Извлечение

Михаил велел Алексу прийти сразу после окончания дежурства. К назначенному времени он и сам постарался завершить все дела, чтобы ничто постороннее его не отвлекало. Алекс опаздывал. Михаил раздраженно взглянул на закатное небо, доверяя ему больше, нежели часам, к которым за двадцать пять лет жизни среди людей так и не привык. Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, Михаил попытался убедить себя, что Алекса задержали обстоятельства, и он придет, как только освободится. Отложив бумаги и встав из-за стола, Михаил подошел к окну, остановился у самого края и обратил взор к солнцу, неумолимо катящемуся к горизонту и постепенно исчезающему за стенами небоскребов. Простояв в неподвижности почти час, Михаил уже не был уверен, что не убьет Алекса, когда тот наконец соизволит явиться. Если соизволит. Михаил не сомневался, что дело уже не в обстоятельствах, а в необязательности Алекса, в том, что он считает, будто ему не нужна ничья помощь. Михаил злился, и чем дольше он ждал, тем сильнее становилась ярость, темными волнами поднимающаяся от груди и постепенно затмевающая сознание. Нома донесла, что Алекс ворвался в покои Клэр Райзен. И что, судя по интонациям, они ссорились. Михаил был близок к тому, чтобы начать убивать. В очередной раз пожалев, что в свое время велел Номе расстаться с Алексом, Михаил нахмурился сильнее, стискивая зубы, отчего желваки заходили на скулах. Алекс приволокся спустя еще около сорока минут, пьяный настолько, что едва держался на ногах. Он громко протопал по коридору от лифта и ввалился в покои Михаила, запнувшись о собственный ботинок. Пролетев постамент на чистой инерции, он животом врезался в бок кровати, довольно крякнул и растянулся на ней, как будто только за тем и шел. — Ты опоздал, — холодно констатировал Михаил, наблюдая за этим «триумфальным шествием» и все так же стоя у окна. Алекс пробормотал в ответ нечто бессвязное и с тихим стоном зарылся лицом в подушку. Слушая начавшее выравниваться дыхание, Михаил сделал вывод, что Алекс вот-вот уснет. Злость обжигала, колола самые кончики пальцев, заставляла желать торжества справедливости и скорой расправы. Михаил ждал. Алекс под его суровым, тяжелым взглядом поежился, а после и вовсе широко распахнул глаза. — Ты опоздал, Алекс, — повторил Михаил, и вибрирующая в голосе ярость раскатисто разнеслась по покоям. В измененном сознании Алекс не чувствовал угрозу. А если бы и чувствовал, все равно бы не отреагировал должным образом, мысленно отдернул себя Михаил, сжав пальцы в кулаки до боли. — Меня перераспределили к Уиллам, — буркнул тот, поднимаясь и улыбаясь нервно, так что дрожали уголки губ. — Я отдал приказ. Прийти ко мне, как только закончится смена, — Михаил старался сдержать свои гневные порывы, но с каждой секундой промедления это становилось все труднее. — У меня был стресс. Я только что похоронил отца. Я все еще человек. И я все еще имею право на такие... проявления, — Алекса с трудом ворочал языком и, похоже, мало понимал, о чем говорит. — Ты солдат. Ты член отряда Архангела. Ты больше, чем человек, Алекс, — чеканил слова Михаил. — Значит, не имею, да? — Алекс сделал пару шагов, шатаясь из стороны в сторону, потом все же остановился и резко плюхнулся на ступеньку. — Гавриил не спросит, как ты провел день и испытал ли стресс. И перед нападением не будет ждать, когда ты закончишь болтать с Клэр Райзен или проспишься после бурной ночи. Ярость клокотала в груди, готовая обрушиться на Алекса, но Михаил умел держать себя в руках. И только поэтому все еще стоял возле окна и говорил. Гавриил бы так точно делать не стал. По крайней мере, не теперь. — Опять ты об этом. Если ты хотел поговорить о своем брате, то зря меня позвал. Мне плевать на него... — Ты Избранный, Алекс! Теперь уже не важно, плевать тебе или нет, ты должен думать не только о себе, — прервал его Михаил, повысив голос. — Это ты решил, что я Избранный, ты не спросил у меня, хочу я этого или нет. Я не готов. Я не могу спасти человечество, — возразил тот. — Конечно, не можешь, — Михаил позволил себе гримасу омерзения. — Ты и себя-то спасти не можешь. Ведешь себя, как... Михаил дернул губой, медленно выдыхая. Он убивал и за меньшее. А теперь приходилось терпеть. Ребенок, он всего лишь ребенок. И человек. Михаил снова выдохнул. Но это нисколько не помогало успокоиться и подавить волну гнева. — Как? — Алекс отвлек его от попыток справиться с раздражением. — Как размазня. Михаил отказался от постыдных сравнений вроде «как девчонка» или «как маменькин сынок», потому что это стало бы ударом ниже пояса. Несправедливым ударом. Михаил знал много «девчонок», которые могли бы дать фору воинам-мужчинам, а учитывая, что мать Алекса умерла, когда он был младенцем, маменькиным сынком он не мог быть в принципе. — О-о, — только и смог ответить Алекс, глупо усмехнувшись. — Ну да, это же только ты у нас такой классный. Такой благочестивый. Такой... никогда не лжешь и всегда поступаешь правильно. А все остальные — дерьмо собачье. Да, Михаил, твоя любовь к людям определенно велика. Ты так в них веришь! Алекс откровенно издевался или просто не соображал, что несет. Но, как бы там оно ни было, для Михаила это стало последней каплей. — Встань, — властно велел он, смерив Алекса презрительным взглядом. Тот подчинился, но демонстративно, с явной неохотой. Посмотрев на Михаила, он вздернул брови, словно интересуясь, что будет дальше. — Подойди. Алекс подошел, встав ровно напротив. Пришлось задрать голову, но Алекс смотрел с вызовом. Все приказы ему были нипочем. — На колени, — Михаил смотрел на него так, словно собирался раздавить, разорвать на кусочки, но не шевелился. Как и Алекс. Михаил повторил ровно и спокойно: — На колени. Алекс опустился с трудом, чуть пошатнувшись и едва не упав, но в последний момент сумел сохранить равновесие. Чтобы как-то сгладить послевкусие от собственной неуклюжести, он съязвил: — А дальше что? Отсосать тебе? Он, расплываясь в ехидной ухмылке, взглянул на Михаила, но звонкая оплеуха стерла ее с лица прежде, чем она успела проявиться полностью. Михаил смотрел на то, как Алекс прижимает ладонь к щеке, с нескрываемым отвращением. — Не смей говорить со мной в таком тоне. Алексу стоило бы поостеречься, но он был пьян и напрочь утратил чувство самосохранения. — Это еще почему? Знаешь, Михаил, — Алексу понадобилось время, чтобы проговорить длинную фразу заплетающимся языком, — хреновый ты наставник. Напрасно думаешь, что уважения можно добиться наказаниями и запугиваниями. И... Алекс перевел дух, медленно выдыхая. Если бы он только посмотрел в глаза Михаила, он бы замолчал, но он задумчиво смотрел в окно и заторможенно поглаживал алый след от ладони на щеке. — С тех пор, как на мне появились эти проклятые знаки, я думаю только об одном, — Алекс фыркнул, отнимая руку от лица и наконец поднимая на Михаила взгляд. — Я думаю о том, что Бог ушел не из-за того, что разочаровался в людях. А из-за того, что его разочаровал ты. И продолжаешь разочаровывать снова и снова. День за днем. Вот уже многие сотни лет... Он рассмеялся пьяно, с надрывом, явно не чувствуя, в какой капкан загоняет себя. — Что ты несешь? — Михаил схватил его за воротник форменной куртки и вздернул, ставя на ноги. — Это не я. Это мне поведали метки, — теперь Алекс действительно издевался, выплевывая в лицо Михаилу слова. — Посмотри сам! Ах да... как я мог забыть? Ты же ни черта в них не смыслишь. Ты же настолько слеп, что даже Божье слово узреть не в состоянии! Ты... Алекс не успел договорить. Михаил ударил его под дых, заставив согнуться пополам и закашляться. От удара Алекс снова повалился на колени, взглянул исподлобья, словно загнанный в угол раненый зверь. Но уже в следующий миг он удивленно хлопал глазами, глядя на то, как на лице Михаила пятнами проступил яростный румянец, как раздувались ноздри, как дрожала верхняя губа, обнажая зубы в оскале, как блестели от гнева глаза, как сжимались кулаки, как бешено пульсировала вздувшаяся на виске жилка. Открыв рот, чтобы снова съязвить, Алекс вдруг тряхнул головой, поднимаясь. Он помолчал несколько мгновений, рассматривая, изучая Михаила, которого прежде никогда не видел, и, пока тот не нанес новый удар, тихо заметил: — Значит, я угадал, да? Про отца? Но, знаешь, как бы там ни было, тебе идет быть таким... человечным. Хочешь стать ближе к людям, хочешь понимать их мотивы и поступки? Так будь, как они. Не скрывай свои чувства. Хотя бы от самого себя. Алекс развернулся и, уже не шатаясь, пошел прочь. Короткая потасовка, так и не переросшая в полноценную драку, отрезвила, вернув ясность сознания и чувство самосохранения. Михаил смотрел Алексу вслед, понимая, что лучше будет отпустить его сейчас. Не потому, что Михаилу нечего сказать, а потому, что он прежде должен вернуть контроль над взбунтовавшимися эмоциями. Он готов был поклясться, что больше никогда не позволит себе ничего подобного, как уже клялся однажды в верности перед тем, как спуститься на Землю и защитить не рожденное еще дитя, которому предначертано было стать Избранным спасителем. Но Алекс, глядя на закрывающиеся двери лифта, пообещал самому себе сделать что угодно, чтобы заставить Михаила снова открыто выразить чувства, пусть и негативные, пусть разрушительные и опасные. И тут уж никакая клятва не смогла бы помочь.