеревшись к нему, с удовольствием обнаружил, что Лекс так же несдержан в чувствах, как и он сам. — Кларк. И голос у него был низкий, приглашающий. Спальня находилась что-то слишком далеко, даже если двигаться с супер-скоростью. Так что Кларк раздел Лекса прямо в кухне, стягивая, а то и срывая с него одежду, когда уж совсем не терпелось. Лекс не возражал, и Кларк усадил его на стол и устроился меж его разведенных колен, целуя и гладя всюду, куда мог дотянуться. Ему хотелось всего и сразу. — Этот Брэндон, твой ассистент, я не… тебе бы лучше уволить его, — пробормотал Кларк в перерывах между поцелуями. Лекс беззвучно рассмеялся. — Знаешь, Кларк, если бы ты разок увидел Брэндона, вместо того, чтобы подслушивать, ты бы так не ревновал. – Он впился пальцами Кларку в плечи. — Не у тебя одного трудности с замещением. — Лекс, — вырвалось у него со стоном. Мысль о том, что Лекс пытался найти кого-то, кто походил на Кларка внешне, до странности возбуждала. Но. – Ты все-таки… — Уверен, для него найдётся местечко в сиднейском филиале. — Ну и хорошо. – Кларк погладил Лекса по плечам, спине и обхватил обеими ладонями его зад. Бог мой. Лекс был удивительный. Кларку очень хотелось и самому оказаться в его компании голым, но никак не получалось оторваться от него и успеть раздеться. Противоречие представлялось неразрешимым. К счастью, Лекс уже овладел инициативой и стал стягивать с него одежду своими быстрыми проворными руками. — Кларк, — голос у него звучал сексуально и сосредоточенно в одно и то же время, что разгорячило Кларка ещё сильнее. — Ух, — выдохнул он, когда рука Лекса скользнула под трусы и устроилась на его члене. Рука Лекса. На его члене. Наконец-то. Он зажмурился, плотнее прижался к ласкающей конечности и постарался не хныкать. К несчастью, слишком долго откладывавшаяся и так внезапно наступившая близость пробудила в Кларке спонтанную жажду искренности. — Это не значит… Я по-прежнему буду присматривать за… Лекс стиснул в кулаке его яйца; несомненно, будь на месте Кларка кто-нибудь ещё, приём бы оказался болевым. — Ну, а я буду следить за тем, чтобы твои способности использовались исключительно на благо общества. Баланс сил. Кларк задумался ненадолго и признал требование вполне справедливым. — Ладно. Лекс поднял бровь; он явно ожидал большей драмы. Кларк пожал плечами. Не стоило тратить время на осознанный идиотизм, когда можно было потратить его, к примеру, на поцелуи. Ими он и занялся. И прикосновениями. И даже мольбам нашлось время и место. — Лекс, ты всегда был моей проблемой, — признался он потом застенчиво, уткнувшись Лексу в плечо. – Я бы даже сказал, проблемой с первого взгляда. Лекс погладил его по волосам и быстро поцеловал. — Я сделаю все от меня зависящее, Кларк, чтобы проблемы у тебя никогда не заканчивались. Кларк ухмыльнулся. Звучало это куда приятнее, чем любая терапия.