Только для взрослых

"Когда душа покидает сердце, она перестает быть душой". Грелль запомнил тот разговор с Гробовщиком посреди разрушенной и выжженной улицы. Эта фраза не давала ему покоя. Как так — перестает? Чем же она становится? Что же тогда попадает в Рай или в Ад? Эти и еще множество других вопросов крутилось в голове красноволосого жнеца, пока он шел по направлению к похоронному бюро. — Гробовщик! Мрачный полумрак помещения и тишина. Грелль прошелся по комнате, заглянул в несколько гробов, в надежде обнаружить там хозяина лавки. Никого не найдя, позвал погромче: — Гробовщик, ты здесь?! Тихий-тихий смех, больше похожий на шелест. Грелль завертел головой, пытаясь понять, откуда слышится звук. — До чего же ты шумный! — Гробовщик появился позади жнеца, словно из ниоткуда вынырнув из полумрака помещения. — Пришел за знаниями, хи-хи-хих! — Что? Я... Как ты догадался? — По глазам. — Я к тебе спиной стоял! — На одной из горящих улиц — нет, — Легендарный снова захихикал и махнул рукавом балахона, — Пойдем пить чай! Может, расскажу чего... Усевшись за столик в маленькой комнатке за стеной приемного помещения, Грелль снова заговорил: — Ты говорил, что душа... — Я помню, — отозвался Гробовщик, наливая чай. — Ты еще тогда замучил меня вопросами, не понимая, что не время было для ответов в разгар работы. — А сейчас время? — Сейчас время пить чай, — он поставил перед Греллем мензурку с чаем и тарелку с печеньем. Тот принялся за угощение, понимая, что ничего не добьется от Легендарного Жнеца, пока тот сам не решит рассказать. А раз не прогнал, значит, есть надежда. Гробовщик пил чай и, казалось, совсем забыл, зачем красноволосый примчался к нему. Когда мензурки опустели, он поднялся, чтобы снова их наполнить. Грелль молчал и лишь нетерпеливо ерзал на стуле. — Ты задаешь такие вопросы, что сразу хочется напомнить про поговорку "Меньше знаешь — крепче спишь". — А ты упоминаешь о таких деталях, что сразу хочется задавать вопросы, — парировал Грелль. — Что ж... — Гробовщик присел за стол, поставив мензурки с чаем. — Может, и стоит тебе обо всем узнать, раз ты так настойчиво спрашиваешь. Он замолчал, задумчиво разглядывая дно мензурки через янтарную жидкость. — Ты знаешь, что такое Рай и Ад? Грелль недоуменно поднял взгляд на собеседника: — Ну, конечно. Это места, в которые попадают души умерших в зависимости от того, какую жизнь те вели. Гробовщик улыбнулся: — А ты их видел? — Души? — Места. — Э-э, ну... Ведь туда никто не может попасть, пока не умрет. Гробовщик улыбнулся еще шире: — А откуда тогда тебе известно, что они существуют? — Ну как откуда? Мне... — Рассказали? — Ну... да. — Ты веришь всему, что тебе говорят? — Усмехнулся Гробовщик. — Но это же общепризнанный факт! — Взвился Грелль, а Легендарный покатился со смеху, чуть не свалившись со стула. — Вот потому-то это и общепризнанный факт, что большинство людей, да и жнецов, такие легковерные, — произнес он через минуту, когда отсмеялся и смог говорить. — Ты хочешь сказать, что Рая и Ада не существует? Но тогда как же Ангелы и Демоны? Разве они не являются подтверждением тому, что Рай и Ад — реальны? Гробовщик фыркнул в мензурку: — Ты забавен, как человек, Грелль. С чего ты взял, что ангелам и демонам нужен рай или ад для того, чтобы существовать? — Ты меня запутал. — Начнем сначала. Ты пришел ко мне из-за моей фразы о том, что душа после того, как покинет тело, душой быть перестает. — Ну да. Тогда чем она становится? — Тем же, чем была до вселения в тело. — Гробовщик! — Ладно, ладно, не злись, — захихикал собеседник Грелля, с хрустом откусывая печеньку. — Просто понимаешь, души, как таковой-то и нет. Гробовщик сделал паузу, ожидая возмущенных вопросов-восклицаний, но Грелль сидел, устало глядя на своего легендарного коллегу, и ждал продолжения рассказа. — Люди под душой подразумевают самих себя, свою личность: свои мысли, чувства, желания. И свято верят в то, что душа бессмертна, а значит, они не умрут, даже если погибнет тело. И в чем-то они даже правы: их чувства и желания после смерти не исчезнут, а найдут другое тело, которому будут причинять тот самый пресловутый Ад. Люди, да и мы тоже, страдают от собственных же мыслей, желаний и прочей ахинеи. Причем так страдают, что никакие черти в Аду не смогли бы заставить их страдать сильнее. Зачем, скажи, специально создавать Рай и Ад, если каждый может создать сам себе и то, и другое, причем идеально лично ему подходящее? — То есть после смерти... — Сама личность исчезает, растворяется в мироздании как капля в океане. А мысли, желания, если таковые были, находят себе другой приют. Люди называют это перерождением, ре-ин-кар-на-ци-ей, слово-то какое, — Гробовщик улыбнулся, прихлебывая уже остывший чай. — А в Ад попадают когда? — Да большинство из него и не выбирается. Рождение за рождением страдают, думая, что на том свете им воздастся, а после смерти получают снова то, к чему стремились при жизни — страдание. Хочешь — получай. Мир вообще устройство доброе — все желания исполняет. Другое дело, что люди со своими желаниями — что обезьяны с гранатой. — То есть Рай и Ад — это не места, это состояние? Причем при жизни? — Это очевидно, стоит лишь немного задуматься, — Гробовщик поднялся, чтобы налить чай в третий раз. — Но если душа — это не душа после смерти человека, то за чем же охотятся демоны? Что они получают в обмен на контракт? Капля не возвращается в океан, а поглощается демоном? — Как ты себе это представляешь? Но даже если бы так и было, разве демон — не часть мироздания? Как ни крути, капля вернется в океан. Но демоны поглощают не ее. А вторую составляющую. — Мысли? — Эмоции. Негативные эмоции. Питаются они ими. Причем не только после смерти контрактера, но и при его жизни. — Тогда зачем им смерть человека? Не выгоднее ли было бы прожить с ним до старости, питаясь эмоциями десятилетия? Гробовщик вернулся к столу с чаем и новой тарелкой печенья: — Тут вопрос в интенсивности. Чем интенсивнее эмоции, тем вкуснее для них. А самый пик эмоций приходится на момент смерти. Причем, если при жизни эмоции были в основном негативными, то и в момент смерти будет всплеск боли, ненависти, тоски, страха, безысходности и прочих лакомых для демона вещей. Потому-то они и стараются при жизни развивать именно эту эмоциональную сторону своих хозяев, подогревают блюдо, так сказать. — И тогда получается, что душа исчезает полностью? Даже перерождаться нечему, потому что все пожирает демон? — Да почему же? Точно так же перерождается. Ни с кого еще не убыло лишь оттого, что кто-то насладился его эмоциями. — Но тогда почему демоны считаются злом? Почему мы воюем с ними за души? В чем их отличие от ангелов? Если ничего не меняется от того, продаст им человек свою душу или нет? Гробовщик поморщился: — Давай по порядку. Я не смогу ответить разом на все. Злом они считаются потому, что помогают людям развить негатив в мыслях и эмоциях, который заставляет человека страдать. Помогают персональный ад организовать, если хочешь. А после смерти, в следующей жизни, от этого не так-то легко оправиться. Ангелы, в свою очередь помогают организовывать рай — развивая вместе с человеком его способность к мудрости, любви и спокойствию. — Ангелы питаются позитивными эмоциями? — Можно и так сказать, — улыбнулся Гробовщик. — Как бы то ни было — и те, и другие раньше были людьми. Просто очень привязанными к чужим эмоциям. Вот после смерти и выбрали себе работку, чем бы дитя ни тешилось... — Ты так говоришь, как будто нет никакой разницы, существуют ангелы и демоны или же нет. — А какая разница? — То есть как — какая? — опешил Сатклифф. — Сам же сказал, что они помогают людям... — А ты уверен, что люди без них бы не справились? — перебил его Гробовщик. — А-а... — Грелль смотрел на Легендарного, открыв рот, не в состоянии подобрать слов, чтобы внятно изложить творящийся в мыслях кавардак. — Закрой рот, муха залетит! — усмехнулся собеседник. — И пей чай, остынет. — То есть все эти войны... — Сатклиффу явно было уже не до чая. — ...такие же детские игрушки, как и войны человеческие. — То есть, если ангелы и демоны уничтожат друг друга, то ничего не изменится? — Возможно, людям станет проще жить. И Жнецам тоже. Но они не уничтожат. Потому что все равно появятся новые любители чужих эмоций из числа людей, которым захочется развлечься. Пока существует человечество, будут существовать и ангелы, и демоны, не переживай. — А что происходит с ангелами и демонами после смерти? — То же, что и с людьми. Перерождаются. Если есть чему перерождаться. А у них обычно есть. Столько желаний, что грех не переродиться, хи-хи! — Скажи, а... — Грелль замялся. — Да вот и я удивляюсь, что уж больно долго ты про жнецов не спрашиваешь. — Мы тоже перерождаемся? — Разумеется. Все, как у людей. У демонов и у ангелов. — Но если ангелы и демоны — это люди, которые любят чужие эмоции, то жнецами становятся люди, которые... любят смерть? — Все верно, диспетчер Сатклифф. Зачет! — насмешливо улыбнулся Гробовщик. — А после смерти демон, допустим, может переродиться в жнеца? — Почему бы и нет? Может. Если, конечно, изменит свои вкусы, а это не так-то часто бывает. — Значит, те, кто любит чужие негативные эмоции, становятся демонами, те, кто любит позитивные — ангелами, люди, которые любят смерть — жнецами. А кем становятся те, кто любит жизнь? — А они, Грелль, становятся людьми. Именно той разновидностью, которую и можно назвать человеком. — Почему? — Потому что жизнь включает в себя все: и те и другие эмоции, и смерть — все это лишь составляющие жизни. А целое — жизнь — есть только у человека. А у нас, ангелов, жнецов и демонов, — только кусочки мозаики. И мы носимся со всем этим, пытаясь доказать, чей кусочек самый главный, не понимая, что часть не может быть больше или важнее целого. Я ушел в отставку, когда понял, насколько бессмысленна эта беготня, решил, что больше не хочу в этом участвовать, и стал наблюдателем. Со стороны, как оказалось, можно увидеть гораздо больше, нежели копаясь со всеми в песочнице. — Вот оно как... — Красноволосый жнец наконец-то принялся за чай, обдумывая слова Легендарного. Несколько минут прошли в молчании. Гробовщик знал, что вопросы еще не закончились, а Грелль, прихлебывая чай, пытался привести в относительный порядок ответы. Наконец он снова поднял глаза на собеседника: — Скажи, если у нас часть, а у людей — целое, то почему тогда мы бессмертны и мы забираем их жизни, а не наоборот? — Ну, во-первых, с чего ты решил, что только мы бессмертны? То, что наши тела вполне могут жить вечно, — не такое уж и преимущество. Помнишь, что я говорил про каплю и океан? У них не только есть целое, они способны сами стать целым, слившись с ним. — А мы не способны? — Такие, как есть, нет. Нас переродит любое желание, коих у нас немерено. А любовь к смерти переродит нас в жнецов. Замкнутый круг. Есть один выход — сначала стать человеком. — Но почему тогда... — Почему мы забираем их жизни? Да по той же причине, по которой ангелы взращивают в них любовь, демоны — ненависть... Нам нравится принимать их души в смертный час, вот мы этим и занимаемся. — Но ведь если не мы, то кто-то другой должен был бы это делать. — Что делать? Принимать душу, сдавать пленку жизни в архив и писать отчет? — Ну да. Гробовщик встряхнул головой так, что сквозь челку стали видны изумрудные глаза, и, наклонившись к Греллю, отчетливо произнес: — А ты правда думаешь, что если исчезнут все жнецы, то в процессах жизни и смерти людей что-то нарушится? Ты думаешь, мы нужны им, чтобы они могли умереть? — он медленно покачал головой. — Нет, Грелль. Это они нам нужны. Они нужны жнецам, демонам, ангелам. Но ни те, ни другие, ни третьи не нужны им. Они и без нас смогут любить, ненавидеть и умирать. Снова сев на стул, Легендарный принялся изучать содержимое мензурки. — Но пленки, библиотека... — Только наши развлечения. Как это здорово, взять почитать на досуге чужую жизнь! Обычные книги читать не так интересно, они — выдумка, а это — настоящая жизнь. — Но ведь мы забираем воспоминания человека! Если мы этого не сделаем, то после его смерти воспоминания останутся при нем. Что тогда? Гробовщик с улыбкой посмотрел на Грелля: — Неужели ты и правда никогда не слышал, что некоторые люди вспоминают свои прошлые жизни? Как думаешь, они смогли бы это сделать, если бы воспоминаний у них не было? — Но мы же забираем их! — Нет, — Легендарный покачал головой, продолжая улыбаться. — Мы их копируем. А люди сами при следующем рождении все забывают. Ну, или не забывают. У кого как... — А возможность продлить жизнь человеку, если мы сочтем его достойным жить дальше? — Ну, вмешиваться в процессы жизни и смерти могут даже люди, не только мы. Но у тех и других — это весьма глупая иллюзия могущества. Ты, похоже, начинаешь хвататься за соломинку, — улыбнулся собеседник Алого Жнеца. — То есть в том, что мы делаем, нет необходимости?! И в нашем существовании тоже?! — Вот так оно бывает: еще вчера ты был главным винтиком в механизме мироздания, незаменимым помощником самой Смерти. А сегодня поговорил с сумасшедшим древним жнецом и — оп-па! — оказывается, что конь деревянный, сабля игрушечная, а зАмки — из песка, хи-хи-хи! — Но ведь тогда получается, что наше начальство... нас обманывает? Убеждая в том, как важна наша работа? Они знают, что во всем этом нет смысла и... — Грелль, ты так и не понял. Они не обманывают, они сами твердо уверены в важности собственной миссии. И попробуй только заикнуться о том, что услышал здесь сегодня, тебя поднимут на смех и выставят сумасшедшим. Особенно, если поверят и поймут, О ЧЕМ ты говоришь. Ты не представляешь себе, насколько сильна у толпы защита их уютных иллюзий. Грелль запустил пальцы в собственную шевелюру, обхватив голову ладонями: — Гробовщик... Скажи, что это не так. Скажи, что ты пошутил! — Как ты думаешь... — Легендарный зашел Греллю за спину и положил руки ему на плечи, — как ты думаешь, почему я ушел в отставку? — Ты же говорил... Вроде... Что ты не хотел в этом участвовать, потому, что оно бессмысленно? — Ну да. Но только именно сейчас я объяснил тебе, НАСКОЛЬКО это все бессмысленно. — Но зачем тогда все это? Зачем мы существуем? — Хорошо, хоть не сказал "живем", — вполголоса пробормотал Гробовщик, но Грелль его услышал. Повернулся и жалобно заглянув в глаза снова спросил: — Зачем? — Потому что мы сами этого хотим. Мы хотим такой жизни и мы ее получаем. — Значит, человеком быть проще? — Чем? У людей все почти то же самое: они получают ту жизнь, какую хотят, они отчаянно ищут в ней смысл и, не найдя, прикрываются мнимой важностью какой-либо деятельности. Лишь бы не было пусто и страшно. Как тебе сейчас. — А тебе? Тебе не страшно? Ты же давно уже об этом знаешь, как ты с этим живешь? — Грелль, не забывай, я — наблюдатель. Я не обманываюсь мыслью о том, что без меня что-то рухнет в этом мире, я просто наблюдаю. Я не ищу никаких смыслов — смысл в том, чтобы просто жить, каждое мгновение, каждый вдох. А Великий Смысл Существования... в самом существовании, — он улыбнулся, провел ладонью по алым волосам собеседника и отошел к окну. В молчании проходила минута за минутой, солнце уже село, и на город постепенно опускались сумерки. Гробовщик повернулся к своему гостю, осознав, что уже довольно продолжительное время тот не издает ни звука. Грелль все так же сидел за столом, обхватив ладонями голову и, казалось, даже не дышал. Хозяин похоронного бюро тихо вышел из комнаты, оставив красноволосого жнеца наедине с его мыслями. В жизни каждого рано или поздно наступает момент, когда просто необходимо разрушить все и ничего не дать взамен. И если сидящий на руинах не начнет с рыданиями отстраивать все заново, а спокойно примет крушение иллюзий как данность и продолжит жить без них, то только тогда его можно назвать взрослым. Только счастье, обретенное без помощи розовых очков, может быть настоящим. Сумеет ли Грелль поднять голову и увидеть величие и красоту жизни или так и будет всю оставшуюся вечность разглядывать руины под ногами — покажет время.