Предания старины глубокой

      Всю дорогу проспали. Поезд трясло несильно, но уставшие, не спавшие всю ночь Иные не заметили бы не только тряски, а, возможно, даже и крушения поезда. Однако проснулся Светлый все равно разбитым. Серый дождливый питерский день не прибавил Антону оптимизма. Зато Элла была на взводе. Фома вручил ей огромный список вещей, которые нужно было сделать, проверить или привезти.       — А я вам зачем? — разозлился Городецкий, уже порядком промокший и замёрзший, в очередной раз посещая с девушкой какой-то антикварный бутик.       — Мне вас рекомендовали, как подающего надежды Светлого программиста, — пробурчала она, высматривая что-то в витринах, — так что да, совершенно согласна. Понятия не имею, что вы тут делаете. Но обычно совместные операции Дозоров предполагают взаимное наблюдение.       — Я мог бы помочь, если бы имел больше информации, — Городецкий ревниво глянул на исписанный бисерным почерком лист.       — Всегда пожалуйста, — улыбнулась Элла и протянула ему бумагу, — по-староанглийски читаете?       Крыть было нечем. Наблюдатель, так наблюдатель.       — Что мы хоть ищем-то? — вновь поинтересовался Антон, когда они зашли погреться в кофейню.       Девушка тут же обложилась пирожными и тремя стаканами разного кофе. Пила она медленно, вальяжно полулёжа в недрах уютного диванчика. Тёмные, даже слабые, любили комфорт и разнообразие. Было видно, что рыжая тут дома. Глаза её горели огнем любви к культурной столице. Ей вообще шёл этот город с его тонкими артистичными людьми.       — Долгая история, — Элла шмыгнула носом. — Насколько я поняла, Борис Игнатьевич считает, что орден не был предназначен Завулону. То есть, изначально не был.       — А как он тогда оказался в хранилище?       — Слушайте и не перебивайте, — огрызнулась девушка, заедая ароматный напиток очередным шедевром из крема и бисквита.       Орден старый. Видно даже по креплению камней. Но сам его вид нехарактерный. Красивый, утончённый, что ли. Завулон, сколько ни думал, не мог припомнить такого ни на ком. Гесер — тоже. Ему низвержение соперника было не на руку. Придёт новый глава Дневного Дозора. И вновь договариваться, притираться. Искать слабые места. Да и с Завулоном сдружились за годы работы. С Артуром всегда приятно было и повоевать, и отпраздновать. Сейчас не семнадцатый век, время военных переворотов осталось далеко в прошлом. Хотелось, по крайней мере, ещё лет триста поработать с человеком, от которого хотя бы понятно, чего ждать. Ни сам Борис Игнатьевич, ни его ближайшее окружение никакого плана по смене руководства Дневного Дозора не планировали. Так что пойти по старому пути, а именно — искать, кому выгодно — не вышло. Как ни крути, получалось, что никому.       Записка ни на какие мысли не наводила. Подложить листок в Сумраке мог кто угодно. Подписаться на латыни раньше умел каждый второй дворянин. Проверка Марины, любовницы Завулона, ничего не дала. Девушка даром, что ни слова по-латыни не знала, так ещё и почерк не совпадал. Сама она третий день металась в неизвестности, утратив опору в лице директора. Но пока Артур решил, что встречаться с нею не нужно.       Вызвали специалиста по орденам, Фому. Даже уговаривать не пришлось — любой шотландец, Светлый или Тёмный, сочтёт за честь помочь королю Артуру. Сработавший амулет Завулон прихватил с собой, а два другие оставил в хранилище, не решившись брать руками.       — За ними, кстати, ещё придётся вернуться, — задумчиво протянула Элла, — но это уже на совести Моти и Марины. Должна же его баба хоть как-то помогать, если всё ещё хочет верховодить в своем отделе, конечно.       Антон понимающе кивнул. Многочисленные фаворитки Бориса Игнатьевича тоже, не особо стесняясь, помыкали окружающими. Гесер при случае уезжал с работы то с одной сотрудницей, то с другой. А когда он любезно сопровождал до машины сразу двух стройных нимф, все присутствующие лишь завистливо оглядывались. Тот факт, что его начальник азиат, многое объясняло в его отношениях с женщинами.       В отличие от любвеобильного Бориса Игнатьевича, Артур был довольно консервативен. И в отношениях требовал преданности, верности. К изменам своих женщин относился крайне болезненно. Мстил неотвратимо и жестоко. И никого не подпускал настолько близко, чтобы можно было даже заподозрить за ним влюблённость. Свои романы он вообще старался не афишировать.       — Ему что, и правда жена с рыцарем изменила? — Антон почему-то перешел на шепот.       — Я не собираюсь с вами это обсуждать, — отрезала Элла и резко выпрямилась. — Интерес к чужой личной жизни обычно выдаёт недостаток впечатлений в своей. Вернёмся к теме орденов?       Антон покраснел.       В списке, врученном Элле, были адреса всех ювелирных, куда мог попасть действительно редкий орден. В нем также фигурировали музей Фаберже и Эрмитаж, включая закрытое хранилище. Пока что ничего даже отдалённо похожего по стилю и рисунку не нашлось.       — А как мы в закрытый фонд попадём? — растерялся Городецкий. — У меня с собой только паспорт, и уровень у нас так себе.       — Не имей сто рублей, как у вас говорят, — загадочно улыбнулась девушка, — попадём, не сомневайтесь. Фома предложил пока версию с подставой со счетов не сбрасывать. Орден может оказаться поддельным старинным. Или очень талантливо изготовленным новоделом. Мне его нужно эксперту показать. Вот этим завтра и займемся.       — А сейчас? — буркнул Городецкий недовольно, поняв, что сейчас его снова выставят под пронзительный питерский ветер.       — Вы никогда не видели, как разводят мосты? — заговорщически поинтересовалась Элла.       Возле Дворцового моста выступали артисты. Народу было много, несмотря на пасмурную погоду. Вся Нева с обеих сторон от «быков» была запружена катерами. Туристы готовились запечатлеть момент. Элла протиснулась между зрителями и восторженно пискнула, когда с весьма заметно различимым звуком стали расходиться точно подогнанные асфальтовые половины.       — Смотрите! — она с силой дернула Антона за руку, — а это мой любимый номер!       По мосту, на котором уже стояли заградительные посты, стремительно бежала девушка. Развевающиеся волосы спутывались на ветру с болтающимся за спиной намокшим шарфиком. Отчетливо слышался стук каблуков.       — Что ж она раньше-то не перешла, — возмутился кто-то у них за спиной, — и так каждый раз!       — Привет, Кей, — улыбнулась Элла, — какие нынче ставки?       — Двадцать к одному, что не успеет, — сообщил обладатель довольно неприятного голоса, не видный Антону в темноте.       — И?       — И больше не принимаются, — огрызнулся собеседник, — забег-то начался!       Девушка тем временем вырулила на середину моста, разбежалась — и одним ловким прыжком преодолела наметившуюся метровую щель. Зрители зааплодировали.       — А что, бывало, что и не успевали? — поинтересовался Городецкий.       — Смотря как задача стоит, — хищно улыбнулся молодой человек. Кей был чем-то похож на Эллу. Тоже рыжий, лохматый и какой-то лисоподобный. — О прошлом месяце вот так же паренек один бежал-бежал, да и сорвался! Шуму было!       — Нам бы Шимуса повидать, — прервала поток воспоминаний Элла, — давай адрес.       — А это кто с тобой? — Кей придирчиво и зло осмотрел Городецкого, потом привлёк к себе Эллу, и чуть ли не в губы ей зашипел: — я думал, ты не по этим делам.       Неприятно удивило Антона, что рыжая не вырывается, а вполне себе уютно пристраивает собеседнику голову на плечо. Несколько минут они о чем-то нежно шептались, потом молодой человек всё-таки вручил девушке свёрнутую бумажку, заставив сперва за неё побороться.       — И да, — бросила та, тут же оттолкнув собеседника, — Францу Яковлевичу поклон передай от Артура Утеровича.       — Отчего ж не передать, — сразу посерьезнел Кей, — поклонюсь.       — Как свободная минутка выпадет, пусть даст знать. У меня до него две депеши.              ***              — Это кто был, там, у моста? — ревниво поинтересовался Антон, когда они уже заняли небольшой но очень уютный двухкомнатный номер в гостинице на Невском.       — Второй человек в Дневном дозоре Санкт-Петербурга, — сонно ответила Элла, — заместитель директора, Кей Утерович. Спите уже, господин Городецкий.