Слабости демонам не положены

Менко — одна из традиционных японских карточных игр. -Хаааа!!! Проигрываете, Хиджиката-сан, проигрываете! И вот так! — глаза Шинпачи горели диким азартом, когда он в очередной раз с размаху ловко перевернул карту противника. Хиджиката, стиснув зубы, пытался хоть как-то отыграться, метя в карту Шинпачи, на которой был изображен грозного вида сумоист. О том, что согласился сыграть в менко, он пожалел уже через пять точных попаданий Нагакуры, издававшего победоносные вопли и явно не желавшего дать сопернику ни единого шанса. Последние две карты Хиджикаты вышли из игры. Шинпачи аж подпрыгнул от радости, лицо его светилось неописуемым восторгом, а улыбка, казалось, стала еще шире, почти доставая до ушей. Хиджиката раздраженно вздохнул, в тысячный раз обзывая Шинпачи большим ребенком. -Еееехоу! Я сделал Хиджикату-сана! — "большой ребенок" вскочил и принялся радостно размахивать руками. Харада и Хэйске смеялись во весь голос, держась за животы, наблюдая забавно пляшущего Шинпачи и недовольное лицо его недавнего противника и их непосредственного замкомандира. Чизуру, примостившаяся поближе к замкомандиру, тоже поддалась общему веселью и смущенно улыбнулась. Хиджиката выгнул тонкую бровь, наклонил голову и потер виски указательными пальцами. От саке немного гудела голова, да еще вопли Шинпачи начинали действовать на нервы, прямо-таки вынося мозг. -Может ты наконец угомонишься? — вопрос заставил горе-танцора замереть. Лицо его выразило крайнюю степень удивления с едва заметной ноткой обиды. — Ведешь себя как маленький. Ты воин отряда Шинсенгуми, спешу тебе напомнить, а не шут ярмарочный, — Хиджиката безуспешно пытался подавить собственное раздражение. Проигрывать он не любил. Нет, даже ненавидел. Пусть даже если это нелепая детская карточная игра. Губы Шинпачи обнажили лукавый оскал, а в глазах запрыгали бесенята: "Ух, вы какое напыщенное Величество, Хиджиката-сан!!" То, что он задумал, командиру явно не понравится. Но в душе разгорался ярким пламенем огонь, жаждущий отмщения этому черствому начальнику, который постоянно его отчитывал за каждую мелочь. -А теперь, Хиджиката-сан, время проигравшему исполнить желание победителя, — план в голове Шинпачи созрел мгновенно, но он присел для виду и начал тереть подбородок, изображая напряженную работу мысли. Тошидзо только цыкнул, скривив губы. Играть в менко на желание было глупо, жаль, что это он осознал только сейчас. Оставалось только надеяться на не особо извращенную фантазию Шинпачи, хотя по горящим глазам он понял, что тот явно что-то замышляет, вот прям задним местом почуял недоброе. Хейске с Харадой заговорщически перемигнулись, и подлезли к Нагакуре, что-то шепча ему на ухо. Тот замер, вслушиваясь в шепот друзей, засмеялся и кивнул им. Наконец прямой взгляд голубых глаз уперся в Хиджикату, а хитрая улыбка в пол-лица недвусмысленно дала понять, что все его нехорошие предчувствия начинают сбываться. -Ну-сь, командир, моим желанием будет, чтобы вы конец вечера провели…..в женском кимоно!!!! — если бы Хиджиката стоял, он бы, наверное, упал, настолько неожиданным и нелепым было желание. Он открыл было рот, чтобы возразить, но кроме трёхэтажной витеиватой ругани на ум ничего не шло, и Тошии только ошарашено уставился на подчиненного. — И вы обязательно распустите волосы, — двое сидевших рядом с Шинпачи друзей тоже заулыбались, Чизуру испуганно посмотрела на обалдевшего от такой наглости Хижикату. — Это безумие, — замкомандир наконец отошел от шока, глубокая складка пролегла через переносицу, а грозный вид Тошии заставил присутствующих неприятно поёжиться. — Я не пойду на это. -Как же, замкомандир, — Шинпачи едко усмехнулся. — Вы согласились играть на желание, а сами слова своего не держите, — это был явный вызов. — Плохой же пример вы подаете подчиненным, — он уже мысленно приготовился расплатиться за свою дерзость. Однако, слова Шинпачи задели Хиджикату за живое. Он стиснул кулаки, понимая, что если нарушит слово, то в еще большей степени потеряет уважение к себе в глазах подчиненных, нежели просто оденется в женские тряпки. Выбор был сделан, но Тошии еще боролся сам с собой, пытаясь смириться с неизбежностью. Короткий вздох. — Черт с вами. Ничего умнее придумать не могли? — он уже с нескрываемым раздражением выплюнул вопрос. Друзья облегченно вздохнули. Буря в лице разгневанного замкомандира миновала. -Ну Хиджиката-сан, вы такой красивый, вот мы и подумали, что женское кимоно вам будет очень к лицу. Плюс мы никогда не видели вас не с завязанными волосами, — выпалил с наивным простодушием Хейске. Щеки Чизуру заалели, она смущенно опустила глаза, осознав, что не только она одна попала под действие холодной красоты замкомандира. Харада и Шинпачи закивали в след словам мальчика. Нагакура подмигнут сообщникам, поднялся и отправился за Минако-сан, которая сегодня составляла им компанию и покинула их на время игры. Хиджиката вздохнул, услышав за стенкой отдаленный смех Шинпачи, заранее готовясь к предстоявшему позору. Вот ведь влип. Тихий звук шагов. В открывающиеся фусума входят под ручку Шинпачи и улыбающаяся Минако-сан, которая окидывает Тошии заинтересованным взглядом и утвердительно кивает на тихо заданный Нагакурой вопрос. — Хиджиката-сан некрупный, я думаю мы что-нибудь подберем, — Минако очаровательно улыбнулась, приблизившись к застывшему Тошии, настолько хмурому, что даже грозовая туча на его фоне казалась светлым облачком. Еще один вздох. Хиджиката поднялся и проследовал за Минако, которой не терпелось претворить безумную идею в жизнь — происходящее ее явно заинтриговало. Как интриговал и сам Тошии. В комнате повисла напряженная тишина. Даже обычно активный и болтливый Шинпачи непривычно притих, нервно постукивая пальцами по затёкшему колену. Минуты тянулись, ожидание становилось невыносимым. Хэйске переглянулся с Чизуру и незаметно подмигнул ей, заставив девочку выдавить из себя улыбку. — Надеюсь, ты приготовился к тому, что в штабе командир тебя с потрохами съест, — нарушил тишину Харада, красноречиво взглянув на Нагакуру. — Не мне одному быть съеденным, — расплылся в ужасающе слащавом оскале Шинпачи. — Вас с Хэйске командир откушает на десерт, запивая любимым чаем. — Пффф... — только и успел ответить Харада. Легкий шелест фусума заставил всех замолчать. На пороге возникла Минако, за которой мелкими шагами величаво ступал Хиджиката. Челюсти присутствующих медленно отвисли от столь необыкновенного зрелища. Жемчужно-белое кимоно с летящими по подолу бледно-розовыми лепестками сакуры идеально обнимало стройную фигуру командира, скрывая даже щиколотки, еще ярче оттеняя белизну кожи Хиджикаты. Ярко-красный оби подчеркивал довольно тонкую для мужчины талию; водопад отливающих синевой черных волос свободно ниспадал на плечи, спускаясь чуть ниже талии. Лишь в аметистовых глазах ярко-желтыми углями тлела тихая ярость. — Командир, вам очень идет, — первым "отвис" Харада, не в силах оторвать глаз от Тошидзо. В глазах Чизуру, впрочем как и всех присутствующих, читалось неприкрытое восхищение. Шинпачи игриво присвистнул, в десятый раз пройдясь ошалевшим взглядом по фигуре замкомандира. — Было очень смело с вашей стороны, Хиджиката-сан, принять мои условия. Я восхищен. — Ты у меня еще попляшешь, — процедил Тошии и неожиданно для всех улыбнулся. — У нас еще есть время до отбоя, так что давайте не будем тратить его зря. — Хиджиката-сан, вы самый лучший, — смущенно произнесла Чизуру, робко касаясь тонкими пальчиками холодной руки Тошии, потянула, приглашая присесть рядом. — Это очень лестный комплимент, Чизуру-тян, — склонив голову в легком поклоне ответил он, усаживаясь рядом. Стоявшая в сторонке Минако только скромно улыбалась, любуясь собственным творением. Никто так и не заметил тщательно спрятанные в красивых карих глазах безнадежность и немое обожание: она прекрасно понимала, что ее любовь безответна. Веселье и смех не покидали шумящую компанию до глубокого вечера. Саке активно испарялось из крохотных пиалочек, не пила только Чизуру. Почувствовав легкое головокружение, Хиджиката поднялся и, нетрезво ступая, вышел в крохотный садик, располагавшийся позади увеселительного дома. Девочка было собралась сопровождать замкомандира, но Тошии остановил ее, не желая лишать милое его сердцу создание редких минут мирного веселья и теплого общения. Садик со всех сторон был закрыт плетеной оградой, высокие яблони и сакуры заслоняли от внешнего города дом удовольствий, где каждый мог найти себе развлечение по вкусу. Вдохнув полной грудью прохладный чистый воздух, Тошии закрыл глаза и с наслаждением выдохнул, чувствуя нарастающее гудение в голове. Находиться в женском кимоно было непривычно, оно стесняло движения, да и мечи пришлось оставить: на этом уже настояла упрямая Минако, уверяя, что они испортят едва ли не половину впечатления от дорогого шелкового одеяния. Ветер играл в его волосах, ласково перебирая чернильно-черные прядки невидимыми пальцами. Тошии откинул назад непослушную прядь, любуясь яркими звездами, обсыпавшими темно-синее сентябрьское небо. Неожиданно сработала интуиция: обострившееся чутье засекло опасность. В десяти метрах от Хиджикаты воздух засветился мягким белым светом, взметнулись вверх редкие листья, поднятые порывами ветра. Из ниоткуда материализовалась до боли знакомая фигура в черном хаори. Красноглазый демон Казама. Его заклятый враг. Сердце Тошии пропустило удар, он на секунду остолбенел, лихорадочно размышляя, что предпринять в столь опасной ситуации. Хотя это было не единственное определение: для Тошии ситуация было поистине дурацкой. Он в женской одежде, абсолютно безоружный против демона. Хуже и быть не может. Досадливо морщась, он представил ту чёртову тучу колких насмешек в свой адрес со стороны острого на язык Казамы. Будь проклят Шинпачи с его извращенной фантазией, он бы не оказался в таком глупом положении, если бы не этот несносный сорвиголова! Мысленно выругавшись, Тошии наконец понял, что демон обратил на него внимания не больше, чем на муравьев, ползающих под его ногами. А так, как до остальных ему было все равно, что до лампочки, Казама направился прямиком к задней двери дома удовольствий. Хиджикату как молнией поразило: дурак, как он мог забыть, что демона интересует только Чизуру. Его Чизуру. И тот явно намеревался наконец забрать у него девочку. Надо было что-то предпринимать. Алкоголь путал мысли, слабо поддающиеся в данный момент каким-либо проявлениям логики. Единственно правильное решение замаячило в туго соображающем мозге — он спасет Чизуру от лап этого ублюдка, чего бы это ему не стоило. — Крадешься как крыса, через черный ход. Это недостойно воина, Чикагэ Казама, — собственный голос, разбивший тишину, казался странно охрипшим. Казама обернулся, одновременно едва различимым глазу движением вынимая катану из ножен, готовый прикончить любого. Презренный, позволивший себе подобную наглость в его адрес, должен быть мертв. Секундная заминка. Глаза демона округлились от удивления, светлые брови поползли вверх. В следующую секунду на его губах заиграла улыбка — обворожительный оскал хищника. Полыхающие дьявольски-красным глаза пристально уставились прямо на незамеченного ранее противника. Если ангелы и существуют, то одного из них Казама видел сейчас перед собой. Белое кимоно, перевязанное темно-багровым в темноте оби, черные развивающиеся волосы, без тени страха глядящие на него темные глаза. Демон знал, что они глубокого фиалкового цвета, подобны драгоценным аметистам. Сердце, или что там у демонов было вместо него, больно ударилось о грудную клетку, потом еще раз. Казама оторвал взгляд от черных в ночи глаз Хиджикаты, опустился ниже, на губы, и в голове помутилось. Ниже, на белую точеную шею — странное тепло разливалось по телу демона, наполняя конечности и пламенным шаром концентрируясь внизу живота. Еще ниже, откровенно любуясь прекрасной фигурой, скрытой от взора дорогой шелковой тканью. Опустив глаза к ногам Хиджикаты, он понял, что хочет замкомандира Шинсенгуми. Хочет отчаянно, как никогда никого раньше не хотел. И он сделает все, чтобы обладать им. Тошии с трудом выдержал столь откровенно-изучающий взгляд кровавых глаз Казамы, внутри все сжалось. Пульс отчаянно отдавался в виски, а пальцы беспомощно хватались за место на левом боку, где до недавних пор покоились ножны. Когда Демон снова поднял на него глаза, по телу Тошии словно разряд прошел, заставив вздрогнуть. — Когда я приду как гость, я зайду через парадный вход, — голос Казамы был ниже, чем обычно, с волнующей хрипотцой. — Я же пришел забрать ту, что принадлежит мне по праву. Ярость пронеслась по венам Тошии, заставляя кровь кипеть, а глаза едва ли не метать молнии. Реакция Хиджикаты еще больше завела и без того напряженного демона, и слова, те, что не должны были быть произнесены вслух, сами по себе сорвались с пересохших губ: — Это кимоно идет тебе больше, чем самой красивейшей из женщин, Хиджиката, — такого командир Шинсенгуми явно не ожидал. Гнев на мгновение сменился удивлением, что весьма позабавило демона. Томно ухмыльнувшись, он не преминул разбавить неожиданный комплимент ложкой дёгтя: — Ну, определенно достоинство воина в том, чтобы носить женскую одежду. Тонкие черные брови сошлись на переносице Тошии, лицо еще больше помрачнело. Он еле сдерживался, чтобы безоружным не кинуться на этого наглого ублюдка. Маска холодного спокойствия уже вовсю покрылась трещинами, готовясь обнажить бурю вырывающейся из-под контроля ярости. Но он только смерил красноглазого демона равнодушным взглядом. — Всего лишь глупое карточное пари, — невинно-наигранное пожатие плечиком. — У тебя появилась прекрасная возможность избавиться от меня, пока я безоружен. Это единственное, на что способны демоны, — ярко выраженный сарказм в голосе и прямой вызывающий взгляд заставили Казаму передернуться. Он улыбнулся самой обольстительной из своих улыбок. — Я покажу тебе, на что способны демоны. От последующего мягкого невидимого выпада Хиджиката отлетел к высокой плетеной ограде, от удара в глазах помутнело, и он тут же оказался зажатым между жёсткми ветвями и телом Казамы. В горло вцепились стальные пальцы. Тошии прикрыл глаза, пытаясь успокоить бунтующий мозг, губы жадно ловили желанные и малодоступные порции воздуха, а пальцы врага все сильнее сжимали тонкую шею. Он попытался оттолкнуть демона, проведя ряд точных (в его-то состоянии) попаданий по болевым точкам. Казама зашипел от боли, но рук не разжал, лишь немного ослабив хватку, вырывая из горла Хиджикаты сдавленный хрип. Ухватив запястья и сведя руки над головой пленника, он наконец расцепил пальцы, дав Хиджикате вдохнуть, аккуратно дотронулся до подбородка, приподнимая голову. Из-под спадающей пелены на него ненавидяще взглянули прекрасные аметисты. Это стало последней каплей. Демон впился в приоткрытые губы своего врага, целуя неистово, страстно, до крови кусая ставшие такими желанными губы, жарким пытливым языком проникая все глубже и глубже. Слабый протест превратился в отчаянное сопротивление, Хиджиката больно укусил его, с силой отталкивая демона освободившейся из железных тисков рукой. Только тяжелое дыхание двух врагов нарушало молчаливую гармонию сада. Струйка крови из прокушенной губы Казамы спускалась на подбородок, но он только плотоядно ухмыльнулся, не отрывая взгляда от лица замкомандира Шинсенгуми. Горящий ненавистью взгляд, частое дыхание, разметавшиеся по плечам волосы — демон прикрыл глаза, пытаясь хоть немного унять бешеный стук сердца. — Ты ублюдок, — зло выплюнул Тошии охрипшим голосом. — Женские тряпки не дают тебе право считать меня женщиной. Грязный извращенец, — голос сорвался, сердце отчаянно колотилось. — Я всего лишь поддался на провокацию. С твоей стороны довольно рискованно одеваться в женскую одежду, не один я мог…эээ…воспользоваться положением, не говоря уже о том, что половина твоих подчиненных мечтает поиметь тебя. — Заткнись, сволочь. Я никому не давал повода для таких мыслей, я мужчина, я воин. Своими словами ты попираешь мою гордость, и ты за это поплатишься, — он приготовился к броску, однако молниеносным движением демон приставил острие катаны к подбородку Хиджикаты — там, где смертоносное лезвие едва коснулось нежной кожи, выступила темная капелька крови, рисуя на белоснежной шее багровую дорожку. — Поразительно, насколько такие сильные воины и отличные тактики бывают наивно-глупыми. Неужели ты и вправду не замечал слепое обожание в глазах подчиненных? Ты видишь только то, что хочешь видеть, и тебе плевать на чувства других людей, — глухой голос демона заставлял кровь стучать в висках. Двинуться не было никакой возможности, только судорожный вздох вырвался из неестественно вытянутого горла. "Какой глупый конец…Удивительно, насколько бесславной и позорной может быть смерть..." — Тошии горько усмехнулся своим мыслям. Казалось, время остановило свой бег: Хиджиката не мог сказать, сколько они так простояли, замерев, почти не дыша. Лишь тяжелые удары сердца, отдававшиеся болезненными пульсациями во всем теле давали понять, что это реальность, и он еще жив. — Как я и думал: замкомандир Шинсенгуми настолько горд, что не станет унижаться перед врагом, моля о спасении, — Казама наконец опустил катану, легким движением загоняя ее в ножны, его противник облегченно опустил голову, но тут же гордо вскинул ее: — Я не нуждаюсь в жалких подачках и, тем более, нравоучениях демона, который считает людей ничтожествами, упиваясь собственным эгоизмом. Если, не убив меня, ты сделал мне одолжение, то лучше исправь ошибку. Пока я безоружен, — едкая ухмылка тронула бледные губы, в глазах — только холодное спокойствие и безразличие. "Ты так прекрасен в своем фальшивом равнодушии, Хиджиката. Я заставлю тебя снять все твои кукольные маски. Как ты заговоришь, когда падет самая последняя, обнажая истинное лицо, открывая твои истинные чувства? Что ты будешь делать?", — в красных глазах демона все ярче и ярче разгорались искры адского пламени, будто предчувствуя предстоящую схватку с вечными льдами манящей своей неприступностью души Хиджикаты Тошидзо. — Это слишком просто, слишком скучно. Ведь тебе, как остальным людишкам, на самом деле совсем не хочется умирать. Но ты так отчаянно смел, что рискнул броситься собственной жизнью в лицо демону, как чем-то не представляющим абсолютно никакой ценности. Я бы не задумываясь убил тебя, и убил бы медленно, каждую секунду заставляя жалеть о легкомысленности твоих слов, наслаждаясь твоими страданиями. И раз тебе все равно, тогда, я полагаю, ты не откажешься сыграть со мной? — спокойно внимавший демону Хиджиката удивленно вскинул бровь. — Это что, шутка? Если да, то ты отвратительный шутник, — Тошии нервным движением откинул налетевшую на лицо прядь. — Играть с демоном, заведомо зная, что он не ведающий чести шулер, как минимум глупо. — Я знал, что ты это скажешь. И поэтому предлагаю тебе партию в сёги. Мне также известно, что у тебя 5 любительский дан, тем более, что везение в сёги не имеет никакого значения. Победа полностью зависит логики и дальновидности игроков, и в проигрыше можно винить только собственное слабоумие. Никакого подвоха. Играем, конечно же, не на интерес. — Оооо…даже так? — злая усмешка искривила губы Тошии, — а я думал, что такие, как ты, только в кошки-мышки играть со своей жертвой могут. Вижу, ты на порядок выше остальной нечисти, раз даешь жертве возможность развлечься напоследок, — он подошел к совсем еще молодому деревцу сакуры, нежно проводя рукой по стволу, обдумывая дальнейшие действия. Что-то не сходилось в словах Казамы: так ясно высказанное желание его убить, и, тем не менее, никаких действий для его осуществления. Значит демону от него что-то нужно. Отлично. Ему тоже кое-что нужно от Казамы, и это, возможно, единственный шанс это кое-что заполучить. — Я согласен играть с тобой. Только у меня есть условие, — теперь уже Казама удивился деловой хватке противника, — если я выиграю, ты навсегда откажешься от Чизуру. Она будет только моей, — темные глаза холодно блеснули в темноте, в них отчетливо читался вызов. Непонятное чувство занозой засело в груди демона. Ревность? Фу. Бред какой, Казама мысленно скривился от этой мысли. Ну, допустим даже и так. Неожиданно стало непонятным: кого он ревновал? Его пугало, что это была отнюдь не Чизуру. Да, ему явно хотелось стоящего напротив и взирающего на него дерзким ледяным взглядом Тошидзо, но он никогда раньше не ревновал женщин, которых имел или хотел иметь. Он не ревновал даже Чизуру, которая была без ума от другого мужчины, мужчины-человека. Он ревновал своего соперника к своей будущей спутнице жизни, и эта мысль ужаснула его. Желание завладеть им медленной, но неукротимой волной затапливало сознание. — Очень дерзко с твоей стороны просить меня отступиться от принадлежащей мне по праву женщины-демона, — лукавая улыбка заиграла на мертвенно-бледном лице. — Со своей стороны я тоже потребую высокую цену, — горящий взгляд демона не предвещал ничего хорошего. — Ты станешь моим, Хиджиката. Этой ночью ты позволишь мне абсолютно все, — демон обезоруживающе улыбнулся и, скрестив руки на груди, стал наслаждаться реакцией. Зрачки Хиджикаты расширились, практически заполнив радужку, отчего глаза стали еще чернее. Удивление, гнев, возмущение — все смещалось в этом черном взгляде. Тошии почти разразился тирадой негодования, но только досадливо прикусил губу, понимая, что демон все же согласился на его условие, значит, это единственная возможность бескровно избавить Чизуру от преследований этого нахала. В конце концов, нужно только выиграть, ведь он непревзойденный мастер любительских сёги, даже со многими профессионалами сёгуната он держался на равных. О том, что будет, если он проиграет, не хотелось даже думать: стать игрушкой в руках демона, нет, хуже чем игрушкой... Стать его сучкой на ночь. Предательское воображение уже рисовало до неприличия реалистичные картины. Хиджиката коротко мотнул головой, отгоняя прочь грязные мысли. — Я согласен, — глаза в глаза, — как мне убедиться, что ты не обманешь? — Это сделка, договор. Демоны не имеют права нарушать заключенный договор, даже если он не скреплен печатями,— Казама приблизился к Тошидзо. О собственном проигрыше он не заботился, если выиграет Хиджиката, он отдаст ему Чизуру. Ненадолго. Ведь жизнь людей так коротка по сравнению с тысячелетиями демонов. "Даже у приспешников дьявола есть честь. Мы всегда возвращаем долги. С выгодой для себя" — он мысленно рассмеялся. Оказавшись на расстоянии вытянутой руки, демон остановился. — Нам помешают твои друзья. Я предпочитаю играть тет-а-тет. Хиджиката взглянул в сторону дома удовольствий, где в данный момент развлекались его подчиненные и Чизуру. Необходимо отправить их в штаб, демон опасен. Тем более, ему не хотелось их посвящать в его сделку с Казамой, это его личное дело. Хиджиката сдержанно кивнул, давая понять, что обо всем позаботится и неспешным шагом удалился в сторону здания, через секунду скрываясь за дверью. Немигающим взглядом демон проводил его, любуясь темной волной черных волос, летевших вслед за тонкой фигурой в жемчужно-белом кимоно, и только невесело хмыкнул собственным мыслям. Они сидели в той же комнате, откуда Хиджиката некоторое время назад спровадил своих развлекающихся подчиненных. Самым сложным оказалось объяснить, почему замкомандир не возвращается в штаб вместе с ними. Недоуменный и немного осуждающий взгляд Чизуру лег на душу камнем, Тошии только легко поцеловал ее в лоб и поручил Хараде, как самому ответственному, доставить отряд в штаб в целости, пообещав, что скоро вернется. Шинпачи сразу стал как-то странно серьезен, пытаясь несколько раз поймать взгляд замкомандира — он прекрасно знал, что Хиджиката ничего просто так не делает. Когда Тошии наконец удостоил его хмурым взглядом, он только тихо прошептал: "Берегите себя, Хиджиката-сан" — резко развернулся и торопливо начал подгонять притихших друзей. Тошии так и остался стоять на пороге с недоумением на лице — забота сорвиголовы его несколько растрогала. Но так будет лучше. Они не должны знать. Такого позора он не переживет. Пожалуй, стоит захватить катану, ждать добропорядочности от демона не приходилось. Тошии играл белыми, они были его удачей. И сразу же размен слонов — Казама явно не собирался затягивать партию на несколько часов. Шел первый час ночи, а терять драгоценное время до рассвета очень не хотелось. Тем более, что его возбуждение, пульсацией отдающееся в паху, явно требовало большего, чем простое созерцание объекта страсти, который в данный момент был как никогда сосредоточен и серьезен. Тонкая складка пролегла меж бровей замкомандира Шинсенгуми, а внимание было приковано исключительно к шахматной доске, что позволило Казаме более чем откровенно его разглядывать. Тошии сделал ход. Демон опустил взгляд на доску. Что ж, надо отдать должное противнику: с первых ходов Хиджиката показывал блестящую тактику, явно не отличающую "пассивностью", заключающуюся в предельной защите короля. Нападение было его коньком. Казама едва не расстался с Золотым генералом, отвлекшись на ставший чуть более глубоким вырез белоснежного кимоно Хиджикаты, открывающий точеную ключицу. Слишком много было на кону, и демон контратаковал, разменяв Копье на Серебряного генерала. Хиджиката досадливо цыкнул: демон силен. Умелая стратегия, стремительная точность ходов, местами казалось, что демон читал его мысли. Максимальная сосредоточенность — вот, что ему сейчас необходимо. Хотя как тут сосредоточишься, когда он каждой клеточкой тела чувствовал изучающий, пронизывающий до самых дальних закоулков души, взгляд демона. Чёртов ублюдок, все самообладание из-за него летит к бесам! Ход. И Тошии превращает Ладью в Королевского дракона, король Казамы теперь находится в явной опасности. Главное теперь сохранить преимущество. Казама зло щурится, осознавая остроту положения. Ход. В комнату практически неслышными шагами входит Минако, церемонно расположив перед гостями поднос с чайными приборами. Демон встречается с ней взглядом, они смотрят друг на друга дольше, чем этого требуют правила приличия, будто обмениваются молчаливым диалогом. Тошии потёр висок: пожалуй, сегодня с выпивкой он переборщил — голова внезапно опять разболелась, и вот только паранойи ему сейчас не хватало. Минако молча разлила душистый цветочный чай, запах его был дурманяще-расслабляющим, таким экзотически далеким. Хиджиката вдохнул аромат, позволяя ему заполнить себя, очистить сознание от излишней суеты и напряжения. Девушка так же незаметно, как и вошла, испарилась, только тихий стук фусума да чашки с ароматным чаем остались напоминанием о ее присутствии. Чай оказался на вкус просто божественным, Тошии наслаждался каждым глотком, возвращающим ему необычайное умиротворение и спокойствие. Ход. Демон начал едва заметно нервничать. Ситуация обострялась все больше и больше. Даже возвращенные фигуры не облегчали положения. Мат. Демон гневно выругался, нервным движением сметая доску с фигурами на пол. — Мат, Чикагэ Казама. Или теперь ты отречешься от условий…ммм…договора? — превосходство, скользившее во взгляде Тошии, выбешивало его самым диким образом. Однако, для него все вовсе не так уж плохо, и демон только плотоядно оскалился. На лице противника отразилось некоторое замешательство. "Ты еще не знаешь на кого нарвался, человек". — Демоны всегда выполняют условия договора, я говорил это, Хиджиката Тошидзо. Ты достойный противник. И как победитель ты получишь Юкимуру, — взгляд его опустился на губы противника. — Только вот ты не знаешь, человек, что демоны идут только на те сделки, которые им выгодны. Как же ты до сих пор не понял? — Казама неожиданно подернулся рябью и…исчез. Чтобы тут же возникнуть за спиной Тошии, едва успевшего схватить лежавшую рядом катану. Однако демон тут же перехватил его руку, выкручивая ее за спину, побелевшие пальцы разжались, роняя катану на пол, резким движением она была отброшена в другой конец комнаты. Вторая рука перехватила его поперек груди и тут же поползла вверх, мертвой хваткой вцепившись в шею. Странная слабость навалилась на Тошидзо, лишая всякой возможности освободиться. Заломленная рука отдавала резкой болью, дышать стало практически невозможно, но он не собирался сдаваться, пытаясь локтем свободной руки двинуть мерзавца поддых. Видимо получалось не очень, демон только сильнее вывернул руку, заставив жертву вскрикнуть. — Если ты не прекратишь дёргаться, я сломаю тебе руку, — горячий злобный шепот в ухо заставил Тошии замереть. — Ты получишь Чизуру, Тошидзо, но взамен я получу тебя. — Ублюдок, у нас был уговор! — Хиджиката едва хрипел. — Огорчу тебя, человек, я не подписывался на то, что в случае проигрыша не трахну тебя, — от влажного прикосновения горячего языка к уху Тошидзо как током прошибло. — Всю ночь, слышишь, ты будешь в моей власти, ведь сопротивляться мне УЖЕ ты не можешь. Ты ведь чувствуешь это? — обжигающее дыхание демона на шее заставило низ живота знакомо напрячься. Внезапная догадка поразила Хиджикату: этот ублюдок его опоил! — Что это была за дрянь?? — гневно прошипел Тошии, голос не хотел повиноваться хозяину. — Я привез этот напиток из далекой страны, кажется, она называется Индия. Он обладает удивительной силой лишать пригубившего его сил, смешивать мысли и обострять ощущения. Он восхитителен на вкус, не так ли? — и губы демона скользят по нежной шее, чуть прикусывая кожу. Тошии вздрагивает от каждого прикосновения, сознание туманится, а кожа, словно сплошной комок нервов, покрывается мелкими мурашками. Рука, сжимающая горло, соскальзывает в вырез кимоно, уже вовсю исследует грудь, спускаясь на живот, проводит по напряженным стальным мышцам Хиджикаты, снова возвращается на грудь, задевая мгновенно затвердевшие соски. Тошии с трудом проглатывает рвущийся наружу стон, только шумно вздыхая. "Да что он себе позволяет?! Играть со мной?!"— эта мысль немного отрезвила, и он изо всех сил рванулся, практически слыша хруст в собственных суставах. Казама, не ожидавший подобной выходки, разжал пальцы, упуская жертву, мгновенно ринувшуюся к выходу. Не судьба: не сделав и трех шагов, Хиджиката оказался сбит с ног и безжалостно прижат к полу немедленно среагировавшим демоном. От падения боль в голове стала действительно адской, перед глазами все плыло, а дышать стало невыносимо трудно: тело, навалившее сверху, было неожиданно тяжелым, лихорадочно горячим — жар этот обжигающим пламенем охватывал тело Тошидзо, подавляя последние попытки к сопротивлению. Сердце заходилось от бешеного стука, во рту пересохло; он попытался двинуться и тут же оказался перевернутым на спину, лицом к лицу со своим врагом. В красных глазах демона, подернутых поволокой возбуждения, плескалась холодная ярость и еще что-то. Желание подчинять. Иметь. Нависая над распластанным под ним телом, демон замер: блестящими змеями рассыпавшиеся черные пряди, раскрасневшиеся щеки, совершенно ошалевший взгляд темно-фиолетовых глаз и чуть приоткрытые губы – от желания обладать всем этим крышу сорвало окончательно. Он резко хватает Тошии за волосы, заставляя запрокинуть голову, и жестким поцелуем-укусом впивается в желанные губы, жадно исследуя рот любовника. Чувствует, что тот начинает задыхаться и, лизнув Хиджикату напоследок, разочарованно отстраняется. Тошидзо судорожно хватает воздух опухшими пунцовыми губами, безуспешно пытаясь столкнуть с себя насильника. — Слезь с меня, мразь — охрипший голос дрожит, — ты слишком много себе позволяешь. Убью… — Да что ты говоришь? — рука демона больно дергает Хиджикату за волосы, вынуждая посмотреть в глаза, — А мне вдруг показалось, что тебе понравилось. — Тошии вздрагивает, ощущая, как горячие пальцы скользят по ноге все выше, задевая кожу ногтями, переходя на внутреннюю поверхность бедра. Внизу живота горит уже нешуточное пламя возбуждения, такое же пламя полыхает в глазах Казамы, и, кажется, что языки его едва ощутимо лижут лицо Тошидзо. Демон приподнимается, быстро скидывает одежду, одним движением руки справляется с красным оби Хиджикаты, распахивая белоснежное кимоно. Замирает. От его откровенного взгляда возбуждение волной накрывает тело Тошии, срывая последние преграды отчаянной обороны. Он давно понял, что демон не остановится. Страшнее всего было то, что где-то в глубине души он не хотел, чтобы Казама останавливался. Проклятый наркотик! Теперь он и правда шлюха, ведь быть сверху демон ему вряд ли позволит. — Ты прекрасен, человек, — низкий чувственный голос заставляет всё тело трепетать. — Пожалуй, я обойдусь с тобой как со своей королевой. Поток гневных возмущений утонул в страстном глубоком поцелуе. Горячие руки невыносимой пыткой скользят по обнаженному телу, исследуя, делая возбуждение почти болезненным. Ощущение чужой руки на собственном члене заставило Тошии застонать в губы демона. Он непроизвольно толкнулся в нее, ища избавления, но тут же остановился — стало мерзко от собственной похоти и вожделения. Почти готов отдаться мужчине — за столь постыдную мысль Тошии ненавидел себя даже больше, чем насилующего его демона. Зажмурив глаза, он дернул головой, разрывая поцелуй, но рука, сжавшая член, заставила его тихо вскрикнуть, разом выметая все мысли из головы. — Твоя строптивость делает тебя еще желаннее, Хиджиката, — горячий низкий шепот проникает в самую душу, а губы скользят по тонкой шее, оставляя красные собственнические следы, нежно целуют выступающие ключицы, захватывают маленькие горошины затвердевших сосков, чуть прикусывая, поигрывая умелым языком. И уже нет сил сдерживать рвущиеся из груди стоны, Тошии только до крови закусывает губу, ногтями впиваясь в плечи демона. Казама не обратил на это ровно никакого внимания, лаская ставший каменным член любовника, нежно сжимая мошонку, то и дело вырывая сдавленный хрип мечущегося под ним Тошидзо. Несколько быстрых движений — и Тошии выгибается, кончая, заливает спермой руку Казамы. В секунды оргазма он похож на падшего порочного ангела, потерявшего крылья и доверие Бога, но оставшегося по-прежнему божественно красивым. Терпение демона было на исходе, влажными пальцами он прикоснулся к тугому колечку ануса, вводя один, затем почти сразу второй. Тошидзо распахнул глаза, зашипел от причиненного дискомфорта, отталкивая от себя Казаму. Свободной рукой демон перехватил запястья Хиджикаты, прижимая их к полу над его головой. Наскоро подготовив Тошидзо, он вытащил пальцы, и, не медля ни секунды, на всю длину вошел в до безумия влекущее тело. И блаженно зарычал от нахлынувших ощущений: тесно, невыносимо горячо и настолько хорошо, что он едва не кончил. Тошии коротко вскрикнул от острой, разрывающей на части боли и закрыл лицо руками. Слезы неудержимым потоком хлынули из глаз – так больно ему еще никогда не было. Хотелось кричать от унижения и отвращения к самому себе, но он лишь плотнее стиснул зубы, пытаясь расслабиться и привыкнуть к такому странному чувству наполненности и резкой оглушающей боли. Сумасшедше приятно находиться в тебе, Хиджиката Тошидзо. Никогда бы не подумал, что с человеком может быть так…хотя так, пожалуй, у меня еще за чертову бездну лет никогда и ни с кем не было. Таким, как я, заказана дорога в рай, но я почему-то уверен, что в там не намного лучше, чем в тебе. Прячешь лицо — я знаю, это больно. Аккуратным, но настойчивым движением убираю твои руки — омут черно-фиолетовых влажных глаз захватывает меня. Мокрые от слез дорожки теряются в черном шелке рассыпанных по полу волос. Мучительную боль в своих глазах ты тут же топишь в море равнодушной отстраненности, плотно сжимаешь в кровь искусанные губы. Так, да? Только ведь я обещал, что сорву все твои маски, а если понадобиться — душу твою заберу. И тогда ты уже никуда от меня не денешься. Наклоняюсь, медленно слизываю языком солоноватую слезу, вторую, целую уголки глаз. Вздрагиваешь. Накрываю нежным, практически невесомым поцелуем губы, ощущая металлический привкус, языком проникая в рот. Не пускаешь. Делаю осторожный толчок, затем еще один. Я вижу как тебе больно, но ты не издаешь ни звука. Гордый, ты очень гордый. Хочу, чтобы ты умолял меня дать тебе кончить. Сегодня ты выиграл, ты победитель, но в этом раунде я возьму реванш. Резко, не выходя из твоего тела, переворачиваю тебя, ставлю перед собой на колени. Ты надрывно шипишь сквозь зубы, вцепляясь ногтями в деревянный пол, и почти задыхаешься от боли. Наваливаюсь сверху, настойчивым движением заставляя прогнуться в пояснице. Упав на локти, зубами впиваешься в запястье, волосы черной волной закрывают лицо. Но я хочу видеть его, твои слезы и мольбу в фиалковых глазах. Прикасаюсь к угольному шелку волос, откидывая их в сторону. Больше сдерживаться нет сил, я и так слишком долго терпел. Двигаюсь сначала медленно, понемногу убыстряя ритм. Ты непроизвольно сжимаешься, и вот уже я начинаю задыхаться, слыша собственный низкий рык. Меняю угол проникновения — от твоего громкого грудного стона кровь ударяет в до предела возбужденный мозг и не только в него, разрядка уже совсем близко. — Я наконец нашел твое слабое место, Хиджиката, это приятно, не так ли? — глубокими толчками вбиваюсь в ставшее податливым тело, задевая чувствительную точку. Обхватываю твой член и в такт собственному ритму двигаю рукой. И ты уже не в силах сдерживаться стонешь в голос. Скажи, Хиждиката, кто-нибудь еще слышал эти стоны, в которых столько страсти и неприкрытого желания? Непонятное чувство опять занозой царапнуло обезумевший мозг. Чёрт. Чувствую, как ты дрожишь от возбуждения, как безумно стучит твое сердце, слышу тяжелое дыхание в такт с моим… Резко выхожу из тебя, и ты прерывисто вздыхаешь, поднимая на меня темные глаза, искушающие океаном боли и желания, в которых стоит немой вопрос. Молчу и только выжидающе смотрю в ответ. Ты приподнимаешься на ладонях, откидывая длинные черные пряди. И прекрасно понимаешь, чего я от тебя жду. — Я не буду умолять тебя, демон, — твои хриплый голос сводит меня с ума. — Найди себе другую игрушку. Слова даются тебе с трудом, я вижу, как ты задыхаешься от возбуждения, тянешься рукой к своей неудовлетворенной плоти… Дальше все закружилось словно в безумном вихре: резко перехватываю твою руку, дергаю на себя, с размаху насаживая на собственный член. Слышу твой отчаянный стон, больше похожий на предсмертный крик умирающей жертвы. Ты и есть жертва. Моя. Задаю бешеный ритм, к черту теперь осторожность. Внезапно ты выгибаешься, сжимая меня так, что перед глазами будто взрываются разом тысячи сверхновых, я кончаю в тебя и чувствую, как твоя сперма заливает ладонь. Одновременно. Ну, надо же. Держаться нет сил, и я падаю прямо на тебя, всем телом прижимая к полу. Остатками разума я медленно соображаю, что это самый сильный оргазм, который случился со мной за последнее тысячелетие. И с кем??? С человеком, которого я должен ненавидеть больше всего на свете. Какая ирония… Ты молчишь. Я вдруг понимаю, что ты без сознания. Но так даже лучше, как-нибудь потом я обязательно выслушаю то, как ты меня ненавидишь и все изощренные способы, которыми хочешь убить. И, может, даже позволю это сделать. А пока я только поворачиваю к себе твое лицо, и уже не таясь, любуюсь им, лаская подушечками пальцев чуть приоткрытые искусанные губы, целую влажные черные ресницы, нежную кожу виска, и, прижавшись всем телом к тебе, замираю: я пропал. Отродья дьявола не умеют любить, но это странное чувство, которое ты пробуждаешь во мне, увы, уже не страсть, к которой за долгую жизнь я успел привыкнуть. Это нечто большее, это пугает меня. Ты становишься моей слабостью, Тошии, только вот демонам слабости не положены. Я не могу позволить себе привязаться к человеку, но ты это то, чему я теперь вряд ли смогу сопротивляться. И в ладонь невесомым движением привычно ложится рукоять катаны. Наклоняюсь и целую любимые губы. Горький поцелуй со вкусом крови — мой первый и последний подарок тебе, Тошидзо. Алеющий рассвет вступал в свои права, еще неяркими сполохами прогоняя черноту ночи. Природа постепенно оживала, звонким пением птиц встречая новый день. Лишь легкий свист катаны враждебным живому звуком утонул в уже поредевших сумерках.