* * *
Лео встречает Элиота на вокзале, вместе с Найтреями. Ах, знал бы Элиот, скольких трудов, споров и нервов Лео стоило остаться здесь и «испортить долгожданное семейное воссоединение своим присутствием». А хотя нет, лучше ему не знать, иначе смех с радостными улыбками и приветствиями превратится в ссору очень быстро, и родственники Элиота невзлюбят Лео еще больше. Если это вообще возможно. «Удивительно, — думает Лео. — Как они так могут?» Он смотрит на Ванессу, что, обнимая, прижимает брата к своему драповому пальто, смотрит на Эрнеста, что хлопает зажатого в объятиях Элиота по спине, и никак, никак не может понять... Они будто и не кричали на Лео две минуты назад. Когда очередь доходит до Лео, он замирает, улыбаясь. В груди жмёт нетерпением. Элиот делает шаг первым и обнимает Лео очень крепко. Ещё бы чуть-чуть и Лео услышал бы хруст собственных рёбер. Но эти объятия замёрзших на морозе рук и уткнувшийся в плечо тоже холодный розовый нос согревают лучше всего на свете. Ванесса фыркает и брезгливо отворачивается, смотря всё равно куда, только не на этих двоих. Эрнест наоборот продолжает сверлить взглядом. — Могли бы быть снисходительнее хотя бы сегодня, — замечает Клод. Но ответом ему служат две пары недовольных, похожих безумно, глаз. — Я очень рад тебя видеть, — шепчет Лео. То время, пока Элиот учился, Лео ужасно скучал. Ему не было скучно — рядом находились книги, горы домашнего задания, ещё кое-какие хлопоты, и скучать было просто некогда. Но Лео скучал. Без Элиота он чувствовал себя донельзя одиноко даже последний месяц, после знакомства с Озом. Говорить или думать такое по отношению к Озу несправедливо — Оз весёлый, общительный и умный, заскучать с ним просто невозможно, но без Элиота Лео не чувствовал себя целым. — Я тоже рад, — улыбается Элиот. Неделя с Элиотом проходит быстрее одного дня без него. И хотя большую часть времени Элиот проводит с семьей и часов, проведенных с самим Лео, куда меньше, Лео радуется. Сегодня Элиот заявил о том, что свободен на весь день так, будто бы Лео этого не знал. Они же планировали всё вместе! И удивляться нужно было бы в том случае, если бы Элиот свободен не оказался. — Я рад, — не врёт Лео. Не врёт, но радовался бы ещё больше, не будь сегодня Новый Год и не иди они никуда. А всё потому, что в Лео вдруг проснулся внутренний затворник. Захотелось остаться дома, максимум — с Элиотом. Ах, куда же этот затворник девался, когда Лео обещал, что придёт? Теперь его там ждут, даже если он засчитал себя четвертым лишним. Одно радует — Лео идёт, зная, что в сумке у него есть маленькое сокровище — подарок Элиота — электронная книга. Если что вдруг, она и скрасит скуку, и спасёт от неуютного чувства, что Лео там быть не должно. Вообще, книги — незаменимая и многофункциональная в доме вещь. Сам Лео не считает Новый Год чем-то особенным, но так считает Элиот. И поэтому, когда они едут к Винсенту, Лео спрашивает: почему Элиот предпочёл праздновать такой праздник в окружении не родных Найтреев, которые вырастили его, а двух приёмных братьев и его, Лео? Остановившись на светофоре, Элиот вполне искренне и ясно объясняет, что и за кровными Найтреями соскучился тоже и не против отпраздновать и с ними, но именно сегодня его больше тянет к другим. В конце концов, никто ведь не запрещал праздновать праздники в кругу больше друзей, чем родных? А с Найтреями он спокойно отпразднует Рождество. Лео поражается Элиоту. Несмотря на такое... отношение к нему родственников и постоянные их замечания в сторону Лео, Элиот продолжает любить их. Должно быть, Лео просто не видит всего спектра, вот и всё. Хлопают двери машины. Лео и Элиот оставляют на снегу следы ботинок. У Лео чуть меньше по размеру, чем у Элиота, но обе пары рядом и в одном направлении. А по сторонам — многоэтажки и заведения. Их крыши тоже в снегу, в окнах жёлтый свет, а на стенах гирлянды. Рядом ёлки с игрушками, фальшивые бородатые дедушки, и неудивительно, что атмосфера праздника создаётся так легко и чувствуется почти физически. Лео шмыгает носом. Его руки и лицо очень замерзли, а с каждым выдохом изо рта вылетают облака. Но и здесь есть плюсы — благодаря морозу щеки Элиота густо покраснели. — Ты очень забавный, когда краснеешь, — говорит Лео и останавливается, садится на корточки. — Знаешь, я бы даже назвал тебя принцессой. Элиот, теперь красный совсем не от мороза, тоже останавливается и оборачивается на Лео: — Я н-не принцесса! Это мороз же! Ты тоже... Лео запускает снежком в Элиота и смеётся тихо и коротко. Встаёт. — Лео! — Че-его? Элиот начинает рассказывать о том, что Лео уже не ребёнок, что называть парней по-женски — не дело и что в гости надо заявиться не испачканным в снегу, но Лео-то знает: не иди они сейчас никуда, получил бы сдачи таким же способом. А если нет, то после ещё пары снежков точно. И плевать, что уже не дети. «Боже, а давай никуда не пойдем?» — Конечно мороз. Всё мороз, — кивает Лео. Он складывает руки за спиной и ровным шагом идёт дальше, мимо ушей пропуская ругань Элиота, который стоит сзади и отряхивает куртку от снега. Они поднимаются по нескольким ступенькам и заходят в подъезд. Поднимаются по лестничному пролёту, и Элиот заканчивает бурчать, только когда замечает лист на дверях лифта с чёрным по белому предупреждением: «не работает!» Лео знает, что подниматься по лестнице — не самое приятное занятие. Но деваться некуда. А всё затворник!.. Ступенька за ступенькой они проходят мимо стен, кое-где обрисованных краской из баллончиков, и ступенька за ступенькой приближаются к цели. В итоге у Лео чуть сорвалось дыхание, руки и лицо отогрелись, спине стало жарко, а очки запотели. И голод напоминает о себе — в животе урчит. — Пятнадцатая или шестнадцатая? — Лео снимает очки, достаёт платок и вытирает стёкла. Элиот смотрит на правую и левую двери поочерёдно. К Винсенту идут впервые, и чтобы вспомнить точно, нужно время. — Шестнадцатая, — с опозданием отвечает он. Элиот тянется к звонку, жмёт круглую кнопку большим пальцем. Звучит сигнал. Лео возвращает очки на нос, поправляет челку, и дверь открывается. Из-за неё выглядывает Винсент. Его золотые волосы, рассыпанные по плечам, выглядят удивительно опрятно, а в руке он держит тёмную резинку для волос. — Заходите, — он распахивает дверь шире и отходит, давая место гостям. Элиот закрывает дверь, здоровается, а Лео кивает Винсенту, и тот улыбается, собирая локоны в хвост. Лео считает, что так Винсенту намного лучше, но в свою очередь завязывает волосы крайне редко — если только в невыносимую жару. — У вас лифт сломался, — говорит Элиот. — Эхо не придёт? Воздух внутри намного теплее, а от их с Лео ботинок в прихожей остаются мокро-грязные следы. Лео поправляет воротник свитера и проходит вперед, шагая в гостиную. Первым в глаза бросается стол, укрытый светлой скатертью. Все мелкие статуэтки в шкафах Лео замечает только когда обходит стол и садится на мягкий диван. Винсент и Элиот заходят следом: Элиот садится рядом с Лео, а Винсент опирается спиной о стену. По его правое плечо висит абстрактная картина. «Её, — говорил Винсент когда-то, — терпеть не могу, но и снять тоже — без неё комната смотрится пустой». Смотря на неё, Лео вдруг чувствует, что ему здесь нравится. В плане интерьера, атмосферы, расположения мебели и всего в общем. — Эхо не смогла приехать, — отвечает только теперь Винсент. Не будь он таким искусным актером, в его глазах отразилась бы тень грусти. Винсент познакомился с Эхо несколько лет назад, но сейчас она работает за границей, и не виделись они ощутимо давно. Никто не понимал, что Винсент нашел в Эхо и почему они, совершенно разные, поддерживают связь. Но что-то, раз всё так, задевает их друг в друге. Чувствует ли Винсент себя не целым, когда Эхо нет рядом, как чувствует себя Лео без Элиота? С щёлканьем застёжки Лео открывает сумку. Достаёт нечто плоское, совсем непохожее на книгу, с экраном и кнопкой на правом ребре. Безнадежно хочется поднести это нечто к лицу и вдохнуть до легкой боли в груди, но Лео понимает, что запаха не ощутит. Он нажимает на кнопку и выбирает название из списка, закаченного ранее Элиотом. Принимается читать с черно-белого экрана, который не отдаёт старой желтизной. «Но смысл-то тот же», — говорит себе Лео. И это так. Почти сразу у него получается погрузиться в текст и бессовестно оставить Элиота наедине с Винсентом, с которым, говорил он только сегодня, «часто становится неуютно». Лео понимает смысл таких слов — нередко с Винсентом откровенно интересно разговаривать, но это не отменяет его непредсказуемости. Едва Лео начинает читать третью главу, как дверной звонок вновь звенит. Винсент уходит, и скоро из прихожей слышится возня. Гилберотовское «Винс, да разве так можно?!» и чьё-то до жути знакомое «Брунгильда, ну не плохо же получилось!» До чего же Лео удивляется, когда видит Оза. — Оз! Он улыбается и ощущает недоумение рядом сидящего Элиота. — Ле-ео? — Оз моргает, а потом широко улыбается и в несколько широких шагов оказывается рядом, обходя стол. Он протягивает Лео руку, и они здороваются. Так же тянет руку и Элиоту, представляется притворно-официозно, по имени и фамилии, но Элиот жмёт руку Оза как-то быстро и уходит, стоит только увидеть в дверях Гилберта. Они обнимаются, но тут же Гилберт получает по голове с довольно серьёзным: «Опоздал, дубина!» — Это Элиот? — спрашивает Оз, заинтересованно глядя на Элиота. — Да, — кивает Лео. — А ты как здесь?.. — Я с Гилбертом пришёл, — садится около Лео Оз. — Мы с Винсентом давно знакомы, и он... Причину не объяснить, но от Оза ощутимо веет летом, и слушать его приятно. Лео слушает внимательно, но при этом не забывает поглядывать на Элиота. Тот действительно рад Гилберту. А Гилберт сдаёт Винсенту пластиковый контейнер и принимает обратно уже тарелку. История Оза кажется удивительной, и Лео в очередной раз понимает, насколько тесен мир. Наверное, поэтому он ценит моменты одиночества — их бывает так мало. Подходят Найтреи. Гилберт выдыхает и опускает на стол одну лишь тарелку оливье, которую до этого всё время держал в руках. Оз складывает губы так, будто собрался свистеть, и поднимает глаза к потолку: — Лучше, чем ничего. — Это что... Всё? — спрашивает Лео. Все знают, что, если требуется приготовить что-то на праздник, — Гилберт справится. Но чтобы вот столько, да на четверых людей?.. — Я готовил больше, — говорит Гилберт. — Но пока я... — он смотрит на Оза. — Пока мы с Озом поднимались по лестнице, большая часть блюд осталась на ступеньках. Пришлось выбросить. Гилберт выглядит растерянно-виноватым, а взгляд его так и кричит о потраченном зря времени и силах, о потерянных произведениях искусства кухни. «Хорошо встречаем Новый Год, Гилберт, — думает Лео. — Прекрасно… Так его и проведём». — Благо, у Оза с собой были салфетки, - добавляет Гилберт. — Ключевое слово «были», — кивает Оз. Лео снова щёлкает застёжкой сумки, выключает и прячет книгу. История тянет к себе, но с момента появления Оза хочется раскрыться, на немного стать частью компании и праздника в целом. На немного, больше не нужно. — Если будем много пить, — говорит он, — еда не поместится. Оз смеется, а Гилберт хмурится и мрачнеет: для него такой вариант не подходит, а иначе курантов он дождаться не сможет. Конечно, Лео пошутил. Но если бы и нет, с алкоголем у Винсента туговато: пара бутылок шампанского и одна коньяка. И даже если вычесть Гилберта и прибавить одинокое оливье — не хватит на нескольких человек. — Ну так это не проблема! За алкоголем же можно сходить! — энергично заявляет Оз. А когда Гилберт тактично напоминает о себе кашлем, Оз добавляет потише: — Ну а Гилберт... Ему мы отдадим всю тарелку оливье. — Так не пойдёт, — отказывает мягко Винсент. У Винсента вообще всё мягко. Не всегда правдиво и правильно, но всегда мягко. Только Гилберт когда-то рассказывал Элиоту, что Винсент таков не всегда и что бывает разное. Но тему быстро замяли, и для Лео Винсент остался вот таким вот, какой он сейчас, потому что другим его видеть не доводилось. В итоге тему салатов и алкоголя тоже закрывают, делят оливье и начинают беседу. Винсент поглядывает на Оза и извиняется перед братом, вплоть до объятий. А Оз всё пристаёт и пристаёт к Элиоту, желая разузнать о нём больше. Элиот злится и отвечает кратко, на что Оз улыбается и задаёт новые вопросы, а когда у Элиота кончаются ответы — Оз начинает рассказывать о себе. Потом меняются местами: Гилберт в неспешном темпе разговаривает с Элиотом и иногда задаёт вопросы Лео, а Винсент говорит с Озом. Их беседа, по большей части из-за Оза, звучит оживлённо, и из их разговора Лео отчётливо выхватывает фрагмент: — Спасибо, Винс, Гилберт правда не такой страшный, как мне казалось. — Пожалуйста. Я же говорил, он такой только на фотографиях. Лео становится частью компании, как того и хотел, но вместе с тем большую долю времени остаётся наблюдателем, изредка только отвечая Гилберту, вставляя пару слов. — Вот что, — всё с тем же энтузиазмом заявляет Оз спустя время. Все обращают на него взгляды. Один только не до конца одобрительный — Элиота. Набрав полные легкие воздуха, Оз предлагает не праздновать здесь, а отпраздновать снаружи. Да, холодно. Ну и что? Зато можно зайти куда-нибудь и поесть, да и много чего ещё. Лео замечает, как ожили взгляды Винсента и Гилберта. — Командовать вздумал, Безариус? — складывает на груди руки Элиот. Оз реагирует на удивление спокойно: моргает и улыбается хитро. Ещё немного, и получился бы оскал. — Слабо? — Слабо? — не понимает Элиот. — Да, — кивает и ставит руки на бока Оз. — Слабо. Сорваться и пойти вот так. Так глупо, что хочется улыбаться. В таких случаях на слабо не берут — и брать то нечего, это же не прыжок с парашюта. Но Элиот... не может допустить, чтобы кто-либо из присутствующих здесь решил, что он слабак. Уж Лео то знает. Как знает и то, что Элиот не слабак. Последнее, впрочем, знают почти все здесь. В итоге они выходят. Почти у всех на шеях висит блестящая мишура. У Оза и Винсента поверх шарфов. Выбор мишуры у Винсента маловат, но не это важно: важно настроение, создаваемое её наличием. Свою шею Гилберт оставил пустой, но всё равно попал под раздачу: на лоб ему нацепили дождик, словно повязку хиппи, а в руки сунули пакет с шампанским. Спуск с лестницы оказывается совсем не таким, как подъём. И вовсе не потому, что спуск — это спуск. А потому, что это происходит под всеобщие реплики: — А куда пойдём? — Я знаю одно место... — Оо-о, Лео, не там ли это, где ты в фонтан книгу уронил? — Мне до сих пор её жаль. — Брунгильда, выкинь эту гадость! — Но я курить хочу! — Гил, я тебе давно говорю — бросай. Дверь подъезда открывается с тихим скрипом, и в лицо ударяет холод. На белом покрывале снега уже натоптано, и следы Лео с Элиотом, а позже Гилберта с Озом, уже почти затерялись. Ярко освещают дорогу фонари, но и из-за них же нельзя разглядеть звёзд на небе. — Мы с Лео на машине приехали, — намекает Элиот. — Но здесь совсем недалеко, — говорит Винсент и поправляет шарф с блестящей, колючей лентой. — За десять минут дойдём. Вокруг витает незабываемая и дружная атмосфера. Это то, думает Лео, что люди называют новогодним настроением. Вот только проблема: от Элиота продолжает веять напряжённостью. Лео пинает холмик снега и подходит ближе к Элиоту, чтобы идти с ним, а заодно и сказать: — Расслабься, Элиот. — Я не могу, меня... — Оз напрягает? Элиот цокает языком. — Он мой друг, — самую малость твёрже говорит Лео. — И совсем не плохой. Отнесись с пониманием. Но пока с пониманием относится только Лео, отчётливо видя банальную причину такого поведения, — ревность. Элиот бы сам в этом ни за что не признался, но это так и это нормально. Нелегко делить с кем-либо друга. Тем более, лучшего друга. А тем более такого друга, каким Лео для Элиота является. Заведение, куда направлялись, оказывается закрыто — здесь просчитались. Желудок у Лео снова бунтует. Крохотной доли салата он будто и не ел. Выход находится довольно быстро — они просто покупают десерт, несколько пластиковых стаканчиков, пару бутылок воды, а потом размещаются на скамейке. Озу уже собираются налить шампанского, как вдруг он заявляет, что хочет поддержать Гилберта этим вечером, и протягивает стакан к нему, за водой. Довольно вкусный десерт и щедро украшен кремовыми цветами. Это ни за что бы не сравнилось с теми сладостями, что умеет печь Гилберт, но всё равно вкусно. Выпивают одну бутылку и только потом идут дальше. Лео знает ту часть города: летом большое количество льющих воду фонтанов, хотя бы в один из которых грех не залезть и не искупаться. А ближе к летним вечерам, когда уже достаточно темно, где-то под фонтанами включается подсветка, и вода становится разноцветной. Залезть в такую хочется ещё сильнее — она кажется не меньше, чем магической, — но к тому времени обычно уже холодно. Сейчас, с лёгким хмелем в голове, Лео не стал бы волноваться за здоровье, поддался бы порыву и искупался в цветной воде. В конце концов, когда, как не в Новый Год поддаваться безрассудным порывам? Дорога там выложена плиткой и среди фонтанов стоят одни огромные часы, что бьют каждый час, да как громко. Там хорошо, Лео там нравится, но он ни разу не бывал там зимой. Интересно, как там? — Оз! — зовёт Лео. Тому приходится прервать беседу с Гилбертом и обернуться к Лео. — Оз, а ты уже дочитал новый том «Святого Рыцаря»? Это — отправная точка. И если не к их с Элиотом дружбе, то хотя бы к взаимному знакомству. С чувством выполненного долга и улыбкой на губах Лео пристраивается около Винсента с Гилбертом. Винсенту скоро звонят, он отходит. Какое-то время Гилберт и Лео идут молча. Позади остаются здания горящего праздником города. Из-за шампанского Лео немного ведёт. Он упрямо держится увереннее, но со стороны, — понимает, — опьянение заметно. От Гилберта веет сигаретным дымом. Едва уловимым, правда, из-за того, что нос Лео опять замёрз и плохо чувствует запахи. — Ого, — первым заговаривает Гилберт, оборачиваясь. Там спорят насчёт любимых персонажей Элиот и Оз. — Они общаются? — Они смогут поладить, — отвечает Лео. — Думаю… Только нужно время. А ты с Озом?.. Гилберт поправляет колючую для лба мишуру и достаёт сигарету. Смотрит на Лео, а когда тот говорит, что, да, не против, закуривает. Делать это с бутылкой в руке очень неудобно, но Гилберту это удаётся. — Оз... В нём определённо что-то есть, — Гилберт затягивается, и краешек сигареты светится ярко оранжевым. — Он интересный. Лео кивает, и они замолкают, больше не перекинувшись ни фразой. Винсент возвращается, и Лео снова принимает роль наблюдателя. Он больше не жалеет, что пришёл, и не желает уйти. Странно, но здесь, на улице, что окутывает холодом, в компании... Лео чувствует себя по-домашнему тепло. Он снимает с шеи дождик, обматывает тот вокруг кисти руки и поднимает глаза к верху, щурится. Небо сплошь усыпано звёздами, а по правую сторону расположился полумесяц. Воздух чистый и холодный, а с дороги, оставшейся позади, иногда доносится шум машин. Всей компанией они останавливаются около большого фонтана. Зимой ни один фонтан не работает, но Лео так отчётливо помнит прогулку здесь в тёплое время года, что ему слышится шум воды. Зимним же вечером здесь всё сверкает снегом и фонарями, и это тоже похоже на волшебство. Безрассудно искупаться в фонтане и простудиться не получится. — Мне с самого начала не нравился способ провести Новый Год, — тихо признаётся Оз, вышагивая по плиткам на земле. — Просто ты не такой, — пожимает плечами Лео. — Ты... — он прислоняется к бортику фонтана и кивает вокруг, подразумевая всю ситуацию в общем. — Такой. Громко бьют часы. — Уже двенадцать! Начинается суета. Выстреливает пробка шампанского, и напиток льётся по рукам Винсента. Оз и Гилберт берут воду, а остальные протягивают стаканы к Винсенту, и тот живо наполняет их алкоголем. Из-за спешки шампанское проливается мимо, мочит руки, а стаканчики мнутся, но разве важно это сейчас? — Винсент! — слышится между звоном часов. — Винсе-ент! Это издалека зовёт и бежит к ним Эхо. Все удивляются и приветствуют её, тут же выдавая ей запасной стаканчик. Не выглядит удивленным только Винсент, что этот стаканчик наполняет. Лео понимает: это она звонила ему. Винсент прижимает Эхо к своему боку, крепко-крепко обнимает, а Эхо слабо улыбается и тяжело дышит. Гилберт поднимает стакан воды и смотрит с улыбкой на Оза, будто говорит: «Эту безалкогольную жидкость я поднимаю за тебя!» А Элиот смотрит на Лео, как на самое дорогое в его богатой жизни. Может, он и ревнует, пусть так, но такой взгляд делает Лео счастливым, и хочется смотреть и смотреть в ответ. — С новым годом!Часть 1
16 октября 2017 г. в 13:12
На часах почти восемь. Ещё несколько часов и этот год уйдёт, оставив за собой только горсть воспоминаний. Так быстро, очень быстро, с каждым годом всё быстрее, а ведь Гилберту только... Двадцать восемь. Уже?
Свет в комнате гаснет одновременно с кратким щелчком переключателя, и остаются только мигающие огни гирлянд. Экран компьютера тоже не горит — пока Гилберт возился с душем, а потом с горой блюд, что его попросил приготовить Винсент, и чаем, компьютер успел отправиться в спящий режим.
Гилберт садится в родное кресло на колёсиках и подвигается к столу.
Винсент всегда возмущается, что оно, кресло, «слишком растрёпанное, нельзя такое оставлять дома, Гил» и бормочет, осматривая его, что купит брату новое, дай только это выкинуть. Но у Гилберта есть деньги, он и сам может купить себе новую мебель, просто его устраивает. Пара потёртостей не портит удобства, а когда подвигаешься к столу, колёсики не скрипят, как могут скрипеть в первый же день у тех новых кресел за несколько тысяч. В этом, старом, ему хорошо.
Он опускает ладонь на мышь и шевелит ею. Процессор зло шумит, а монитор загорается. Несколько кликов и вот она, родная социальная сеть с прекрасной лентой новостей. Здесь Гилберт не Гилберт, и кроме Винсента — он уверен, потому что брат никогда ещё не выдавал тайн Гилберта, — его никто не знает. «Выбери Имя» — гласит надпись около фото с грозным вороном, на которого Винсент почему-то говорит: «Милый». Из-за чего имя именно такое? Гилберт может дать простой ответ: «Я был не в духе придумывать что-то, так что написал то, что было написано и без меня».
Вот только спрашивать особо некому и отвечать ещё ни разу не приходилось.
О себе-не-себе в интернете Гилберт не стал рассказывать бы и брату, но Винсент не был бы Винсентом, если бы однажды не кинул брату заявку в друзья с прикреплённым сообщением:
«Здравствуй. Подсмотрел имя совершенно случайно. Извини».
Разумеется, не случайно.
Сегодня новостная лента — то немногое, зачем Гилберт здесь, — разочаровывает. В ней не мелькает ни одного рецепта, ни одного стоящего фильма, ни одной интересной истории из жизни. Одни только «с Новым Годом», «праздником», «наступающим».
И одно новое сообщение.
«Могу поспорить, содержание схожее», — думает Гилберт и не ошибается.
От Винсента:
«С Новым Годом, Гилберт! Пусть у тебя всё будет хорошо. А если вдруг что, ты знаешь — я всегда рядом. И да! В десять у меня, помнишь? Элиот очень соскучился».
Элиот. При воспоминании о, пусть и вспыльчивом, но безмерно добром родственнике, внутри теплеет. Они не виделись очень долго — Элиот учился за границей и вернулся только с неделю назад. Увидеться так и не удалось, Гилберт был занят.
В десять. Сейчас чуть больше восьми. Идти недалеко, а значит, можно ещё немного посидеть.
«Я помню, Винс. Не переживай». Сообщение набирается совсем быстро, будто изо дня в день Гилберт работает не со шприцами и документами, ибо врач, а с клавиатурой, как писатель. Но писательство Гилберта началось и закончилось на не шибко приличных рассказах Винсента, найденных под кроватью лет в тринадцать. Интересно, продолжает ли брат писать? Хотя, нет, не интересно. Гилберт и знать не хочет.
Ну а книги… Книги — они не в счёт.
Курсор подвигается к маленькому крестику, и Гилберт собирается закрыть вкладку — сегодня здесь делать нечего. Слышится сигнал нового сообщения, но палец уже нажимает на кнопку. Гилберт чертыхается: он вынужден заходить заново. На этот раз сообщение не от Винсента, от некого Оза Безариуса. С непонятным текстом:
«Брунгильда».
Гилберт хмурится. Он делает это так часто, что к его двадцати восьми годам между бровей виднеется складка, даже когда он не хмурится.
Кажется, это и внимания не стоит. Но Гилберт отвечает, потому что хочет понять:
«Что?»
«Я выбрал, — печатает Оз. — Брунгильда».
Нужно несколько секунд, чтобы «Выбери Имя» понял. Это впервые, когда его ник восприняли так буквально.
«Но я не женщина», — думает смущенно Гилберт и понимает, что пол в профиле таки нужно указать.
Пусть говорит, что хочет, Гилберту до этого дела нет. Он только зайдет на страницу Оза, чтобы понять, почему выбор пал именно на него. Но как бы не так: друзья у Оза скрыты, фотографии тоже, место жительство наверняка фейковое — на Японию сейчас мода. Из не скрытого только пара тёмно-карих глаз-пуговиц, выглядывающих из белого искусственного пушка на аватаре. Гилберт уходит. Почти насовсем, но от Оза приходит следующее сообщение:
«Ну что, Брунгильда, как проходит твой новый год?»
«Весело», — не задумывается над ответом Гилберт.
Не с незнакомым человеком откровенничать. Тем более ему, Гилберту, который если и откровенничает, то очень редко. Его планы только его, всё и всегда в себе.
«О-о-о, да? Рад за тебя! Небось, веселишься там по полной?» — в конце он поставил подмигивающего и до жути страшного жёлтого человечка.
«Нет. Я не пью».
Гилберт нажимает на ввод и замирает, вспоминая с ужасом, как выпил в первый раз.
Тогда-то и было время откровений перед незнакомыми (с одноклассниками трезвый Гилберт тесно не общался) людьми. А ещё время танцев с красавицами класса. А когда все одноклассницы разом отказались, обходя Гилберта за несколько метров и жалуясь, что он им все ноги оттоптал, Гилберт не растерялся и подхватил учителя Барму, танцуя уже с ним. Дальше Гилберт не помнит ничего. Разве только то, что кто-то из Найтреев приехал и забрал его... Как же стыдно! До сих пор стыдно! Лучше бы не вспоминал вовсе.
Гилберт мотает головой.
«А я и не говорил, что веселиться можно, только выпивая. — Пишет Оз. Точка в конце кажется чем-то до жути серьезным, грозным, опасным. — Почему ворон?»
«А почему кролик?»
Гилберт не горит желанием поддерживать диалог, но тот завязывается помимо его воли, удивительно легко. Конечно, сначала все темы подсказывает только Оз, и Гилберт втягивается позже. Но ведь втягивается! И это едва ли не превращается в пьянку без алкоголя, но с откровениями.
За окном совсем темно, но снежные сугробы делают вечер ещё светлее, чем его сделал Оз. Честно признаться, Гилберт не очень хотел идти на встречу, куда позвал Винсент, а теперь, обнаружив такую редкость — достойного собеседника — расхотел совсем. Но не прийти — слишком эгоистично. И Гилберт правда соскучился по Элиоту. Ради Элиота прийти бы стоило.
«Не правда ли есть что-то волшебное в нашей переписке? А под запах мандаринов...»
Дальше Гилберт не читает — ему нестерпимо хочется мандаринов. Так внезапно и из-за чужих слов. Возможно для того, чтобы полностью ощутить атмосферу вечера так, как ощущает её Оз.
Гилберт встаёт, идёт на кухню и отыскивает там пакетик с несколькими мандаринами. Он их не любит и купил только потому, что купили все кроме тех, у кого аллергия. Это... Не столько боязнь того, что его мнение осудят, сколько мера предосторожности от лишних вопросов.
Гилберт возвращается, отвечает что-то Озу и начинает чистить один из мандаринов. Сразу же слышится цитрусовый запах. Оз ничего больше не говорит насчёт волшебных вечеров, проведенных напротив монитора, но зато присылает фото, от которого вместе с припиской сверху перехватывает дыхание. Всего на секунду, но этого достаточно, чтобы Гилберт забыл, что и зачем он чистит и чистит ли вообще.
Чужая кисть, что держит чем-то наполненную чашку, очень красива.
«Поднимаю эту чашку за тебя, Брунгильда!»
Когда за Гилберта пьют, ему всегда не по себе. Сегодня «не по себе» чувствуется приятно.
«Алкогольное шампанское?»
«Вообще-то, это чай. Но какое же ещё может быть шампанское?»
Да уж, в общении с людьми Гилберт за все свои года преуспел.
«Детское», — пишет Гилберт и перед отправкой долго думает. Еловая ветка справа на столе выглядит пустой. Игрушку бы на неё или снежинку. Но Гилберт не умеет вырезать снежинки и не имеет дома игрушек. Он решает: «Нет, это будет слишком». И печатает другое сообщение.
«Думаю, я бы тоже выпил за тебя. Но мне нечего, только мандарины. Сделаю это позже», — ввод.
И только после этого замечает, что не стёр прошлое, не отправленное сообщение. Выходит совсем невразумительно. Стыдно!.. Гилберт терпеть не может ошибаться в переписке, особенно с такими вот, малознакомыми людьми.
«Это мило, — отвечает Оз и Гилберт готов умереть. — Мне приятно».
«Брунгильда» откидывается на спинку не скрипящего стула и накрывает лоб ладонью. Вот в чём, а в фейспалмах он преуспел точно.
— И когда ты уже повзрослеешь?
Через щели между пальцев он смотрит на потолок. Медлит. Садится ровно и печатает. Неспешно, взвешивая каждое слово и перечитывая несколько раз перед отправкой.
«Но зато я курю».
Оз молчит, непростительно долго. Вот он, провал. Наверняка он терпеть не может курящих людей. А тем более, неуклюжих курящих людей. Вот же дубина! Загубил замечательный диалог, хорошего собеседника. И всего парой сообщений!
От того, чтобы убиться головой о стол от печали, Гилберта спасает, словно хирург от смертельного недуга, сообщение.
«Не траву ведь, правда?»
«Конечно, нет!»
«Ох, ох, прости-прости, — Гилберт уверен, что его собеседник насмехается. — Брунгильда, так почему ты празднуешь в одиночестве?»
Гилберт замирает. Нет, разумеется, он не празднует. Но он один. И это...
«Люди ещё не настолько зависимы от техники, чтобы быть в сети, празднуя в компании».
В конце стоит насмешливый смайлик. Гилберт отмечает, что Оз не прав. Настолько зависимы, многие так и делают.
«Я напугал тебя? Прости».
«Не страшно», — только и отвечает Гилберт.
«Брось, я же видел твои донельзя испуганные светло-карие глаза».
Гилберт опять хмурится и не может удержать себя от того, чтобы посмотреть на веб-камеру.
«Шутка», — пишет Оз.
Ну, знаете ли!..
Гилберт берет, наконец, первую мандариновую дольку в рот и кривится, щурится, борется с желанием выплюнуть это. Кислее лимона, ей богу.
«Ты угадал с их цветом».
«Правда? Удивительно! Чувствую себя экстрасенсом».
«Который даже имени моего не угадал», — хочется добавить Гилберту. Но вместо этого он спешит спросить, пока повторно не спросили его:
«А ты? Ты ведь тоже один?»
«С чего ты взял?»
И Гилберт чувствует себя совершенно запутанным.
На столе кожура от мандаринов, внутри неё косточки. На часах без половины девять. «Ещё немного, — думает Гилберт, — и буду одеваться. Иначе опоздаю, заждутся».
«А какие глаза у тебя?» — спрашивает он. Потом представляет, и в голове появляется что-то ярко-солнечное и летнее. Гилберт не видит, ощущает.
«Розовые».
Что? Гилберт смотрит на аватарку — у кролика глаза и правда отдают красноватым, но...
«Но розовых глаз не бывает!» Гилберт стирает поставленный в возмущении восклицательный знак и ставит точку. Отправляет. А Оз не перестаёт шутить.
«Конечно, бывают».
Гилберт вспоминает, вспоминает, вспоминает и... Есть у него один коллега — противный, жуть! — по имени Брейк. Так вот его радужки, иногда может показаться, с отливом розового. Но Гилберт всегда считал, — и считает до сих пор, - что это линзы. Хотя Зарксис часто доказывал, что настоящие, и серьёзно ли — не понять. Не шутливым тоном, но шутливо кусая леденцы, один за другим. Работай Гилберт стоматологом, пришлось бы исправлять ему зубы очень часто.
«Линзы — не глаза» — пишет Гилберт.
А ещё бывают альбиносы — осеняет его. Но он вспоминает руку Оза и понимает, что это не вариант. Шутит Оз или нет, Гилберт знать не знает. Верить не хочется, но и не верить тоже, поэтому он берёт ещё дольку и снова кривится. Проходит какое-то время, прежде чем тема с глазами забывается.
«Брунгильда, а пошли в скайп?» — предлагает неожиданно Оз. А следующим сообщением: «Или сразу на прогулку? Ты где живёшь?»
Гилберт отвечает, где живёт, а вот насчёт встреч и скайпа задумывается. Ему скоро уходить.
«Отлично! — Гилберт почти слышит радость Оза. И плевать, что самого голоса не знает. — Я живу в этом же городе! Скажешь адрес?»
Они, всё же, созваниваются. Гилберт предупреждает, что совсем на чуть-чуть, но Оза это не останавливает. У него не розовые глаза. Глаза точно такие, как Гилберт почувствовал, но намного жизненнее.
— Имя «Брунгильда» тебе явно не подходит, — немного прищуривается Оз, улыбается широко. Его челка на половину закрывает один глаз, наверху давит резинка шапки, и он совсем не выглядит удивленным.
У Оза восхитительный голос. И улыбка. Гилберт только надеется, что не краснеет. Чертовщина, честное слово. Он никогда так не пылал. Ни внутри, ни, впрочем, снаружи.
«Я всегда видел, что на юношей ты смотришь иначе», — вспоминает Гилберт, как улыбался его брат однажды.
— Ты на улице? — это первая нелепость, которую удается из себя выдавить.
— Да, — изображение знатно подрагивает, и Оз оглядывается. Из динамиков звучат салюты и эхом они бьют у Гилберта в окне. — Ищу твой дом.
— Что? Н-но я же даже не выходил!..
— Да-а? — Оз пожимает плечами и улыбается хитро Гилберту. — Упс-с.
Гилберт глядит на время на компьютере и с ужасом осознает, что будильник, на который он смотрел весь вечер, отстаёт. Он опаздывает. Гилберт поднимается с кресла, едва не сметает со стола еловую ветку, замирает и наклоняется к монитору. Хмурится:
— Не уходи, ладно?
А получая кивок в ответ, нажимает на красную кнопку. Изображение Оза исчезает, и Гилберт быстро выключает компьютер. Он уверен, что отыщет Оза. А ещё уверен, что Элиот надаёт Гилберту за его «пунктуальность».
Гилберт включает свет, одевается за считанные минуты, забывает взять любимый шарф и телефон забывает тоже, не забывает только пластиковые контейнеры с салатами, снова щёлкает выключателем и покидает квартиру. С рук всё почти валится, когда он старается закрыть квартиру на ключ.
Если подойти сначала к Озу, то придется объяснять ему, что он не собирался праздновать один. Потом придётся тащить его с собой, ведь...
А разве Оз не праздновал с кем-то?
А, не важно!