Часть 1
15 октября 2017 г. в 19:50
Примечания:
Не осуждайте меня за название.
Влюбляться во взгляд - наше всё, че уж там.
Тапки принимаются, но лучше конфетами.
- Ну, это-то все понятно, а любовь?
- А что – любовь?
- В любовь, Олег Евгеньич, вы верите? – Девочка смотрит с хитрым прищуром, выжидая будто.
- Ну, а как же? – Деланное изумление очевидному. – Как же не верить? Это ж еще Толстой сказал: «Надобно жить, надобно любить, надобно верить». Любовь, она ведь сила созидательная, как жешь нам без нее? Ни творить, ни создавать, ни любоваться. Любовь, она ведь во всем. Мир весь пронизывает.
- Сладки ваши речи, Олег Евгеньич, а сами любили? Вот прям так, чтоб и творить, и любоваться, не есть, и не спать ночами, о ней только думая?
- Конечно. – Ухмылка довольная, горделивая. – Я вам больше скажу, я на ней еще и женился потом!
Девочка смеется, благодарит за откровенность, и обещает выслать дату выхода интервью по почте. Тепло попрощавшись, расходитесь, каждый пытаясь понять, сколько было в словах правды, а сколько – образа.
- Олег, ты меня слышишь?
Чужой голос выдергивает из воспоминаний.
- А? Да, Никит?
- Тебя прям не дозваться. Я говорю, в ГИТИСе сегодня ребята спектакли дипломные ставят, не хочешь посмотреть? – Татаренков замирает в дверях кабинета, ожидая ответа.
- А почему бы, собственно, и да? – Иронично вскидываешь бровь и улыбаешься.
- Отлично. – Татаренков улыбается в ответ. – Тогда собирайся, через час выдвигаемся.
Меньшиков любит смотреть студенческие спектакли по той простой причине, что в этих мальчишках и девчонках столько жизни, столько экспрессии, а порой и таланта, что многим его маститым коллегам и не снилось.
Всю дорогу до института Олег пытается понять, почему из многочисленных интервью именно этот отрывок засел в голове, и никак не хотел ее покидать. С того момента прошло несколько лет. По сути, ничего не изменилось, только вот его лукавство, которое он в очередной раз скрыл бравадой, скреблось где-то внутри, напоминая о себе. Не было у него любви великой. Не-бы-ло. За все долгие годы ни разу. Влюбленности были, увлечения, от которых он, казалось, терял голову, а вот любви настоящей не было. Нет, безусловно, с Настей они жили душа в душу - никто не понимал и не принимал его так, как она. Она была идеальным другом и партнером.
Она была идеальна во всем, кроме одного. Сердце от нее не замирало, да глаза были серые. Как и у всего остального мира. И она приняла это. Приняла и смирилась. И это делало ее еще более идеальной. Они много пережили вместе, и он был искренне счастлив, что в свое время связал свою жизнь именно с ней.
А через час и двадцать три минуты его жизнь рушится. Вот тебе. Поделом.
Через час и двадцать три минуты он сидит, вцепившись в колено донельзя удивленного Татаренкова, и, не отрываясь, смотрит на мальчишку на сцене.
- Олег? Что случилось? - обеспокоенный голос друга медленно возвращал в реальность.
- Он нам нужен. Нам нужен этот мальчик. - Не отрывая взгляда от сцены, и едва переведя дыхание.
Оставалось только до конца жизни благодарить Татаренкова, что не дал тогда натворить глупостей. Вцепился в предплечье и увел после спектакля. Напоил, не пустил домой, и сам же с утра накормил аспирином. И всё это время молчал.
А Олег был в Аду. Его выламывало и корёжило, всё естество переворачивалось, и гневной баньши требовало найти мальчишку.
Татаренков вздыхал, качал головой, но сделать ничего не мог.
Утром весь театр гадал, почему худрук мрачен аки небо штормовое, но подходить и спрашивать не решился никто.
Жена обрывала телефон, но неизменно слышала "Да все в порядке с твоим мужем, Насть, правда, кризис у него, оклемается, и сам все объяснит. Да не много мы пили, ну честное слово. Да, так мы тоже можем! Ну все, не грусти, будет скоро твой благоверный". А вышеупомянутый муж в это время боролся с желанием залезть под стол и перегрызть себе вены: чертов мальчишка не выходил из головы, и разве что не мерещился.
Проклиная экзальтированность любимого худрука, Татаренков отправился на разведку. Вернувшись через пару часов, мальчишку он не привел, зато раскрыл тайну его личности.
"Ютуб в помощь, Олеж" хмыкнул он, и запер Меньшикова в кабинете - мало ли.
Еще через два с небольшим часа Олега Евгеньевича отпустило, и он готов был внятно мыслить. Татаренков выпустил его из кабинета, и, пригрозив пальчиком, запретил делать глупости. Олег честно пообещал, предложив поклясться на пионерском галстуке, после чего поехал домой - приводить себя в порядок и объясняться с женой.
Переступая следующим утром порог ГИТИСа, и борясь с желанием сжечь это место дотла, Олег Евгеньевич через ректора, старинного приятеля, сдёрнул мальчишку с занятий, и сделал официальное предложение. Мальчишка ахнул, и согласился не раздумывая. Мужчины пожали руки, ректор был горд до неприличия, что за его юным дарованием лично приехал сам Олег Меньшиков, а в театре имени Ермоловой стало на одного артиста больше.
- Это лучший подарок на день рождения! – Рассмеялся внезапно Саша, и сердце Олега пропустило удар.
Глядя в абсолютно нереальные пронзительно-синие глаза мальчишки, он впервые почувствовал себя абсолютно счастливым.
«У тебя глаза – как у демона – черные, знаешь?» - шепнул мальчишка на прощанье, и, кажется, сердце перестало биться совсем.
Метель накрывала город.