Под ногами Хатаке и Узумаки хрустели ветки, выл ветер, срывая алые листья, временами скрипели старые деревья, над головами сгущались тучи. Первые крупные капли дождя оросили землю. Они падали на волосы и на плечи шиноби, на их печальные уставшие лица, тихо стучали о протекторы, стекали по вискам, смешиваясь с потом, оседали влагой на ресницах. Мерная дробь постепенно усиливалась, грозя перерасти в затяжное ненастье.
— В горах на северо-востоке есть пещера, там и заночуем, — прохрипел Какаши, обращаясь к напарнику, которого поддерживал одной рукой. Они двигались быстро, оставляя отпечатки подошв заляпанных грязью сандалий на влажной почве. Сил разговаривать не было. Изнурённые и опустошённые после ожесточённых схваток, они мечтали об отдыхе и тёплом крове.
Темнело... Под каплями дождя мокла униформа, под каплями крови Узумаки — листва. Рана зудела, ныла, не давая покоя, а холод этой чужой страны заставлял постоянно ёжиться. Наруто никогда здесь не был прежде, Хатаке — да, поэтому и знал местность лучше своего ученика. Дорога заняла меньше тридцати минут. Продрогшие, мокрые до нитки, они прибыли к долине, двигаясь вдоль журчащей горной речки по направлению к месту их временного ночлега. Добравшись до подножия скалы, измождённый Какаши, сцепив зубы, помог раненому напарнику взлезть наверх - в сумрак сырой пещеры. Едва забравшись, они оба обессилено рухнули на холодный камень. Сделав над собой усилие, Хатаке достал из дорожного рюкзака спальник и усадил на него Узумаки, которого уже начинало лихорадить, а после, оставив Наруто одного, отправился на поиски не успевшего промокнуть хвороста.
Лишенный сил Наруто находился в полузабытьи. Обессилено прислонившись к холодному камню, он ждал напарника. В животе страшно урчало, рана кровоточила, а воздух из-за влажности казался ледяным. Какаши не было целую вечность, но когда он вернулся — потеплело, в прямом и переносном смыслах. Израненными пальцами рук Хатаке сложил печати, и слабое пламя тут же озарило светом пещеру, отбрасывая причудливые, зловещие тени на стены. Наруто же, не двигаясь, наблюдал, как тот разводит костёр. Сквозь пелену полуприкрытых век проступали очертания правильно сложенной фигуры его учителя. Узумакт заскользил взглядом по сгорбленной, но крепкой спине, широким плечам, по разбитым костяшкам пальцев, по пепельным спутанным волосам. Наставник закончил, веточки приятно похрустывали в такт барабанящему снаружи дождю. Этакое подобие уюта, вырванное из альтернативной реальности. Не из настоящего — уродливого и жестокого, в котором само слово «уют» звучит слишком вычурно и неправдоподобно.
— Нужно обработать твои раны, — сказал Какаши, вынимая из дорожного рюкзака воду и аптечку.
В глазах Узумаки стоял туман, он весь дрожал. Хатаке беспокоился, что, правда, никак не проявлялось внешне, и немного злился из-за беспечности его ученика, хотя и понимал, что в этом весь он — Наруто. Присев на корточки он, придерживая тому голову под затылком, стал поить больного лечебной травяной настойкой.
— Это быстро поможет снять жар, — прокомментировал своим спокойным голосом, переводя взгляд на рубленую рану в центре бедра, где порванная ткань брюк шиноби полностью пропиталась тёмно-красной кровью. Бледное лицо Хатаке оставалось непроницаемым, на нем не дрогнул ни один мускул. Зрелище не из приятных, но приходилось видеть и похуже. Наруто смотрел на него мутным взглядом, теряясь в происходящем. Когда Хатаке стягивал с шиноби брюки, парень, отчасти не желая признавать свою временную слабость, отчасти где-то смущаясь своей наготы, бормотал, что и сам справится, что ничего страшного в ране нет и все само заживет. На это напарник лишь криво улыбнулся и, приподняв бровь, бросил скептическое: «Да ну?».
— Спасибо, Какаши-сенсей…, — чуть слышно пробормотал парень, перед которым уже все плыло, тушуясь от товарищеской заботы наставника.
— Будешь благодарить, когда закончу. Сейчас будет больно, — предупредил он своим низким и как обычно невозмутимым голосом. Наруто прикрыл глаза и кивнул в ответ.
Пока шиноби промывал рану, Узумаки, мужественно сцепив зубы, сдерживал рвущийся с губ не то стон, не то крик. От боли у него темнело в глазах, а на скулах от напряжения заходили желваки. Хатаке и сам был напряжен. Мысленно он просил Наруто потерпеть ещё немного. Завершив все манипуляции, он бережно, ледяными от воды пальцами, нанёс на рану лечебную мазь и сделал перевязку.
— Вот и все, — выдохнул Какаши, вытирая капельку пота на виске тыльной стороной ладони.
Затем он помог Наруто забраться в спальный мешок, а сам принялся доставать еду — бурый рис с умэбоси, -- и греть воду в котелке, чтобы заварить чай. Парень уже дремал, когда все было готово, и Хатаке пришлось его разбудить, чтобы поужинать вместе. Было видно, что его напарнику стало лучше — лекарство подействовало. Наслаждаясь вкусной едой и жаром, исходящим от костра, они сидели друг против друга в полной тишине, нарушаемой лишь треском горящего хвороста и бушующим ливнем снаружи, думая каждый о своём. Узумаки прокручивал в голове события уже подходившего к концу дня, мысленно благодаря своего наставника за спасённую жизнь. Хатаке думал о жестокой несправедливости мира шиноби и вечном долге, который заставлял убивать, переступать через человеческие жизни, через собственные принципы и убеждения; о нетленной боли разорванного потерями близких сердца. Хатаке вспоминал отца и друзей, и его затаскивало в трясину мучительной, неодолимой тоски.
Узумаки мысленно возвратился в тот странный лес с красными деревьями, перед глазами мелькал карнавал багровых падающих листьев, словно это природа проливала свои кровавые слёзы по погибшим шиноби. В воздухе как будто до сих пор стоял тошнотворный запах крови — крови убитых им и Какаши людей. Жестокость мира ниндзя вызывала отвращение и разочарование. Он был изначально один, оставленный на растерзание человеческой природе полной желчи и едких усмешек, которые были как удары бича по обнаженным нервам. Он находил спасение лишь в одном человеке. Он знал, ради кого живет, ради кого пытается исправить мир. У них общие цели и общая боль в груди. У них много общего, кроме греховного чувства любви, в котором по уши увяз лишь Наруто. Сенсей был практически возведен в лик святых парнем. Какаши был тем, за кого Узумаки порвал бы любого. Наруто совсем не мститель по жизни, но за Хатаке он бы мстил. Многократно. Шиноби был горячо ему предан, доверял всецело. Мужчина бесчисленное количество раз вытаскивал задницу Узумаки из всяких передряг. Он был всегда рядом, подбадривал, когда парень был готов отчаяться, защищал — не прямо, но косвенно. Наруто чувствовал эту заботу, которая еле заметным шлейфом парила в воздухе, и это помогало не сойти с ума. И в то же время как учитель и наставник Какаши не давал парню никаких поблажек, скорее наоборот. И Наруто был ему безмерно благодарен, как за воспитание, так и за поддержку. Парень и сам не знал, как все могло зайти так далеко и когда конкретно он перешел грань между дружбой и любовью. В один момент, когда сенсей долго отсутствовал на миссиях, он почувствовал, что дико скучает, волнуется. Но точкой невозврата, когда вся запущенность ситуации стала почти осязаема, была именно физическая тяга — грязные мысли, преследовавшие парня, и влажные сны, оставлявшие приятное послевкусие на весь последующий день. Он чувствовал то, что чувствовать непозволительно, дурно. Но это не останавливало его, когда он, оставаясь наедине, изнывая от нестерпимого желания, размашисто водил ладонью по своему члену, воспроизводя в памяти образ учителя. Когда стонал как последняя шваль, представляя их с Хатаке близость. О, чем он только не занимался с мужчиной в своих грёзах! Чего они только не пробовали! Узумаки знал — узнай об этом другие (в том числе наставник), его бы заклевали. И, пожалуй, это самое ужасное, что могло бы с ним случиться. Несмываемый позор — в разы хуже смерти. Сейчас мысли об этом вызывали у парня горькую усмешку. Он был не в состоянии совладать с собой — сначала боролся, потом смирился, выбрал любить без претензии на взаимность. И это было мучительно. День за днем он истощался, горел, задыхался в цепких и когтистых лапах греховных чувств. Невыносимо, мать вашу! Наруто просто устал корить себя за то, как низко он пал. Наверное поэтому сегодняшний вечер стал точкой бифуркации, когда его и так не очень устойчивое самообладанию дало слабину.
— Какаши-сенсей, почему вы носите маску? — прервал молчание блондин, вытаскивая своего наставника из омута его мыслей, что вызвало у неспешно пережевывающего пищу шиноби легкую улыбку.
— Видишь ли, не в лесть себе будет сказано, но в те времена, когда я был столь же юн и привлекателен, как и ты сейчас, — начал неторопливо по-отцовски разъяснять мужчина, заставляя Наруто зардеться.
«О боги! Он что, считает меня привлекательным?!»— я пользовался немалым спросом у девушек из-за своей внешности, от чего начал порядком уставать. Тогда-то я и стал носить маску.
«Да уж! Скромности тебе не занимать, Какаши», — подумал.
— Что-то не очень верится, сенсей, — на что Хатаке лишь пожал плечами.
— Это уже твоё дело, Узумаки. На твой вопрос я ответил, — сказал спокойно, возвращаясь к еде и продолжая кушать рис палочками. Но от Наруто, хорошо знавшего своего наставника, не укрылась едва заметная перемена в его настроении. Он будто мигом погрустнел и сейчас выглядел чуть рассеянным. Парень мог проследить наверняка недоступные постороннему взгляду нотки горечи в морщинках у его глаза, в глубине его темного зрачка, в опущенных бледных ресницах.
«Кого ты пытаешься обмануть, сенсей. Дело же явно не во внешности», — Наруто нутром чувствовал, что этим разговором задевает чувствительные струны души Хатаке, и не мог остановиться. Ему нужно было знать.
— А если серьёзно? — спросил прямолинейно, устремив на Хатаке свой проницательный, сосредоточенный взгляд небесно-чистых глаз. — Прошу Вас ответить откровенно, — Хатаке слегка изменился в лице.
«Какой догадливый, — подумал мужчина. — Все насквозь видит».
— Сейчас не самое подходящее время, чтобы обсуждать это, Узумаки. Этот разговор не имеет смысла, правда. Давай закроем эту тему, — ответил бесцветно. Больше всего на свете он сейчас не хотел ворошить прошлое, но Наруто был неумолим.
— Прошу Вас, сенсей, расскажите! Я же вижу, это связано с чем-то для Вас важным, — пылко проговорил упрямец, — и это заставляет Вас страдать...
— Наруто, — прервал мужчина резко, поражаясь удивительной способности мальца так хорошо читать людей, — не лезь не в своё дело, ладно? Это личное, и когда я захочу рассказать тебе что-либо — дам знать, – отчеканил со сталью в голосе. Однако сразу же смягчился, увидев замершего, опешившего от удивления парня, для которого в новинку было видеть своего учителя, вечно спокойного и флегматичного, таким, и добавил: — Ты прав. Озвученная ранее причина не является единственной. То, что я ношу маску, связанно с одним тяжелым периодом моего детства, о котором я правда не хочу сейчас говорить. Прошу меня понять, — учитель вздохнул, и Наруто кивнул понимающе. — Когда-нибудь я расскажу тебе, обещаю, — Хатаке прикрыл устало глаза, — но не сейчас, сейчас нам пора отдыхать, ладно?
Какаши, сняв жилет и бандану с протектором, забрался в свой спальник, повернувшись спиной к блондину. Узумаки последовал его примеру. Он долго ворочался и не мог уснуть. Рана ныла, но уже не кровоточила, да и жара не было, за что нужно благодарить чудотворное лекарство наставника и чакру Курамы, позволяющую парню так быстро регенерироваться. Снаружи завывал ветер, иногда слышались раскаты грома, алые угольки тлели в догорающем костре. Наруто было немного стыдно за допрос, который он устроил Какаши. Но кое-что парень для себя все же прояснил. Этот разговор был первым шагом. Он знал, что когда-нибудь сенсей все же ему откроется. Это лишь вопрос времени. Хотя он все ещё искренне не понимал, почему все вокруг него молчат, вечно скрывают правду, держат печать в потаённых уголках сердца. Ведь друзья – они же и даны на то, чтобы разделить и облегчить боль друг друга.
Его наставник, кажется, уже уснул. Затухающее пламя мягкими линиями очерчивало силуэт его сильной, но одинокой фигуры, которую Наруто не прекращал буравить глазами. «Какаши-сенсей, ну нельзя быть таким вечно». Наруто выбрался из постели и заковылял по направлению к напарнику. Присев на корточки, парень тихо расстегнул широкий спальник наставника и забрался вовнутрь. Хатаке, дремавший минутой ранее, напрягся.
— Что-то случилось? – спросил спокойно парня, так бесцеремонно нарушившего его личное пространство.
— Холодно. Боюсь, как бы я ещё больше не промерз и меня опять не начало лихорадить, — пробормотал парень, удивляясь своему неожиданно проявившемуся таланту так правдоподобно и бессовестно врать, — А вместе ведь теплее. Позвольте мне переночевать с Вами, сенсей, — промурлыкал куда-то в спину Какаши, пристраиваясь сзади и аккуратно прижимаясь к горячему телу. Хатаке откровенно обалдел от такой наглости, вздохнул, нарочито демонстрируя своё неудовольствие, но прогонять не стал.
— Можешь оставаться, — пробормотал безразлично, пытаясь расслабиться и опять уснуть.
Наруто внутренне ликовал, довольно растягиваясь, и чуть позже, когда, по мнению Наруто, наставник должен был уже спать, бесстыдно обнимал Хатаке, смакуя драгоценность момента. Носом он уткнулся ему в шею, вдыхая невыносимо одуряющий аромат его тела и волос — запах свежести, хвойного леса и сосновой смолы. Наруто улыбался от тепла, исходившего от мужчины. Целую ночь он мог наслаждаться человеческими объятьями, прикосновениями к телу Хатаке — тем, чего ему до исступления не хватало одинокими ночами, проведенными в пустой и холодной квартире. Парень чувствовал через водолазку мужчины его мускулистое тело, закалённое в тяжёлых боях и тренировках. И только крепче обнимал напарника. Ему было так хорошо и уютно рядом с наставником, что он и сам не заметил, как уснул, погружаюсь в мир сладкой неги и покоя.
Хатаке не шевелился. Он был взбудоражен такой близостью, которая была настоящей редкостью в мире шиноби. Его окутывал океан тепла, исходящего от Наруто, от его горячих объятий. Это было на грани волшебства. По позвоночнику прокатилась приятная дрожь. Плевать, что рядом такой же, как и он, мужчина. Он не чувствовал дискомфорта или стеснённости, нет. Напротив, присутствие Узумаки рядом, столь близко, вызывало дремавший ранее томительный трепет внутри. В отличие от Наруто, который сейчас умиротворённо сопел сзади, Хатаке уже давно не мог сомкнуть глаз. Стыдно признать — тело его сейчас подводило. Прошло уже более двух лет с того момента, как он последний раз знал девушку. И он списал всю непристойность происходящего именно на это. Мужчина просто лежал, не двигаясь, в то время как его самого накрывало теплыми волнами сладостного возбуждения. Ресницы предательски дрожали, он пытался дышать глубоко, но не шумно. Опустив глаза к паху, он уже заранее знал, что увидит. В голове отголосками совести пронеслось:
«Твою же мать!». Сладострастие лилось по нервам, доходя до самых кончиков пальцев. Брюки топырились, а белье пропиталось каплями выступившей смазки. Пульс громко стучал в висках. Лицо горело от мучительного стыда и осознания неправильности сложившейся ситуации. Он уже вовсю клял себя за то, что разрешил мальчишке остаться.
Помочь себе сам он так и не решился, хотя хотелось до беспамятства — столь сильным было вожделение, почти принося боль. Он начал думать о всяких отстраненных вещах, и через некоторое время это принесло свои плоды: он смог взять себя в руки и успокоиться. Глаза слипались, Хатаке млел от окружавшего его тепла и проваливался в мир сновидений. У него был чуткий сон, и во второй раз он проснулся от шевелений Наруто, который сейчас закинул на него сверху ногу и тяжело дышал где-то в районе надплечья, обдавая Хатаке горячим дыханием. Мужчина уже почти обратно погрузился в бессознательное состояние, когда услышал чуть слышное бормотание Наруто: «Какаши…». Хатаке почти был уверен, что ему послышалось, но бормотание повторилось. Одному Богу было известно, что снится сейчас этому мальчишке…
***
Наруто проснулся рано. Снаружи только начало рассветать, долина была покрыта длинным шлейфом густого тумана. Парень выбрался из теплой постели, зевая, быстро одеваясь, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить спящего напарника. Всё ещё чуть заспанный, он был полон сил и блаженно улыбался от осознания проведенной рядом с Какаши ночи. Окинув его взглядом, он не удержался и подошёл ближе.
Склонившись близко, блондин внимательно рассматривал лицо Какаши, на которое падал мягкий утренний свет, точнее ту его лица, что не была скрыта под маской. Оно было книгой, описывающей тернистый путь, через который мужчине пришлось пройти: бледная кожа, на которой алела пара свежих рубцов; прикрытые глаза и падающие на них длинные серебристые пряди его волос, и такого же цвета тонкие линии бровей; тёмные ресницы; тонкий шрам через глаз на левой щеке, навечно оставивший на лице отпечаток войны. Хатаке был красив. Наруто было потянулся рукой к краю маски, его распирало от любопытства, он желал знать об учителе больше, но остановился в паре сантиметров от неё, поймав себя на мысли, что это слишком нечестно по отношению к напарнику, и вряд ли бы эта выходка осталась безнаказанной. Вместо этого он, склонившись близко к родному лицу, движимый неведомым ранее чувством, со щемящим в груди и выпрыгивающим сердцем оставил нежный поцелуй возле глаза в районе скул. Затем молниеносно умчался, выпрыгнул в непроглядный туман.
Как только Наруто скрылся, Хатаке сел и широко раскрыл глаза, смотря в пустоту невидящим взглядом. Вот это да! Правая скула горела от поцелуя Наруто. У мужчины дрожали руки. Все происходящее казалось ему сейчас каким-то сюрреалистичным сном. Как будто он находился в другом измерении. Не в этом, где произошло то, что, как ему казалось, не могло никогда произойти.
«Неужели…» — пронеслось в голове парня.
Это был шок! С примесью ужаса и паники. Тщетные попытки найти объяснение происходящему не увенчались успехом. Мысли крутились как шестерёнки. Он не знал, как теперь смотреть в глаза Наруто. Он хотел списать произошедшее на острую привязанность к нему его ученика, на крайнюю степень одиночества. Но его разум, складывая воедино сейчас все эти неосторожные касания, двусмысленные взгляды, случайные события, поступки, как маленькие кусочки пазла, как разномастные элементы мозаики, ставил всё на свои места, отражая объективную картину происходящего. Хатаке не понимал, где он так сильно просчитался и почему не заметил ранее. Он знал, что случилось, но не хотел озвучивать. Как будто от этого действительность была бы менее правдивой.
«… ты влюблён в меня, Наруто?»
***
Наруто со свистом летел прямиком в пропасть, жадно вдыхая горный воздух, который, казалось, резал лёгкие своей морозной свежестью. Сверкающий метал с лязгом, визгом и летящими искрами скрежетал по камню. Парень задыхался. Антагонизм испытываемых чувств выжигал его изнутри. На сухих потрескавшихся губах – Хатаке. Не вкус, но ощущение.
«Сукин ты сын, Узумаки. Что же ты наделал!».
Рефлексия – не конёк Наруто, но не сегодня, не в этот момент. Где-то в подкорке осознание сделанного пульсировало болезненными толчками. Курама хохотал, смаковал терзания парня. О, какой все-таки дивный вкус у его сомнений!
«Контролировать надо себя, малец, действия свои, но прежде мысли их порождающие» - цедил сквозь мерзкую ухмылку.
«Заткнись, Курама! Знай своё место. Обойдусь и без твоих нравоучений» — парировал раздраженно. «За-чеем, Узумаки? Вот зачем?».
Шиноби, до боли сжимая эфес оружия, стиснул зубы. В ушах гудел ветер, трепал золото его прямых волос. Ниндзя мягко приземлился на влажную почву. Ему хотелось закричать в непроглядную даль, в вязкий туман лесистой долины. Его трясло от своей опрометчивости, от закипающей внутри злости на самого себя. В груди, как готовый сорваться от малейшего порыва ветра осиновый лист, трепетала наивная надежда, что сенсей ничего не почувствовал, что он спал... Но Наруто уже не был тем глупым юнцом, которым он был ранее — беспечным и самонадеянным. Он все понимал. И теперь он клял себя за проявленную импульсивность, за то, что позволил себе потакать своим желаниям.
«Кретин» — подумал. Ведь это же был Хатаке! Сколько у них было совместных миссий, сколько времени они провели вместе — не перечесть. Он знал своего учителя слишком хорошо. Тот был начеку всегда и обладал невероятно чутким сном, что было под стать такому хорошему ниндзя, как он. Это был внимательный и проницательный Хатаке, не какой-то там зеленый генин. Наруто прыгал по широким ветвям деревьев, спускаясь по склону к реке. Мысли внутри терзали своим «а что, если...?». Что если Хатаке не поймёт? Съездит по роже? Будет презирать? Больше никогда не отправиться с ним на миссию? Не заговорит даже! Отдалится. Что ты тогда делать будешь? А, Наруто? Лис внутри сейчас гаденько растягивал губы в кривой улыбке. «О, Ками, прошу! Только бы он спал тогда и ничего не заметил!»
Хатаке обнаружил блондина у быстротечной журчащей реки, где Наруто четкими движениями рук метко пронзал кунаями рыбу, периодически проскальзывающую в ледяной кристально-чистой воде. Учуяв приближающуюся чакру, Наруто обернулся, закусывая нижнюю губу, пытаясь сдержать вырывающееся из грудины сердце. Выглядел он обеспокоенным, что не могло ускользнуть от его напарника. Какаши же, напротив, внешне был абсолютно безмятежен; взмахнув рукой в знак приветствия, он окрикнул парня, что почти полностью утонуло в шуме реки. Наруто мягко в ответ улыбнулся и облегченно выдохнул. Как гора с плеч.
— Я тут решил немного рыбы наловить нам для завтрака, — объяснил, тщательно скрывая неловкость и стараясь не смотреть на Хатаке. На первый взгляд, ничего такого — простой поцелуй. Но между кем?! Простой поцелуй между двумя взрослыми мужчинами — им и его учителем, в бесчувственном и отчасти гадком мире шиноби.
«Чёрт...» — в голове всплыла утренняя сцена. О да! Совесть будет ещё долго его мучить. Наруто с подкатанными штанинами, без сандалий, оставленных на берегу, ступая по скользким камням, подбирал очередную убитую им рыбину. Мог по воде пройти, не хотел. Ему нужен был сейчас этот жгучий отрезвляющий холод. Как небольшое наказание самому себе, как напоминание, что в первую очередь он шиноби, и уже потом человек. Повернувшись с "добычей" в руках, он вскользь мазнул взглядом по лицу Хатаке, уставившись затем на место на коже мужчины, где он оставил поцелуй. Они встретились глазами, и парень вздрогнул. Хатаке поймал его. Зрительный контакт затянулся. Бледно-серый гематит и небесно-чистый ларимар. Узумаки растерялся, он так и не понял, знает ли сенсей. Какаши опомнился и попытался разрядить обстановку, пряча вглубь себя леденящую темноту своей радужки, в которой прослеживались нотки осуждения.
— Отлично, но придётся вернуться в пещеру, вещи со мной, но костёр здесь разводить не стоит, — Наруто кивнул.
Завтрак прошёл в более-менее непринуждённой обстановке, и остаток пути до деревни, где они должны были встретиться с Саем и Сакурой, прошёл спокойно. Наруто, казалось, полностью залечился, нога лишь периодически слабо ныла. И Хатаке вёл себя по-прежнему, он был как обычно скуп на слова, и весь путь до места назначения они провели в молчании. До горячих источников они добрались первыми — это было место для привала и сбора. Изначально пришлось разделиться, чтобы не дать сбежать преследуемым за пределы страны Огня. Уже вечерело, второй пары шиноби все не было. В любом случае, оставалось лишь ждать. Отужинав в ненавязчивой обстановке, они разделись и, приняв душ, забрались в горячую воду, смывая с себя всю грязь и усталость. На удивление, Наруто никогда раньше не приходилось посещать источники вместе с Какаши. Впервые в жизни он увидел Хатаке полностью обнаженным (за исключением маски, конечно же). Когда наставник, стоя в номере гостиницы, стягивал с себя плотно облегающую водолазку, парень благодарил Всевышнего, что именно этот забытый Богом онсэн стал местом их временного пристанища. Стоя позади наставника, обомлев, он пытался запечатлеть в памяти каждую увиденную им сейчас деталь: рельефную широкую спину с твердыми глубокими мышцами, могучие плечи, сильные руки с объемными бицепсами, тонкие, но мозолистые от постоянных тренировок пальцы, стягивающие перчатки с металлическими защитными пластинами. Парень забыл как дышать, как и то, что ему и самому не мешало бы переодеться. Он не мог оторвать глаз от открывавшегося ему зрелища: от роскошных длинных ног с низко сидящими на них брюками, которые выгодно подчёркивали узкие и сильные бедра, от изгиба позвоночника, когда мужчина наклонился, стаскивая брюки с себя. Наруто буквально оцепенел, наблюдая, как шаг за шагом его учитель лишается предметов одежды. Это волновало. Ситуация достигла своего апогея, когда сенсей обнажил округлые поджарые ягодицы, тут же надевая темную юкату и опоясываясь оби. Мало, как же мало! Узумаки желал видеть ещё, хотел касаться, водить ладошками по прелестному и такому недоступному телу. Он сходил с ума по своему сенсею! Мечтал заставить время течь медленнее, чтобы ещё пару секунд насладиться созерцанием своего соблазнительного учителя. Парень откровенно залюбовался, не успев перевести глаза, когда Какаши обернулся, обращаясь к нему. И учитель не мог не взять на карандаш этот взгляд, которым мальчишка его одаривал. Взгляд, полный восхищения и обожания.
— Ты не собираешься купаться? — спросил, вздёрнув бровь. «Какой же он все-таки красивый». — Так и будешь стоять? — Наруто опомнился, быстро отводя глаза, и что-то сдавленно хмыкнул, активно стаскивая с себя униформу.
— Задумался, — промычал в ответ, скрывая смущение. «Ну, как же!» — подумал сенсей, чуть заметно ухмыляясь, затем, окинув своего ученика испепеляющим взглядом, захватил полотенце и, мягко ступая босыми ногами по татами, направился в купальню.
Раздевшись и ополоснувшись в помывочном месте, он присоединился к мужчине. Людей было немного — они и ещё парочка пожилых мужчин. Было прохладно и тихо, в воздухе стоял стрекот цикад. Тусклый свет фонариков искрился на поверхности воды, размываемый лёгкой рябью, создавая расслабляющую атмосферу. Хатаке устало откинулся на каменный бортик ванны, погрузившись в свои мысли. А Наруто, сидевший рядом с белоснежным полотенцем на голове, лишь периодически поглядывал на его обнаженное тело, скрытое до груди в воде. На его шрамы и на мускулы, на татуировку на плече, обличавшие в нем бывшего члена АНБУ. У Узумаки на языке вертелся один вопрос, который сразу же сорвался с его губ, когда остальные посетители удалились и они остались одни. Вопрос провокационный, но вызванный искренним интересом.
— Сенсей, а Вы когда-нибудь любили? — Хатаке вздрогнул, его этот вопрос удивил. Подобные вопросы были не в духе Узумаки. И звучали из его уст несколько необычно. Мужчина задумался, погружаясь в воспоминания.
— К чему этот разговор, Узумаки? Пожалуй, любил..., — кинул как-то отстранённо. — Почему ты спрашиваешь?
— Почему? — Наруто повторил, смутившись, зная, к чему может привести его теперешняя откровенность, но все-таки врать не стал. — Потому что мне кажется, что я испытываю это чувство, но чтобы знать наверняка, мне нужно сначала понять, что есть любовь.
— Вот как, — ответил Хатаке незаинтересованно. Конечно же, он все понял, он сразу понял, о ком речь. — Могу сразу ответить — единственно верного определения любви нет. Можешь мне попытаться описать, что ты чувствуешь, а я отвечу, является ли это любовью в моем понимании, — Хатаке хотел прощупать Наруто, узнать, насколько серьёзны симптомы, чтобы поставить правильный диагноз и прописать соответствующий курс лечения. Узумаки лишь незаметно усмехнулся краешком рта. "Он все знает. Знает и молчит"— пронеслось в голове у парня. Хатаке так и не понял, что прощупывают здесь его.
— Я расскажу Вам, если сначала Вы расскажете мне о своей любви.
Хатаке понимал, что Наруто сейчас обкрутил его вокруг пальца, это откровенная провокация. Но он на неё почему-то решил поддаться. Он был движим интересом. Почему и за что Наруто выбрал именно его?
— Ладно. — В любом случае, он был не обязан выводить на поверхность самое сокровенное, — С чего бы начать? — Хатаке напрягся, все-таки он не готов был говорить, но раз уж начал... Все справедливо в принципе — откровенность за откровенность. Если ты хочешь, чтобы тебе открылись, будь готов и сам открываться. — Сразу оговорюсь, то, что испытывал я, не было любовью в обычном понимании этого слова. Это нельзя назвать тем чувством, которое мужчина обычно испытывает по отношению к девушке. В моей любви не было и капли вожделения. Но моя любовь претерпела и претерпевает определённые метаморфозы.
Наруто не совсем понимал, о чем сейчас говорит его учитель, но при слове "претерпевает" он замер.
— Вы все ещё любите? — вымолвил сломавшимся, будто не своим голосом. Наруто как будто кипятком облили.
— Да, — сенсей выдохнул, смотря куда-то в пустоту, прикрывая ресницы. Узумаки никогда не видел его таким прежде. Хатаке открывался ему сейчас, он как будто обнажался перед Наруто, делая себя абсолютно беззащитным. Он показывал ему своё самое слабое место. Ему —
Наруто. И от осознания всего этого, вкупе с происходящим сейчас, парень трепетал.
