***
— Это кто? — Айзек не уверен в том, как запахом его удивления Скотта ещё не сбило с ног. — Это Питер, дядя Дерека. Совсем недавно он пытался нас всех убить, а потом мы его подожгли, а Дерек перерезал ему горло, — Скотт говорит это с таким обманчивым спокойствием, что Лейхи хочется предсказать ему гениальное актерское будущее. — Привет, — Питер выглядит ещё более невозмутимо, но в его глазах Айзек отчетливо видит чертей. — Очень интересно, — выдавливает из себя Лейхи, стараясь не позволить своему сердцу сбиться с ритма из-за ухмылки Питера. Желание задать Питеру миллион вопросов и потребовать миллион обещаний возникает снова, но теперь Айзек уверен в том, что оно выполнимо.1
31 октября 2017 г. в 12:00
Дождь обрушивается на Бэйкон Хиллс непроходимой стеной, смывает с улиц пыль и грязь, освежает и остужает воздух, но вместе с этим приносит чувство беспокойства и незащищенности. Хотя, Айзек привык жить с подобным, привык чувствовать себя таким образом в любое время суток, в любом месте — дома, в школе, на кладбище, где он работал; днём и ночью. Это изматывало, лишало всяческих сил и душевного спокойствия, делало его замкнутым и пугающимся любого шороха. Возможно, скоро кто-то это заметит, возможно, кто-то ему поможет, но Лейхи, если честно, перестал тешить себя подобными надеждами ещё в то время, когда понял, что Джексон отлично видит, как отец избивает его, но ничего не делает.
Сегодня всё выходит за рамки — Айзек не уверен, что они вообще существуют, что всё происходящее лежит не за гранью нормальности отеческой любви и своеобразных методов воспитания. Сегодня отец чуть не калечит его, сегодня Айзек чувствует вкус крови на губах — не из-за собственных зубов, случайно слишком сильно сжавшихся на мягкой плоти, — а из-за осколков, чудом не попавших в глаза. Сегодня Айзек не дожидается продолжения наказания, вылетая из дома под отрезвляющие капли дождя.
Домашняя футболка промокает практически мгновенно, неприятно липнет к телу и заставляет дрожать от холода, но Айзек не обращает на это внимания. Он не хочет домой, не хочет быть запертым в старом холодильнике, не хочет слышать разгневанного отца, а утром делать вид, что ничего не произошло. Он лучше замерзнет здесь, на улице, где промозглый ветер прошибает до костей, а дождь заглушает даже собственные мысли. Айзек только рад этому — он не хочет слышать себя, не хочет думать о завтрашнем утре, не хочет придумывать оправдания синякам на своём теле.
Ему некуда идти, в голове нет ни одной идеи, а самым адекватным решением кажется ночевать на улице. Домой он не вернётся, не сегодня уж точно, пусть потом получит в двукратном размере, но этой ночью не будет заперт. В лучшем случае он даже заработает воспаление лёгких и пролежит в больнице неделю — это кажется идеальным вариантом развития событий.
Айзек приваливается к стене спиной, вздрагивает от холода и медленно опускается на корточки. Едва ли его пустят хоть в какое-то заведение в подобном виде, да и появляться на людях сейчас не хочется — мало ли, кому и что они потом скажут. Ноги от такой позы затекают непозволительно быстро, и Айзеку приходится подняться и попробовать найти себе более подходящее место. Не то чтобы он очень уж волновался о своём комфорте, скорее просто хотел погрузиться в свои мысли на пару часов, не отвлекаясь на ноющую боль в ногах.
Автобусная остановка оказывается отличным вариантом. Время слишком позднее, чтобы встретить на ней хоть кого-то. Она немного защищает от ветра и дождя, позволяет удобно устроиться на скамейке, вытянув длинные ноги вперёд. Уперевшись затылком в стену, Лейхи закрывает глаза и пытается абстрагироваться от мелкой дрожи, которая бьёт его тело. За мыслями о своей нелегкой судьбе Айзек не замечает шум машины, сливающийся с мерным шелестом дождя.
— Эй, ты меня слышишь вообще? — Айзек поднимает на мужчину глаза, медленно поднимаясь взглядом от начищенных ботинок по крепким ногам, обтянутыми брюками, к слегка нелепому кожаному плащу и тёмно-бордовой рубашке. От улыбки, то ли участливой, то ли насмешливой у Айзека по спине бегут мурашки, а внутри поселяется тревожное чувство. Лейхи не успевает даже проанализировать свои догадки, а мужчина в его голове уже прочно ассоциируется с силой.
— Простите? — Айзек растерянно моргает, не до конца понимая, почему мужчина обращается к нему. Сразу становится стыдно за свой вид, Лейхи медленно проводит языком по губам, чувствуя призрачный вкус крови.
— Я спрашиваю, не подвезти ли тебя? — повторяет мужчина. Он не выглядит угрожающе, только немного странно. Айзек слегка хмурится, передергивая плечами и плотно сжимая губы, чтобы не стучать зубами.
— Мне никуда не нужно, спасибо, — тихо отвечает Лейхи, переводя взгляд на машину мужчины — явно не дешёвую, хотя в марках он разбирается чертовски плохо.
— Собираешься просидеть под дождем всю ночь? — в голосе незнакомца мешаются удивление и ехидство, что смущает Лейхи только сильнее. Он неловко обхватывает себя руками и нервно дергает плечами. — Давай, садись. Не хочу утром прочитать о замерзшем насмерть подростке.
Айзек поднимает на мужчину удивленный взгляд и недоверчиво хмурится. Его слова звучат так, будто мужчина не потерпит никаких возражений. Айзеку совсем не хочется знать, каким он будет в гневе. Думать и говорить не хочется, как и спорить — у Лейхи в голове тяжелый, удушливый туман из страха и боли. Оказывается, это отличная смесь, чтобы заглушить голос разума и инстинкт самосохранения. Голос у мужчины спокойный, глубокий и властный, ему хочется подчиняться, потому что чем-то неуловимым — едва различимой интонацией или тоном — он обещает защиту. Айзек привык, что обычно сила направлена против него, но незнакомец явственно даёт понять, что у него и в мыслях нет причинять Айзеку вреда.
— Я испорчу вам машину, — растерянно произносит Айзек, резко останавливаясь, когда мужчина открывает перед ним дверь авто. — Я ведь промок насквозь.
— Садись, — Айзек не уверен, но ему кажется, что мужчина рычит.
Лейхи не рискует сопротивляться, послушно забираясь на сидение и невольно проводя ледяными пальцами по мягкой коже обивки. Он чувствует себя донельзя неловко, щеки покрываются румянцем, но незнакомец не обращает на это никакого внимания, захлопывая дверь и занимая место водителя.
— Питер, — мужчина наконец представляется, и Айзек спешит произнести своё имя.
Питер не спешит продолжать разговор, а Айзек совершенно не желает начинать его сам. Он устало упирается лбом в стекло, но за дорогой даже не пытается следить, чувствуя накатывающую усталость и желание свернуться калачиком и заснуть в теплой, мягкой постели. Шум дождя больше не заставляет его дрожать от холода, Айзек лишь через несколько минут понимает, что Питер включил подогрев сидений и печку. Губы сами изгибаются в блаженной улыбке, но Айзек отвечает мужчине смущенным взглядом, когда тот усмехается краем рта, взглянув на подростка.
Только когда Питер, провозившийся с ключами не дольше десяти секунд, открывает перед Айзеком дверь, в его кудрявую голову приходят мысли о том, что так просто доверять незнакомцу было глупо. Кто вообще останавливается и предлагает подвезти подростка, одетого в насквозь промокшую домашнюю одежду, да ещё и с парой синяков и ссадин на лице?
Пока Айзек раздумывает и медлит, Питер закрывает дверь на ключ и приносит из глубины квартиры стопку чистой сухой одежды, молча вручая её Лейхи и уходя в соседнюю комнату — на кухню, как Айзек догадывается по звону посуды.
Квартира у Питера хорошая, просторная и обставленная со вкусом. Айзек неловко топчется на месте, но в итоге разувается и проходит в гостиную, где и переодевается в предложенную одежду, решив, что бежать было бы слишком глупо. Опускаясь на диван, Айзек думает о том, что здесь чертовски уютно и тепло. От этого клонит в сон, но мужчина появляется как раз в тот момент, когда Лейхи собирается наплевать на все приличия и растянуться на диване во весь рост.
— Не хочешь рассказать, что произошло? — спрашивает Питер, вручая подростку чашку с пряно пахнущим вином, которую Айзек с благодарностью принимает. Лейхи чувствует на себе внимательный, изучающий взгляд, но старается держаться спокойно, отпивая из чашки и пытаясь разобраться, нет ли чего-то странного во вкусе напитка.
— Нет, простите, я бы не хотел говорить об этом. Спасибо, — тихо произносит Лейхи, опуская взгляд и чувствуя, как рядом прогибается под весом мужчины диван. Он сидит вальяжно, расслабленно рассматривая Айзека, но не приближается, сохраняя между ними комфортное расстояние.
— А ты бесстрашный, — усмехается Питер.
— Едва ли может быть хуже, — уклончиво отвечает Айзек, пожимая плечами. Питер не сводит с него взгляда, пока Айзек не выпивает до дна, чувствуя приятное тепло, дотекающее даже до пальцев ног, но вместе с ним только усилившуюся сонливость.
Лейхи не сопротивляется, когда Питер забирает чашку, даже не вздрагивает, когда пальцы мужчины оказываются в его волосах, все ещё влажных и растрёпанных. Айзеку чертовски спокойно рядом с мужчиной, в нём чувствуется сила, которой самому парню так катастрофически не хватает.
Время словно застывает, Айзек прислушивается к размеренному сердцебиению мужчины, прижавшись ухом к его груди и позволяя гладить себя по волосам. В этой ласке есть что-то странное, едва уловимо напоминающее то, как чешут за ухом послушную собаку. Айзек списывает такие странные ассоциации на то, что вино слегка даёт в голову.
— Почему вы мне помогли? — всё же решается задать вопрос Айзек, но голову не поднимает, не пытается взглянуть на мужчину.
— Считай это инвестицией, — лениво отвечает Питер. Лейхи всё же изворачивается, чтобы посмотреть в спокойные голубые глаза.
— Едва ли я хорошее вложение, что бы вы не имели в виду, — тянет Айзек, не совсем понимая, о чём говорит мужчина. Питер едва ли может получить что-то полезное от него, разве только помощь в сокрытии трупа. От промелькнувшей мысли становится немного страшно и немного стыдно, а понимающая ухмылка Питера только усугубляет ситуацию. Он же не может читать мысли, верно? Просто в его глазах, холодных и расчетливых, есть какие-то странные, ненормальные искры, вполне подходящие маньяку.
— Я не собираюсь причинять тебе вред, волчонок, — усмехается Питер, а Айзек старается пропустить мимо ушей странное прозвище. — Думаешь, я не способен просто помочь человеку, явно оказавшемуся в трудной ситуации?
— Вы сами сказали, что это инвестиция. С меня вам едва ли удастся что-то полезное поиметь, — Лейхи настороженно пожимает плечами.
— Сейчас — да, — согласно кивает Питер. — Но ты не можешь утверждать то же, если мы говорим о будущем. Считай это долгосрочным вложением.
Айзек сам не понимает, как так получается, что губы Питера мягко касаются его рта. От мужчины пахнет свежим воздухом, немного вином и одеколоном. Целуется он так, будто у него есть всё время мира на это, медленно и чувственно, заставляя Айзека забыть обо всём на свете. На его плечо удобно положить голову — Питер это позволяет, но не отрывается от мягких, покрасневших губ Лейхи, зацеловывая его.
Айзек едва слышно довольно мычит в губы Питера, цепляется пальцами за его рубашку, сминая её на плече, и позволяет целовать себя, пуская язык мужчины глубоко в рот и не пытаясь отстраниться даже когда воздух заканчивается. Питер все ещё не спешит, позволяет подростку глотнуть кислорода, а после вновь занимает его рот, мучительно медленно лаская его. Айзек чувствует дурманящее возбуждение и дергается в сторону, испуганно смотря на Питера, когда тот укладывает ладонь на его затылок, не давая отстраниться далеко.
— Брось, волчонок, я могу о тебе позаботиться, — вкрадчиво обещает Питер. — Расслабься, — его шёпот вкрадчивый и соблазнительный, он душит в Айзеке все сомнения, заставляя медленно, всё ещё неуверенно опуститься обратно, прижаться к горячему боку Питера и прикрыть глаза, позволяя вновь утянуть себя в поцелуй.
Айзек чувствует, как горят губы от длительной ласки, как румянец разливается по щекам, и, наверное, позволь Питер хотя бы одно замечание по поводу его внешнего вида, Лейхи бы сбежал. Но Хейл молчит, тянет юношу на себя, помогая забраться на колени, гладит по сгорбленной спине и медленно уничтожает всю неуверенность Айзека, заменяя её желанием. Его рукам просто хочется подчиняться, прикосновения Питера делают несущественными все проблемы, отодвигают на последний план отца, школу, всю жизнь Айзека, давая ему забыться.
— Только без следов, — испуганно произносит Лейхи, когда Питер опускается к его шее, цепляет бледную кожу зубами и тихо, утробно рычит. Айзеку не хочется думать о том, что это может значить. Питер понятливо кивает, позволяя юноше вновь расслабиться. Короткие, едва слышные стоны срываются с губ, Айзек не пытается их контролировать, только вплетает пальцы в волосы мужчины и запрокидывает голову, безотчетно притираясь бедрами к Питеру.
Хейл скользит ладонями под футболку Айзека, выпутывает юношу из ненужной тряпки и с восхищением оглядывает его тело. Лейхи ничего не может с собой поделать, отводя взгляд и стыдливо хмурясь. Хочется прикрыться, отвлечь от себя внимание, но Питер цепкими пальцами ловит его за подбородок и заставляет столкнуться с холодной сталью его глаз, в глубине которых плещется похоть.
— Ты ангел, Айзек, — вкрадчиво произносит Питер, не оставляя Айзеку ни шанса на отговорки и отрицание. Юноша думает о мраморных статуях с кладбища, всегда холодных, безжизненных, но неизменно прекрасных.
Айзеку приходится вцепиться пальцами в плечи Питера, когда тот решает подняться. Мужчина идет уверенно, прекрасно вписывается во все повороты, а Айзек только и может, что хныкать в его губы, пытаясь прижаться как можно плотнее и получить больше, чем простые поцелуи.
Одеяло, на которое его опускает Питер, приятно холодит кожу, даже немного отрезвляет, но Питер будто издевается, медленно расстёгивая рубашку и внимательным взглядом изучая лицо Айзека. Тот смотрит во все глаза, даже дышать перестает, а сердце заходится сладким, сбивчивым ритмом. На губах Хейла уже привычная усмешка, самодовольство сквозит в глазах. Но и оно исчезает, когда Айзек изгибается под его руками, красиво выстанывая его имя, стоит Питеру только коснуться его паха.
В глазах мужчины пляшут алые искры, хотя Айзек не готов утверждать это со стопроцентной уверенностью, потому что его конкретно ведёт. Айзек касается чужого тела несмело и медленно, ведёт кончиками порнографически длинных пальцев по груди Питера, обводит литые напряжённые мышцы и тихо охает, когда Хейл накрывает его своим телом, вжимая в постель. Поцелуй, ещё более голодный и глубокий, выбивает из головы последние мысли, Айзек бесстыдно разводит ноги и шепчет, умоляет прямо в чужие губы.
По худым бедрам Айзека легко стянуть домашние, великоватые ему штаны — Питеру даже не приходится отрываться от красных, саднящих губ юноши. Айзек нетерпеливо вскидывает бёдра, смотрит мутным взглядом и умоляет-умоляет-умоляет, отзывчиво выгибается, когда Питер ведёт губами по отчётливо выступающим рёбрам, восхитительно кричит, стоит Питеру укусить его. Айзек чувствует, что мужчине нелегко даётся отстраниться, не пропороть кожу клыками, но это юношу совершенно не волнует. Он тянется дрожащими пальцами к ширинке Питера, но мужчина и этого ему не позволяет — перехватывает руку и медленно, с заметным наслаждением погружает длинные пальцы в рот, сосёт так, что Айзек неловко сжимает бедра, боясь кончить, и смотрит прямо в глаза.
— Пожалуйста, — Айзек не узнает собственного голоса, слишком хриплого, слишком тихого, слишком умоляющего.
На этот раз Питер не сопротивляется, когда юноша укладывает свои ладони на его бёдра, нервно сжимает пальцами, а после старается быстро справиться с ремнем и ширинкой. Питер ждёт, рассматривая лицо Айзека и только этим заставляя его дышать тяжелее. Впрочем, он всё же помогает стянуть с себя брюки, после вжимаясь в юношу обнаженным телом, заставляя судорожно всхлипывать от влажных поцелуев и сильнее разводить ноги.
Мужчина обводит пальцами губы Айзека, смотря в его мутные, подёрнутые дымкой желания глаза, и скользит в его рот. Айзек сосёт усердно, прикрывает глаза, смущаясь пристального взгляда, но руку Питера придерживает за запястье, увлажняя пальцы.
— Хороший мальчик, — усмехается Питер. Айзек льнёт ближе в поисках поощрения и получает ещё один долгий, тягуче-сладкий поцелуй.
Пальцы Питера оказываются на члене Айзека, заставляя юношу с коротким стоном выгнуться, прижимаясь к мужчине ещё ближе, но продолжения необходимая подростку ласка так и не получает. От насмешливости в пристальном взгляде юноше хочется сбежать, но его держат за бедро и не позволяют даже свести ноги.
— Расслабься, — вкрадчиво просит Питер, обводя кончиками пальцев сжатое кольцо мышц. Айзек вздрагивает, но подчиняется, поворачивая голову и пробуя спрятать лицо в подушке.
Питер не позволяет.
— Смотри на меня, — сейчас Айзек готов поклясться, что слышит в голосе мужчины рык, но это только подстёгивает его, заставляя подчиниться. У Питера прекрасные льдисто-голубые глаза, красивое лицо и губы, уже покрасневшие от поцелуев — Айзек невольно начинает гордиться собой.
Один палец Айзек принимает легко — морщится сначала, опасаясь болезненных ощущений, но быстро расслабляется, когда Питер накрывает его член ладонью, медленно, даже как-то лениво лаская его. Айзек дрожит, нервно кусает губы и тянется руками к плечам Хейла, не зная, чем ещё себя занять. Кожи Питера приятно касаться, она гладкая и горячая, под ней напрягаются и перекатываются мышцы, а у Айзека от этого даже пальцы на ногах поджимаются — перед ним как будто хищник, опасный, но сейчас так заботливо растягивающий его.
Два пальца заставляют Лейхи распахнуть глаза и сжать зубы на плече Питера, тут же в знак извинения зацеловывая это место. Тянущая боль заставляет напрягаться и зажиматься, уговоры и шёпот на ухо не особо помогают. Питер тихо, утробно рычит, вжимаясь в тело юноши и не давая ему даже взглянуть на своё лицо. Айзека вопреки всем ожиданиям пробирает волной возбуждения, которая мурашками спускается по позвоночнику, заставляя его красиво изогнуться, насаживаясь на пальцы Питера.
О третьем пальце Айзек просит уже сам, его голос дрожит от смущения, но Питер даже не даёт ему договорить, накрывая влажные губы ещё одним поцелуем, на этот раз жадным и нетерпеливым. Айзек честно старается расслабиться быстрее, потому что боится кончить от одних лишь пальцев Питера, от одной мысли о том, что он, чёрт возьми, собирается отдаться мужчине, которого едва знает. Айзек уверен, что это не должно возбуждать его так сильно, но с реальностью трудно спорить.
Лейхи уже даже не краснеет, когда Питер вытягивает свои пальцы, с долей восхищения рассматривая лежащего под ним юношу. Он не сдерживает стон, громкий и просящий, когда Питер медленными, короткими толчками заполняет его. Айзек не пытается возразить, когда сильная ладонь ложится на его шею, сдавливая наверняка до синяков и заставляя повернуть голову, открывая шею в жесте совершенного доверия.
Питер вдавливает его в кровать всем весом, не дает двигаться — только позволяет скрести короткими ногтями по спине и стонать так, что Лейхи в будущем точно будет неудобно перед жителями всего дома. Движения мужчины глубокие и грубые, он вылизывает подставленную шею, но меток не ставит, а это единственное, о чем Айзек ещё помнит. Хотя даже эта мысль быстро ускользает из сознания, которое расплавленным золотом заполняет удовольствие и желание подчиняться.
Воздух в комнате жаркий и тяжёлый, Айзек не уверен в том, что вот-вот не потеряет сознание, потому что Питер не даёт ему даже нормально вдохнуть, срывая с губ всё новые и новые стоны, прижимаясь так, что рёбра отзываются болью. Айзек искренне балдеет от этого, с наслаждением царапает напряжённую, влажную спину и уже не пытается отмахнуться от ассоциаций с хищником. В конце концов, Питер берёт его именно так — по-животному подминая под себя, требуя подчинения и доверия. Айзек готов, только рад, на самом деле, — подставляется с неподдельным желанием, принимает всё, что Питер готов ему дать, просит голосом, взглядом, телом, призывно облизывается и впивается зубами в плечо, когда его сдвигают чуть выше.
Резкое, яркое удовольствие выламывает тело Айзека неожиданно даже для него самого. Горло саднит от громкого, протяжного стона. Но Питер не останавливается, укладывает ладонь на живот Лейхи, размазывая сперму по подрагивающему животу, и двигается ещё резче, выбивая из обессиленного Айзека беспомощные стоны. Айзеку кажется, что он просто сойдет с ума или задохнется. Или что его сердце не выдержит подобной нагрузки, потому что ощущений слишком много.
У Питера ярко-алые глаза — сейчас Айзек готов кому угодно это доказывать. У Питера совершенно нечеловеческий, громкий рык. Ещё, возможно, у Питера когти, которые прорывают постель в паре сантиметров от плеча Айзека. Только вот Айзеку плевать — он всё равно смотрит с восхищением, тянется тонкими длинными пальцами к лицу Питера и сжимается вокруг его члена, чувствуя его пульсацию и горячую сперму внутри себя, а после ласковый, тягучий поцелуй.
Айзеку хочется задать миллион вопросов и стребовать с Питера миллион обещаний, но он поддается желанию хотя бы на секунду прикрыть глаза и отдышаться.
Только когда в следующий раз Айзек открывает глаза — рядом никого нет. За окном серый рассвет, в постели холодно, всё тело нещадно ноет, а горло болит так, будто у Лейхи снова ангина. Склонность к самобичеванию и сомнения не дают Лейхи провести в пустой квартире и часа — он всё же пишет короткую записку, которую оставляет на кухонном столе, но в школу предпочитает не опаздывать.
От Питера нет никаких вестей, он не появляется на пороге дома, не встречает у школы, даже не ловит на улице. Айзек узнаёт, что даже в своей квартире он больше не появляется.
Айзек почти уверяет себя в том, что это была галлюцинация. Но потом в его жизни появляется Дерек.