Поиск

Она умирает. Невозможно не умереть — рано или поздно. В этот раз — не так, как в предыдущий. Не надолго. Не навсегда. Но это снова отвратительно. Впредь она старается быть осторожной, но ей вновь не удаётся избежать этого. Тошноты прерванного существования. Втайне она боится, что однажды, вернувшись, окажется слепа — как после её самой первой смерти, которая на самом деле не была смертью. Пламя заката проходит сквозь пряди, Серебро становится темной медью. Я иду к тебе в дурацком наряде, Укрывая в лохмотьях метку бессмертья. Она, конечно же, меняет имена, но однажды — брошенное второпях, никому уже не понятное, но короткое и четкое «Кайра. Кайра Тал» вдруг то ли прикипает, то ли примерзает к ней — накрепко. И даже неважно, что Кайра — сказочное чудовище Кхура, полуженщина-полуптица, убивавшая затерявшихся в песках путников, а «Тал» значит «ангел» на одном из забытых языков Колхиды. Что ж — грань между ангелами и демонами порой так тонка... Там, куда я приду, будет только покой, Будут руки твои, прикасаясь легко, Исцелять мои раны на истерзанном сердце… Будет право забыться, будет право согреться У живого огня. На варп-катере, принадлежащем её отряду, её любовно отобранной команде (мера исполнения желаний заказчика ограничена только его бюджетом и фантазией) есть один груз, о котором команда никогда не узнает. Она достаточно разумна, чтобы хранить его в герметично закрытом контейнере. Ей пришлось тогда надолго задержаться на Нуцерии — мёртвом выжженом мире, — но, в конце концов, она отыскала каплю в море, песчинку в пустыне, нужное тело среди тысяч ненужных. Кайра не знает другого: достанет ли ей хоть когда-то искусства, чтобы найти в имматериуме одну-единственную душу. Варп беспределен, а ей никогда не стать настолько могущественной, как Эреб. Впрочем, этого и не требуется. При всех доставшихся ему от богов дарах, Эреб никогда не смог бы отправиться туда — и вернуться. Но он — тот, кто нужен ей — уже возвращался единожды. Я называю запретное слово, я шагаю в волны великого моря, И со звоном рвутся оковы былого, и бессонные чайки послушно вторят Кратковременной муке заведомой смерти, бесконечному крику иного рожденья! Я иду по волнам в догорающем свете, опасаясь поверить в своё отраженье. Она стоит одна перед обзорным экраном в рубке собственного корабля. Она — и открытый гроб ангела Императора. Несущего Слово. Еретика. «Знаешь, это назвали ересью». Все должные жертвы принесены, и эхо их гибели ещё пылает на изнанке мира. Ей ещё ни разу не приходилось убивать себя. Но она не колеблется. В конце концов, ей нужно вернуть ему имя.