Простые отношения

Это далеко не первая её измена и не первый служебный роман, и Рута уже не испытывает, как прежде, чувства вины, когда ложится в чужую постель. Она давно перестала оправдываться перед самой собой: её любовь к мужу безусловна и нерушима, но не имеет никакого отношения к тому, с кем она спит, пока его нет дома. Николай Черных не первый и, вероятнее всего, не последний, но — и Рута, привыкшая быть с собой честной, не пытается этого отрицать — в их отношениях есть что-то такое, что отличает их от всех других. Нет, она не испытывает к нему никаких особенных чувств, но ей с ним действительно хорошо. Ей нравится его смех, широкая, искренняя улыбка, столь несвойственная людям его профессии; нравится его тёплый искрящийся взгляд, откровенно ласкающий её и заставляющий чувствовать себя моложе и красивее; нравятся его лёгкость и спокойная уверенность — никакой суетливости женатого человека, опасающегося быть пойманным с любовницей. И — чего скрывать — ей нравится романтический флёр встреч на явочных квартирах. Как будто они настоящие шпионы, а не обыкновенные лжецы. Она не знает, зачем всё это ему — риск ради риска, острые ощущения, тоска по несложившейся карьере лондонского резидента? — но хорошо знает, зачем это ей самой. Их отношения гармоничны и взаимовыгодны, и Николай никогда не отказывает ей в услуге или информации, словно расплачиваясь этим за проведённые вместе ночи, но Рута вовсе не чувствует себя шлюхой. Они взрослые люди, дающие друг другу то, что им нужно, — без сожалений и без увиливаний. Искренне и в полную силу. Он целует её живот, сжимает сильными пальцами ягодицы, прижимается щекой к внутренней стороне бедра, жадно втягивая ноздрями её запах, и Рута с улыбкой запускает пальцы в его непослушные вьющиеся волосы, ласково ерошит их, чуть касаясь ногтями кожи головы, — а потом судорожно вздыхает, когда Николай прихватывает губами её клитор, одновременно вводя сразу два пальца между сочащимися влагой складками. Большинство её любовников в постели были грубоваты и неуклюжи и даже если хотели доставить удовольствие не только себе, но и ей, то плохо представляли, как это сделать. Николай — знает и раз за разом демонстрирует свои таланты, словно сам наслаждаясь процессом. Она старается отвечать тем же, благо её богатый опыт позволяет с точность угадать, что и как именно должно ему понравиться. К двум пальцам внутри неё присоединяется третий, клитор уже пульсирует, мгновенно реагируя на каждое прикосновение, на каждое надавливание жадных губ и языка, и плавящий жар внутри нарастает, становясь невыносимым. К сожалению, сколь бы приятной ни была ласка, Рута знает, что к желанному пику удовольствия та её не приведёт. — Коля, Коля, — выдыхает она, обхватывая его за затылок и заставляя поднять голову, тянет на себя, и Николай с готовностью подчиняется (он вообще удивительно покорен в постели, словно всё это — для удовлетворения лишь её потребностей, а вовсе не его собственных тоже). Он целует её, и она ощущает собственный вкус на его губах, солоноватый и кружащий голову; чувствует собственный запах, мимолётно удивляясь какой-то дальней частью сознания тому, как может этого не замечать его жена. Он же весь пропах ею — её духами, её сигаретами, её желанием. Нужно быть очень хорошим разведчиком, чтобы скрывать всё это. Все лишние мысли покидают её голову в тот момент, когда Николай, уперевшись в изголовье кровати одной рукой, другой помогает себе войти, и его напряжённый, набухший от прилившей крови член заполняет Руту изнутри. Это тоже ей нравится — то, что с ним действительно можно просто ни о чём не думать. Просто растворяться в подступающих волнах наслаждения, от которого, кажется, тают все кости в теле и теряют всякую волю мышцы. Она давит стон, уткнувшись лицом ему в плечо, в последний момент удерживается, чтобы не вцепиться пальцами — на его светлой коже, как и на её собственной, слишком легко остаются следы, — а затем резко откидывает голову назад, с трудом втягивая воздух, и обессиленно откидывается на подушки. Николай делает ещё несколько резких, рваных движений бёдрами, прежде чем, перекатившись на спину, упасть рядом; его грудь тяжело вздымается, пока он пытается восстановить сбившееся дыхание, и Рута, улыбнувшись, благодарно целует его в ключицу. Он негромко смеётся и обнимает её, прижимая к себе, ласково гладит большим пальцем по спине. Они позволяют себе пролежать так несколько минут, пока не успокаиваются мысли и не замедляется до нормального сердцебиение. Рута всегда поднимается с постели первой — и Николай никогда не пытается её удержать, разве что в шутку, на мгновение, лишь чтобы всё равно тут же отпустить. Они не держат друг друга, не пытаются привязать к себе; в этих отношениях нет ничего глубокого, никаких чувств, которые могли бы всё испортить и усложнить. Больше всего это похоже на какую-то странную форму дружбы, словно они вдвоём против всех, и это — именно то, что для неё по-настоящему важно. Она знает, что может не ждать подвоха, может рассчитывать на него — в пределах разумного, конечно же, пока ему самому выгодно оставаться на её стороне. Он никогда не потребует от неё ничего, что она не смогла бы дать, не заставит выбирать между ним и кем-то или чем-то ещё (и уж тем более — между ним и её мужем). Никогда не станет обещать невыполнимого, клясться в несуществующих чувствах. Их отношения никогда не станут для неё обузой, а в том мире, где они оба живут, это — высочайшая ценность. (И если иногда Руте кажется, что взгляд Николая задерживается на ней дольше обычного, что в нём вспыхивает что-то отчаянное и тёмное, что его шутливые попытки удержать её на самом деле далеко не так шутливы, — она легко убеждает себя в том, что ей лишь показалось. Николай Черных слишком умён, чтобы делать глупости.)