Часть 1
15 октября 2017 г. в 20:57
Эта ночь непростительно мягко обволакивала город своими тёмными путами, в коих утопал любой звук, обращаясь в безмолвие. Мрак невыносимо тихого ночного обаяния уничтожал и всякие надежды парня найти в природе понимающий отклик на смятение его запутанной и тускнеющей души, пока он сам медленно шёл домой.
Карие глаза бесплодно искали в мерцающем небе что-то заветное, но оно лишь равнодушно смотрело на путника, источая чужеродное и неестественно прекрасное сияние, словно с таинственно-едкой ухмылкой отлично замечало, как крепко стягивают нити времени и пространства тонкие юношеские запястья и изукрашенные давними шрамами предплечья. Замечало и готовилось задушить его своей фальшивой отстранённой заботой, чтобы и внутри молодого человека навсегда наступила столь же всеобъемлющая тишина.
Но отчего-то безбрежная опасность, затаившаяся глубоко под звёздами, не внушала юному созданию ни толики страха. Она раскрывалась перед ним таинственным цветком, в лепестках которого можно было бы отыскать ответы на все вопросы, что многие годы тяготили его, разгрызая изнутри грудную клетку неосязаемой, но обессиливающей тоской. Пусть великолепие ночи не могло дать ему желаемого тепла, однако оно было в силах предложить ему своё неоднозначное утешение, чем темноволосый с искренней благодарностью пользовался, позволяя холоду неба струиться вглубь его мыслей.
Пройдя ещё немного, парень остановился на пустынном тротуаре возле чёрной реки и поднял голову так высоко, насколько ему позволяла извечно ноющая шея, и взгляд его встретился с убывающей луной, которая всецело вручала себя в руки уничтожающей неизвестности лишь для того, чтобы затем возродиться вновь, представ перед миром всё столь же прекрасной, как и прежде.
Сойдя с вымощенной дорожки, он неторопливо спустился по избитым временем ступеням и, пользуясь неявным светом умирающего светила, устроился подле воды, чья глубина, вдыхая ночную отстранённость, враждебно смотрела на затерявшегося в темноте человека.
Но тот и не думал обрывать свою долгую прогулку, а потому лишь сдержанной улыбкой ответил водной глади, не обратив никакого внимания на то, что она отозвалась ему недовольной сморщенной рябью. Его мысли теперь были заняты совсем другим.
Под их влиянием полуночник знакомым, почти отточенным до совершенства движением дотянулся до собственного лица. С несвойственной ему мягкостью он прикоснулся краешками пальцев к линии своей скулы и, неподвижным взглядом глядя перед собой, повторил её правильный контур. Действие нерешительно оборвалось где-то у виска, застыв на горячей коже тогда, когда душа внутри парня сжалась в тугой комок так сильно, что ему показалось: вот-вот он задохнётся от ледяного дыхания, которым вдруг обдало его изнутри. Однако вскоре с боязливым содроганием стянутое ощущение начало отступать, обращая ледяной ветер в немой примирительный гул.
Откинувшись спиной на склон берега, юноша растворил своё внимание в чужеродном космосе. Но каким же незаменимым он казался ему сейчас! Как дорог ему был этот почти чуткий, пусть и равнодушный слух, который с бесстрастным вниманием ловил каждый стон души, что давно стала обителью для вялого отчаянья!
Глаза вселенской дали горели холодно и внимательно, а ночь дышала на ключицы молодого человека, словно целуя их своим влажным воздухом. И пальцы вновь предательски знакомыми касаниями медленно заскользили по озябшей коже, вкалывая сладостную инъекцию воспоминаний в омрачённое сознание, от чего обречённая надежда шевельнулась в глухо бьющемся сердце.
— Эй, помнишь?.. Ты так часто отмахивался от моих слов. «Да что со мной приключится?» — с недоумением вопрошал ты всякий раз, когда я просил тебя быть осторожнее, — на лишённых жизненной краски губах отразилась пресная улыбка, а голос парня, ровно, неестественно спокойно зазвучал в тишине. Любому прохожему, стань он свидетелем происходящего, едва ли удалось бы угадать, к кому обращена его почти равнодушная, лишённая энергии речь. Но безмолвие мерцающей ночи понимало. Однако не могло ответить на эти бесполезные слова, адресованные тому, для кого они уже не имели никакого смысла.
— Знаешь... Ночь никогда не была мне ближе, нежели сейчас. Она слишком похожа на тебя, — он сосредоточил взгляд на сияющей кайме луны, прикладывая холод ладони к своей щеке, будто бы желал возродить нечто безвозвратно утерянное, следуя когда-то работающим чертежам и схемам. Но как бы ловко его руки ни пытались воссоздать чужие прикосновения, ничего, кроме жалкой иллюзии они соткать были не в силах.
— Но и ей никогда не перенять твои очертания до конца, — рука отнялась от лица, в наружности которого нельзя было отыскать ни одной эмоции. В нём не было ничего; даже улыбка, дарованная водам реки, уже давно развеялась, словно её незаметно сорвал с губ самый лёгкий порыв тихого ветра.
Молодой человек чуть согнул пальцы и потянулся ими к далёкой россыпи звёзд, стремясь окунуться в ледяную тёмную синь хотя бы кончиками ногтей, но тщетность сего желания была слишком очевидна. Хотя и она не вызвала на неподвижном лице даже ироничной усмешки.
— Я часто думаю... Как бы всё сложилось, если бы твоё упрямство не мешало тебе внимать моим предостережениям? — юноша закрыл глаза, рисуя перед собой совсем живой, яркий и почти осязаемый образ своего невидимого и давно исчезнувшего из этого мира собеседника. — Не затерялся бы я тогда в себе, словно в липкой паутине? Не обрёк бы свою жизнь на вечную тьму собственноручно, не желая более другой участи?.. Жаль, что этого теперь никак не проверить, — рука плавно, будто бы осенний лист, опустилась возле тела, но веки всё ещё не давали карему взору вновь встретиться с причудливым равнодушием неба, на дне которого можно было бы отыскать и самую истинную теплоту. Но для юноши и она была бы лишь ничтожной подделкой. Может быть, он был излишне глуп и категоричен, как и положено ранней молодости, а, может быть, он когда-то добровольно, но неосознанно отказался от умения видеть безграничное тепло где-либо ещё, кроме как в том, чьё время предпочло оборваться и утонуть в прошлом.
— Однако я не стану торопить свой черёд присоединиться к тебе. Но и бежать от былого, выискивая утешение в будущем — не мой путь. В сущности, нет разницы, куда ты движешься. Разве кто-то отличит, куда именно проложена дорога? Разве не петляет она вперёд и назад, вверх и вниз, пытаясь научить своего путешественника везде находить что-то достойное и полезное для сотворения нового этапа? — парень приоткрыл глаза, чувствуя неприятную боль от луны, чей свет стал вдруг излишне ярким. Но, несмотря на жгучую резь, темноволосый всё равно неотступно взглянул на размытый лик светила.
— Как думаешь... Быть привязанным к прошлому — плохо ли? Куда ни беги, но та же рука, что забрала у меня тебя, оборвёт любую жизнь. Исход всегда один. Так стоит ли противиться себе и искать спасение в ещё несвершившемся, где ничто не привлекает душу, влюблённую в давно минувшие дни? А ведь я раньше думал иначе. Ты помнишь это? Но какое это было ребячество — полагать, что в прошлом можно лишь бесплодно увязнуть, а потому его стоит хоронить почти целиком в своей памяти! Я тогда не видел, что и будущее засасывает несбыточными иллюзиями столь же крепко всякого, кто забывает о настоящем, — замолчав, юноша присел на траве и окунул свой взгляд в чёрную реку, на глади которой едва-едва покачивались небольшие судна.
Холодные пальцы скользяще прошлись по копне тёмных волос, всё столь же упрямо воссоздавая чужую ласку, что непременно опустилась бы на голову полуночника после всего сказанного.
— Слышишь?.. Я знаю... Я вплету в своё вечное настоящее тебя прошлого. И тебя будущего, — он тяжело выдохнул, понимая, что последняя его фраза устремлена всем своим смыслом прямо в объятья избавительной смерти и последующей за ней обнадёживающей неизвестности. Но стоит ли осуждать принятие неминуемого, украшенное наивным, но красивым смыслом?
— Всё это время, чем быстрее я бежал от тебя, тем крепче путался в себе. Тем чаще ощущал удушье где-то в груди. Поэтому я уверен, что совершаю верный выбор, оставляя себя рядом с тобой... Одобришь ли моё решение? Пусть теперь ты — мой когда-то существовавший, мой незримый и утонувший где-то лепесток вечности. Но, всё-таки, всё ещё мой. Чувствуешь ли ты меня? — молодой человек опустил обе ладони на мокрую траву, беспощадно вминая ту в землю. — Я всё ещё могу играть твоими прядями в своих фантазиях, — наконец, прежде расслабленные губы сжались в плотную тонкую линию, удержав за собой горько-кислое тяжёлое дыхание. Но вскоре они поддались и позволили ещё одному вздоху отравить ночную тишину тоской утраты.
— Скажи... Есть ли сейчас место и для меня в твоих призрачных грёзах? Мечтаешь ли так же? Помнишь ли обо мне? — он с умиротворением склонил голову вбок, но в сим жесте тайно спрятал отравленное отчаянье. — Иногда мне кажется, что я ощущаю знакомое дыхание у себя на губах. И тогда я думаю: ты ли? — он смолк, внимая шелестящим струям ветра, и, может быть, то был сон или заветное видение, но ему почудилось, что одна воздушная лента оторвалась от ветряного танца и, плавно подлетев к нему, с немым трепетом задела контур бледных губ.