Kingmaker

      Императорское горе нередко превращается в императорский гнев. Тайный процесс, сродни трансформации драгоценного металла в ядовитую воду. Морелла подумала, что ее муж всегда был похож на воду: бурный поток, плененный каменными стенами контроля и самодисциплины. Ее удивляло, что этого никто не замечает.       — Еще раз, женщина, — в терпеливом тоне Турхана слышался намек на лед, крошащийся под ногами, — тебе привиделся будущий император?       Морелла вдруг ощутила слабый привкус вины. Она делила с мужем траур по его умершему сыну, но разделить его печаль ей было не под силу. Мальчик так и не стал ей по-настоящему родным.       — Да, мой государь, — ответила Морелла. — Разве я пришла бы к вам в такое время, не будь дело важным?        «И вы тоже считаете мой сон чем-то бо́льшим», — хотела добавить она, но десятилетия, проведенные при дворе, научили ее… дипломатии? лицемерию? Наверное, всему сразу. Морелла бросила взгляд на третьего участника встречи в тайном кабинете. Когда она переступила порог, он отвесил глубокий поклон, но не сказал ни слова.       Турхан всё правильно понял: «Если мои сны — пустяки, то зачем здесь Аркали?» Глава императорской службы безопасности слишком занят, чтобы разбираться с бреднями. Император кивнул.       — Позвольте спросить, моя госпожа, — голос Аркали был подчеркнуто почтителен, — вы видели во сне императора, — он сделал паузу, которую многие сочли бы зловещей, — или кого-то в императорском одеянии?       Морелла задумалась. Прорицание было не точнее искусства алхимии и сильно зависело от мастерства толкователя. Грезы, по воле богов посещавшие Мореллу, были яркими, как молнии, и легко запоминающимися, но краткими. Будущее являлось вспышками, словно судьба вкладывала в ладони осколок разбитого изображения.       Очень острый осколок, надо сказать.       В видениях были ощущения, которые трудно описать постороннему: мрак, расползающийся по сознанию, словно ржавчина, вкус пепла на языке, утекающее сквозь пальцы время…       — Я видела то, что сказала, Аркали. Старого и больного императора.       — А что если, — проговорил Аркали, не меняя тона, — нарядить бедолагу, кем бы он ни был, в подходящий костюм…       Снова эта проклятая пауза. Не надо уметь читать мысли, чтобы понять Аркали: «Для вас, моя госпожа, мы изобразим императора, а потом избавимся от актера».       — …видение можно считать исполнившимся?       — Нет! — воскликнула Морелла, изумленная его рациональным подходом. — К тому же, сначала надо его найти.       Аркали беспечно пожал плечами.       — Среди живых или среди мертвых, я его найду.        «Не сомневаюсь в этом».       Морелла улыбнулась.       — Я к вашим услугам. Что я должна сделать?       Аркали вызвал неприметного юношу в штатском. Попав в столь высокое общество, тот ожидаемо пришел в ужас. Впрочем, свое смятение он довольно успешно пытался скрыть. Какой прок от художника, у которого трясутся руки?       Жизнь императорской жены — третьей по счету и бездетной — весьма специфический и довольно ограниченный опыт, что бы там ни писали в романах. Пожалуй, Морелле еще ни разу не приходилось участвовать в чем-то подобном. Кажется, именно так свидетель преступления описывает сбежавшего злоумышленника.       Портрет получился до тошноты живым — и до судорог лишенным всякой надежды. Морелла пожалела, что умение рисовать никогда не считалось обязательным достоинством для благородной девицы. Тогда из страшных снов она делала бы страшные картинки. Бумага хорошо горит — в отличие от воспоминаний.       — Блестяще, — похвалила Морелла, и юноша расцвел. — В точности как я и хотела.       Могут же у знатной дамы быть простительные причуды? Например, глупо тратить время избранных сотрудников службы безопасности на всякую ерунду.       — Что дальше? — спросил Турхан. Кажется, происходящее несколько его развлекло.       Тайный кабинет был оборудован с долей паранойи, и Аркали не понадобилось никуда выходить или звать специалиста. Он запустил программу распознавания, и через несколько минут лицо с портрета помолодело лет на тридцать. На поиск в картотеке службы безопасности ушло больше времени, но оно того стоило. Обеими руками Аркали протянул императору распечатку с фотографией и текстом. Морелла вытянула шею, разглядывая посланца судьбы.       В линиях крыльев носа читалось нетерпение, лоб выдавал ум и упрямство. Морелла невольно усмехнулась: только очень жизнерадостный или очень легкомысленный мужчина будет с такой улыбкой смотреть в объектив, когда его снимают для досье.       Имя было незнакомо ей — а вот Турхану очень даже.       — Проклятые консерваторы, — проворчал он. — Они проникли даже в голову моей жены!        «И что теперь с ним делать?»       Морелла выполнила свой долг и отстраненно наблюдала, как по изрезанному морщинами лицу мужа скользят тени. Она тешила себя иллюзией, что хорошо его знает, но не представляла, как он поступит сейчас. Какой удел уготовил ее пророческий сон безвестному чиновнику? Будущее писано на воде, и нигде не сказано, что он станет императором не для того, чтобы тут же умереть.       Ведь есть еще и Картажье, племянник, странное существо с голодной ухмылкой, которую прячет под маской благопристойности. Картажье был безумец, и безумием он был приговорен к смерти. К сожалению (тут Морелла действительно сожалела) император не мог казнить неугодных направо и налево. Тем более, лишившись единственного прямого наследника. Власть — дворец с хрустальными стенами, и нужно быть очень осторожным, кидая камень.       — Присмотри за ним, — сказал Турхан наконец, и Аркали коротко поклонился. — Если он мой преемник, я хочу лучше узнать его.       Когда Аркали удалился, император позволил себе мрачную усмешку.       — Лондо Моллари, три жены…       Турхан оборвал себя, но Морелла знала его склонность к злой иронии, чувствовала, какие слова он утаил.       Три жены — и ни одного сына: определенно, в судьбе этого Моллари уже есть нечто императорское.